Глава - 17. Китай 60-х. - 1

                1.

            Без сомнения, самым главным событием 60-х годов в Китае была так называемая Великая пролетарская культурная революция. Однако, если подойти более основательно, то главное внимание нужно уделить не этому, громкому по внешности, событию, а тому объективному фактору, который лежал в его основе.

     Надо найти этот фактор, правильно обозначить его, посмотреть на его существенные черты и тенденции, а уже затем мы легче найдём объяснение как этой "культурной революции", так и дальнейшему ходу дел в 70-х.
   
      Сразу нужно сказать, что этот текст ни в коем случае не претендует на полную правильность рассуждений и выводов. Взгляды на эту тему различных политических направлений очень отличаются друг от друга, часто до полной противоположности, материалы переполнены противоположными оценками, противоречивыми фактами и большой степенью бездоказательности у всех сторон. Выработать в этих условиях какое-то однозначное, уверенное мнение очень-очень трудно.

     Будем считать, что рассуждения и выводы данного текста являются лишь гипотезой.
               
                - - - -

            Очень жаль, что в моей попытке разобраться в ходе китайской революции получилось такое большое отвлечение в сторону. Это было необходимо, и в результате этого "отвлечения" стало понятно, что Китай оказался один на один с немалыми проблемами своей революции и что эта его одинокость не была случайной.

     Это полезное знание. Но из-за такого долгого отвлечения читающими, конечно, уже забыто всё, что говорилось о ходе китайской революции в прежних текстах. А это плохо, так как правильно понять дальнейшее, не помня предыдущее, не получится.


            Мы оставили Китай в начале 60-х, когда руководители китайской революции встали перед очень большой проблемой.

     То, что было необходимо быстрое развитие производительных сил и ускоренное социальное развитие, китайским руководством, конечно же, понималось ясно. Но дело упиралось в вопрос, правильного ответа на который, как мне представляется, Мао Цзэ-дун ещё не знал.

     Какую политическую и экономическую систему нужно построить, чтобы в ней, на основе её соответствия реалиям того Китая, это форсированное развитие пошло максимально эффективно? Вот, в чём был вопрос. Конкретный же путь, конкретный способ осуществления этого рывка зависел от того, в какой политической и экономической системе он будет осуществляться.

     О том, чтобы сразу установить социалистическую систему, нет и речи. Провозгласить её можно и форму её учредить не трудно, - но работать как следует она не будет, не таково ещё общество. Следовательно, речь идёт о системе переходной, которая ещё не социалистическая и которая, во-первых, соответствовала бы существующему уровню общества, в которой, во-вторых, производительные силы могли бы развиваться быстро и свободно и которая, в-третьих, стала бы мостом в будущую социалистическую систему.

            Непосредственный социализм, как мы знаем, был невозможен и в СССР, и тоже по той же причине - несоответствующая ещё ступень общества. Нам так же известно, какова была в нашей стране та переходная система, в рамках которой удалось сделать необходимый рывок в развитии производительных сил. Это была составная система, сочетающая в себе ту степень социалистичности, которая уже была возможна (сначала - малая, потом - больше), и национализированную госкапиталистичность, система, построенная на максимальной централизации управления при строгом главенстве социалистической составляющей.

     В Китае это было невозможно, так как он стоял на гораздо более низком исходном уровне и не мог обеспечить такую степень социалистичности и такую степень централизованности, как в сталинском СССР. Повторю ещё раз: провозгласить, опять-таки, можно, учредить по форме - не трудно, но тот эффект, который эта система дала в сталинском СССР, в Китае конца 50-х - начала 60-х был бы недостижим. Система, по внешности такая же, постоянно разбивалась бы гораздо большим преобладанием крестьянства и мелкой буржуазии в целом, гораздо более реакционными традициями старокитайского чиновнического бюрократизма и гораздо более бедной кадровой подготовленностью. Политическому центру (к тому же, очень пёстрому по составу, да ещё и при недостаточно сильном пролетариате) приходилось бы метаться между разными прорывами и сбоями, но всё равно обеспечить исправную цельность и эффективность работы всей системы разом он был бы не в состоянии.

     Говоря ещё проще, в Советском Союзе была возможность установить диктатуру пролетариата (хотя и не полноценную, и в известной доле - составную), в Китае же такой возможности ещё не было. Мне известны сегодняшние заявления некоторых товарищей, занимавшихся этим вопросом, что китайской компартии не удалось установить диктатуру пролетариата. Да, они правы. Но к этому надо добавить, что не удалось не из-за субъективных обстоятельств, а по объективным причинам.

            Итак, вводить чисто социалистическую систему было бы в тех условиях левацкой ошибкой, а опустить руки и дать свободу системе обычного капитализма под предлогом, что мы, мол, до системы социалистической ещё не доросли, - было бы ошибкой правооппортунистической. Как быть?

     Таким образом, в первой половине 60-х Мао оказался в довольно трудной ситуации, характеризующейся наличием пяти сложных составляющих:

          1). Классические буржуазные тенденции к обычному капитализму.

          2). Сильная просоветская, прохрущёвская тенденция в части китайской партии.

          3). Неготовность общества к прямой социалистичности, пестрота его состава и сильное влияние старой идеологии.

          4). Непрочность, неединство власти и угроза полной утраты её.

          5). Отсутствие конкретной научной стратегии дальнейшего пути.


     Мао Цзэ-дун это видел и настойчиво искал правильную политическую линию в этой ситуации.
               
                - - - -

            Как я уже сказал, рассуждения о "пролетарской культурной революции" вынужденно будут предположительными, гипотетическими. Но, разумеется, я всё же исхожу не из вольной фантазии, а стараюсь наиболее приблизиться к фактической информации. Так вот, в качестве очень вероятной гипотезы не могу не дать следующее предположение.

     Мао посчитал наиболее подходящим шагом в такой ситуации а) максимально, насколько только возможно, мобилизовать те социалистические настроения, которые всё же уже имелись в обществе, б) насколько это возможно, потеснить старую идеологию, старый менталитет, традиционно тяготеющий на психологии народа, в) одновременно ударить этой кампанией как по классической капиталистической тенденции, так и по прохрущёвским группировкам, и наконец, г) укрепить этим способом централизацию власти, лишив её неоднородности и разноориентированности, - и таким образом, в результате всех этих мер должна быть достигнута возможность использовать известную, опробованную систему СССР сталинского времени, хотя, конечно, с учётом китайской конкретики.

     Говоря короче: если история своим объективным ходом ещё не вывела Китай на состояние, подобное тому советскому, то не попробовать ли добиться этого состояния концентрированным субъективным действием?


            Если это так, то различные оценки этой кампании со стороны групп разной политической ориентации страдают однобокостью, раздуванием (иногда даже чересчур большим) какой-то одной стороны этого явления. Для одних "культурная революция" - это "заурядная борьба за личную власть", для других - "разгром агентуры современного ревизионизма", для третьих - "удар подлинной пролетарской демократии по бюрократизму", для четвёртых - "форсированное преобразование надстройки и сознания в социалистическом духе", для пятых - "переход от народно-демократической революции к непосредственно социалистической", - и тому подобное. Каждый выпячивает то, что ему больше по душе.

     Но всё-таки представляется, что правильно будет обобщить всё происходившее в уже высказанном предположении. Вся кампания в целом имела целью решительным рывком создать условия для централизованной системы раннесоветского образца и последующей ускоренной модернизации Китая в её рамках.
               
                - - - -

            Но можно ли субъективным действием преодолеть объективную незрелость?

     Вопрос интересный. Однозначно сказать "конечно, можно" неправильно. Но сказать однозначно "нет, нельзя" тоже неправильно.

     Обмануть историю и перепрыгнуть через объективную незрелость невозможно. Но и утверждать, что субъективному фактору отведена только пассивная роль, мы не можем, это не по-марксистски.

     Взаимоотношение объективного и субъективного факторов в развитии общества таково.

     Объективный фактор, даже созрев для изменения, сам измениться не может, нужно субъективное действие над ним. Но когда созрел объективный фактор, имеется и сильное побуждение к соответствующему действию у людей.

     Если же объективный фактор не созрел к изменению, а люди желают всё же изменить его и совершают соответствующие действия, непосредственного желаемого изменения не произойдёт. Максимум, что можно сделать, - сколотить внешнюю форму желаемого и держать её насилием. Но это будет и не эффективно, и не долговечно.

     Однако не случайно сказано, что не произойдёт не изменений вообще, а именно непосредственного желаемого изменения. Субъективный фактор, видя неготовность объективного фактора к изменению, может пойти опосредованным путём, может воздействовать на него сначала не с тем, чтобы вызвать полное желаемое изменение, а с тем, чтобы довести объективный фактор до нужного уровня постепенно. Может быть, это потребует целого ряда переходных ступеней, но в принципе это возможно.

     Но и тут не случайно сказано слово "в принципе". В принципе-то возможно, но надо иметь в виду, что эти субъективные действия будут делаться в несозрелом объективном факторе, то есть с использованием настолько же незрелых средств и социальных инструментов, да и сам субъективный фактор будет соответственно не идеальным. Следовательно, если это в принципе и возможно, то без ошибок, промахов, перегибов, "недогибов" и тому подобных отрицательностей всё-таки не обойдётся.

     Уж что-что, а наша история, история Октябрьской революции, как раз очень хорошо показала возможность этого опосредствованного доведения поначалу незрелого объективного фактора. Советская история дала нам как правильное ленинское решение принципиальной возможности такого пути, так и неизбежное (подчёркиваю - неизбежное) накапливание известных отрицательностей в ходе его осуществления в последующее время.

     И вот в это и упирается вопрос о возможности субъективным фактором преодолеть незрелость объективного фактора. Какова будет длина пути и какова будет сила отрицательностей?

     Если расхождение между первоначальным объективным уровнем и субъективным желаемым результатом слишком велико, то и длина пути, отнюдь не безболезненного, будет большой, и величина неизбежных отрицательностей может показаться обществу неприемлемой. В этом случае на успех такого субъективного рывка рассчитывать вряд ли можно.


            Таковы общие рассуждения. Теперь же нам следует посмотреть на конкретное осуществление этой кампании в Китае 60-х.

               
                2.

            Говоря, что через известную политическую кампанию 60-х намечалось создать возможность для пути социалистического строительства, подобного сталинскому, я основываю это предположение на, в общем-то, теоретической единственности такого пути на тот исторический момент. Другого опыта самостоятельного движения к социализму в первоначально отсталой стране, причём опыта освоенного, опробованного на практике, не существовало.

     Вполне правдоподобно, что, не имея условий для такого пути, лидер китайской революции мог поставить своей целью такие условия создать.

     Кроме того, и сам ход этой кампании, как мне кажется, подтверждает большую правдоподобность этой версии.

         
           Разбор конкретной политической практики Китая показывает, что действия в этом направлении были начаты задолго до так называемой "культурной революции" и что, следовательно, она явилась лишь частным этапом этих действий, лишь отдельной острой частью всего, более масштабного, плана.

     Ещё в конце 50-х была развёрнута борьба против "правых элементов". Первоначально речь шла о той части буржуазии, которая, в силу ещё не социалистического, а лишь народно-демократического характера китайской революции, имела определённое влияние в обществе и государстве, но возжелала гораздо большей власти и более определённого курса на классический капитализм. Но коснувшись этой части общества, борьба с неизбежностью вынуждена была перекинуться и на соответствующую часть чуждой интеллигенции, и на ряд административных и партийных кадров.


            (Чуть отвлечёмся. Нужно ли было разворачивать эту борьбу против "правых элементов"? Вопрос совсем не нелеп, как может кому-нибудь показаться. "Юные революционеры" представляют дело так, что "левое" всегда должно бить "правое". Такой плоский, голо-схематический подход к "левости" и "правости" в любом случае ведёт к ошибкам, а в сложных условиях народно-демократической революции - тем более.

     То, что "правое" правее "левого", а "левое" левее "правого", - это понятно. Но мерять "правизну" революционеры должны не относительно себя, а относительно текущей задачи. "Правым" врагом в этом случае следует считать не того, кто правее "крайне левых", а того, кто стоит правее необходимейшей и объективно назревшей на данный момент задачи.

     Если революция, скажем, идёт через этапы А, В и С, то тот, кто идеологически стоит на уровне В, станет врагом лишь на этапе С, но на этапе В принесёт определённую пользу, а на этапе А будет даже в очень большой степени "нашим" .

     Из нашей, советской, истории мы достаточно хорошо помним обвинения, выдвигавшиеся троцкистами, в, дескать, "тесном блокировании центристов с правыми". Но пришло нужное время, и бухаринцы были разгромлены. "Сталин мечется", - стали тогда говорить троцкисты. Ну не смешно ли?

     Итак, возвращаясь к Китаю того времени, ответим, что разворачивать ту борьбу против чрезмерно ожививших свои притязания правых буржуазных элементов действительно было нужно. Но по отношению к какой задаче? По отношению к задаче сохранения коммунистического главенства в долгой поэтапной революции, по отношению к задаче не допустить утрату стратегической социалистической перспективы. Если по каким-то причинам приватное хозяйство ещё сохраняется в общей системе, то оно должно знать свои дозволенные рамки и подчиняться им. Если же эта буржуазия предъявляет притязания на собственное политическое главенство, она безусловно должна быть подавлена в этом вопросе. Всё так.

     Что же касается вопроса о всецелом искоренении буржуазности в связи с прямым переходом к социализму, то тут легко и быстро не ответишь. Для этого нужно трезво и глубоко оценить тот объективный этап, на котором находилось тогда китайское общество, во избежание поспешной "левацкой" ошибки.

     Как мы знаем, даже гораздо позже, уже после Мао, новые китайские руководители всё ещё не считали правильным отказываться от использования частного предпринимательства. Многие "очень коммунистически" настроенные товарищи на этом основании обвиняют их в отходе от социализма. Но всё это не так просто.)


            Во время этой борьбы, на рубеже 50-х и 60-х годов, очень заметно вскрылась неготовность китайского общества к развёрнутому переходу в социалистическую стадию революции. Это касалось как народа в целом, где ещё преобладали народно-демократические настроения, как очень большой части интеллигенции, так и немалого количества административных и партийных руководителей разных уровней.

     "Очень многие кадровые работники, - говорилось в партийной прессе того времени, - в прошлом были идеологически подготовлены для демократической революции, но не были достаточно подготовлены, даже в корне не были подготовлены, для социалистической революции."

     В этой фразе содержится как правильная констатация действительного состояния общества и партии, так и возможность скрытой ошибки. Не располагая достаточной полнотой документальных материалов, трудно судить, понималась ли эта неподготовленность как отражение объективного уровня развития, или же она рассматривалась лишь как простое отставание в области политического обучения.

   
            В Китае начала 60-х была развёрнута очень широкомасштабная кампания - "движение за социалистическое воспитание". Она имела целью, как говорилось, "создать и укрепить социалистическое сознание". Можно ли на основании этого сделать вывод всё же об ошибке, о неправильном, субъективистском подходе к проблеме? Нет, мы ещё не можем сказать определённо, - нельзя отбрасывать версию о попытке таким путём максимально мобилизовать те социалистические или близкие к ним настроения, которые всё же уже имелись.

            Для "революционизации сознания", как это тогда называлось, были задействованы очень широкие пропагандистские и организационные средства.

     Всё шире, громче и настойчивей стала проводиться мысль о нарастающей опасности буржуазного перерождения народно-демократической революции. "Если надлежащим образом не будет проведено социалистическое воспитание, - говорил Мао на пленуме ЦК в 1962 году, - наша страна превратится в противоположность, переродится, в ней произойдёт реставрация капитализма... Отныне мы должны говорить об этом каждый год, каждый месяц, каждый день."

     В связи с этим во внутренней политике на ведущее место всё более выдвигали тему классовой борьбы. Именно в это время, в противовес тем, кто заявлял о закономерном затухании предыдущей остроты классовой борьбы и переносе главного внимания на будничное, мирное развитие, была выдвинута идея о классовой борьбе как решающем звене и о сохранении классовой борьбы вплоть до полного построения коммунизма.

     "Движение за социалистическое воспитание" содержало в себе, как важную составную часть, наступление на идеологию значительной части интеллигенции. Шла речь о необходимости "революционизации творческих союзов". "На протяжении 15 лет эти ассоциации, - писал Мао, - в основном не проводили в жизнь политику партии, их руководители, превратившись в чиновников, живут в отрыве от нужд рабочих, крестьян и солдат, не стремятся к отображению социалистической революции и социалистического строительства. В последние годы они очутились на краю ревизионистской пропасти".

      Мао Цзэ-дун указывал на необходимость развернуть чистки в идеологической, политической и организационной областях, уделив особое внимание правильной замене руководящих кадров всех уровней, особенно среднего и низшего звена. "Многие из этих кадровых работников, - говорилось в документах того времени, - тяготеют к буржуазной, мелкобуржуазной и даже феодальной идеологии и, обуржуазиваясь, смыкаются с классовым врагом, недостаточно решительно ведут борьбу против частнособственнических тенденций среди некоторых слоёв сельского и городского населения". "Без распространения движения за социалистическое воспитание на кадровую сферу, - говорил Мао, - кадровые работники не смогут провести грань между нами и нашими врагами, пойдут на контакт с врагом. Враг получит возможность разложить, разобщить и разъединить их, перетянуть на свою сторону, проникнуть в наши ряды".

     Центральная партийная пресса того времени писала: "Внутренние враги, перекрасившись, пробрались в коммунистическую партию, в государственные учреждения, занимаются контрреволюционным двурушничеством, используют легальные методы борьбы с нами... Обстановка требует воспитания и выдвижения молодых, лучших, свежих сил и пополнения руководящего ядра вех ступеней и во всех областях, с тем чтобы руководящее ядро всех ступеней стало действительно здоровым, энергичным, способным управлять социалистическим сражением".

     В 1964 году, с целью усилить централизацию управления и идеологическое единообразие, стали создаваться так называемые "политотделы", система которых должна была охватить весь административный механизм сверху донизу. Назначаемые вышестоящими партийными организациями, они подчинялись лишь соответствующим отделам ЦК КПК.

     Очень характерной и важной чертой этой кампании был заметный переход к политической опоре на армию. После разгрома группы Пэн Дэ-хуая новому министру обороны Линь Бяо была предоставлена очень большая политическая роль.

     Задачу укрепления исполнительской дисциплины и построения прочного централизма мыслилось решать по опыту, наработанному за долгие годы гражданской войны. Безукоризненно строгий армейский стиль работы широко пропагандировался в качестве образца. "Революция - это внутренняя война на всех фронтах, - говорилось в пропагандистских материалах, - и она не может не принимать подходящие ей лучшие стороны военного опыта".


            Таковы были средства, с помощью которых предполагалось, как мне представляется, максимально мобилизовать имеющиеся в обществе социалистические настроения, распространить социалистическое сознание на гораздо более широкую часть общества, укрепить централизацию партийного и государственного механизма, устранить его неоднородность, - с тем чтобы получить ту государственно-политическую систему, в которой возможно эффективно и быстро решать насущнейшие задачи дальнейшего развития.

     Каков же был результат?

     Результат этой кампании должен заставить нас серьёзно задуматься над возможностью или невозможностью субъективного восполнения объективной неполноты развития.

     Здесь будет к месту вспомнить известную многим историю-притчу, как к человеку, провозгласившему себя распорядителем рассвета, обратились ночью с просьбой: "Ну, если ты командуешь рассветом, прикажи, чтобы солнце сейчас взошло". Он же им ответил: "Сейчас ещё солнце не готово к этому. Ни в коем случае нельзя давать такие приказы, к исполнению которых ещё нет готовности. От этого будет только вред. Подождите, через несколько часов обстановка созреет, вот тогда я и прикажу быть рассвету, - и вы увидите, как быстро и чётко солнце выполнит моё распоряжение".

     В этой истории много мудрости.

     Что же получилось в результате форсированного "движения за социалистическое воспитание"? Было ли достигнуто желаемое?

     Получилась лишь часть желаемого, причём получилась не во всём так, как желалось. Получилось лишь то, что уже могло получиться, и не получилось то, что получиться ещё не могло. Более того, - социалистическая и централизаторская форсированность вызвала противодействующую реакцию и в части общества в целом, и в кругах творческой и научной интеллигенции, и в самом партийном и государственном аппарате.

     Опираясь на противодействующую реакцию большой части общества, политические деятели, оппозиционные линии Мао, сумели в большой степени сорганизоваться и по существу взять значительную долю фактической власти в партии и государстве.

     Попытка решить вопрос об эффективной государственно-политической системе для социалистической революции создала, таким образом, новую мощную "стену" на этом пути и поставила дилемму: отказаться ли от этого намерения, избрав некий другой вариант развития, или попытаться, продолжая тот же курс, сломать возникшую "стену"? Как известно, Мао избрал второе.

     Что ж, мы опять можем предположить, что он следовал уже существующему в истории опыту. Из нашей, советской, истории мы знаем, что к началу 30-х годов перед подобной же "стеной" оказались вдруг и сталинцы и что ими был выбран тот же путь.

     При развитии социалистической революции в одной, первоначально отсталой стране это, вероятно, закономерный пункт преткновения на этапе вынужденного форсированного развития, и как быть с этой объективной "стеной" - вопрос далеко не лёгкий.

     Да, в нашей истории эта "стена" была сломана, разбита, хотя, мы знаем, какие неизбежные, довольно сложные, последствия это породило, - последствия, так или иначе сыгравшие свою отрицательную роль в дальнейшем. Но тем не менее, "стена" была преодолена. Почему бы не пойти этим путём и Китаю, по возможности учтя отрицательный опыт советского варианта?

     Так называемая "культурная революция" второй половины 60-х, по-видимому, и была китайским вариантом прорыва социалистического курса через объективно создавшуюся прочную "стену" общественного противодействия.

                3.

            Об этой проблеме, о возникающей в ходе революции "стене" следует поговорить более подробно.
   
     Речь идёт не о стандартном противодействии контрреволюционных сил. В любой революции есть противодействие контрреволюции, это обычное дело. Эта контрреволюция преодолевается теми силами, которые содержатся в самой революции, если революция закономерно назрела.

     Речь идёт о другом. Речь идёт о дополнительно возникающем на этом обычном пути некоего незакономерного сильного препятствия, связанного вероятно, с вынужденным отклонением от классического хода революции.

     Было бы лучше не отклоняться от классического хода революции и не создавать себе дополнительных препятствий. Но реальное развитие событие может диктовать нам своё.

     Так, например, в своём чистом, классическом виде опосредствованная социалистическая революция в России должна была бы идти размеренно, этап за этапом, - разумеется, на каждом этапе преодолевая те контрреволюционные противодействия, которые обычны для данных этапов. Ни о какой внезапной "стене" речи бы не было. Но, как мы знаем, обстановка потребовала очень быстрого, форсированного, укрепления страны, не взирая на уровень опосредствованной революции и на скорость её созревания.

     Выполнение этой задачи потребовало изменить чистый ход этой революции и применить особые меры, не вписывающиеся в её классическую логику, - и в области построения государственного механизма, и в области отношений с крестьянством, и в вопросах партийного и государственного режима, и в вопросах эквивалентности норм труда и потребления трудящихся. Это вызвало резкое обострение недовольства в прежде союзнической мелкобуржуазной массе, появление сильных фракций в партии, значительный раскол политического монолита.

     Ход нашей революции упёрся в эту новую "стену", и всё стало зависеть от возможности каким-то способом преодолеть её. Возможность же её преодоления зависит от наличия в революционном стане необходимых для этого средств и условий.

            Часто можно слышать, что для слома этой "стены" вожди нашей революции просто применили грубую силу. Но никакая грубая сила не даст нужного результата, если применяющие её не имеют в этих действиях достаточно широкую социальную поддержку, не опираются на крепкого полезного союзника и лишены, выражаясь шахматным языком, позиционного преимущества над противником.

     Вполне возможны ситуации, когда не вожди революции, а именно те силы, которые составляют вдруг возникшую "стену" получат и широкую поддержку в обществе, и временных союзников, и более выгодную позицию. И тогда даже десяток Сталиных не сломит препятствующую "стену", вставшую перед революцией.

     Очень важно, следовательно, поставить вопрос: а благодаря чему в подобных ситуациях благоприятствующие средства и условия оказываются на стороне вождей революции?

     Главным условием такого благоприятствования является действительная объективность изменения классического хода революции. Если это изменение действительно объективно, оно найдёт понимание в немалой части общества, и необходимая социальная опора и добавочные союзники смогут быть найдены. Если же изменение, вызвавшее внезапное сильное противодействие, будет лишь волюнтаристским актом увлечённых революционностью вождей, то при всём их ораторском красноречии и при всей решительности административных мер историческое благоприятствование будет всё же на стороне противодействующей "стены".

     Мы знаем, что в нашей истории отход от классической схемы революции был вызван действительно объективной причиной, понимавшейся не одними лишь вождями. И хотя даже в этих условиях преодоление дополнительной контрреволюционной "стены" взбесившейся мелкой буржуазии (и вне, и внутри партии) было очень нелёгким, болезненным и с рядом неизбежных отрицательных последствий, но тем не менее "стена" была в необходимые сроки разрушена и мысль о правильности этого до сих пор хранится в памяти значительной части людей даже сегодняшнего поколения.


            Таким образом, то, что непосредственно названо "великой пролетарской культурной революцией", имевшее целью нанести разрушающий удар по сорганизовавшейся на всех уровнях "стене противодействия", - сорганизовавшейся из-за ускоренной "коммунизации" специфического китайского общества, - имело бы успех лишь в том случае, если бы эта "коммунизация" отвечала объективно назревшей потребности этого общества. Если же эта ускоренная "коммунизация" исходила из волюнтаристского нетерпения и левацкого упрощения, то действия по разрушению этой "стены" не просто будут неизбежно болезненны, но и создадут, в лучшем случае, только первоначальную видимость разрушения, тогда как на самом деле "стена" лишь видоизменится, приспособится, уйдёт под спуд, но по своему качеству усилится, ещё более уплотнится и обязательно возьмёт реванш.

     Итак, мы вышли на вопрос, который имеет существенное значение в нашем исследовании. Была ли форсированная "коммунизация" китайского общества в начале 60-х годов объективно необходимой или же она явилась результатом революционного волюнтаризма?

     Мы знаем, что в сегодняшнем левом движении есть немало людей, ответивших бы на этот вопрос в пользу первого варианта. Мы также знаем, что в современной китайской партии отвечают на этот вопрос не по первому, а по второму варианту. Если мы не принадлежим к тем, кто выбирает позицию эмоционально, исходя лишь из критерия "нравится - не нравится", "привлекает - не привлекает", то нам нужно не торопиться и разобраться с этим вопросом основательней.


   (mvm88mvm@mail.ru)