День второй. 18 конец первой части

********

День обещает быть душным. Солнце принялось разогревать улицы с раннего утра, и к полудню раскалило город. Я, было, решаю не выходить из гостиницы до вечера, но перспектива новой встречи с вчерашней горничной изменило это намерение. Проходя мимо костела, я замедлил шаг, мысленно поприветствовав его. Моя прогулка была бесцельной, я сам не знал, куда иду. К морю? Так там явно уже собрались любители солнечных ванн, а вливаться в их гомонящее общество мне совсем не хотелось.
И я гуляю подальше от центра, там, где не слышно уличного шума, криков темпераментных рыночных торговцев, и вообще, малолюдно. Там обрываются кривые узкие улочки, и начинаются поля подсолнухов, а за ними, до самого горизонта тянутся виноградники.
Я знаю, что Слава бы не одобрил мою хандру. Хотя окажись он на моем месте, вел себя точно так же. Он колесил по белому свету не ради того, чтобы забыться, усмирить горе, а в ребяческой надежде где-нибудь обнаружить меня. Его безутешность вполне была бы сравнима с моей.
Никогда, никогда и ничего нельзя считать прочным и окончательным, в сотый раз твердил я себе. Расшатанные мною же стены дома рухнули не только на мою голову, но и на голову тех, кого я любил. В момент падения я еще не осознавал ущерба. Поглощенный, оглушенный любовью к Дине, я не удержал рядом Катю, и, слава богу, что Алиса не покинула меня. А если бы и она не поняла? «Понимание такая вещь…», как сказал Любавин. Если бы Анжела знала, что я остался с ней только из-за детей, неужели ей было бы легче? Жаль, что меня не было, когда она приходила к Дине, я бы непременно задал ей этот вопрос.
Не будь тогда рядом Славы, не состоялось бы мое счастье с Диной. Он привел глупую беглянку, как раз тогда, когда я окончательно терял разум от свалившихся на меня дилемм.
«…Ты все еще удивляешься, что мы с самой первой встречи поняли, что говорим на одном языке. Не материалистические, не мистические объяснения тебя не устраивают. Что же тебе нужно? Ей-богу, я других не могу тебе предложить. Я элементарно их не знаю. Да на что они тебе вообще сдались? Почему нам, людям, так важно, чтобы нам непременно кто-то все объяснил? А что, если нам это не нужно? Как великомудро сказал поэт: ”успокойся смертный, и не требуй, правды той, что не нужна тебе”. Бери пример с меня. Я просто радуюсь такой невероятной удаче. Значит, я чем-то ее заслужил. Подумай, как мало шансов у человека встретить на земле родственную душу. И это невзирая на то, что нам внушают, будто все люди – братья.
Человек одинок изначально. Он приходит в мир одиноким и уходит таким же. Редко кому удается хотя бы раз поговорить «по душам» с тем, кто непритворно поймет. Понимание – вот в чем счастье человека. Тот школьник из нашего старого фильма был прав! Только не сумел развить свою мысль, углубиться в нее….
Да, к чему я это все? К тому, собственно, что не задавай жизни лишних вопросов. Она сама с этим вполне успешно справляется….»
Я не думаю, что Слава нарушил какой-то неведомый закон гор, или чем-то обидел их. Они не захотели расставаться с ним. И он тоже был рад отрешиться от земной неустроенности. Слава, Слава…. Почему ты оставил меня? Зачем судьбе вообще понадобилось, чтобы ты меня оставил?
На этаже меня окликает дежурная. «К вам приехали», сообщает она. «Приехал? Кто?». Хотя я уже знал ответ. И в самом деле, открыв дверь номера, я вижу Дину. «Извини, я не смогла больше ждать….». И тут я пожалел, что не разрешил горничной перестелить постель….
– Понимаешь, она ворвалась, как захватчик…
– И ты успешно отразил атаку…
– Не смейся, я, в самом деле, был взбешен…. Со своим дурацким ведром…
– Вполне могу тебя понять, я бы тоже, наверное, взбесилась…
– Правда? Или утешаешь?
– Правда
– Какая ты молодец, что приехала!
– А я боялась, что ты рассердишься
– Глупая… глупая…. Это я – эгоист
– Мне опять нужно сказать тебе одну вещь, как тогда, помнишь?
– Помню. Скажи мне эту вещь, сейчас мне это особенно необходимо.
– Я очень люблю тебя.
– И я. И я люблю тебя. Очень. Очень. Очень.
«Очень» – степень, глубина, сила. Язык не умеет передать ощущения. Но это троекратное закрепление, как туго вбитый гвоздь, должно обеспечить надежность слов.
Как прав, как просто и безыскусно, а потому – гениально, был прав поэт, написавший: «о любви в словах не говорят». Может именно потому, что мы научились говорить о ней вслух, мы разучились чувствовать ее внутри?
Вся эта философия не относилась к нам с Диной. Мы не лгали себе, мы, в самом деле – любили, хотя и пытались передать силу нашей любви именно в словах. Пока они совпадают с внутренним ощущением, бояться нечего.