Бинты

Бинты
Из подъезда выводили восемнадцатилетнюю киргизку. Рядом стояла скорая помощь, девочку сопровождали высокий худющий врач в синем халате и медсестра с вздувшемся саквояжем с красным крестом. Рядом виновато и испуганно, озираясь по сторонам, трусили ее мать, отец и какие-то дворники в оранжевых спецовках.
У киргизки на обеих руках красными пятнами белели бинты, перевязывающие вены на запястьях.
Я привык видеть киргизов, вдесятером занимающих квартиру на четвертом этаже, жизнерадостными и веселыми. Когда они подметали двор и таскали от помойки мусор, то напевали какие-то свои незамысловатые протяжные азиатские песни, двое из них, Алмаз и Улубек, переклеивали обои на моей кухне, а когда я им накинул пятьсот рублей, то притащили мне глубокую глиняную тарелку желтого плова с курицей, пахнущего кинзой и зирой.
Однажды я видел их свадьбу. В высоких войлочных шапках они закидывали рисом и мелкой монеткой счастливую пару, которую под щемящие звуки домбры усадили в разваливающуюся шестерку и повезли в Кузьминский ЗАГС, бибикая и крича на всю округу.
Кажется, это была именно эта девочка. Я внимательно посмотрел на нее. Да именно эта. «Неужели у них тоже бывают депрессии», — подумал я, — «неужели также как нас по вечерам их гложут мучительные мысли о бренности и ненужности бытия, о быстротечности жизни и бессмысленности существования. Этих тихих работяг, этих вечно забитых и бесправных трудяг нашего огромного и бездушного мегаполиса».
Я встал на крыльце и закурил. Я понимал, что отец и мать девочки хотят, чтобы я как можно быстрее ушел в свою квартиру и не смотрел на происходящее, но какая-то гнетущая воровская сила не давала мне сдвинуться с крыльца, пока я не докурил сигарету и не бросил окурок в урну.
Девочку завели в скорую помощь. Отец сел вместе с ней. Мать осталась рядом со мною. Машина включила мигалку и медленно и нехотя стала разворачиваться.
Дворники, что-то сказав другу другу по-киргизски, продолжили мести двор. Я вошел в подъезд, и только мать девочки так и осталась стоять на крыльце.
#вхбред