Впечатление

Впечатление.
Один мой знакомый ездил заграницу в одну из Северных стран на берегу Балтийского моря. Местные жители узнавали туристов из России, здоровались, если им приходилось спросить дорогу к порту. Объяснялись на ломаном русском, как лучше и быстрее пройти. Они были так добры, внимательны к туристам из России, что те осмелели совсем. Разбрелись по всему городу – кто на стадион, кто в «Музей современного искусства», кто в кино. А мой знакомый очень хотел посмотреть мост через фиорд. Мост был построен из монолитного железобетона, и местные жители очень гордились им. Мост и на самом деле был украшением города. Он горбился над фиордом, его было видно отовсюду и теплоходы проплывали под ним, когда шли к причалу, и можно было диву даваться смелости инженера-строителя. Лёгкие опоры высоко вздымались над водой, поэтому в фиорд свободно могли входить и океанские большие лайнеры.
Про этот мост можно было услышать даже некоторые возникшие легенды-сказания. Рассказывали, в частности, что его построила какая-то миллионерша. Ну, не то, что построила, а дала деньги мэрии, но с одним условием, что на мосту будут установлены копилки и каждый водитель и пассажир, проезжающий по мосту с одного берега фиорда на другой, должны опустить в копилку не меньше кроны. Городской транспорт от пошлины освобождался. Уже через два года после вступления в строй моста он окупился, и миллионерша вернула свои деньги, а теперь он еще приносит ей прибыль. И когда мой знакомый попал на другой берег по красивому мосту, то сразу же понял, почему мост был так нужен и необходим: там, на другом берегу рос новый город.
Украшением новой части города была Кирха (церковь) – совсем-совсем новая, построенная сразу же после моста и в том же духе – из монолитного бетона и стекла: на самом берегу фиорда высилось это конусообразное сооружение.
Мой знакомый был строитель и вот, как он сам рассказывал:
«Я признаться, смелый только на строительной площадке. На лесах я чуть не бог, потому что знаю: я работаю так, что комар носа не подточит. Но выйду за забор стройки – и я пас, я такой же, как и все, робею перед людьми. На трамвайной остановке всех вперёд пропускаю. А тут такое дело – зайти в Храм. И где? В чужой стране, в чужом городе! А мы ещё так уж приучены, что ли, - что в музей, в ту же Лавру Троице-Сергиеву, войти и то боимся. А тут была чужая страна, чужой уклад быта, чужая религия. И я, было, не решился сразу зайти в Кирху, приглядывался, входят ли наши, выжидал. На площади перед Кирхой стоят памятники знатным людям, каким-то. Стоят на постаментах бронзовые бюсты и просто гранитные глыбы с надписями. Надписи, конечно, на местном, незнакомом языке. Огляделся я, значит, - вижу, наши заходят в Кирху. Наших ведь за границей сразу узнаешь! «Нашего брата» русского хоть на луну забрось, так и на луне сразу отличишь! Ходят, глазеют… Ну, раз наши заходят, и я решился.
Я родился в ту пору, когда у нас в селе церковь уже давно была закрыта. Колокола сбросили с колоколен. В церкви был колхозный склад зерна. Я бывал в церквах-музеях: иконы, позолота кругом, стены и своды в картинах – всё на легендах из библии. Видел оклады, сосуды и чаши из серебра и золота. Одним словом – мишура украшений.
И вот я переступил порог Кирхи, и меня прежде всего поразила простота обстановки. Огромный зал с шатровой крышей. Высота зала – с наш пятиэтажный дом. Окна продолговатые, сверху матовый свет. Там, где у нас иконостас, глядя на который, слепнешь, в глазах рябит от обилия икон святых ликов и от позолоты окладов – в Кирхе помост, и на помосте кафедра-столик. На глухой стене высоко стоит распятие. Картина большая. Один лишь Христос на кресте, но картина писана замечательным художником, не припомню теперь фамилию, которую гид говорил экскурсантам, слыхал только, что многие туристы из Англии, Дании, Бельгии и других стран Европы приезжают сюда лишь за тем, чтобы посмотреть на этого Христа на картине. Так вот, картина такая: Христос на кресте – скорбное лицо, измученное тело, раскинутые в стороны руки, прибитые гвоздями, а за ним, за крестом, чуть не во всю стену – горы и голубое небо…
У нас не принято при службе в Храмах, отвлекать. Грех. Отец мой, как-то рассказывал о своем детстве, что он в Церкви, послюнявил горящую свечу. Свечка как зашипит, искры в разные стороны. А дед – стук его по затылку, молчи, мол, не балуй. А тут в Кирхе, старички и старухи, ревностные хранители службы, чинно сидят на низеньких скамеечках, а наш брат, туристы, особенно западные, ходят, щелкают фотоаппаратами, гыр-гыр – переговариваются. Видя это и я осмелел. В проходах, где толпились туристы, стояло много народу. Я протиснулся вперёд, да так и замер от неожиданности.
Была необычная служба – шла церемония конфирмации. Я слышал где-то об этой церемонии. У нас же как, - родился ребёнок, крестят и сразу обряд воцерковления проводят и всё тут. Зима ли, лето ли – купель с холодной водой; поп произнесет над купелью два слова – да и в воду младенца!
И в католической церкви существует крещение, но приобщение к богу, к религии производится в 14 – 16 лет. Юношей и девушек специально готовят к церемонии. Праздник, одним словом, знаменательный день. Всё происходит в торжественной обстановке. Я раньше только слышал об этом, а видеть эту церемонию не приходилось. Однако мне сразу стало всё понятно. – На кафедре стоял священник, а перед ним, двумя рядами – юноши и девушки. Юноши – в чёрных костюмах. Прически у всех лоснятся от репейного масла; девушки – в белых платках с цветами в руках.
Под высоким гулким шатром Кирхи монотонно звучал голос священника, который, прежде чем посвятить гимназистов в совершеннолетие, читал проповедь. У меня, не скрою, мурашки побежали по телу от торжественности обстановки… Сколько бы не было тебе лет, в какой бы ты стране ни находился, но юность, эти девушки. Одетые в белое, всегда трогают. Замирает сердце при виде этой чистоты, этого наивного доверия к миру, как оно всегда замирает в минуты. Когда особенно остро осознаешь скоротечность жизни. Да, думаешь, кому-то вот всего шестнадцать! А тебе уже никогда не вернуть своей молодости. Да и надо ли возвращать её – своё «бедное детство, деревянные игрушки»?
Я считаю себя неверующим, думаю – бога нет и не будет. Но почему-то, входя в Храм, всегда испытываю волнение. Хотя это не то слово – волнение: ты замираешь, приобщаешься к чему-то вечному будто бы. Я не понимал ни слов священника, ни особого значения совершавшегося обряда, но я интуитивно догадывался, что вершится что-то важное, что запомнится этим юношам и девушкам на всю жизнь, и я остановился тогда, замер, смотрел во все глаза…
И вдруг я увидел Халиму, девушку из нашей группы туристов, мы вместе приехали. Она была вообще мусульманка, из-под Казани, татарочка. Я был настолько поражен её состоянием, что мне хотелось вскрикнуть, броситься к ней. Она смотрела на девушек, и лицо её – одухотворённое, заплаканное – всё пылало. Я не могу вам передать её состояние. То ли зависть к девушкам, к их молодости, то ли сожаление об утраченном. Каждое движение её лица передавалось и мне – мне так и хотелось растолкать всех и броситься к ней.
Священник окончил проповедь. Юноши и девушки стали поочерёдно подходить к нему, склоняли головы и целовали крест, которым священнослужитель осенял каждого из них.
Халима опустила голову, тайно, чтобы никто не заметил. Достала платок и стала вытирать глаза…
Уж на что я человек не тонкий, к эмоциям не очень чуткий, и то я сразу всё понял. Я понял, что детство, юность её, как и меня, будто были украдены временем; что не было у неё в жизни радости, юности-девичества, которое так и билось, так и выплёскивалось наружу у этих милых, наивно-доверчивых гимназисток! Расталкивая зевак, я начал пробираться к ней. Один ряд прошел, другой…
Торжественная церемония окончилась. Юноши и девушки поспешили к родителям, которые сидели тут же, в первых рядах. Священник поблагодарил прихожан за внимание и ушел в свои «пенаты». Все дружно повалили на улицу. В этой толпе я потерял из виду знакомую Халиму. Я вышел из Кирхи, поискал её взглядом. Не видать. Неспеша я выбрался из толпы туристов на эстакаду, ведущую к мосту. Вдруг на мосту, метрах в двухстах впереди, увидел яркую кофточку Халимы. Я прибавил шагу и, обгоняя прихожан и туристов, вышел на мост. Его легкая изогнутая хребтина полукружием изгибалась над фиордом. На этом полукружии видно было всю окружность города как на ладони. Я очень скоро догнал Халиму… так завязалось наше знакомство.
Конец.