За дальними далями

      
  У самого дома  Насти росли три берёзки. Им было по сорок годов. Ровно столько лет назад ушли мужики, муж да два сына, на войну и не вернулись. Уходя, посадили по деревцу: муж – летом, сыновья – осенью.

  Вот эти берёзки – всё, что осталось у неё от семьи, вся её радость и забота. От мужа два года получала письма, а от сыночков только и было одно на двоих и то с дороги. Где они упокоились, неведомо.

  Не было дня, чтобы Настя не перебрала в памяти счастливые денёчки своей жизни, когда были наполнены они смыслом, заботами, бессонными ночами. Ночи-то и сейчас без сна, да разве сравнишь…Тогда болели по очереди дети, они погодки были, росли, как двойняшки. Каждую болячку их, каждую царапину помнила, и лелеяла эту память всю оставшуюся жизнь.

  Муж был крепким, высоким, и сыновья в него пошли. Как в юность стали входить, опять мать без сна. Зимой ещё ладно, а летом до утра гуляют, курить стали, с девчонками хороводиться. Тогда это была головная боль, а сейчас вспоминалось, как песня.А ещё горюет Настя, что не осталось внуков, хоть бы нагулянных и то радость – кровиночки растут.

  Рубахи все сложены в комоде лежат, дожидаются сорок годов. Истлели уж.
Одиноко Насте. Родных похоронила почти всех – и своих, и мужниных. Давно пора самой собираться в путь-дорогу. Но ей прежде хотелось бы узнать в какой дальней сторонушке дети её, вот к ним бы поближе, хоть бы в той жизни рядом быть, хоть бы одним глазком на них взглянуть…  Сперва она молила о защите, охранении, а раз не случилось, так хоть бы на том свете её пожалели и допустили к детям.
  С таким желанием она теперь и ест, и пьёт, и спать ложится.
 
  И приснился ей сон, что идёт она по дороге вперёд и вперёд и кажется, что вот-вот дойдёт, а дорога всё дальше и дальше убегает в дальние дали, и не видно ей конца…
  Проснулась Настя от безысходности.
– Неужто ещё долго вот так одной на этом свете маяться? Где же вы, дали дальние, на каком самолёте до вас долететь, чтоб скорее к сыночкам, к мужу прижаться.
Наплакалась горькими вволю…

  А потом раздумалась: родных нет, кто же помянет сынов моих, мужа, да и саму-то. Некому. А ведь память – прежде всего. Надо это хорошо продумать, заплатить кому, в церкви наказать.
Дела-то, оказывается, есть и срочные. И как это ей в голову раньше не пришло. Умирать собралась, а детей так, без памяти оставить?! Видно, и жизнь ей выдана долгая, чтобы хороших людей поминать, не иначе…

–   Поживу. Сорок лет жила и ещё поживу без них, но с памятью о них и ещё никто не знает, что важнее. Для неё, может, первое, а для них второе.
А она мать! Должна для них, для детей стараться.

  Опять же берёзы без неё обязательно спилят, уж сколько раз покушались. 
 Нет, она ещё поживёт! Пусть шумят и передают её привет в дальние дали, куда ей пока ещё рано, но она дойдёт, обязательно, как все дела переделает.