Условие контроля

Этюд

     Недавно папа Римский назвал фейковые новости «тяжким грехом». Интересно, что он имел в виду… какие новости? На самом деле, дистанция между «нормальными» сообщениями прессы и фальшивками сегодня утеряна. Смысл информационного повода настолько искажается на уровне монтажа, что уже неважно, имеет он под собой какую-то фактическую основу или полностью выдуман. «Фейковыми» сегодня называют новости, смонтированные на кривологике враждебной системы власти. 
     Но сначала надо сказать, что такое «уровень монтажа». Это участок технологической цепочки современных масс-медиа, где информационный повод монтируется с идеологическими оценками и установками. В результате получается «медийное сообщение»; т.е. – системная версия событий. Захват общественного сознания осуществляется через постоянное внедрение таких системных версий, которые в совокупности образуют образную и логическую ткань «системного мифа» – иллюзорной реальности за пределами непосредственного восприятия зрителя.
     Образно говоря, идеология не столько заглатывает общественное сознание (как удав); а, скорее, «зажевывает» его, как крокодил. Идеология сначала утверждается в общественном подсознании – через язык, систему символов, ценностей и приоритетов – а уже оттуда проникает в сознание и утверждается там. Как бы изнутри общественного разума. По причинам исторического характера, любая – за исключением, разве что, китайской – официальная идеология современного мира довлеет матричному атлантическому мифу. Это и есть тема публикации.
    Североамериканцы первыми освоили технологию монтажа информационных поводов на идеологической платформе. Произошло это стихийно, в контексте рекламной индустрии, которая бурно развивалась в США во второй четверти ХХ века. Благодаря злому гению Бернейса, стихийный рекламный опыт быстро усвоился местной властью и был принят на вооружение – еще когда этот словесный оборот казался метафорой. Бернейс шел именно от практики, и именно от рекламной. Фактически, он сумел перебросить мостик над бездной, разделяющей опытные факты и концепцию.

     Любая официальная пропаганда (даже колониальная) создает свои собственные мифологемы, свою интерпретацию фактов, более или менее привязанную к реальной конкретике. Но выйти за пределы атлантической идеологии никакая дочерняя ее ветвь не может: она замкнута в знаковой системе наиболее общих, корневых атлантических символов; она следует внутренней логике системного языка – в т.ч., медийного.
     Под «атлантической идеологией» автор здесь разумеет совершенно конкретное явление, которое объединяет «идеологию потребления» и «либерално-демократическую идеологию», составляющие неразрывное целое. Первая компонента направлена на конформную массу потребителей; вторая – на суверенно мыслящую элиту.
     В краю пронзительных осин – с конца восьмидесятых – этот симбиоз коня и трепетной лани воспринимался как… я бы назвал это попсой – в самом расширительном смысле слова. Формирование дочерних версий атлантической матрицы на просторах «бывшего СССР» (а вот вам и пример типично попсового ярлыка) происходило в течение девяностых. Все эти годы я с горечью и интересом наблюдал разложение не только цивилизации, но и культуры. В атмосфере, где порядочность – постыдный комплекс, а измена и подлость стали просто игрой, едва хватает терпения, чтобы оставаться лохом, держишься из последних сил. Результат налицо. В наше время любая похабщина – уже политическая реклама;  вполне отчетливый мессидж, ага. Это я и называю «попсификацией». (Образно говоря, крокодилы питаются падалью.)

     По сравнению с сообщениями атлантических СМД, кремлевский контент обладает некоторой долей… искренности, что ли; или простодушия. (Слово «правда» тут никак не лепится.) Здесь серьезно нарушается «подпороговый принцип»: швы между информационным поводом и системной установкой способно различить и заурядное большинство аудитории. (Другое дело – захочет ли.) Создается определенный – пусть и невысокиЙ – уровень недоверяи к источнику медийного сообщения. Может сложиться впечатление, что в России «делать новости» (монтировать сообщения) просто не научились; отстали по технологии? Не без того, и я бы не назвал это пороком. Но главная причина – в смысловой дистанции между дочерней идеологией и матричным мифом; это швы между ними. Продвигать свои версии событий можно, спорить с атлантистами по любому поводу можно, но вырваться из камеры обскура  матричного системного кода – нет, нельзя. Это игра по чужим правилам и на чужом поле. Точно такие же «швы монтажа» обнаруживаются и в других официальных идеологиях, в т.ч., колониальных. Ну никак не вписывается бандеровщина в либеральную знаковую систему, хоть плачь. Когнитивный диссонанс аудитории неизбежен; он и держит СМД в пределах офлажкованного семантического поля. И не только в колонии.
     В результате, вся идеологическая борьба в политике и везде превращается в борьбу нанайских мальчиков. Я не вижу принципиальной разницы между власовцами и гапоновцами, между гапоновцами и черносотенцами, черносотенцами и бандеровцами. Все они выползли из гипнотического сна, в который погружен общественный разум. Вам приснилось, что вы проснулись.

     Четвертая власть обладает неоцененным могуществом – тем большим, что оно не оценено. Избыточная инертность ограничивает оперативные возможности медиа, но на то и существуют три остальные ветви власти. Однако тактические цели определяются именно в информационном пространстве. Вот теперь пора познакомить читателя с условием контроля. Это принцип социальной информатики, согласно которому: после установления надпорогового контроля над информационным пространством захват государственной власти (судебной, законодательной и исполнительной) становится только вопросом времени.   
 
2018