***

Мы зашли в общепит, и заняли свободный столик. Спустя минуту наше внимание попытался привлечь крупный господин, невысокий, но массивный. На нем была голубая рубаха, он был коротко стрижен, брюки и туфли были черными. Несколько верхних пуговиц рубашки были расстегнуты, и мы могли видеть громадный золотой крест, повисший на золотой цепи. Он сказал:
-Здесь занято.
Потом показались его дети. Они сели рядом с нами, совсем малыши, и сказали:
-Это наше место.
Столь избалованных собственнической моралью существ я решил не оставлять без внимания. Я обратился к ним твердо, по-родительски:
-Уважаемые цветы жизни, что бы вам не говорили взрослые, здесь все места общие.
К этому моменту родители этих мальцов уже успели расположиться за другим столом. Но стоило мне закончить сентенцию, как оба ребенка заплакали навзрыд.
Их увесистые предки незамедлительно появились, и, сперва обратив свои грозные, исполненные глубочайшего отвращения взоры на меня, тут же, будто одумались, и склонились над своими исчадиями. Те что-то прошептали на ухо своему папе, после чего он закричал на весь переполненный зал, указывая на меня пальцем с увесистым золотым перстнем:
-Педофил!
На моем лице появилось выражение скуки, вперемешку с равнодушием, скорбью и неотвратимостью. У меня не было сил. У меня не было ни выбора, ни терпения. Я был вынужден достать свой автоматический Кольт М1911, который мне подогнал один старый коллекционер, и уделать всю несчастную семейку. В отца семейства я всадил три пули, и одну пустил в голову какой-то озверевшей обезьяне, кинувшейся на меня. Воцарилась паника. Я сменил обойму, и выстрелил в потолок, это подействовало на визжащую толпу успокаивающе. После этого мы покинули заведение, сели в наш черный опель, и покинули опостылевший 2018-й.