Госпиталь.(Завершающая часть)
Боль кажется невыносимой, и рот уже раззевываеся выплеснуть криком.Но совестно. Медленно проворачиваются сверла в ушах, и концы этих сверл в моих мозгах.
Ночь не спал. Бегал вокруг казармы,только бы отвлечься от боли.Утром меня, скулящего на лавке в столовой, разыскал Мишка. Влил в горло вонючего портвейна.Я быстро захмелел, и сверла стали вертеться медленнее. Отвинтить бы голову на время…
Сел верхом на скамейку,зажал ладонями уши.Кто-то трогает за плечо:
-Что с тобой ?
-Болею.
Полковник,дежурный по госпиталю,повязка на рукаве.
-Зайди в приемное отделение
-Я был,там, документы мои оформляют.
- Зайди,зайди…
Мы проходим длинный коридор.Сестра в очках, за столом у нескольких черных телефонов.Суетится.Говорит взволнованно :
–Сам Рашидов приехал…вон его машина,два ноля, и генерал здесь…
Рашидова я увидел через распахнутый проем окна.Холеный красивый мужчина,черные волосы с проседью,вышитая белая рубашка..Входит генерал-одна звездочка на погоне.Дежурный полковник за его спиной машет рукой сестре,чтоб встала,та растерянно,близоруко щурится.На всех лицах благоговение,ожидание,почтение…Отвинтить бы голову..Лицо у генерала нерусское,глаза выпуклые,нос с горбинкой.Он звонит по телефону,сердито выговаривает кому-то.Машет мне рукой:
–Не стой,садись.
Ушел. Сестра подала термометр. Уперся затылком в жесткое ребро спинки стула.Мгновениями забытье. Бред…То какие-то женские лица,ноги,руки,пальцы длинные-длинные,ковыряются у меня в ушах..То клубящаяся пыль-горло захлестывает,задыхаюсь..пыль густится в горле,в ушах . Открываю глаза- в распахнутую дверь виден коридор с блестками ламп на длинных шнурах..Да это же галерея арысского ХС.Я бегу по галерее,почему-то необыкновенно длинной и почему-то чрезвычайно важно выйти отсюда быстрее.Но двери раздвигаются медленно,я проклинаю киповцев с их автоматикой,протискиваюсь в узкие щели,обрывая уши,ломая череп..
В минутах просветления острое любопытство к своему состоянию.И боль странно меняющаяся: то обволакивает все тело,то вдруг сосредотачивается в голове, и, кажется, просто счастьем было бы избавиться от этого набитого болью кочана.
Как долго тянется оформление-часа два сижу здесь и еще час ждали с Ключаром у начальника отделения в палатке.Говорил Володьке:
- Останемся в гражданской…
Мы были в гражданской рано утром.Там толстая врачиха заглянула в уши и сказала,что меня нужно срочно госпитализировать ,очень сильное воспаление..
Сестра взяла термометр:
– 39 и семь.
По телефону звонит дежурный полковник:
- Да,я еще раз повторяю,генерал приказал,чтоб позвонили в Ош,из воинской части обязательно должны прислать своего представителя..да,да,рядовой Кузнецов с их части..приехали родители,представитель части должен организовать все..да,да рядовой Кузнецов из Ошского полка,умерший Кузнецов…похороны…
Как он громко и больно говорит: «да,да», как мелкие гвозди в виски…
Больничные палатки двойные,такие у нас были в Б. Надо мной лицо сестры.Маленькое лицо,очень красивое. Может, показалось. Когда очнулся,приподнял голову,наволочка подушки - всё в кровяных пятнах,из моих дырок вытекает. Нащупал блокнот-при мне. Стал записывать - так легче .
Смех в палатке.Голос с акцентом:
–Сестра,хочешь я тебе укол сделаю?.
Сестра, скуластенькая ,казашка:
–А я не больная.
- Так хочешь, я тебя больной сделаю?…
А что такое боль, если разложить всю эту эклектику сиюминутных ощущений-, вот кусочек от пульсаций сердца.Сердце –молоточек,а наковаленка - мои мозги. Бац,бац..И еще –эта, постоянная. Где ж она прячется ? не пойму…везде она…Нет, боль - это медуза или амеба – щупальцы во всем теле, заползают во все клетки…
Второй день удобряют задницу уколами,но только сегодня почувствовал, как она унавожена..
Боль обостряет чувства,а может быть, через боль приобретаешь способность каких -то новых ощущений.Во всяком случае - удивительно! …
Благословение боли…Зубы сестры с таким перламутровым блеском,что кажутся прозрачными.Лицо ее надо мной так близко,что я не вижу глаз,а только этот сверкающий ряд зубов, полуприкрытых полными красными губами.И клочья сознания сливаются,перемешиваются, непонятно создавая путаницу и мыслей и образов.Но я хочу прикоснуться к этим сказочным зубам.И высовываю язык,понимая ,что руками не дотянуться,а голову поднять бессилен,опоздал,сестра поворачивается и,помнится –острое чувство обиды в душе.Вижу колечко волос на смуглой щеке-радость!С этим чувством и задремываю..
И сейчас те воспоминания, как клубок спутанных ниток,торопясь распутать я обрезаю нити,понимая безнадежно,что восстановить все в последовательности мне не удастся..
Какое необыкновенное состояние –жить!
Как будто затянувшееся пробуждение: вначале шорохи,голоса,так –общий план,образы как в тумане,слова неразличимы,только звуки.Потом в зарослях сознания новые тропиночки прокладываются..Я тороплю: скорее,скорее..Но непослушная плоть моя не спешит впустить в мешок мяса и костей свет,звуки,запахи.Снова засыпаю ненадолго.
- Мама,-спрашиваю, - зачем ты ехала в такую даль?
Не отвечает.Ощупывает руками мою голову,грудь и оббирает какие-то липкие хлопья с глаз,с ушей.Совсем не больно.Становится легче.
- Мама, мама…
Сергей Зыков-студент из Харькова.Должны комиссовать.Его настроение сродни моему,когда год назад я валялся здесь ,штопая горло, и уже чуть было не написал домой,что возвращаюсь на год раньше армейского финиша. Расспрашивал меня о Ростове, он бывал в нем часто у родственников.
Сегодня впервые выполз из палатки.Сел на лавочку,закурил.Чувствительной задница стала,волоконца реек на лавочке могу пересчитать.Подошел парень,из прибывших утром.Два бинта скрещенных на затылке поддерживают окровавленную повязку под носом.
-Оставишь покурить?
Я кивнул:
-Подожди,принесу.
Пошел в палатку, взял сигареты из-под подушки.Задымили.Мысли вразброд.Так неожиданно накрыл меня госпиталь..
Ночь накатывает теплая,звездная.Спросил у парня:
–Что с носом?
Он поправляет пальцами повязку:
–Салага один ,по ошибке.В строю стояли вечером,а там у нас один из молодых дерганый такой.Сержант ему мозги выправлял,цапнул за плечо,а он разворачивается, хотел кулаком сержанта да промахнулся - и вот мне в нос,перебита переносица. Кровищи с полведра,наверное, выхлюпало..Останется,наверное ,вмятина..
-Да почему же, если правильно срастется.
-Я этого салагу проучу. Вернусь,сразу в морду,чтоб не ошибался..
Утро.Просыпаюсь с желанием снова спрятаться в сон.Приходит сестра,звенит склянками на подносе.Отмеривает Галееву его порцию,говорит с ним о чем-то по- узбекски.Разговаривают оживленно, хотя Галлеев чеченец, затем окликает меня:
–Ваганов,к тебе сейчас иду..
Голос с такими глубокими интонациями,будто каждое слово произносят разные женщины.Знаю: подойдет,пощекочет ваткой ресницы, скажет с непередаваемым акцентом:
– Не притворяйся, поворачивайся… Жду.
Из соседней палатки разговор:
- Принесли ему две банки: для кала и мочи.А мы ему-надо, мол, доверху наполнить,иначе анализ может быть неправильным.Он сидел в туалете, пыхтел и потом поставил под стол дежурной ( а нужно в специальный ящик в туалете). Стояли банки два дня..
- Вот дураки!-говорит сестра, точными,быстрыми движениями протыкая мою задницу. -Дураки, -повторяет она выдергивая иглу,промакивая ваткой.
- А вот из четвертой парень крест собрал в бутылке.Большой,с гвоздиками блестящими.Из-под водки бутылка и наклейка «Московская»…
Шумно начинается дождь и почти тотчас смолкает,будто плеснули на палатку из тазика.По радио последние известия.
К Шевчуку пришел врач.Говорили недолго.Когда врач ушел,Шевчук спустил ноги с раскладушки,уперся руками о край,плачет.
-Чего он тебе наговорил?
- А шо воны скажуть!Операцию зробылы, а все одно с кровью выходэ.Колы б нэ маты больная,зализ бы вон туды-,Шевчук кивает на окна корпуса-бухнулся б головою виттиля.Матыри жалко.Выведут в бок трубку,якый же я робитнык…Три мисяца прослужив,нэ , не гадав…не думав …
Я задремал.Очнувшись,увидел,что Богдан в том же положении,на коленях журнал «Юность» с моей тумбочки.На лице любопытство и улыбка.По отвернутой странице вижу,что читает Ахмадулину «Моя родословная…»
Наверное, со временем люди будут лечить болезни словом. Как Христос.И в рецептах будут писать стихи и музыку…
Плелся из столовой,увидел Саранцева.Он лежал как-то неловко,на боку,подушка на земле,щекой на дюралевой трубке раскладушки и струйка слюны из уголка рта.Лицо бледное.Я с тревогой позвал –Саранцев!
Он вскинулся всем телом,какое-то время смотрел вокруг непонимающе,у меня дрогнуло сердце,сказал - Ты вставай,завтрак проспишь.
-Да,да. Он подобрал подушку,улыбнулся,сказал морщась –Что-то снилось.Страшное-аж во рту сухо,а в штанах мокро..
Во Фрунзе его ударили четыре раза ножом в грудь.Задеты были легкие,сердце ,сломана ключица и его одно время считали безнадежным.Выжил и недавно перевели к нам в палатки.На кистях у него синие шрамы от уколов в вены.Рассказывал –На улице вечером рядом с городком подстерегли, просто подошли и проткнули…Национальность есть такая –ингуши,вроде китайцев.Вот они меня и освежевали…
Андрей Коновалов, из училища,танкист.Постоянная тема разговоров – танки и девушки. И похоже границы между ними он не различает, в теории конечно.
– Танки это мощь, управляемая мощь.Ракету пульнул и все – она от тебя не зависит, может бумерангом вернуться и тебе же на голову.Самолет в воздухе как поплавок на воде болтается, а танк крепко гусеницами за землю держится…
Приходит к Коновалову сестра.Лицо приятное,но черты как-то рыхлы,размыты будто слегка.То ли от полноты,то ли от молодости.Наверное от молодости-лет ей на вид 14-15.Придет,сядет на краешек табуретки,рассказывает о семейных новостях и на нас коротко искоса поглядывает.
Плетеная корзинка ее наполнена банками,фруктами – большую часть мы совместно ликвидируем через пятнадцать минут после ее ухода.Приносит и книги, тетрадки конспектов –Андрей готовится к каким-то экзаменам. Одета тщательно,два завитка рыжеватых волос симметрично приклеены к выпуклому лбу.
При всей внешней похожести они такие разные.Андрей – суховат,высок, сестра –кругленькая пышечка..Андрей весь в поиске,в основном женского внимания и за это внимание он готов на любой подвиг.Он и в училище пошел, чтоб поражать девушек формой и выправкой,взгляд быстрый и весь он в движении,в беге..Даже по ночам во сне поворачивается с боку на бок резко,отбрасывая одеяло и простыни в проход,будто собирается вскочить по тревоге..У сестры движения плавные,кажется она размышляет над каждым жестом…
• Ваганов,что ты там все строчишь?
Так неожиданно,я обернулся.Вика.Понял,что она давно наблюдает за мной.
Ответил быстро:
–Завещание пишу
- Что же тебе завещать?
Глубокий бархатный голос ее гипнотизирует,иначе не скажешь.Как будто рождается он не в каких-то там прозаических складках,а неведомым инструментом сотворенным богом в нескольких экземплярах,для пробы далекого будущего.И вот один из них достался этой круглолицей украинке.Досада мгновенно улетучивается.Полные губы Вики улыбчиво –медленны и голос ее обволакивает меня, делает невесомым..
• Что же тебе завещать нам? Чемодан да сапоги,что же ты торопишься…
Такой голос я прописывал бы отчаявшимся в жизни,одной ночи шёпота хватило бы, чтоб обрести уверенность в счастье..И говорю:
–Здесь и поторопиться не грех,вчера говорят, двоих унесли в «часовенку»..
• - Да,это из тех, стреляных-,на мгновение печалится Вика,и снова с улыбкой. – Что сочиняешь? –и заглядывает в блокнот.
Я не закрываю листы,все равно не разберет слова через джунгли почерка.Наверное, догадывается, как ей идет улыбка – полное лицо ее осветляется чудным блеском…
- Да нет не до сочинений, после госпиталя сразу на занятия в университет,выцарапываю из памяти,что там сохранилось за три года…
Как это – Я? Ощущение родства со всем живущим, со всем существующим в мире! С прошлым и с будущим – ведь я во всем…Цыплячий комочек мое «я», маленькая зеленая дверь Уэллса ,найти,открыть ее… Жизнь – самая прекрасная тайна мира…
Разве может быть в политике или в экономике и тех и других что-то такое, чтоб можно было ставить на карту жизнь миллионов, тысяч и даже одного человека. У всех одни и те же болезни, а различия, подающиеся под видом принципиальных это моменты роста, обстоятельств, традиций , уклада.
А эти индюки произносят банальные вещи с претензий вершителей судеб человечества, забывая, что именно в них то странной иронией истории воплощаются самые низменные страсти…Соплю навесит на нос и уже – павлин… Ирония в том , что на самых непогрешимых история уже при их жизни заготавливает розги..
Перфильев –худой,крепкий,смешной нос-широкий раздвоенный на кончике,губы будто оладьи надкусил,да так и не прожевал..Кости лица,рук,ног все широкие.С большим запасом сделан Николай.
Грыжу ему вырезали,но когда он уточнил,что ни комиссоваться,ни отпуск ему не светят он стал вспоминать другие свои болячки от язвы желудка до полипов в носу и так убедительно их демонстрирует,что анализы вроде что-то подтверждают.
Даже циник медмайор Кукса, убежденный,что от службы в армии можно освобождать только безногих и безруких,глядя на Перфильева ,озабоченно морщится прикусывая зубами нижнюю губу, и с сомнением что-то отмечает в своей книжице.
-Язва - это мелочь,- смеется Перфильев ,- я могу ее устроить за пару дней…
После обхода,сменяя выражение лица со страдальческого на свое обычное добродушно –жизнерадостное, он тихо говорит вслед удалившемуся Куксе:
– Ты , лысый кумпол, на мне весь медицинский учебник заново вызубришь..
Вчера он руками без упора выпрямил погнувшиеся трубки раскладушки.
-В танкисты иди,-говорит ему Коновалов- ,гусеницы будешь руками крутить…
-Не. Мои танки дома меня ждут, – расплывается в улыбке Перфильев.
Улыбка заполняет все его лицо,безбрежная улыбка,даже уши смешно топорщатся..
Пожилой мужчина,служащий с 9-го отделения (психического) проходил мимо,разговаривая с парнем в гимнастерке без ремня.Я услышал отрывок фразы: ****ство за плечами,а черт перед очами..Чуть не побежал за ними с блокнотом в руках.
Наверное, в степени людей скрывать свои интимные отправления тоже кроется известная характеристика и особенности культуры.И чем интимнее эти отправления, тем сильнее желание оградить их от построннего взгляда.Человек афиширует любовь с разной степенью цинизма, но половой акт во все времена –таинство.Уж насколько прост первобытно-естественный акт освобождения желудка от переваренной пищи и то он обставляется своим скрываемым ото всех туалетным процедурами..Отчего? Не оттого ли,что мы хотели бы забыть животное свое происхождение? А не позавидовать ли тем кто живет просто,неразделимо от природы? Но здесь в этом зоопарке боли,крови,смерти бесстыдной,отрицающей все возможные варианты на бессмертие,человек унижен,раздет душевно и физически всеми: людьми,богом,самим собой….Но разве боль не повитуха мысли!Боль может возвышать как напоминание об исключительности жизни или как предостережение о хрупкости взятого взаймы у природы сосуда…Смертью же человек унижен.Но почему?
Казалось бы, столько напридумано человеком за столь короткую космическую весну,что богу в самый раз подписывать на своем портрете — иконе: «Победителю ученику..» Но вот человек переходит границу – врач сдвигает веки с глазниц, сестра небрежно срывает с тела паутину капельниц и бинтов, говорит нянечке -Позовите из третьей ходячих!… И вот ходячие стряхивают тело на носилки и волокут в дальний угол госпитальных зарослей в сырой холодный домик с отвратительным запахом и широкими скользкими ступенями… Нянечка сворачивает белье в узел…
Человек умирает,когда бог спит.Древние были мудрее они создавали ритуал,чтоб растолкать создателя на вселенском дежурстве и ,чтоб не черви и патологоанатом ,а он лично позаботился бы о драгоценной ноше…
Я ковыляю к трансформатору, здесь лавочка в стороне от госпитальных дорожек,можно уединиться.Но тут маленькое собрание-три медсестры,двое ребят из соседней с нашей палатки,мужчины –один пожилой и четверо средних лет все в больничном обмундировании.Оцепили полукругом парня в гражданском- худой ,высокий,темные очки сдвинуты на лоб.Держит на поводке маленькую собаку,видно сучку,потому что пытается оседлать ее громадный черный пес полупородистый и судя по полному пренебрежением к окружающим,избалованный.
-Ты к кому идешь,кто тебе позволил такую собаку приводить на территорию госпиталя, – кричит одна из сестер.
-Я же говорил, моя — маленькая, –робко оправдывается парень,дергая поводок.
-А чья другая?
-Да, не знаю я, пристала…
-Как пристала,зачем? –сердится сестра.
-Известно,зачем,- вмешивается один из мужчин средних лет,- небось к вам за этим то же
когда- то приставали..
-Как это «когда-то»! - не на шутку рассердилась сестра.
Все со смешками стали обсуждать шансы сестры на «когда-то»
Сучка дергает за поводок,потянула парня и кобеля по аллее.
Жизнь чувству и мысли дается словом.Исповедь освобождает,высказанное становится ступенькой.Дневник это форма диалога,общения.Может быть одна из самых благодарных,потому что условие такого общения –искренность.Ведь собеседник –ты сам.Но можно и увлечься,легко обозначив стереотип искренности,подчиняясь ему.Писание –штука консервативная и не заметишь как окажешься в плену стиля ,поведенческой формы…В слове невозможно уловить все оттенки переживаний
Как научиться произносить слова,чтоб вместе с ними не смывались переживания, а оставались в душе как золото в промывочном лотке?..
Слова в которые мы одеваем чувство превращаются в рубища и чувства в них уже неузнаваемы,будто Золушка пропустившая двенадцатый удар часов.
Наверное ,чем глубже переживание,тем большей простоты слова требуются для выражения его.Любовь к женщине,ощущение жизни,молитва – переживаются всякий раз с новизной первооткрытия..А уж как просты слова :- Я тебя люблю.!.Да святится имя твое!… Почему так! Почему?
Господи,научи меня - или не задавать вопросы,или находить ответы на них.
Люда меня сразу опознала:
– Ваганов,Сергей! - Смеется. – По книжке узнала.Ну, кто с тремя книжками под мышкой может бродить по госпиталю. Стихи твои помню: «Какая ночь,я не могу,не спится мне,такая лунность…»
Улыбаюсь:
–Это Есенин.
• От тебя же услышала впервые..Ты что же к нам?
-Да не от хорошей жизни.
Поговорили.Я спросил:
- Помнишь лежал с нами,Хаттамов фамилия,выздоровел ли он.
Она пытается вспомнить :
–Какой?
-Темный,таджик,кажется, через трубку ему питание вливали..
-А да,помню, -перебивает она,-умер.
-Давно?
-Да уж порядком
-Не могли сделать что-нибудь?
-Да и так было ясно ,что умрет,что сделаешь.
-Ну, в Москву..Ему говорили,что выздоравливает.Я ему писал в письме матери об этом,он диктовал..
Ещё Бойков умер, с тобой, по моему лежал.
-Нет,не помню
-А Раю помнишь? Ну, толстушку-няню,помнишь, как мы покойника-майора таскали втроем…Она перевелась в другой госпиталь.Долго о тебе вспоминали…
Говорю ей:
–Как приятно тебя видеть, я о тебе справки наводил…
-А я в отпуске была, в Россию ездила…
В минувшую ночь пережил, кажется, смерть во сне.Что -то преследовало меня,я не помню образа,но это что-то было страшной,притягивающе-отталкивающей пустотой.Я это помню по безнадежности и отчаянию… Сейчас прислушиваюсь к себе с каким-то суеверным страхом – так недоступна словам память об этих чувствах…Помню,была спасительная мысль,что еще можно проснуться,выжить.Но чувствовал рвущуюся ткань мозга..
Меня с трудом добудился Галеев.Увидел его испуганное лицо,услышал слова
– Ты что же так … уснул…не надо…
Но я так дорожил пережитым во сне,так хотелось запомнить все,что я опять на мгновение спрятался в сон ,собирая там остатки пережитого..
Вечер.Зной слабеет,уползая к горизонту вместе с солнцем.Все оживают.Саранцев
просовывает под гипс на сгибе локтя линейку и остервенело пытается расчесать недоступное место и смешно царапает ногтями гипсовый панцирь. Потом идет в корпус,не дожидаясь ужина, выпрашивает там снотворного и теперь спит улыбаясь,причмокивая,иногда дергая за бинты, обмотанные вокруг груди,но видно, чувствуя боль,опускает руку на простынь.
Перфильев в сотый раз возвращается от колонки с мокрой головой,с халата сбегают струйки воды,валится на раскладушку
-Это не вода,это кисель,в речке бы скупаться, дома у нас река оживит любого.
Зыкову все равно.С обеда он приставил изголовье раскладушки к стволу тополя,полусидит, обложившись веером из тетрадных листов, исписанных формулами.
Приходит Коновалов,сообщает,что в столовой на ужин.Пытается читать,но не читается ему. Пишет письмо,вначале обстоятельно с раздумьями.Надоедает,ставит точку,находит в тумбочке конверт,заклеивает,надписывает.
Знаю,стоит поднять голову от книги он тут же зацепит разговорами.Поговорить он любит с Зыковым и со мной.Я заметил –ему нужен индивидуальный собеседник,особенно когда говорит о девушках.Это со мной.О танках он говорит с убежденностью,что равных ему в этой теме здесь нет.В общем так оно и есть.
Недалеко в палатке поселился капитан –танкист,участник войны.Андрей отводит с ним душу уже не как рассказчик,а как слушатель.Приходит от капитана воодушевленный:
-Он участвовал в сражении под Курском,представляешь –дали фашистам…
Но капитану сделали вчера операцию,перевели в корпус и к нему не пускают.
Со мной о танках Андрею неинтересно.Я как-то сказал,что танки под ядерным взрывом как саранча под ядохимикатами..Он вспыхнул возмущенно –Да ты что,да как нож в масло танки дойдут до Атлантики,хоть всю Европу засыпь бомбами..И позже вспоминая мой уровень образования в танках снисходительно не спорил со мной…
Люда оставила тетрадку на тумбочке и сверток с конфетами. Шепнула:
- Будет легче, перепиши мне стихи Есенина, что помнишь.В библиотеке нет его книг…
Коновалов то ли завистливо,то ли ревниво:
-Свидание назначила?
Переворачиваю подушку чистой стороной вверх:
-Да,в операционной…
Тетрадка в линию.Стал записывать ,что помнил: «Какая ночь,я не могу..», «Выткался над озером…», «Не бродить,не мять в кустах багряных…» Когда задремывал,стихи снились,прямо строчками на страницах книги…
К вечеру осталось два чистых листа. Заполнил Щипачевым –«Ты со мной и каждый миг мне дорог…», «Тебе покажется дотла любовь сгорела…»
Вчера Люда забежала в палатку.
-Привет,будущие герои Советского Союза…
Взяла тетрадку ,прошелестела веером страницами,шепнула:
–Спасибо! - поправила простыню.Исчезла.
Вечером после ужина валялись на раскладушках.Вдруг тряхнуло ,не одним толчком, как недели две назад , а россыпью. Будто старшина заснувшего дневального старается разбудить.Толчки сильные ,наверное, баллов на пять-четыре.Выскочили из палатки и первые взгляды на корпус.Кажется, все в порядке,несколько человек, перегнувшись на подоконник, смотрят из открытых окон вниз, да у подъездов скапливаются наиболее осторожные из ходячих и персонала .
Перфильев Николай:
- Зыков говорит, что не определился, кем будет, математика говорит в любой науке – принцесса.А Коновалов – вояка, в бой рвется, войну найдет себе и другим на голову.Да на каждую оглоблю найдется топор.Что хорошего!Пока война не чиркнет свинцом по живому человек не поймет…У нас по деревням инвалидов с войны горохом, в каждой, и много неустроенных ни по трудовой части, ни по бабьей, ни по семейной.Пьют, побираются.Жалеют их, конечно.Но как мероприятие какое приглашают с опаской – напьются,удержу нет…Один с нашей, Данилкин разденется до гола, а у него рубец ниже ребер по туловищу вокруг, будто сшили его из двух половинок…Смотреть страшно.А он в какой дом зайдет и стоит голый молча, пока стакан самогонки не дадут.У кого дети – плачут…И били его, не унимается
Молчаливый обычно Галеев объясняет причину землетрясений.
–Внутри земли озеро, большое, как море.
-Аральское ?- перебивает заглянувший в палатку Фомин
Галеев медленно поворачивается к нему всем телом ,оберегая забинтованую голову.Задумывается, будто припоминая размеры озера.
-Нет,больше.Как Каспийское.В море плавает рыба,только одна.Огромная.А на рыбе стоит бык.Иногда он трясет головой,и рогами цепляет землю.
-Ты то сам веришь в это?–уже с насмешкой спрашивает Фомин
-Вера здесь не причем, –медленно с непередаваемым акцентом говорит Галеев, –Старики у нас так объясняют… И нажимает на слово- так.
-А что же быку неймется, –отвлекается от книги Зыков- мухи кусают?
-Корову ему надо, –зевает Андрей –вырыли бы яму над морем и на рыбу корову спустили.Глядишь и тряска это кончилась бы… И тут он оживляется. – Нет,нет, вот тряска началась бы настоящая..
Галеев молчит,ему не нравятся комментарии.Он не похож на чеченца: прямой нос,рыжеватые волосы,в веснушках лицо, и только в глазах кавказкость.И печаль где-то затаилась в суховатом удлиненом лице: то ли в губах ,то ли в глазах, печаль древняя, может, еще с тех времен, когда люди впервые поняли, что смертны.
По ту сторону аллеи за колючей проволокой работают солдаты в зеленых трусах и в сапогах на босу ногу.Жарко В стороне рокочет бульдозер.Парень с крупным худым лицом высунулся из окна второго этажа.Широкая лягушачья улыбка
–Стучал,стучал,никого нет..
Я смеюсь –Сейчас няню найду скажу ,чтоб открыла.
Закрыли парня в туалете,загорает,но видно ему не спеху –песни поет.
В улыбке Перфильева участвует все:-губы раздвигаются до ушей,уши оттопыриваются освобождая место,глаза округляются…И даже жест руками будто гармошку растягивает.
-Моей невестой мать и родители занимаются.Я вернусь, они мне разные варианты раскинут.Только выбирай…
Андрей фыркает –Под чадрой или в мешке подносить будут?
Перфильев добродушен как осенний медведь. – О девках нашей деревни и вокруг все известно,информацию выдадут до родинки на какой ляжке.
-Особисты собирают- хохочет Андрей,-под юбки заглядывают? А за разглашение секретной информации к ответственности не призывают?…Так в женщине главное то,что ты о ней не знаешь.
-Э, не скажи –наставляет Николай- ты прежде чем в танке ехать до Атлантики обстукаешь,обнюхаешь,ощупаешь его со всех сторон.Что не в порядке,танк тебе гробом станет.Так и жена,с ней хозяйство вести, детей рожать…
-Сравнил *** с морковкой–перебивает Андрей.Но помедлив,оживляется,поворачивается ко мне – А что,Перфильев прав - танк вполне сравним с женщиной.Берешься за рычаги,будто за груди держишь,двигатель заработал всем телом ощущаешь как и что…
Коновалов с удовольствием смакует найденный образ.И подводит итог –Я и в училище говорю-танки надо называть женскими именами…
Вчера вечером перебазировались на другую площадку к первому отделению. Расправил раскладушку.Пришел Зыков:
– Там в крайней палатке за третьей аллеей мужик без ног лежит,тебя спрашивал.
Пошел к аллее.Слышу голос из-за деревьев:
–Ваганов,Ваганов!
Обернулся - .худое,измученное лицо.
–Петро!…
- Люда, сестра, сказала про тебя.
Подошел к нему.
-Петро,ты еще здесь!
-Вот, как видишь.
Тот же голос,страдальческий,чуть капризный, волосы на голове свисают сосульками.Сидит на койке, упершись руками в матрац.Та же поза,но уже и другая нога обмотана бинтами…Культя отрезанной не забинтована,синие рубцы и остро торчащий кусочек белой кости…
-Господи,другая нога!
-Вот, резать будут вот так…
Петро тонким пальцем проводит чуть ниже колена.
-Выше, чем ту?
-Да,немного…
Чувство жалости почти физической болью застряло между ребер,Что за неотвратимось несчастья!
-Сколько же ты здесь лежишь? Я был здесь в прошлом году, а ты с позапрошлого…
-Вот пятнадцатого семнадцать месяцев сполнилось,вторый год, считай, скоро запечатаю…
До самой темноты мы разговариваем с Петром.Его кровать под деревом на небольшом склоне в стороне от палаток и от коек под открытым небом.
-Что ж они тебя на окраину передвинули?
• Да надоив им вже А то ж,то сестру зовешь, и курю.Из-за курева,шоб палатку не поджег..
Истончеными пальцами ковыряет бинты,курит.Из отрывистого разговора узнаю о его жизни с тех пор, как видел в последний раз.Когда культя зажила, его отвезли в гражданскую больницу при заводе,где делали протез .Пробыл он там три месяца,уже ходил на костылях и на протезе, как начался процесс и на второй ноге.
- Сперва пятнышко черное,кожа гнить начала..Я б ногу сам вылечил,кожу ту черную отодрал бы немного.А сестра там одна перевязку делала и намазала яким-то спиртом, и вот оно оттого пошло..Шо бинтом примотано - все черное, и ноги не чую…
Он искренне убежден,что виновата сестра,часто повторяет это,но равнодушно, с обреченностью, что несчастья не последние…
У койки валяются маленькие пятисотграмовые гантели,по траве и на пролысинах земли синеватый слой пепла от папирос,полная окурков и мокроты плевательница у тумбочки,стеклянное судно наполовину заполнено темной мочой.Смятая постель в серых пятнах трухи с дерева и пепла, сбоку на ветки натянута простыня…
-А что Антонина,массажистка..?
-С ней все,уже нет,не по мне она..
-Я видел ее вчера проходила,еще вроде толще стала.
-Толстая , не по мне.Жинка ото еще тогда,кажется в прошлый год писала,что на работу устроилас,ь и оклад тыщу пятьсот рублей,ну, сто пятьдесят, значит.Дочка при ней..
-Сколько ж дочке сейчас?
-Три года вот в конце месяца.Так маленькой як побачив и всэ…
Ночью не мог уснуть: ни книги,ни писания в голову не идут…
Побродить бы по Ташкенту,поехать в старый город,шататься, глазеть, как бывало.Отлежал задницу насквозь.С утра пристроился с книгой у трансформаторной будки,выхожу только пожрать да на уколы.
Приехал Мишка:
–Ну, и подсушило тебя.Ничего, тебе идет,глаза в полморды…
Привез целый рюкзак вкуснятины.
–Ты что,Зеленый рынок на бушлат поменял?
-Ты же любишь,лопай.
Сидели за будкой,жирные манты запивали портвейном.Говорили.Мишка уверен,что меня по выписке из госпиталя отпустят домой.Август,какая разница неделей позже или раньше,приказ по студентам есть.Главное, чтоб ротный подписал…
Я тоже в этом уверен.Свобода.Как-то я ею воспользуюсь! Разве здесь за эти три года я не был свободен?Свободен в рамках скорлупы черепной коробки..Но чувствовать,что ты волен ехать куда вздумается,смотреть,слушать,ходить.Просто ходить ,например.Я бы всю жизнь бродяжничал…
Сейчас вечер.Слышны щелчки домино.Высохшая трава,неподвижные деревья,за оградой высокий дом,ребячьи крики…Темнеет небо, ползет муравей, и близость чуда ощущаешь всем нутром..И томительно-хорошо от того, что все так сложно,непонятно,и все это так берет за сердце…
Мишка сказал , что ни писем , ни записок мне не было….По-видимому, я для нее был реальностью только при встречах…Но почему нет в душе ощущения потери, ревности,утраты, так – легкое: то ли раздражения, то ли разочарования. А ведь было хорошо и в разговорах и в остальном – ночами. Да и сколько их было ночей- четыре всего…Но прикипело так, как будто уже всерьез.Она расспрашивала о родителях, я рассуждал о переводе в Ташгу..Привлекало все: даже то, что она старше меня, и предупредительная опытность ее, и мудрость в чувстве, и легкость, с какой она переходила от одного действия к другому…
Я прислушивался к себе: меня не тревожило ее прошлое, наверное, потому, что с обескураживающей откровенностью она могла рассказать обо всем, что было, как будто перебирала старое барахло, не пригодное ни к носке , ни для хранения.
В последнюю встречу я увидел в её полуподвале котенка, ободранного, грязного, как будто из него вынули все внутренности, вместе с костями.Он окунал мордочку в блюдце с остатками молока и облизывал нос.
-Отбила его от собак, но видишь уши ему поцарапали, и вот здесь на боку ранка.
Смеялась:
– Варю картошку.Поделимся с ним?
-Ему бы мяса, - сказал я. Она задумалась. – Проследи за картошкой. И убежала.Вернулась через полчаса с фаршем в бумажном кульке.
Мясо котенок есть не стал, вытянулся перед блюдцем и задремал, иногда всхлипывая, наверное, снились ему собаки.
Предложила:
-Надо бы выкупать его.Поможешь?
-Пусть очухается сначала, купанье для него как и собаки, несчастье.
Я поглядывал на часы, пришелец вычерпывал мое время, как молоко из блюдца.
А ночью задремав, она пробормотала:
- Ребеночка хочу…
-Мяу,мяу, – прошептал я.
Она, очнувшись, засмеялась…
Странно думать о вещах, в которых ты не признался бы вслух или письменно самому себе,вот здесь в этом блокноте один на один..Традиции или общественная мораль? Да что мне до них! Или опасение ,что в слове признание приобретет самостоятельный смысл и значимость – и вот ты видишь уже самого себя разгуливающего как гоголевский Нос, выбалтывающего то , что я предпочел бы оставить в тайниках своей души…
Обнаженная откровенность это недостаток.Более того –порок и болезнь.Где тот предел самоанализа,откровения,тот потолок,пробивая который ты уже крушишь жилище собственной души?…
Не хочется возвращаться в университет. А ведь три года назад хватался за все : хотелось всего и сразу – взахлеб Ключевского, весь Курс в синих обложках читал и перечитывал. И археология, экспедиции – на Левинцовку к Братченко, записался в фольклорную к Тумилевичу к казакам-некрасовцам в Ставропольский край, в половодье - в Старочеркасск, НОК на факультете, изучать заброшенные по области храмы…А сейчас? Вернуться сюда,потаскаться бы по Средней Азии…Мог бы печки складывать или историю преподавать.Что так тянет побродить по свету…!Самарканда не видел,Аральского моря не видел,Каспийского..хотя кружился рядом.И не найдешь этому чувству определения.Может, от предков со стороны отца,которых Моисей зачем-то водил по пустыне.Мама вспоминала,что отец даже далеко уезжал охотно и, возвращаясь ,мог рассказывать подолгу.
Не спалось.Бродил по аллеям.Кроны деревьев усыпаны звездами.Вышел к КПП.Позади зашуршала машина,я отступил в темноту и присел, укрываясь за кустами.Иногда кажется,что вот-вот произойдет что-то необыкновенное, сбивая привычный ритм дня и ночи,или раздвинется звездный занавес ,или..ну в общем –чудо!…можешь проспать его…Где оно? В чем? В ком? Во мне?…
Возвращался кружной аллеей.У палатки Петра свет.Подошел.Он читал,лампа-красный грибок привязана к ветке.Один костыль под подушкой,другой на груди,широкая сторона его –подставка для книги.Рассмотрел -сиреневый том рассказов Горького.Отошел тихо.
Вышли из клуба,показывали «Молочника из Мяэкюла».Девушку на носилках выносят последней.Красивое бледное лицо,темные большие глаза –все пропитано грустью на всю жизнь,наверное.. Бормочу Зыкову:
–Как подумаешь ,что есть люди страдающие в тысячу раз более тебя,так кажется счастьем,что ты таков, как есть.
-Говорят, она четвертый год по больницам валяется, –сказал Сергей.
Андрей Коновалов все время в бегах.Иногда ухитряется не ночевать в палатке.Дежурная сестра перед обходом настороженно уточняет:
– Коновалов,ты на месте?
Вчера пришел поздно. Валится на раскладушку и, видя,что я не сплю, придвигаясь,шепчет:
-Серега,сестру Нину с восьмой знаешь? Ну, не важно.Ох, баба,все умеет..Я бы таких награждал.Специальным приказом…Ночь с ней, все –ты полноценный мужик.На всю жизнь…
В шёпоте еще не остывшая страсть,как прокаленное железо в воде.
- А по виду не скажешь,пигалица по комплекции,глаза маленькие,ручки тоненькие..Говорю ей - воробышек,ты уж лучше на меня,чем подо мной,забудусь –придавлю.А она – дави,вино будет..Какое вино! Спирт чистейший и в глазах и в бедрах…Захлебнулся,неутомимая!Свое возьмет,сполна.И тебе все отдаст…Вот женщина!
И,не находя слов,сминает под себя подушку.Говорок у Андрея быстрый,слова произносит будто округляет каждое,слушая его вспоминаешь галечник на сочинском пляже.
Смеется:
– Может, в военврачи пойти,а не в танкисты.Служил бы здесь.Сестренки такие аппетитные.Ел бы их глазами и на довольствие меня ставить не надо,сыт бы был…А вчера Оксана о тебе спрашивала, я ей помогал в процедурной.Она тебя знает.Откуда?
Я стал рассказывать, как в прошлом году приземлились сюда втроем из взвода, попавшего в переделку .Ожоги горла,киповцы на ХС что-то намудрили, и мы вляпались в ловушку. Две недели лечили…
Но Андрей уже не слышит, перебивает
–А Оксана мне нравится,скуластенькая,татарских кровей,а имя украинское.А ты знаешь, татарки и узбечки выбривают между ногами..У меня была знакомая.Чудно с ней,чисто все и гладко…
Стягивает халат,наматывает на лодыжки концы распустившихся бинтов – у него какие-то язвы или фурункулы.Силен,гибок, как сазан на нересте. Остывающим говорком то ли мне,то ли самому себе:
– И где бабы по ночам такие слова находят,вроде похожие,а звучат по-иному,не иначе, им их сам бог подсказывает…
Наспех засовывает концы бинта под повязку,вытягивается на стонущей раскладушке.Умолкает.Я уже задремываю.И снова его громкий шёпот:
–Слышь,Серега,ты в религии толмач,я слышал, как с Зыковым спорили.Скажи,с кем бог переспал, чтоб человека родить?
Мне неохота разговаривать, да и все уже спят.Отвечаю вяло:
–Он человека из глины слепил,назвал Адамом, а женщину из его ребра вырезал..И замолкаю,забывшись.
-Косторез, значит! Все это враки и басни, –мечтательно возражает Андрей.-Он сделал женщину и спал с ней,от них и люди пошли.И Адам, и все мы…
Мысль мне кажется интересной:
–Может, и так, -бормочу я,но продолжать разговор не в силах,заплетаясь в сон.
Косинков Николай Иванович.Он помогал сестре разносить склянки,увидел книги, торчащие из-под моей подушки,слово за слово,разговорились.Мужик интересный.Говорит свободно,непринужденно от уверенности ,знаний,привычки общаться.Офицер в отставке,преподаватель в университете ТАШГУ и в военном училище,ведет экономику.Роста среднего, грузноват,крупная голова на короткой шее,с проседью волосы,лицо широкое,запоминающееся.Госпитальную одежду не носит,всегда на нем белоснежная тщательно выглаженая рубашка с короткими рукавами и брюки-пижама.Из всех офицеров,здесь он единственный регулярно читает газеты,тщательно что-записывает.Постоянно при нем блокнот.Видел у него в руках роман-газету «Тени исчезают в полночь».Очень любит рассказывать сам ,но и собеседника внимательно слушает.И нет в нем свойственного многим говорунам желания просто поупражнятся в речи,используя собеседника в качестве тренажера.Косинков рассказывая,слегка поучает,ему нравится процесс монолога,вероятно, от долгого преподавательства привычка.
Говорить с ним интересно,он прост,не обидчив.Встречаемся с ним на скамейке у «девятки»,в коридоре или в палатке. Сегодня разговариваем у него в палатке - он, опершись о спинку кроватной решетки,я - оседлав табуретку.
-К примеру,газеты, –рассуждаю я, – о провинциальных уж не говорю,те вообще лишены собственного мнения по всем общественным проблемам,но вот «Правда»- как можно лить столько воды в этой передовице.Подсчитайте долю информации,процентов десять, не более…
-Да, - соглашается Косинков,-вот читал вчера в «Правде Востока» статью заслуженного деятеля науки.И что ж вы думаете,вся статья целиком повторяет положения, освещенные всесторонне центральной печатью.Например, в вопросе…
Я смеюсь:
–Вы ,наверное счастливый человек,вам кажется,что это в новинку,да это сплошь и рядом.
-Не скажите! И он расказывает о научных обозрениях в «Новом мире»,в « Москве», о которых я не слыхивал.
Говорили о пережитках культа .Он терпеливо слушал меня,Потом сощурился хитро:
–А вы не до конца откровенны,признайтесь.
-Передалось от вашего поколения, -окрысился я.
Он согласился:
–В истории иллюзии чаще трагичны…
Часто с Косинковым чувствую себя школяром,слаб в аргументации,слишком увлекаюсь.
Принес Петру книжки и лампочку.Поменял лампочку в грибке, прикрутил крючок из медного провода, зацепил на ветку над изголовьем. Культи его ног прикрыты простыней с желтыми разводами от мазей. Длинными худыми пальцами мнет ягодицы.Смеется:
– Як щеки моего дида , колы у него ни одного зуба во рту не осталось…
Галеев.У него все расставлено по своим, только ему ведомым местам.Он никогда не спорит, а если нужно ответить, вначале помолчит, будто находит что-то в памяти, и отвечает обстоятельно,без многоточий.Но мнения своего не навязывает: хочешь верь, хочешь не соглашайся. Его не смущает, что некоторые объяснения звучат фантастически и сказочно,он говорит без фанатизма и упрямства, в нем некая цельность,загадочная для меня.
Хожу,думаю,читаю.Мир прекрасен,Мишка приволок Амаду,Гоголя,Шекли,Олдриджа, в госпитальной библиотеке взял Ремарка и «Новый мир».
Вечер.Сестра с традиционными препирательствами с нами,выключает свет.Через полчаса разговоры остывают. Стонущий звук какой-то птицы на дереве…Из операционной ее только что выпустили,что ли? Поскрипывают раскладушки и постоянно монотонно-глухой шум города…
Не спится.Беру Гоголя и тащусь в корпус.
-Ты куда?- останавливает меня дежурная сестра.
-В туалет.
-С книгой.. .
-Ну да,привяжу на шею, чтоб не сорваться с унитаза,-.миролюбиво бормочу я.Она машет рукой.
На втором этаже у столика медсестры никого.Приткнулся у лампы. Нет, не читается.Под стеклом - бумажки.На одной крупным каллиграфическим почерком инструкция для медсестер: проверить передачи,следить… Начальник госпиталя…
В окно виден город,огромное существо, как и природа, спящее с открытыми глазами… Чем объяснить это ощущение очень сложной и очень простой жизни тысяч людей на небольшом пространстве,разъединенных почти бесконечно рождением и смертью и объединенных такими хрупкими чувствами –любовью и надеждами…
Приходит медсестра:
–Ты бы шел спать. Берет какие-то склянки,уходит торопливо. – Если звонок,я в пятой.
Читаю.
Гоголь ,наверное, видел землю с высоты,пишет как очевидец : «и трава казалась дном какого-то светлого,прозрачного до самой глубины моря…»
Глаза слипаются:..Лодка тихо скользит над бездной облаков в промоинах чистой воды и ткнувшись носом в островок куширей ,застревает Я спрыгиваю,бреду к камышам, где стоят коты, за мной тянется след потревоженных водорослей,ила ,отплывающих лягушек.Осторожно втыкаю весло в дно вдоль щели в камышовой изгороди коты и тотчас сильное движение воды внутри частокола,удары крупной рыбы в плетень.Подцепляю сачком сазана в плотной кольчуге чешуи…
Слышны шаги медсестры,просыпаюсь.Она садится напротив,пишет, что-то перебирает в ящике,вздыхает:
–Умирает этот в пятой,с циррозом. К утру, наверное,отойдет.
Спрашиваю:
–Капитан, кажется?.
-Капитан, капитан-задумчиво говорит сестра,и уже напевая, машинально- Капитан,капитан,улыбнитесь…
В туалете разговоры:
-Ну, один,значит, в роте решил прикинуться дурачком: как утро, так начинает кукарекать.Ничего не помогало.В госпиталь его направили,посачковал он там,помучились с ним и комиссовали.Приставили сержанта сопровождающим.Едут день,едут второй,а парень не кукарекает…Сержант спрашивает:
- Ты что ж, мол, не кукарекаешь?
А тот смеется:
–Я свое откукарекал,теперь ты кукарекуй….
Библиотекарша отвечает равнодушно:
–Я уж не знаю,что ему передать,он уже все перечитал за два года.-Два года лежит,-повторяет она,будто вникая в жутковатый смысл произнесенного, и уже, почти шёпотом : два года..Ладно,на днях Нина Павловна будет обходить отделения с книгами и занесет ему что-нибудь,я буду иметь ввиду.А сейчас? Право, не знаю,может, журналы? Посмотрите сами.
Я отбираю для Петра последние номера «Юности».
-Вот здесь распишитесь.И передайте ему,чтоб аккуратно обращался с литературой.Вечно у него страницы загнуты,пятна от лекарств и еды, пепел папиросный между листами…
Перфильев пишет письмо домой. Первую страницу заполняет быстро ,оборачивает лист из тетрадки в линию и уже накатывает строки медленно, подолгу всматриваясь в кустарник и на потолок палатки.
Зыков,ждавший его идти играть в карты к трансформатору,машет рукой:
–Да ну тебя,летописец.
Уходит.
Николай еще с час пишет,перечитывает с удовольствием,будто ему это письмо написали.Объясняет:
–Мать с отцом получат письмо,полдеревни соберутся в доме,одной родни два отделения наберется.Всех надо вспомнить,о каждом спросить,привет послать – кто женился,кого призвали, а кто вернулся,кого в тюрьму посадили,а кто оттуда прибыл…У соседей Братченковых,мать писала: сарай сгорел с курами и поросенком, надо спросить, как они,посочувствовать. Это Зыков ,городской,он соседа по имени не упомнит , а квартиры дверь в дверь,говорит: какой-то чиновник живет, с портфелем ходит..
Перфильев хмыкает:
- Во живут, люди!Как в зоопарке..У нас если свадьба или похороны,драка или родился кто, или помер,вся деревня сбегается поучаствовать,разговоров потом не на один день..
Николай называл деревню,но я не запомнил названия ,надо переспросить,
где-то в Архангельской области .
.
Ночь,луна.Призрачное голубоватое сияние,будто воздух сгустился темнотой.Белесые здания госпиталя с черными проемами окон.Здесь внизу, во дворе, палатки под открытым небом.Тепло.Палатка дежурной сестры в трех метрах от моей раскладушки справа,желтый свет изнутри.За шпалерой деревьев и кустарника тихий стон- оооеееиие…Привычный, равномерный.Это Петро стонет.Так ли трудно всеблагому богу раскошелится на маленькое чудо-наделить Петра ногами.
Большей иронии на самого себя бог не смог бы изобрести, одарив людей своим подобием,но обделив их возможностями и духом..Какой смысл в отупляющем чувстве боли? Или у бога языческое меню…
Вечерами рассказы.Каждый предпочитает более рассказать о себе,нежели выслушивать других.В этой жажде самовыражения утверждение чего-то так глубоко запрятанного в нас…
Приходит сестра,решительно выкручивает лампочку,мы беззлобно поругиваем ее,но тотчас луна выкатывается из темной зелени деревьев,да такая яркая,что я различаю строки в блокноте.
Такая очевидность чуда во всем, откровенная очевидность! Как выразить его в слове? Мучительное чувство.Как клубок колючей проволоки разматываешь чувство в цепочку слов на смятый лист грязного блокнота.И все легче,как будто эта проволока у тебя меж ребер торчала…
Утро. Очнувшись,слышу мягкий говорок Галеева.Акцент и корявость фраз непередаваемы.Суть его рассказа: капитан говорил,он командовал батареей в том месте ,где сбили Пауэрса.Девятью ракетами в него стреляли…
Зыков:
–Писали в газетах,что второй ракетой его сняли…
-А,там напишут,-машет рукой Галеев.-Капитан говорил,что как тревогу сыграли и дали команду «огонь!»,так сразу и не смогли выполнить команды.Смотрели,выжидали –неужели –Огонь!?Ведь когда тревогу сыграют,то все знают что это учебная,а стрелять это не сразу кто решится – кто знает,чем ракета начинена…
Разговоры в палатках –энциклопедия текущего момента.Вот бы их без комментариев на радио…Только мат вычеркивать.
Приходит Фомин, ему скучно в своей палатке, рассказывает о своих поездках по стране.Высокий ,мускулистый,служит здесь в Ташкенте,сопровождает воинские эшелоны.За два года ,где только не был.У него то ли язва кишки, то ли виды на аппендицит.Срок операции назначен, и он огорчен, что не повидается с Марией.Она проводница, и каждые 15 дней приезжает в Ташкент.Тогда Фомин берет увольнительную и ночь они проводят в купе.
–Денег дает, когда попрошу,костюм купила..Правда, с собой в часть взять не разрешила,говорит: когда захочешь наденешь,пусть у меня хранится,не помнется..
- Во Львов с неохотой ездим,плохо там –были случаи,когда караул оттуда и не возвращался,снимали бендеровцы.По городу идешь,пацаны камнями кидают,прохожие зло посматривают…
Утро.Почесываемся,зеваем. Перфильев со смехом громко,выразительно портит воздух.Алла,дежурная медсестра заглядывает в палатку:
– Кто меня звал?
Хохочем. Саранцев едва не сваливается с раскладушки,,сипит:
–Мне нельзя смеяться…
Привезли парня,сразу на операционный стол –прострелены ноги и грудь.Приехали два подполковника помогать хирургу.Гадаем: наверное, молодой,сунулся под мишени.Очередью, наверное, а то как же сразу и грудь и ноги…
Кто-то кромко поет под гитару далеко у женской палатки.
-Что он с девятым отделением соревнуется!
-У баб на молочишко зарабатывает…
Страшна не смерть.Ну что –смерть!? Миллиарды прошли и переходят ежеминутно эту границу.На миру же…
Страшно то,что смерть так нелепо отрицает,взламывает то,что по сути так очевидно- удивительно, вечно,то что есть: Я , память,книги,такие сложные отношения людей между собой, которых ни вселенная ,ни бог наверняка не знают и не переживают…И вдруг весь мир в человеке становится отбросами,которые торопятся закопать,сжечь…
И он во множество раз унижен в жизни своей и в конце концов страдает и умирает от рук себе подобного и от собственных изобретений- дубинки,газа,пули… И мироздание не притормаживает, и бог молчит.Я не верю,что у него есть дела поважнее.Не он ли молил –да минует меня чаша…! А человек выпивает ее наравне с богом. Наравне с богом!..
Почему с такой ясностью и болью, понимая неизбежность смерти своей и тех, кому он дает жизнь,человек с такой легкостью берет в руки оружие и идет убивать? Почему человечество,взрываясь ежеминутно страданием и смертью между удивительной бесконечностью прошлого и будущего не выжег отчаянием из генов самую возможность предполагаемого убийства? Почему? Ведь так несоизмеримы смерть, и война, и выспренняя трескотня по радио о выдающихся победах….
Где победа?! Победа только в том,чтоб вытащить из морга того парня и вернуть ему голубое небо,пыльные улицы,женщин,семью…
Человек рождается для сотворения чуда,потому что он сам результат чуда:- сколько бесконечностей природа вращала гончарный круг мироздания,чтоб сотворить непонятное удивительное существо,хрупкое цыплячье ,уже в момент зачатия вбирающее в себя все бесконечное предшествовавшее и заключающее в себе все будущее,как в зерне дремлющий колос…
Кажется, откройся смысл жизни,только на мгновенье!… Тогда и смерть не нелепость,не ошибка,потому что в сердцевине мира ты не умрешь никогда, так как никогда и не рождался…
В « Ночном полете» - «Хоть человеческая жизнь и дороже всего,но мы всегда поступаем так,словно в мире существует нечто еще более ценное,чем человеческая жизнь…» Но что это?
Перфильев рассказывает о своей деревне охотно, даже если слушатели невнимательные, рассказывает будто перебирает привычные вещи в чемодане.
-Село небольшое, но оглоблями вытянулось вдоль дороги, за час дома не посчитаешь. Дорога широкая, для трезвого в самый раз, а пьяным не разойтись. Был случай, дед мой рассказывал – на одном конце села похороны, на другом –свадьба.И обоим в церковь что на отшибе в стороне, к ней дороги сходятся.И все торопятся.
- А куда торопиться ? – перебивает Андрей.
- Как – куда! На застолья свадебное и поминальное.В общем, свадьба лошадей в кнуты, а похороны – бегом.Встречаются у развилки.Жених уже во хмелю, смеется – пускай первыми едут, у нас время терпит, у покойника – нет, жарко, завоняется в рай не пустят… А невеста в крик – после покойника в церковь не пойду…Цапались, цапались, дошло до драки- кому нос в кровь, кому руку вывихнули, кто зубы выплевывает…Ну и как принято – мириться.Выпили, пошло по кругу, первому - второму. Кричат – Горько! Кто-то уже покойника целует, оттягивают – Да не в губы целуют, не невеста, в лоб..
Ввалились в ворота церкви и свадьба и похороны.Батюшка сердится, отмахивается – сами решайте, кому первыми.Уладили – батюшке поднесли с горкой, он пока венчал и отпевал обряды путал. Бабки , которые знающие крестятся, что же он несет, а перечить не смеют…Так одним обрядом и повенчали и похоронили.
Покойнику бутыль самогона под голову положили, пригодится мол- если в раю очнется добавит веселья, ежели в аду – горе утешит.
Перфильев растягивает рот широченной улыбкой – Пересказываю как слышал….А церковь целая и по нынешнюю пору, удобрения в ней хранили, а купола недавно поскидывали крышу повредили, дождь стал затекать, забросили…
Хотя Косинков и отрицает особую роль личности в истории, но валит на «высокопоставленного товарища» и устройство совнархозов и воинствующий антитравополизм…
Рассказал с заметной гордостью: как-то он был не согласен в выступлении Хрущева с «утилитаризацией диалектики борьбы международного коммунизма» против соответствующего империализма.Хрущев часто проводил параллели китайствующего толка: -«тигр-слон», «империализм –коммунизм»… - Я написал,что законы биологии нельзя отождествлять с общественными законами.Написал подробно,обстоятельно с сылками на Маркса, Ленина.Ответа не получил и ,если честно,ожидал худшего…
Я втайне злорадствовал.Напрасно,конечно.
-Терапевт что!Он вслепую работает,а хирург видит свою работу…У стола дежурной сестры трое –няня и двое ребят с хирургического.Один из парней очень красивый,немного женственно как-то,но будто из кинофильма прямиком в госпиталь.Вчера няня говорила о нем,что у него будет операция на легких.Я слышу, как она успокаивающе говорит парням:
– У меня вот т же была болячка,такая,что семь профессоров собрались и никто не решался делать операцию.А вот сделали ,и здорова,и работаю.С мочевым пузырем связано, –добавляет она. –Вон Чепурной ходит,так ему все легкое отрезали.И ничего.
Красивый парень говорит спокойно:
– А что толку,разве это жизнь.В пятницу чикнут меня.Хоть бы до сорока лет прожить,до сорока….
Был сон ночью.Все утро пытался вспомнить ,но он ускользал из памяти. Казалось, вот если сейчас не извлеку его из памяти.то все, с концами. И вот когда сидел у Петра,курили,вдруг вспомнился так отчетливо, как будто только что проснулся…
Кукса водит меня по госпитальным коридорам и сердито приказным тоном настаивает оставаться служит до ноября.На стенах коридора даже на дверях я вижу наши казарменные щиты с цитатами из Устава.Буквы яркие и светятся.Кукса подводит меня к очередному щиту,читает с выражением, строго глядит на меня,как бы подчеркивая неопровержимость аргумента.Но в последний момент я нахожу основательные возражения и со злорадством замечаю, что строки на щите расплываются,гаснут и из-под краски проступает вздутая от сырости фанера.Мне кажется, мы долго ходим.Кукса неутомим,а я слабею.Наконец, на двери начальника госпиталя я вижу щит с наиболее яркими буквами и чувствую, что это главный и решающий момент…пытаюсь вникнуть в смысл слов,но не могу впомнить ничего, кроме слов «долг и обязанность», и говорю :Товарищ полковник,но если меня ждет красивая девушка, то отпустить обязаны,нигде не сказано,что не должны…И что то еще толкую на эту тему невнятное и ,видя, как сникает Кукса,вытаскиваю их кармана халата бумажку с фотооткрыткой актрисы Извицкой.Я боюсь,что Кукса перевернет открытку и увидит печатный текст на обороте…Но нет –сходит… Он суетливо прямо на фотографии выписывает мне отпускную и отдает вместе с картонкой железнодорожного билета…
Петро:
– От *** только головка осталась…
Он сидит на судне и сосредоточенно с удивлением рассматривает.
Я улыбаюсь:
–Куда ж он делся?
-Та куда ж! Пеницилин вытянул…
Сестра передала Коновалову вместе с продуктами журналы, среди них несколько на английском и немецком.Я полистал – пушки, танки….Перфильев тоже посмотрел, откинул небрежно, сказал:
– Да, в трактор не переделаешь, для земли тяжелые… И Андрею - Ты что же, воевать собираешься?
- А что, танки техника самая востребованная, - снисходительно сказал Коновалов.Сейчас разрабатываются такие образцы!
Помолчал, как будто знает какие-то секреты,но не та аудитория, чтоб их озвучивать.Да и что с нами толковать: Перфильев –деревня, а я карбюратора от фрикциона не отличаю.
Перфильев:
– Ты яйца тогда броней прикрой, а то дома довоевывать будет нечем…
Андрей промолчал и уткнулся в журналы.
Перфильев поворачивается ко мне.
- Вот у нас в деревнях, кому в охотку подраться договариваются заранее, собираются на отшибе ,зрители – бабы, старики с печек повыползают. Ну, а повод всегда найдется, чтоб выяснить, кто главнее…Потом посчитают трофеи: выбитые зубы,фонари, вывихнутые челюсти, самое большое –сломанные пальцы…На эти случаи ветеринара приглашают поучаствовать, ему заранее бутылку ставят.Вот так воевать надо…Представь, выезжает Коновалов на своем танке против такого же воина ну, к примеру американского.Поругались сначала для поднятия боевого духа..Андрей, как по- американски послать на …?
Андрей молчит, закрылся журналом.
Перфильев с увлечением:
– Ладно, они и по-русски поймут, и вот гоняются они друг за другом, пока кому- нибудь башню не сорвет.Кто победил – медаль на оставшуюся часть тела, и по домам – девок щупать, если есть чем, а государству похвальную грамоту как победителю. …
Говорю Косинкову
–А может быть, бюрократия наилучшая форма управления.Страна огромная,демократии дать волю –так еще неизвестно, куда занесет.А так,циркулярно – и тело и дух насыщаются…
Косинков внмательно смотрит на меня,спрашивает насмешливо:
– Вас что-то не устраивает в существующей форме государственности?
Я отвечаю с иронией:
–Да все устраивает,кроме результатов.Да и не обо мне речь.Заметьте,в истории,чем государство обширней в границах,тем жестче система как вы говорите государственности.К примеру восточные деспотии…А вот маленькая Греция,даже не составлявшая единого целого –пример противоположный.И всей Европе образцы дала…
-Косинков –Ну,куда вас занесло.Не забывайте,ни одно государство в истории до нас не планировало социальный прогресс.Прогресс ,подчеркиваю, ставший трезвым расчетом.Ни одно…. А ,что касается формы,так Ленин говорил,что идея советской организации проста и может быть применяема не только к пролетарским, и и к крестьянским феодальным и полуфеодальным отношениям…Не ручаюсь за точность цитаты
Вечером за шахматами он протянул мне листок с названием работы Ленина,номерами тома и страницы
Сергей слышал наш разговор с Косинковым; сказал вечером:
-Если б Ленин был жив,наверное, коммунизм бы уже построили,гениальный был человек.Но в математике у него было слабо,я смотрел его книги.
На заросшем травой участке,что возле здания отделения, на корточках наблюдаю за цепочкой муравьев.
-Держи его,держи,парень…
Привстал,вижу бегут двое.Один преследуемый, в синем халате бежит молча,другой в белой куртке,вытянув руку кричит мне ,чтоб задержал.Я ни с места,черт поймет: кто из них сумасшедший …
В синем халате,не добегая до меня,свернул и через кукурузу побежал к забору.Там его задержали трое.Он не метался,просто остановился,видя, что бежать некуда, а забора не преодолеть.Второй подбежав,ударил его в ухо.Подбежал санитар:
–Не бей,-сказал спокойно,-хватит.
Увели.
Рассказывают.что в девятом отделении бьют больных.Я вспомнил лицо старика,когда ходатай за него просил врача,чтоб старика отпускали гулять во двор…
Снисходительность к политике и к политикам у Косинкова явная.Но он слуга идеи,даже если проповедовать ее будут жулик и дурак.Запомнился его аргумент:
–Вы думаете все священники –верующие!Но обряды в храме действительны независимо от отношения к богу служителя культа…
Он деликатно обходит острые углы,так явно превосходя меня в шахматах ,он незаметно уравнивает силы.Но здесь понятно: шахматы для него, как чай за столом, –возможность обдуманно вести беседу.
Говорили о культе личности,роли в истории и соотношении толпы и личности.Я стоял на том,что идеи личности и толпы разнятся –толпе нужен лозунг,и там,где требуется подумать и оглядеться,толпа будет действовать напролом…Поэтому для войн и революций вытаскивают или придумывают короткие лозунги и яркие знамена,что б в толпе они были видны.Отсюда и легкость обмана и легкость желания быть обманутым,чем и пользуются люди власти,отсюда и языческий культ власти…В коммунизм нельзя ввалится толпой или строем,повзводно или поротно под началом вождей разных званий…
Николай Иванович слушает внимательно,не перебивает и даже, когда я умолкаю,он двигает фигуру на доске, помолчит и отвечает с нажимом на слова, которые я часто повторяю.
-А вы задумывались сколько личностей: философов,писателей ,историков — размышляли, как перестроить общество.Сделать справедливым.Но старый порядок сокрушился только революционным движением народа,толпы. как вы говорите…Россию с ее деспотизмом власти,заметьте,давним, традиционным деспотизмом, иначе нельзя было переломить.А ведь в семнадцатом году решался и вопрос будущего: мы проиграли в первой мировой.И если бы не революция,старый порядок не выдержал бы и во второй…
Вечером, продолжая тему, он вытащил из пухлой тетради листки.
–Знаете, как Маркс определял личность? Вот « Богатый человек –это в то же время человек, нуждающийся во всей полноте человеческих проявлений жизни,человек в котором его собственное осуществление выступает как внутренняя необходимость,как нужда» И отсюда –создать условия, при которых человек будет «ощущать потребность в том величайшем богатстве каким является другой человек.»…- Я подчеркнул прямые слова Маркса.Что же касается коммунизма! Здесь же он пишет: «Коммунизм есть необходимая форма и энергетический принцип ближайшего будущего.Но коммунизм как таковой не есть цель человеческого развития,не есть форма человеческого общества»…
Я пытался иронизировать:
–Крамольно для современности…
-Возьмите,это я для вас выписал.Здесь сноска –откуда.Вся беда в том.что мы пытаемся создать представление о коммунизме и социализме газетными статьями…Надо читать Маркса….
Прав, кажется…
Петро:
- Шо раньше було –девки, гулянка…щась нычого не осталось; тильки ричка да маты..Помру тут…Був сон, стою промеж людьми.Воны кажуть друг другу – А деж Петро? Помер Петро…Я им говорю – не я жывый, я тут дома, чи ны бачите.А оны опять – жалко Петра…Не чують, не бачут…
Двое негров.Один высокий с правильными чертами лица,красивый парень,выражение лица у него доброе, мягкое.Застенчив.Другой,ниже среднего роста,цвет черный с коричневым оттенком,массивная челюсть выдается вперед, и обликом своим он напоминает карикатуры на Чомбе ,какие рисуют в наших газетах.Оба с Мозамбика,учатся в Ленинском училище.
Маленький говорит ,жестикулируя, что в Москве хорошо,а в Ташкенте плохо.Много людей подходят и рассматривают –Оооо,негр!он выразительным жестом проводит пальцем у себя по лбу и рассматривает палец –Вот так делают!Волос зачем черный,зачем кудрявый? Нехорошо…В Москве нет,там негра много,там хорошо..
Учатся оба уже два года,еще один год остался.Потом уедут на родину.Ребята молодые,лет по двадцать ,наверное…
А.Чехов: «Странное существо- русский человек.В нем как в решете,ничего не задерживается.В юности он жадно наполняет душу всем,что под руку попадется,а после тридцати в нем остается какой-то серый хлам.Что бы хорошо жить по человечески –надо же работать!работать с любовью,с верой.»
Вчера к вечеру привезли сразу шесть человек –все с ожогами.Бурное короткое движение на аллеях и в корпусе,сменилось тишиной,неторопливыми разговорами,предположениями и ожиданием подробностей.Сегодня из них умерли двое, и Люда медсестра сказала,что еще один безнадежен,остальные могут выкарабкаться…
Края палатки завернуты. Видны звезды.Поздно.Все угомонились.Только Зыков ворочается,бормочет что-то,приподнявшись,закуривает сигарету.Дым не рассеивается,а непонятным образом густится над вытоптанной между кустами дорожкой.Звезды огромны,кажется чуть-чуть довернуть небесный визир, как станут видны планеты или какие-нибудь необыкновенные вещи…
Почему чудо жизни влачит за собой боль,и смерть ,и унижение? Физиологическая основа страданий роднит госпиталь с Голгофой.Та же суета озабоченного народа,которого миновала чаша,а испившие лежат под капельницами, а те, над которыми разорвалась завеса, свалены в морг…
И если бог есть,то он великий экспериментатор и путаник,и натура загадочная и ,по-видимому,он сам не знает конечного результата эксперимента творения…Иначе зачем столько боли и смерти.? Зачем?!
Почему я думаю о них,связывая их жизни со своей,думаю с тоской,будто не над ними,а нодо мной сонная медсестра меняет пузатые бутылки в штативе капельницы…
Может, мы все составляем единое целое, как нити одного каната, и, когда рвется одна нить,ослабевает и таинственная связь всей жизни…
Перелистываю евангелие…Сюжет всех четырех уложится в десять строк…Но что есть основная мысль в этой книге?.Идея искупления, спасения через страдание? Надежда на бессмертие? И отчего так понятно это прозвучало на разных языках?
Может быть, от того, что плоть наша в боли не имеет национальности и пола. И мудрый Христос это понимал, потому и спасал людей через боль, физическую и душевную…Боль! «Блаженны плачущие…» И когда Меркуцио ощущает сталь шпаги под сердцем, он прозревает: чума на ваши оба дома…!
Но физическое страдание не соединило людей, цивилизация взросла на крови и разобщенность все более, и оправдывается все изощреннее…Зачем? Ведь каждый из нас родился и живет не для конечной цели человечества, толпы или государства
Наверное, страдание мысли соединит людей в будущем.Мы вдруг поймем исключительность человечества, ценность каждого в отдельности, не в масштабах должностей, казенной иерархии, жеребячьей любви, но как чудо присуствия в мире…И это будет второе пришествие в мир, пришествие человечества в человеке, человека к человеку…То, что сейчас возможно так ненадолго, только в любви.
Принес Петру папиросы.Он слушает радио – последние известия,что-то торжественное хвалебное.Я сложил коробки в тумбочку,сел на табурет.Петро постучал окурком о приемник:
–Во,говорять,говорять,думають,шо самого бога за яйца держат…
Приподнялся,чиркнул спичкой,как-то особенно у него загораются спички,сразу всплеском от головки до коричневых его пальцев.
Рассказывал о хуторе под Каменец-Подольском, где родился,о Свердловске, куда пацаном эвакуировался с заводом во время войны,работал токарем.
И снова как прежде пробормотал:
–Из всего только детство осталось –ричка,церква,лес да маты…Да,только и все…
И долго держит ладонь у виска.
Перфильев:
– Деду моему за 70 годков, прозвище у него в деревне Молчун; чаще называют по прозвищу, чем по фамилии.Отец рассказывал, дед отсидел 5 лет еще до войны.Вернулся , сказал отцу – власти не касайся и к ней не подходи, обходись малым…И замолчал.Что с ним там было молчок.Войну объявили , он пошел в военкомат, хотя по возрасту уже не должен был.Отцу сказал – все одно посадят снова, лучше на войну чем туда…Обозным был на фронте, вернулся через два года с ранением.Отца призвали, тоже вернулся живой, руки,ноги целы.Матери моей все завидовали: два мужика и оба живые.А мне уже пять лет.Как отец вернулся помню, привез печенье в обертке, прозрачной, наверное, целлофан… Николай смеется. – Вкус печенья не помню, а обертку запомнил…Уже в школе когда учился, сижу за столом, дед берет мои учебники, придвигает к себе керосиновую лампу, надевает очки и читает, все подряд..Спросит только: это понимаешь? И пальцем в страницу..Как-то говорит, запомнилось – Жихаревых ты знаешь.Отец их из старших, самый наибеднейший был в деревне, лентяй, перебивались тем, что украдет или выпросит.Бывало били его, но и жалели из-за детей.Перезимуют кое-как, вытащит тачку из сарая, соломы нагребет, подожжет и катает тачку по огню, пока вся не прокоптится.Детей посадят в нее и с женой поедут по деревням милостыню просить, вроде как погорельцы…А в революцию сгинул.Объявился начальником, по всей волости командовал, реквизировал, шумел….Потом на Москве начальствовал, свой дом не управил, государством стал управлять…Вроде, как расстреляли его свои…
Так и осталось в памяти: низкий бетонный потолок склада бывшей аптеки, где нас, аварийщиков, расселили.Запах лекарств из соседней кладовки,ее лицо в венчике подушки,прикрытые глаза,бисеринки пота на лбу,прикушеная губа..И удивление, с которым я прислушивался к себе, – я могу вызвать в женщине такую страсть…
Забыл название поселка под Новосибирском, имена ребят, с которыми работал на котельной военного завода с очень хлопотной пропускной системой.Но помню холодный клуб,неожиданное знакомство с ней и и близость в тот же вечер…
Потом были выходные . Ребята разъезжались – почти все жили в Новосибирске или в пригороде.Я не мог читать,пошел к ней Она с матерью и дочкой жила в клетке длинного дощатого барака,снаружи обшарпанного,но внутри виднелись занавески,цветы,тумбочки и никелированные кровати.Насквозь пронизывал барак гулкий коридор с запахом еды,таким плотным,будто в нем сохранялись запахи обедов и прошлых лет.
Позже,когда приходил к ней,мать молча уходила,забрав дочку,не одеваясь,наверное, к соседям здесь же, в бараке…Я шептал ей: зачем она уходит,я печенье к чаю принес…Она улыбалась,что-то поправляла на мне:
–Ничего,ничего, они давно собирались…
Она любила кружевные воротнички,она сама их вязала.И на фотокарточке, присланной мне в Москву,когда я уехал на курсы,она была в кружевном воротничке на темном платье.Почему в памяти,по каким признакам что-то отсеивается напрочь,а что-то,будто наколкой на теле, врезывается в извилины мозгов…? Меня сжигало любопытство: я пытался разглядеть себя в зеркале ее отношения ко мне.В ее лице запомнилось все : круглый маленький подбородок,небольшие глаза,широкие брови,родинка на щеке справа, …Цвет глаз не помню,он как-то странно менялся во время объятий….
По утрам термометр показывал более 30 градусов.Для меня тогда это было в диковинку.Выходя на улицу, я ожидал в лицо удара холодом.Но ничего не было,только ресницы слипались,да кончик носа пощипывало и даже в сапогах ноги не мерзли.
Все кончилось так же неожиданно, каким было и начало.Мне предложили поехать в Москву на курсы бригадиров.Я не колебался.Ехать нужно было спешно.Мы попрощались.Я уносил ее бессловесный шопот,прикосновения сухих быстрых пальцев к моему лицу и любопытство к себе: что же она увидела во мне такого?!…
За поселком был лес,реденький у дороги,к горизонту он сгущался,казался дремучим и непроходимым.Она учила меня ходить на лыжах.Снег был глубоким, и я ухитрялся одновременно съехать с колеи,которую она прокладывала впереди, и потерять лыжи и провалится в снег. Она оглядывалась,возвращалась,смеялась,как-то ловко все у нее получалось,будто она с пеленок на лыжах.Оправдывала меня:
–Ты же под пальмой родился,а я под елью…
И все было так давно –пять лет прошло.Забыл, как зовут ее дочку и мать,название поселка (какое-то военное), но помню руки ее,кружева на тумбочке и лицо ее в те минуты… и имя.
В Москву она писала письма.Почему-то всегда карандашом.Строчки крупные,неразборчивые,скатывавшиеся вниз тетрадного листа,на странице их вмещалось не больше пяти….
Взял в библиотеке «Повести Белкина».Приткнулся у трансформатора, до обеда еще час-перечитать «Метель», и не мог оторваться, пока барышня –крестьянка не запуталась в расставленные ею сети…Что за притяжение слов! Писал так, как будто возможности слова, рассчитанные на далекое будущее исчерпал до конца в собственной судьбе, и умер, потому что боги испугались, как бы поэт не стал «как один из нас».
Сценическое пространство жизни ограничено любовью и смертью,они в непостижимой зависимости друг от друга, как корни и листва. Пушкин расширял сцену жизни,расставляя светильники в самых темных уголках.В евангелие от Пушкина больше веры, чем в писаниях полуграмотных апостоло,в не сумевших ни понять своего учителя,ни запомнить его слова…
Играли в шахматы с Косинковым.Подошел мужчина с забинтованной шеей.Они о чем-то переговорили, и мужчина ушел в сторону корпуса.
- Редкостный случай, - сказал Косинков, кивая на уходящего мужчину. - Майор, был на охоте, выстрелил из ружья и дробинка, срикошетив от поверхности воды, попала в шею.Операция пустяковая, к вечеру его выпишут..
Я приготовил цитату Ленина, выписал: «Честность в политике – есть результат силы,лицемерие – результат слабости…»
Косинков слушал меня невнимательно, отвечал сухо, как на лекции.
- Культ вождей в какой-то мере объективная необходимость.В условиях политической неграмотности народа, отсуствия традиций форма культа дает возможность нейтрализовать возможный политический авантюризм, которым всегда чревата обстановка в стране во время великих перестроений.Поэтому и вооружаются демократией лозунгов…Ленин сам признавал демагогичность первых лозунгов, поэтому призывал к поголовной грамотности, искал оптимальные формы образования…То, что вы спорите, - это хорошо, главное, не впадать в крайности…
Здесь человек - только тело.Говорят только о болезнях этого тела,о ножевых и пулевых ранениях,об увечьях,грыжах,переломах,язвах,
ожогах,инфекциях,гангренах,шизофрении...
И все это разрастается в странную иронию над человеком,над хрупкостью оболочки, хранящей душу,хрупкостью изначально запроектированной.Как сосуд, вылепленный неумелым гончаром ,в сырой глине уже обозначивший трещины и изломы…
Может, боги питаются болью,бессмертные ведь…?Все эти жертвоприношения во все времена,во всех религиях…! Боль,страдания, смерть.Разве без них мы бы не узнали,что такое –жизнь?Так бы и не выбрались из сомнительного рая,что ли?
Как понять ощущение небытия! Понять: когда меня –нет?Разве возможен мир без меня!?…Но ведь эта бесконечность бытийная была до меня и будет продолжаться после меня…!?
Воробей чистит перья совсем рядом на ветке кустарника сразу за поднятым пологом палатки,иногда они садятся на тумбочки,стучат клювами по клеенке –эй,калеки,принесли для нас хлеба из столовой? Дрожит лист под каким-то неощутимым ветром ,может, чувствует приближение объявленного вчера по радио толчков землетрясения?
Пришла Вика-медсестра, позвала на процедуры в корпус Саранцева.
-Лучшие ноги госпиталя!-мечтательно говорит о ней Коновалов,смеётся :- Не успел, она вышла замуж,когда я был еще несовершенолетним.К несчастью, моему –танкист, старший лейтенант.Видел как он встречал ее у кпп, до сих пор молодожены..Ээх!…
Может быть, каждый из живущих,прежде чем обрести бессмертие, должен прожить миллионы жизней всего, что судьбой даровано обитать на земле от камня до человека…
Зачем мне все это? Почему так важно видеть и пережить и жизнь и смерть!
Может, истина где-то здесь за оградой - в сутолоке улиц,в движении троллейбусов и трамваев,на рынке среди солнца,запахов еды,навоза,пыли,ярких азиатских одежд женщин,развалах старых книг с арабской вязью на страницах , сверкающих изразцов Кукельдаша,полуразрушеных минаретов,в космических толчках землетрясений…
И воробей,отвлекаясь от чистки перьев,твердит мне об этом,а я не слышу и не вижу!
Но как уловить момент ее видения? Почему так отчетлива связь между простым и невообразимо сложным?
Может, смысл в созерцании жизни и участия в ней по мере сил своих и способностей: ведь так очевидны и радость и наслаждение? Но ведь жизнь - это не сад…В лабиринтах госпитальных аллей можно выйти и к девятке-психопатке, и к моргу, и к корпусу операционной, и к выходу кпп…
Фомин - мастер рассказывать анекдоты, артистично, в лицах, в интонациях.Репертуар обновляет ежедневно, обходит с ними палатки и палаты.С гордостью:
- В офицерские приглашают…
- Встречает муж жену и сына на вокзале.С ними сходит попутчик по купе.Жена знакомит мужа с попутчиком –Герой Советского Союза… Сын дергает отца за рукав –Какой он герой-без мамки спать боялся…
-Ну, еще. Бабка в лесу грибы собирает.Партизан из лесу выходит, ей руки за спину.Оборачивается, видит дед с бородой и автоматом: – Говори бабка, где фашисты?
- Да ты шо, родимый, двадцать лет как война кончилась…
- Как же так, бабка, а я до сих пор поезда под откос пускаю…
Хохочем.
Фамилии его не знаю.Вижу каждый день за обедом,разговариваем.Среднего роста,говорок особенный –среднероссийский.У него прободение яичка,была грыжа,не обращал внимания,а потом грыжа вышла в мошонку,получилось прободение,было уже три операции.Сидим за столом.обед.
-А я не хочу комиссовываться –говорит он.
-Домой не хочешь?,-удивляюсь я
-Да, не! Домой то ведь надо здоровым вернуться.А так ,толку с меня.Пусть вылечат.Дома лечиться некогда будет,работать надо.Семейное положение не ахти…Отправляют они меня на комиссию,так я сам не согласен.
Жара.Слоняемся, как сонные мухи.Пошел к Косинкову,но у него визитеры.
Убийственно однообразен цвет стен,коридоров,постелей,запахов,серых арестанских халатов…И на лица все это переходит,и на мысли.Разговоры о партиях шахмат,о погоде,будто что-нибудь у нас зависит от погоды,о болячках…И все это задерживается в наших головах ненадолго,вымываясь очередной волной того же самого.
Я бы расписал стены красками,зверями ,цветами и счастливыми лицами.У здешних стен цвет и запах тоски и боли,они заполнили территорию госпиталя и по ночам пробираются в сны,вытесняя надежды.
Рассказывал Петру о Тарасе Шевченко и Котляревском. Мало знаю,но вспоминаются разговоры у костра на раскопках в Левинцовской.Слава Братченко, ярый украинофил, наизусть цитировал всего Кобзаря, убежденный,что история России не была бы такой трагичной, если бы традиции Киевской Руси,ее язык,ученость,торговля распространились бы на отсталую Россию… Я не спорил.Но когда Слава пел украинские песни,никаких аргументов уже не нужно было: песня,сказка,язык –все идет с Украины…
Я разыскал для Петра в библиотеке довоенный учебник украинского языка.Н.П., выдавая его мне, даже не записала в формуляр,удивилась:
–Надо же, у нас он давно в списании..
И теперь часто вижу, как Петр бережно листает распадающиеся страницы,шёпотом прочитывает наивные тексты,будто что-то пытается восстановить в памяти. Позавчера вечером неожиданно сказал:
- То ж знать,колы помереть, на руках убиг бы до дому…
Зыков:
–Я говорю Куксе ,прошу перекомиссии. А он –на каком основании? –так как же после двух операций меня признали годным к службе в стройбате.Это значит, что через год я снова ваш пациент. Он бельмы выпучил: –Нет,ничем не могу помочь.Есть приказ министра. Сейчас даже больных туберкулезом призывают.Ты что же хотел…я вот 18 лет протрубил…
Сергей замолкает надолго.Видно, как сильно он расстроен.Позавчера еще был весел,доволен,писал письма и листал мудреные математические книги.
–Кукса отошел,бурчит- надо мол на комисии было выяснять…Но там же мне и рта не дали раскрыть.Годен! Пятнадцать суток при части и в работу…Правда, посоветовал с лечащим врачом пойти к начмеду,и тут же добавил – о гражданке забудь,в лучшем случае, перевестись на легкие работы.О гражданке и разговора быть не может…
Заходит Нестеров,ветеран госпиталя,полгода уже здесь,со своим традиционным:
–Всем встать,остальным лежа подровнятся…
Послушал.
–А что ходить, хвосты мочить,начмеда я знаю,дохлый номер.Будет кричать –Я выражаю вам политическое недоверие.У него на все про все это самое –недоверие по политчасти.Будь его воля, он бы всех из палат на парады выводил-доверие демонстрировать.Историю со знаменами слышали?Вот в этом он весь…
У Блока, в письме к матери: Несчастную мою нищую Россию с ее смехотворным правительством,с ребяческой интеллигенцией я бы презирал глубоко,если бы не был русским.Теперь же я знаю,что все перечисленное,и даже все видимое простым глазом,-не есть Россия; даже если русские пентюхи так и не научатся не смешивать искусства с политикой,не поднимать неприличных политических споров в частных домах,не интересоваться третьей Думой,то все-таки останется все та же Россия «в мечтах»…
России не везет на политиков, Блок эту драму чувствовал…История мысли российской 0 это история русской поэзии…
Вика:
–Не всех,конечно, родители забирают –беспокойное это дело.Я вот уже третий год в госпитале работаю и ни разу не помню,чтоб родители тело перевезли на родину.Это же вагон надо заказывать,в обычном не повезешь..
Перфильев:
– Батю взяли сразу, как войну объявили.Молодой , здоровый, и сейчас выше меня ростом.Мне чуть больше года.Мать рассказывала, когда прощались, отец сказал: вернусь; если похоронка , не верь.Говорил ,как гвозди вбивал ,не выдернешь.Всю войну шофером при артиллерии.Было ранение, две недели в госпитале и на фронт.. Демибилизовался. Приехал в город , до дома осталось тридцать километров, решил погулять в ресторане…Отец широкая душа – гимнастерка в медалях,чемодан заграничный, рюкзак, полный подарков, рукава закатал нацепил часов от запястьев по локти – вот эти из Варшавы, эти из Берлина….в общем, вся география войны отцовской…Слушатели , конечно же, нашлись ..Гуляли по полной – проснулся в канаве, без чемодана, рюкзака, часов….Мать смеялась – главное живой и при медалях и документах. Стала рожать - из пятерых один я довоенный…
Приезжал Ромка Гриб. Привез записку от Мишки: «Забили на губу.Да разницы никакой.Беспокойств меньше, да работа погрязнее.Припас книжки тебе-одна библия,на древнерусском, с рисунками ,другая –церковный устав 1903 года…Уговорил одну бабусю. Когда выбираешься?…»
Ромка сказал,что Шварцман напился позавчера,поймал какого-то майора с дач и убеждал его уйти из армии…
Мне легко пишется и думается о Мишке.Потому,вероятно,что отношусь к нему не как к постороннему человеку,а как к самому себе. Мы сходны во многом,мы не противопоставляем свои позиции,не давим друг на друга ин формированностью,иронией,мы не соперники ни в чем,при всей разности взглядов.Не знаю как с большей точностью обозначить характер отношений.
Есть какие-то пределы откровенности между людьми.Они определяются степенью доверия и уважения,пониманием что все сказанное тобой и в минуту неприязни не будет использовано против тебя.Как-то сказал ему , что ты открываешь в самом себе,я открываю в книгах.Хотел подчеркнуть наследственность личной его культуры.Он подумал с некоторым выражением удивления,потом сказал,что меня могут испортить книги-ты слишком поддаешься влиянию прочитанного…Я запоздало разозлился,говорил ему,что он толстокож оттого,что родился в благополучной семье,не знал, что такое керосиновая лампа и родительские скандалы.
Сходство отношений к окружающему у нас с ним вовсе не универсально.Да и не бывает абсолютного сходства.То,что составляет наше я, так неуловимо изменчиво,текуче,что самого себя наблюдаешь с чувством ненасытного любопытства.В Мишке я часто вижу то,что хотел бы приобрести в себе.
У Мишки культура в крови,какой-то природный аристократизм,проявляющийся даже в бытовых мелочах.Он не выносит клопов,нечистой постели,провонявшихся портянок (то, на что в наших условиях можно и не обратить внимания).В риске расчетлив,но не в свою пользу и там,где я бросаюсь в крик и раздражаюсь,он внимателен и спокоен,хотя позже может мне рассказать о своих переживаниях в те минуты.Это воспитание плюс еще нечто наследственное.Мою жажду во все сунуть нос он не разделяет –нельзя объять,да и стоит ли…Когда я приглашал его в церковь или к баптистам,или в ташкентские трущобы он отнекивался: не хочу,вернешься, расскажешь. А слушал охотно.
Но есть в нем какой-то круг переживаний обнаженных крайне.О них он рассказывает только мне и то в минуты когда чувствует,что я настроен понять его,сопережить…Тогда волнуется –верный признак этого –частит в словах. Круг этот я не могу обозначить,может быть это неумение врать,хитрить,порядочность до мелочей,как раз то на чем мы здесь все спотыкаемся.
Как-то сержант Журавлев ударил молодого хохла Петелина.Тот залился кровью и утром у него вывалились два зуба.Я пристал к Петелину –Кто? Он молчал,потом сказал со злобой,что упал. Но дело было ясное,нашлись свидетели.. Я почувствовал,Мишка следит за Журавлевым.На другой день вечером мы пришли с объекта позже всех, делали замеры кубатуры,ужинали одни под навесом.Журавель ел с нами напротив.Мощного сложения парень с широкими волосатыми кистями рук.Помню как он встал,выплеснул чай на пол и пошел к туалету.Мишка сказал – я сейчас.Подошел к раздаточному окну,там что-то взял и быстро направился к туалету.Дверь захлопнулась за Мишкой.Я насторожился,потом вдруг все понял и кинулся ту да же.Уже протянул руку к двери как оттуда вышел Журавель ,лицо в испарине,отвисшая челюсть,невидящие глаза…
В туалете Мишка мочился у стенки,за голенищем сапога торчала толстая деревянная рукоятка столовского ножа.
-Ты что ему сделал?
-Да так,пожурил маленько… Мишка волновался.
Дня через два я спросил – Мог бы ударить?
Мишка помолчал. –Наверное да,в какой-то момент.Я не понял,но Журавль понял…
После того случая Журавлев стал тишайшим.Позже,перед тем как я попал в госпиталь он выпросился в Джамбул в третью роту.
Когда Ключар рассказал Мишке как мы спасали шлюху ночью,он спросил –а зачем?ты бы ей проповеди прочел.Ей может это в удовольствие пропустить между ног взвод кобелей, а вы помешали.По моему,не стоило…
В нем очень устойчивы принципы усвоенные ,наверное с детства,неизменные в любых обстоятельствах.Хотя о биографических деталях он рассказывает редко и неохотно.
-Во мне русское только воспитание и язык. Раньше я как-то огорчался этим,хотелось больше русскости…Особенно в училище.Передовая техника,самолеты,слова о патриотизме настоянные на ненависти к немцам и пренебрежении к евреям, как раз тех наций которых у меня более всего в крови.
Женщины меня воспитывали и им благодарен,что проживу жизнь без погон.Отец военспец- инженер –иди,иди в училище; военный,почет ,уважение,бытовые проблемы сами собой отпадают,устроен..Матери не нравилось –Лучше как Светлана в пединститут.Почета и устроенности меньше,но начальником сам будешь над собой.Переругивались они из-за моего будущего.А так,пораскинуть –отцу все равно куда мне устраиваться,лишь бы ему не мешал, у него свой ритм жизни сложился.А мама ради нас и живет.Из-за Светки переживает: то учеба,то замуж,то внук Ну и я добавлял ей переживаний.Но то,что можно относиться и любить людей бескорыстно –это мать.Пошел в училище.Конечно,не из-за устроенности,мне и сейчас наплевать на все эти блага военные.Но хотелось чего-то конкретного во всей этой умственной сумятице,что в мозгах моих кипела.А тут-самолет,власть над техникой,небом полная жопа романтики.И к тому ж математику знал хорошо,экзамены на пятерки и стал авиабурсаком.Потом два года понадобилось,чтобы выпутаться…Мишка замолчал
-Женщинам ты обязан,-напомнил я.
- Да.О маме я говорил.Как –нибудь подробнее раскажу,женщина она у меня –редкость.
На первом курсе познакомился с Леной Поповой.Студентка университета.Умница,красивая.Как увольнение – я к ней.Идем в кино,в театр,в музей.Скучных минут не было.И разговоры,разговоры…Все это как-то расшевелило меня, то что знал до этого неожиданно открылось глубиной, чувством, поэзия,искусство,умная, любопытная жизнь …Мы же как привыкаем-наша жизнь-это наши обстоятельства,текучкой меряем жизнь.А тут вдруг все по-новому.Пушкина перечитывал и ,кажется, совсем его раньше не знал.Проклятая школа… Черт знает,как объяснить!В школе играл на трубе,разбирался в музыке.Разбирался.А тут вдруг стал думать и чувствовать,и переживать.Второй концерт Рахманинова- любимый…Вот в чем соль!…
Он долго тогда говорил о Лене,показывал ее письма
Для него самое важное,по моему то, что он может понять в пределах дня,месяца,года,своей жизни.Понять и действовать.Оттого он не разделяет моей разношерстности….
Перфильев под хмельком, раздобыл же где-то ,поет ,пританцовывая:
–А колхоз,колхоз,жизня новая!А колхозник идет-пузо голое…
Дальше не запомнил,отвлекли.
В столовой.Напротив парень - лицо круглое,добродушное,губы припухлые красные,глаза чистые,светлые с прищуром,будто всегда видит перед собой солнце.Ладонь левой руки перебинтована,но пальцы торчащие из под повязки цепко прихватывают край стула и кажется что он нарочно намотал бинт на кисть.Присел к моему столику.Я читал,допивая чай.Поднял голову,увидел улыбчивое лицо и понял,что ему отчаянно хочется поговорить,безразлично с кем.
-Это на какой стол дают,спросил,кивая на остатки еды на моих тарелках.И не ожидая ответа –Хорошо кормят,жить можно.
Я согласился –Можно ежели здоров.
Он уселся,очень торжественно,расставил тарелки с борщом и котлетами.Прихлебнул компот,будто прочищая горло и стал обстоятельно,аппетитно уплетать борщ,тщательно подбирая водоросли капусты с бортов тарелки.
–С моей болячкой здесь не засидишься,-помахал забинтованной кистью,между указательным и средним пальцами торчал ломоть хлеба. – Палец ,ек!Домой приеду,бабе своей скажу ,пулей отрвало,без подробностей.А оно почти так и есть..
Он заговорил,оживляясь,увидев мою заинтересованность,стал выкладывать подробности.В учебке он по ошибке подхватил учебную винтовку с рассверленным патронником.На полигоне отрабатывали атаку.Увлекшись,он вогнал патрон в патронник и во время бега выстрелил,большим пальцем случайно закрыв отверстие.Патрон был холостой,но оболочка разорвалась как раз по диаметру рассверленного отверстия, и маленьким осколком гильзы ему отрвало большой палец левой руки.
-Перебздел,жутко впомнить-с улыбочкой говорит он- крови натекло вроде не палец ,а голову оторвало.Висит палец на ошмотках,ребята мне его приладили,перевязали.Старшина труханул,думал что патрон мне боевой попался,все никак не мог сообразить,как это получилось.Моментом,значит сюда,и здесь мне палец сбрили.Жаль,не раньше- отстукал я свой срок службы..
Поглядывал в сторону окошка раздаточной,посоветовался –Как у них тут не туго насчет добавки? И вернувшись со второй тарелкой уж налег на еду не отвлекаясь.Смеется –Набивай брюхо под горло,что б нехлюпало в дороге…
Как будто все чувства связывающие тебя с другими людьми свернулись ,окуклились…Пласт боли,страданий,смертей –все,что я вижу здесь,как бетонное покрытие ХС кажется непробиваемым для любых внешних воздействий.
Может быть боль-условие познания мира? Боль научает сочувствовать всему живому,предупреждает о своем следующем этапе: тупик боли это смерть…?Нелепая мысль.
Все мы загнанные обстоятельствами сюда, за госпитальную ограду, объединены одним желанием выбраться отсюда с наименьшими потерями.Но и эти особые условия ничуть не охлаждают накал страстей,которыми мы жили за пределами ограды.Вот поразительно! – как будто смерть и страдания не главное в этом мире,и мы видя перешагивающих порог небытия,уходящих куда-то…,интуитивно понимая значимость события,ведь это событие! все же остаемся самими собой,все – врачи,больные,сестры; как будто мы –зрители.Но ведь мы участники спектакля. И кто завтра окажется в главной роли –не быть!…
Нужно ли думать об этом,к тому же такими серыми размышлениями? Смерть как и любовь –мы или живем внутри этой тайны и не способны понять масштабы,или столь далеки от нее,что она нам кажется огоньком простой свечки…
Странно видеть здесь медицину, ставшую ремеслом.Раньше ею занимались жрецы.Все-таки смерть, боль требуют особых поступков,особых слов как в храме..Но здесь обыденность,кухня,физиология…Грустно.Религия освящает смерть,освящая этим самым и жизнь.
А пренебрежение жизнью,проповедуемое многими религиями? Смерть большее таинство нежели жизнь? Что за абсурдная идея!
Иногда кажется,что добро произрастает на ненависти,жажда жизни на страхе смерти…Но в безнадежных ситуациях как утешают нас надежды.
У греков была река забвения,а перед нами море забвения.Даже в смерти человек должен иметь надежду.Не для того вовсе,чтоб страх облегчить иллюзией,но это более соответствует исключительности бытия человека.
Наука глупа в сравнении с религией,глупа абсолютизацией реальности проповедуемого бытия.Даже в философских теориях своих наука говорит о человеке как о навозе …Медицина –ремесло! Смешно.Даже алхимики были мудрее..Но и мстят медицине ее же служители.Пример – Чехов,Вересаев,Даль…
Но и религия недалеко ушла от науки,создав черный ход для слабых.Зачем запирать разум под замок веры? Бог –удобная формула для разума ослепленного знанием смерти и в ней как в ремесле слишком много физиологии: между палачами на Голгофе и здешними хирургами разница только в инструментах…
Смерть слепила цивилизацию, в ней , наверное, и таинственный ключик от ларчика в котором хранятся все надежды человека.
Может быть бог –это надежда!?
Нет,не хочу.Хочу доверять только разуму без шор конечных «истин»…
Андрей то же не спит.Поворочавшись,перегибается к моей раскладушке и шепчет –Вроде сговорился с татаркой- нянечкой а она крутит..Не вразумею,чего.Сама глазами играла..Мне с бабами так в лоб объяснятся сподручней- да или нет.Вот так.Конечно ,она не трипперная,не держали бы здесь.Но видишь выбор ебарей у нее большой,красивая девка. Может деньгами хочет,а? Я уплачу –сколько на голове ухвачу…Ладно,ну ее к черту,давай спать..
Пленум.Русификация правительственного аппарата.Ощущение громоздкости…Нужна политическая честность 20х годов.И на международное коммунистическое движение это оказало бы куда большее влияние,нежели нынешний восторженный треп.Кому это выгодно,кому нужно?Поразительно не видеть этого…
Разговор с Косинковым.Он согласен,что в армии бардак.Правда согласие выражает осторожно,смягчая.Я говорю –Разве непонятна очевидность кризиса,люди в конце концов осознают ненормальность способов,которыми защищаются хорошие идеи…
Косинков прав – раньше армия давала то,чем человек продолжался на гражданке: учила грамоте,профессии,кругозор расширялся…Сегодня этого нет.Косинков упирает на реорганизацию идеологической работы,совершенствовании подготовки офицерского состава,в материальной заинтересованности.Возмущается – заработная плата на гражданке приближается к армейской…Но улыбаясь, рассказал –Старшина выстроил взвод.-Есть тута образованные? Отзываются-есть! –Так вот –образованность отставить,здеся думать надо…
Я хмыкнул-Это наш Чернов, зам.командира части по политработе,кличка –жопоносец…
Как-то в одну и ночей после объятий я не мог уснуть и тихо,прислушиваясь к ее дыханию сполз с дивана,подошел к окну и стал листать книгу с рисунками.Луна стекала в полуподвал, как будто только для этого и взобралась на небо. В лунном свете рисунки представлялись объемными,как будто поверх них лежал слой толстого стекла с такими же рисунками.Я увлекся неожиданным эффектом,поворачивая страницы под разными углами…Услышал ее движение на диване.Она лежала,положив голову на сгиб локтя,смотрела на меня с улыбкой,как мне показалось снисходительной,но по доброму.Обернула себя одеялом,подошла,стала листать страницы,но в моем открытии засомневалась.
В оставшуюся половину ночи я был неутомим..Она шелестела –Проспишь свою казарму… И потом,когда утренний свет стал вытеснять лунный,стала тихо рассказывать о каком-то поселке под Чирчиком,где она родилась.Я плавал в полусне – пространство между ключицей ее и маленьким ухом казалось большим,я весь вмещался в нем,удивляясь –как это возможно,чувствовал щекой биение какой-то жилки и запах…Таким он был у только что вылупившихся цыплят,когда бабушка вытаскивала их из под квочки вместе со скорлупой и перекладывала в плетеную корзину.
Она рассказывала о моем детстве, показалось о моем…Откуда она знает? -удивлялся я. И только непривычные для моего детства слова –урюк,арык,айран- и незапомнившиеся имена выносили меня к какому-то незнакомому берегу.Я отталкивался и снова уплывал в запах,в водоросли ее волос,в разноцветную темноту,проникавшую сквозь веки и неожиданные смутные открытия – сердце мое может биться вне моего тела, я чувствовал его правой щекой….
Петро сдвигает судно под кровать,закуривает,держа папиросу в пригоршне ладоней,словно боясь,что не весь дым он затолкает в запавшую грудь.
-И вот чую болыть нога,спокою от этого нымае,болыть и все.Вона може уже сгнила где-нибудь,а може студенты из нее препарат зробылы, а вот чую даже ноготь с нее болыть,ломае…У меня с ногтя все почалось…
Иногда в чем-то он обретает веру в то что подымется –отжимает гантели,меньше курит,оживленно рассказывает как все устроит,когда выйдет отсюда.Но чаще я вижу холодок усталого равнодушия в голубых его глазах.Тогда в речи его больше украинских слов,он говорит о потерянных ногах как о несчастье подстроенном людьми-небрежными медсестрами,злыми,неумелыми хирургами,плохими лекарствами,женой.которая его бросила..
-Колы став болеть так вона стала ***во относиться.Я не представляв шо так можно,це вже не баба,шлендра…Вот тильки дочки жалко,вона мала дитятко,шо понимае, забрала дочку,три года нэ бачив. И ведь жили хорошо, ныколы шоб ударив или яке слово впоперек…
Петро роется в тумбочке,вытаскивает пакет.Фотография дочки-полненькая девчушка с большим бантом.Очень похожа на Петра.Он рассказывает о ней,забыв , что говорил об этом не раз и фотографию показывал.
Приходит Фарида–узбечка,ловкая ,быстрая.Градусник,шприц,какие-то таблетки…Петро только ее слушается безропотно,на остальных ворчит… В темных глазах ее все ночи Ташкента…Говорит мне – Иди к себе, Котовсков сегодня на обходе.
Надо идти.Но мне кажется,что тонкие нежные руки прикасающиеся к Петру,весь облик ее,ласковый,акварельный, с теплотой которому нет аналога в природе –все это ,конечно же подымет Петра,заполнит кровью дряхлое тело его…
Надумаю жениться,буду искать жену в Средней Азии.
Как трудно быть искренним.Половину всего,что я здесь пишу ликвидирую сразу после дембеля,половину оставшегося –когда мне стукнет лет 30,остальное,может быть,сохранить до 40…
Процесс писания любопытен.Будто окружаешь себя разными людьми и во всех и в каждом в отдельности узнаешь самого себя –ведь когда я пишу о другом человеке я пишу о своем отношении к нему, стало быть и о самом себе…
В собственной душе есть какой-то таинственный затвор,который допускает определенную границу искренности на листе блокнота.Предел,затвор срабатывает и все-ручку не поднять,себя не заставить…Как-то экспериментировал-записывал о самом интимном,перечитывал и поражался примитивности,мелочности,как будто самое интимное и есть самое убогое…Нет,конечно, слова становятся рубищем, а не мысли или поступки…
А ,может быть вычерпывая себя, вдруг видишь дно в болотце мелкотемья.В душе…Не знаю как объяснить,нет слов.
Меня терзает красота
И нет покоя мне
Она то птичья высота
То песня о весне
То тихой осени печаль,
То вишни легкий цвет,
То речка,
Что стремится вдаль
В малиновый рассвет.
То звук,
То лютика огонь,
То прошлая любовь
То милой женщины ладонь,
Которой жажду вновь.
То плоть в плену страстей,
То дом,
Где счастливо живут.
То смерть,которую потом
Бессмертием зовут.
Павел Матев –болгарин
Саранцев Василий получил письмо из дома.Прочитал, задумался.
-Что, плохие новости? – спрашивает Зыков.
Саранцев перелистывает тетрадные листы письма: - У соседей сын помер.Утонул. Выпускной у них был.Ну молодежь пошли встречать рассвет к реке.Решили искупаться.Он говорит –Я в школьном журнале по алфавиту –первый в списке и прыгнул с кручи.И не выплыл..Потом нашли тело.Материн крик на весь поселок был слышен,когда хоронили.Потом выяснили-он ударился о постамент,который сбросили с обрыва,когда разрушали памятник Сталину. Постамент был намного больше самой фигуры.Говорили тогда зачем в речку бросать, лучше покрошить и дорогу вымостить.Но в горкоме настояли в речку и все…
Косинков терпеливо слушал.Но мне казалось,что в суть моего монолога он вник уже в самом начале и сейчас просто ждал пока я выпущу пар.И заговорил как всегда чуть снисходительно и уверенно. Будто подминая как танковыми траками и былинки и деревца моих аргументов.
Канва его доводов: есть исторические периоды,когда быть равнодушным к общей идее –преступление.Народники были идеалистами-важный этап.Они были молоды и плохо читали Маркса,а ведь с Маркса начинается инженерный расчет идеи,а с большевиков –воплощение.Плоды достанутся не нам.А чувство счастья –оно многогранно,великая идея и народ может сделать великим,масштаб этого понятия таков,что всех укроет и теплом и надеждой и ощущением обретенного смысла жизни.Так устроен человек-ему необходима общая идея…Лишиться ее и общество распадется на первобытно –традиционные:национализм,мещанство,собственничество,которые как ни крути , все же тупиковые не только для ума,чувства,но и для государства…Примеры в истории? Сколько угодно- пирамиды,фашизм,христианство…
Я возразил-Христос освобождал личность,а не толпу.
Косинков поднимает к правой брови указательный палец ,любимый его жест –Это он о себе говорил-Я,! а проповедовал народу.Помните-увидев народ,он взошел…Я вообще думаю,что религию мы несколько поторопились отбросить; в этом больше политической нетерпимости от Вольтера,нежели идеологической взвешенности от Маркса.Об опиуме- это трибунное в нем.Да, могу согласиться по поводу общности идей коммунизма с христианством,терминологической,методической,общей структуры,наконец.Но ведь и христианство писало свои заветы поверх старых скрижалей…Об этом и Ленин писал.Религия могла бы еще поработать,тем более что она так срослась с симолами культуры,что отделять надо осторожно.Но для нас коммунистов дело совершенно новое и мы еще не добрались до того этапа,когда смогли бы спокойно сесть за расчеты-война..Конечно и субъективные обстоятельства и объективные…
Задумывается,рассеяно двигает фигуры на доске.- А знаете,любой партии идея коммунизма оказалась бы на вырост….
Перфильев:-Ну выпили на базаре,податься некуда – унас городок: три казахских аила дувалами состыкованы.Пошли на вокзал.Туалет там самое капитальное здание.Перрон подмели каблуками и уже решили возвращаться.Ну , туалет навестили.Как дружно выпили так же дружно отлили.А меня дернуло посрать.Присел,потом жопу вытер и за ребятами.Догнал и тут стукнуло в пьяном мозгу –я же жопу четвертной вытер,ах черт! Ребятам не говорю,вернулся.Там два мужика мочатся в ту дырку над которой я сидел.Не, думаю,все равно достану.Подождал пока уйдут,заглядываю в дырку..А там –пропасть!Рыли черти туалет на сто лет.Явно нашими с военгородка… А ото отчего ж! От форсу и от махорки.Газету аккуратно свернешь и в карман,всегда под рукой козьи ножки закручивать.Салага был.В тот раз у меня четвертная оказалась…Я с того случая на сигареты перешел. Смеется -До сих пор жалею по четвертной..
«Не следовало бы всеми способами стараться призвать русский народ к осознанию своего пагубного положения?....Кто должен это сделать, если не те, которые представляют собой интеллигенцию страны, те органы народа, посрелством которых он старался понять свое собственное положение…Влияние личностей не так ничтожно, как это склонны думать,личность есть живая сила, могучее бродило, действие которого не всегда уничтожается даже смертью…
А.Герцен
Разве мы не ощущаем пустоты,во всем -,в газетах,в официальном патриотизме, в кино…То что когда-то объединяло людей становится как лозунг написанный зубным порошком, до первого дождя…Пафос рожденный революцией был размыт, теперь мы расплачиваемся –безверием,цинизмом,плоским скучным патриотизмом, в который ни мы сами не верим,ни те которые пытаются убедить в истинности своей фразеологии… А где же выход? В забвении нескольких десятилетий,в презрении,которое станет мерой этих десятилетий…
Косинков приспособил свой ум и талант к обстоятельствам,обслуживая идеологов этих обстоятельств.Но чуть они изменятся,он будет первым возмутителем спокойствия…
Сейчас гораздо важнее деятельности политиков,их рукопожатий и лицемерных поцелуев,та незаметная внешне,проиходящая без оваций и славословий работа по содружеству идей,целей..То о чем писал Р.Олдингтон- народы должны договориться через головы своих правительств.
И пусть даже границы будут закрыты,но есть книги.И еще та внутренняя,изначальная потребность доброты и любви,которая всегда тождественна тайне,мысли,переживанию…Она рождается в человеке вместе с ним,может быть еще в момент зачатия в любви…
И в тот день когда чиновники играющие в государственную мудрость,объявят о войне,люди посланные воевать с себе подобными увидят друг в друге братьев и их объединит большее нежели драма обстоятельств, - это драма судеб…
Надо выбираться отсюда,август на исходе.Сказал на обходе Котовскому –Я здоров,хватит меня колоть.
Котовсков подавил кончиками пальцев за моими ушами –Что не лежится?
-Домой еду.Кончилась моя служба.
Взгляд у врача вопросительный.
Пояснил –Студент.К началу занятий должны отпустить.
Котовсков кивнул –Я бы тебе советовал закончить процедуры.У тебя очень сильное воспаление.
-Дома закончу.
Котовсков молча что-то записал на разграфленом листе
–Я вас не представлял в форме,сказал Косинков.Помолчали.Добавил –Вам не идет форма.И каков путь?
-Вечером в часть в Чирчик,затем Арысь в штаб.День,два,там и домой…Сегодня по Ташкенту поброжу,когда еще доведется..
-Потянет еще в молодость –улыбнулся Николай Иванович.-Воспоминания вещь прилипчивая.Я тут вам небольшой подарок приготовил.
Он открыл тумбочку,достал блокнот в красивой твердой обложке и ручку. –Пригодится.
Поезд.В последний раз для меня перегон Ташкент-Арысь.Проводница хотела было забрать коричневую картонку моего билета.Говорю ей -Нет,пусть у меня останется.
-Да перед Арысью возвращу…
-Нет,боюсь забыть.
Она взглянула на меня с удивлением.Пожала плечами.Ушла.
Пускай на память будет.Пишу глупости.Ничего не могу ни писать ,ни читать,ни думать,все сосредоточилось на одном - скорее,скорее…Как будто кто-то может меня вернуть с дороги.
Позавчера бродил по Чирчику искал наших.Офицер махнул рукой в направлении недалеких деревьев
–Неуверен,но кажется в той стороне.
Солдаты роют траншею.Нет,не наши.Поговорил с сержантом,отправился дальше.
Через полчаса разговор с ротным. Пивоваров сопит, у локтя его неизменная артгильза, взгляд из подлобья, как будто колеблется - не дать ли мне на прощанье гильзой по башке:
-Как положено так и будет.Ты мне рапорт давай.Начштаба через две недели будет здесь,тогда и решим…И почти ласково:- А сейчас поработай,каменщик позарез нужен.
-Не устраивают меня ни две недели ,ни два дня, ни два часа ,–злобно отвечаю я- у меня через неделю занятия в университете. Отпустите в Арысь,я там сам все решу.
Ротный нехотя уступает,знает –есть приказ о демобилизации студентов вузов.Да и мы за три года узнали друг друга.
Мишку разыскал под тополями у огромного деревянного сортира.Он и двое танкистов разбирали полусгнившие насесты.
Смеялся:-Вначале сачковали,у всех сроки отсидки большие.А когда в три дня гарнизон засрал всю территорию перед офицерской столовой ,начальство всполошилось,назначили сроки и жесткие.
Вечером с трудом уломал сержанта – танкиста выпустить Мишку на полчаса.
-Ну вот и все,-сказал Мишка,цедя воздух сквозь щель верхних зубов,-уже не увидимся.
-Напишем друг другу.
Он махнул рукой – Все это бабье – письма,поздравления по праздниким.-Не увидимся –повторил он.
Выпили вино молча.
Снова Арысь.В который раз,но сейчас ,надеюсь в последний.В последний! Колючая проволока,бетонные столбы ограждений зон, грязные кружки,вонючая казарма….
В городке расследования – в туалет кто-то бросил взрывпакеты.Войти невозможно,время от времени срываются с потолка отходы.Основательно шмонят дивизион,у наших лишь легкая проверка.Да и откуда нашим взять взрывпакеты ?хотя при желании и усилиях…
Вот вечер.Динамик на клубе голосом Гмыри поет элегию Масне…И так легко рождается в душе чувство жалости к людям и любви и,кажется,так легко найти слова о прекрасном странном мире рядом с нами и в нас; стоит найти эти слова и произнести – и пыль станет цветами, казарма – дворцом, люди добрыми,а любовь –вечной….
Зашел к Григорию Матвеевичу домой, в поселке за городком. Он достал мой рюкзак.Разговаривали долго.В старости хочу как он – размышлять о жизни….
Валяюсь в постели днем,мои бумаки дозревают в штабе. Непривычно.Книги на ум нейдут.Старшина роты из недавно присланных сержантов крикливо шумит на дневальных.Его нехотя слушают,он суетливо дергает за рукав то одного то другого.Подбежал к моей койке –А ты чего разлегся!
Я медленно приподнимаю голову –Ты гони отсюда,я уже свое отпахал.
Сержант виновато улыбается –Старик! Ну извини,еще не пригляделся ко всем..
-Ничего- великодушно говорю я.
Как забавны,нескоренимы трафареты казарменной иерархии.
Вспомнил,что кажется я ни разу не описывал нашу казарму. Надо отдать ей должное.
Когда-то здесь было помещение клуба, да и само здание строилось под клуб,давно,еще до войны,как и большинство построек городка. Клуб обветшал, построили новый,нынешний, а в этом устроили казарму
Первые месяцы службы мы начинали здесь.Я уезжал и возвращался снова сюда и почти на одну и ту же койку у второго окна от входа на втором ярусе.Бывало другое место,когда старшина перетасовывал взвода,или на моей койке поселялся кто-то другой,когда я уезжал надолго из Арыси.Сейчас коек меньше –здесь всего два взвода третьей роты и один взвод –первой.
Высокие окна сейчас занавешены одеялами-на улице жара.Высокий потолок оббит фанерой и обшит рейками.В центре потолка большая фанерная звезда в круге из реек, с едва заметными остатками красной краски ,наверное еще с тех довоенных времен.Раньше чуть справа от звезды зияла большая дыра и оттуда на нас сыпалась всякая труха и дружески разглядывали нас большие серые крысы.
Полы деревянные,недавно их подновили,раньше были большие щели под кроватями.Это было очень удобно- по субботам лили воду из бидонов на пол и тряпками сгоняли ее в щели.Площадку бывшего партера сейчас забетонировали.Правда цементная стяжка уж искрошилась,из бетона повыдернуты бруски,а щели так и не заделали,наверное очень удобно подметать.
В казарме три большие круглые печи,обшитые железом - две по сторонам бывшей сцены и одна чуть в стороне от входной двери.Когда-то было две,зимой мы отчаянно мерзли.Укладываясь спать,тащили на себя все тряпичное –бушлаты,фуфайки ,портянки,грязное рабочее барахло…
Наверное что-то остается от каждого из тысяч людей живших в этой казарме..В чем и где остается? в каменных стенах накалявшихся зимним холодом так , что воздух застаивавшийся к утру можно было нарезать блоками и выносить во двор…
Под потолком в межоконных проемах портреты членов ЦК в широких рамах.Толстые ,хмурые лица без намека на социальный оптимизм…Под каждым портретом узкие красные щиты с лозунгами.Тот ,что передо мной выцвел начисто,слова почти неразличимы, но три года я помню их наизусть «Ликвидация социально-экономических и культурно –бытовых различий между городом и деревней явится одним из важнейших результатов строительства коммунизма.» Над щитом портрет Воронова.Рядом под Рашидовым «Воин-строитель,чем производительнее твой труд,тем ближе заветная цель.» Моя цель –ближе некуда,хотя труд мой не очень то отличался производительностью.Правда ,не по моей вине.
И так далее.Эти лозунги повод для остроумных замечаний по выходным дням,когда голова дуреет от спанья, беспокойного по причине холода,жары,вони , эротических сновидений,размышлений по поводу того, сколько раз осталось сходить в баню,съесть селедки в метрах и прочее..Впрочем,чаще лозунги не замечают.
Главной же достопримечательностью наших стен являются две картины.Они неизменно висят в одном и том же месте в самом темном углу казармы ,справа от печки,у входа.Они всегда привлекали внимание редких высокозвездных визитеров и первое впечатление от нашей казармы у них составлялось благоприятное… Картины большие, метра два на три. На одной скопирована картина Василий Теркин в кругу солдат весело рассказывающий о нашей жизни.Теркин с усами.По легенде усы велел добавить комбат, сам носивший усы.На другой картине- то же копия- человек отдаленно напоминающий Ленина.Человек сидит в светлом кресле и, кажется ,пишет .Подписывает увольнительные –острили мы….Картины исполнил парень-художник служивший в нашей части.Демобилизовался он в 60 году.Пообещали ему ранний дембель,освободили от работы и вот он нанес на громадные полотна килограммы самой разнообразной краски.
Место бывшей сцены называется ленинской комнатой,хотя,конечно на комнату оно не похоже: вровень с подиумом сцены –глухая стена с двумя дверьми по краям.Перед дверьми высокие приставные ступеньки,если их убрать двери становятся неприступными по причине высоких порогов метра в полтора.За дверьми общая длинная комната разделенная дощатой перегородкой по середине.Здесь в разные времена были каптерки или просто комнаты, где офицеры словесно, или кулаками увещевали, или выпивали с подчиненными. Сейчас в одной комнате по-прежнему каптерка,а другая пустует - делают ремонт ободранным стенам…
В казарме и вокруг нее мало что менялось.Однажды осенью усовершенствовали железные полосы для чистки сапог – к ним приварили стойки из арматуры, чтоб придерживаться руками. Поговаривали,что инициатором нововведения был Средин ,следивший за чистотой своих сапог даже в запойном состоянии...
Как расточительна жизнь: наделяет неповторимостью воспоминаний, как фея - из кабака – карету , а из крыс – лошадей, или наоборот… Любой уголок обширной казармы связан с какими-то событиями, конечно, большей частью повседневными, но почему–то запоминающимися. Одной из круглых печей однажды потребовался ремонт – мы неделю промучились с ней, пока с Арыси не пришел старый печник и за день наладил, исправив заодно и то, что мы напартачили. Дед сидел на табуретке, показывал, что надо и как делать , иногда сам карабкался на настил и брал в руки мастерок и молоток, которые принес с собой. Помню стертый край мастерка с очень удобным высоким из арматурной стали изгибом и трещиной на деревянной рукоятке…
Когда все закончили, стали убирать мусор.Дед долго оглядывал казарму: явно что-то припоминал.Запомнились голубые пронзительные глаза его, очень молодые и вот – мастерок.Позже жалел ,что не расспросил его - заторопились на ужин.
Ну вот,возвращаются с работы.Не дописал да и недосуг…
Сейчас проехали Кандагач. Где-то скоро Акмолинск.
Записки Сергея Ваганова. Глава Госпиталь
© Copyright: Валерий Чеснок, 2018
Свидетельство о публикации №218053102063
Свидетельство о публикации №218053102063
Рецензии
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.