МОИ ДЕДЫ

               
           Мы плохо знаем свою историю. Неполнота и искажение исторических фактов имеет объективные и субъективные причины. В их числе неосведомлённость историков о тех или иных событиях, непонимание их значения и волюнтаризм в их освещении, а также диктат общественно-политических взглядов и требований к их изложению.
           Репрессивная внутренняя политика Советской власти вынуждала скрывать родственные и дружеские связи со сколько-нибудь заметными персонами дореволюционного времени, участниками белого движения, членами партий и союзов, объявленных враждебными коммунистическому режиму, с проживающими за границей, находившимися в плену или на оккупированной территории. Такого рода информацию во многих семьях скрывали от детей, надеясь спасти их от преследований.
           Сведения о жизни и смерти моих дедов долгое время были известны мне по скудным рассказам моих родственников, к сожалению, не всегда верным. Отсюда неточности и ошибки в написанной мню повести „Не хочу умирать“ (СПб. 2004), позднее включённой в книгу „Крупицы жизни“ (СПб., „Алетейя“, 2011) и в трёхтомник „Избранное“ (Гамбург, 2013, т.I). Архивные документы стали мне доступны много позднее работы над повестью. Их содержание позволяет понять отдельные явления в предреволюционном и советском периоде первой половины ХХ века. Обстоятельства жизни и смерти моих дедов характерны для этого времени. 
           Отец моей матери Бурьян Андрей Фаддеевич (Фадейович или Фадеевич в документах на украинском языке) родился в городе Лебедин Харьковской губернии 25 ноября 1880 г. в семье православных крестьян Фаддея Ивановича Бурьяна и его жены Евдокии Николаевны. Получил домашнее образование (т.е. не посещал государственные и частные образовательные учреждения, что не исключало основательную подготовку в домашних условиях по общеобразовательным предметам). Сведений о его жизни и работе с 1880 по 1903 год, а также о возможной военной службе не имею.
             По рассказам его жены Ефросиньи Антоновны Бурьяновой А.Ф.Бурьян вступил в Социал-демократическую рабочую партию России в 1904 г. Принимал ли он участие в вооружённой борьбе во время Первой русской революции 1905-1907 гг., не знаю, но по рассказам Е.А.Бурьяновой в 1907 году привозил в город Бердянск револьверы. Работал в Бердянске на Азовско-Черноморском заводе. Опять сошлюсь на Е.А.Бурьянову. По её словам А.Ф.Бурьян был высококвалифицированным и высокооплачиваемым рабочим, выполнявшим работы разметчика и токаря по металлу. Он зарабатывал более 100 рублей в месяц. В те годы пехотный поручик получал месячное жалование 42 рубля.
             За А.Ф.Бурьяном полиция вела постоянную слежку, обозначив его нелестной для русского уха кличкой. Об этом свидетельствует присланная мне выписка из архива Киевского государственного жандармского управления: «Бурьян Андрей Фадеевич 1907 (набл. кл. «Моржовый»). Дело о наблюдениях за приехавшими из г. Харькова в г. Киев крестьянином Бурьяном А.Ф. (набл. кл. «Моржовый»), студентом Харьковского университета Эренбургом И. Л. (набл. кл. «Парный») и др., принадлежащими к РСДРП, 10-28 октября 1907 года. Киевское Гжу».
            28.10.1907 Бурьян был арестован в Киеве за участие в Южнорусской конференции социал-демократической партии. При обыске у него изъяли около двухсот запрещённых брошюр, в том числе статьи Маркса, Каутского, Ленина, Плеханова. Решением Киевской судебной палаты Бурьян был приговорён к двум годам заключения в крепости. По уточнённым данным отбывал срок в Киевском Централе с 1908 по 1910 гг. В 1910 г. вернулся в Бердянск, женился на Ефросинье Антоновне Самойловой и возглавив подпольную работу, по рассказам его жены, занялся восстановлением разгромленной жандармами бердянской партийной ячейки. В 1912 г. его избрали от рабочих Азовско-Черноморского завода в число выборщиков депутатов в Государственную Думу и затем на собрании выборщиков А.Ф.Бурьян был избран депутатом IV Думы, просуществовавшей с перерывами с 15 декабря 1912 по 6 октября 1917 г. В Думе украинская фамилия Бурьян была окончательно преобразована в русскую Бурьянов. Бурьяновы поселились в Санкт-Петербурге на Суворовском проспекте 37, кв.4. Соседнюю квартиру занимала семья депутата-большевика Г.И.Петровского.
           В 1913 г. приехавшего по партийным делам в Киев депутата Гос. Думы А.Ф.Бурьянова арестовали, очевидно «по старой памяти», но вскоре отпустили. Сработал депутатский иммунитет.
           В IV Государственную Думу было выбрано 13 членов Российской социал-демократической рабочей партии: 6 большевиков и 7 меньшевиков. Вскоре возглавлявший большевистскую группу Р.В.Малиновский  был разоблачён как провокатор и покинул Думу. Создавшееся в думской Социал-демократической фракции соотношение 5/7 большевиков и меньшевиков позволяло меньшевикам осуществлять диктат в выборе тематики выступлений и заявлений на думских заседаниях, что совершенно не устраивало большевиков. В рядах партийцев-меньшевиков сформировалось ликвидаторское движение, призывавшее членов РСДРП отказаться от подпольной борьбы и сосредоточиться на легальной просветительской и экономической работе в пролетарских массах, тогда как большевики призывали к развёртыванию революционной борьбы и подготовке к вооружённому свержению царизма. Поэтому вскоре большевики заявили о создании в Думе отдельной Российской социал-демократической рабочей фракции, демонстративно закрепляя раскол партийных рядов.
            Бурьянов был убеждённым сторонником видного теоретика и пропагандиста марксизма в России, одного из основателей РСДРП и газеты «Искра» Г.В.Плеханова, меньшевика, однако настаивавшего на продолжении подпольной революционной борьбы и выступавшего против ликвидаторов. В Доме Плеханова в Санкт-Петербурге хранится обширная переписка Бурьянова с Плехановым и его единомышленниками, состоящая из нескольких сотен единиц хранения. Понимая, что раскол фракции социал-демократов ослабил позиции в Думе как большевиков, так и меньшевиков, Бурьянов вышел из меньшевистской группы, но не примкнул к большевикам. Это позволяло уравнять количество членов в обеих группах и отдавать свой голос в поддержку той или другой группы, позицию которой на данный момент Бурьянов считал правильной. В письме «Секретарю социалистического бюро» (Международное Социалистическое Бюро (Брюссель, Бельгия). С 1900 г. председатель Исполкома МСБ Э. ван дер Вельде, секретарь К. Гюисманс с 1905 г. С 1905 г. в МСБ как представитель ЦК РСДРП входил В.И. Ленин. С 1913 г. ЦК РСДРП по предложению В. И. Ленина стал представлять в МСБ М.М. Литвинов)он именно так обосновал свой выход из фракции. Однако были и минусы: в Думе депутат вне фракции получал возможность выступить намного реже, чем представитель фракции, да и время его выступления составляло не более 5-10 минут и только по мотивам голосования или по очередному заявлению. Если удавалось договориться с фракциями, то они могли уступить полчаса своего времени. Уменьшалась и возможность быть выбранным в комиссии Думы.
            Выход Бурьянова из фракции был высоко оценён и поддержан Плехановым и его соратниками во Франции. Поступок Бурьянова был также высоко оценён в рабочей среде («Открытое письмо А.Ф.Бурьянову». Архив Дома Плеханова, СПб, - без даты): «Вы сделали крупный вклад в объединение думской социал-демократической фракции своим выходом из состава «семёрки». Вы окончательно выявили, что ни одно из борющихся во фракции течений не имеет количественного преобладания и тем ребром поставили вопрос об их слиянии на началах равноправия. Вас будут жестоко обвинять – и уже обвиняют – за Ваш поступок… Вас упрекают в том, что Вы «освобождаете себя от моральной зависимости от организованного пролетариата… Стойте же твёрдо на выбранном Вами пути и помните завет Маркса: «иду своей дорогой и пусть говорят обо мне, что хотят!».
          Действительно, на Бурьянова обрушилась резкая критика как со стороны меньшевиков-ликвидаторов, так и со стороны большевиков. В письме секретарю ЦК РСДРП большевику А.И.Любимову (партийная кличка Марк) от 18.01.1914 он пишет о предложении большевиков войти в их думскую «пятёрку» и объясняет свой отказ: так как большевистская «Правда» стоит на противоположных Плеханову позициях и не будет поддерживать идею партийного единства, то плехановцам нужна своя газета, объясняющая цели единства. Поэтому В.И.Ленин (Полное собрание сочинений. Т.48, с.273) даёт такую оценку поступка Бурьянова: «Мы хвалим его только за уход от ликвидаторов, отнюдь не за «независимость» одиночки» и ставит Бурьянову жёсткие условия по сотрудничеству. Всего же в работах Ленина я нашёл 12 упоминаний о Бурьянове.
          Осенью 1914 г. пять большевиков, голосовавших против предоставления военных кредитов правительству, были лишены думского иммунитета, осуждены по обвинению в государственной измене и сосланы в Сибирь, Таким образом, социал-демократию в Думе стали представлять 6 меньшевиков-ликвидаторов во главе с Н.С.Чхеидзе и депутат вне фракции А.Ф.Бурьянов, твёрдо поддерживающий Г.В.Плеханова в борьбе за сохранение единства партийных рядов.
           Несмотря на полученный во время пребывания в тюрьме прогрессирующий туберкулёз легких Бурьянов выполняет в Думе большую депутатскую работу. Он член комиссии по народному образованию, член комиссии по рассмотрению вопроса о преобразовании полиции, комиссии по персональным общественным запросам, комиссии по народному здравоохранению, комиссии по рабочему вопросу. Кроме того на нём лежит обязанность посещать больницы, где лечатся заболевшие товарищи, организация митингов, лекций и собраний рабочих, покупка и рассылка книг и газет заграничным социалистическим группам РСДРП. Сказывается и «домашнее образование»: Бурьянов испытывает неуверенность в освещении принципиальных вопросов партийной стратегии и просит у Плеханова помощи в подготовке программных выступлений. Бурьянов Плеханову 8.03.1914: «Крайне желательно получить принципиальную речь минут на 10-15. Ведь все будут выступать, а я, как Вы знаете, только с Вашей помощью могу это сделать». Однако свою зависимость от Плехановских наставлений Бурьянов явно преувеличивал. В Думских отчётах напечатан ряд его безусловно самостоятельных выступлений по вопросам кооперативного движения, по выплатам жертвам Ленского расстрела 1912 г., по реорганизации государственной полиции и ликвидации полиции заводской, по организации комиссии рабочего контроля при Министерстве торговли и промышленности, по вопросам контроля над ценами на продовольствие и др. Так 13.10.1913 было опубликовано его большое выступление в защиту закрытых полицией левых газет, освещавших дело Бейлиса. Председательствующий прервал Бурьянова, потребовав не упоминать имя Бейлиса, но Бурьянов, продолжая своё выступление, вновь вернулся к запретной теме. В большой речи 26.02.1914, посвящённой столетию со дня рождения Т.Г.Шевченко, Бурьянов разоблачил националистическую политику российских властей, запретивших возведение в Полтаве памятника на деньги, по подписке собранные среди почитателей великого украинского поэта, и всячески препятствующих преподаванию родного языка в украинских школах. 
         В поисках возможности публиковать статьи Плеханова, его единомышленников и свои выступления Бурьянов пытается наладить контакты с большевистскими и прогрессивными мусульманскими изданиями. Однако те настаивают на идеологических уступках или на праве цензуры и коррекции присылаемых статей, что Бурьянов категорически не приемлет. 24.01.14 Бурьянов пишет Плеханову,  что с закрытием «Новой рабочей газеты» у него возникли проблемы при публикации полемики с меньшевиками-ликвидаторами. Нужна газета, выражающая идеи единства партии. Бурьянов планирует издание еженедельной газеты «Единство» и получает от Плеханова поддержку и обещание денег. Но обещанные деньги Плеханов и его товарищи присылают из заграницы нерегулярно, причём режим выпуска газеты – еженедельный или раз в две недели тоже вызвал трудные переговоры. В письме Бурьянову от 31.03.1914 Плеханов одобряет его позицию по «Магометанину» (левой, но немарксистской мусульманской газете). Объясняет задержку денег отсутствием их, но теперь деньги собраны и будут высланы, Пишет, что Ленин и Чернов не смогут принять участие в намеченном на осень 1914 г. Венском конгрессе европейской социал-демократии и поэтому должен поехать Плеханов. Бурьянов надеялся на этом конгрессе встретиться с Плехановым и согласовать узловые моменты работы, но начавшаяся I Мировая война нарушила эти  планы.
            Продолжающиеся задержки с поступлением денег и постоянно запаздывающие статьи заграничных авторов  создают для Бурьянова, как издателя газеты, почти неразрешимые трудности. Из-за задержек выпуска возникают конфликты с поставщиками бумаги и владельцем типографии, грозящие штрафами и судебными разбирательствами. У неизлечимо больного Бурьянова происходит тяжёлый  нервный срыв. Бурьянов Плеханову 14.05.1914: «…Вы меня не поймёте. Я совершенно развинтился: ночью идёт кровь из  носа; сегодня после Вашего письма нервничал до слёз. Довольно с меня, Найдутся сильнее меня, которые не заметят моего ухода из передовых постов… Мне теперь как раз  пойти по дороге Малиновского… Если меня будут обвинять в чём-либо, я должен буду опубликовать всё, из-за чего ушёл. Вас прошу разрешить мне использовать и письма Ваши для моей реабилитации… Я готов служить делу, не капризам, возникшим из-за того, что Вы мне не писали ничего о двухнедельной газете… Вам верил и готов верить и работать для общего дела, но… ради Вашего и моего покоя не исходить из личного расчёта к общему делу. Оно выше всех нас вместе взятых и ради его – долой личность! Я нервнобольной ухожу с дороги ради дела, Только оно заставляет меня это сделать»… И тотчас получает от Плеханова отповедь: «Вообще я прошу Вас, не нервничайте, ведь Вы мужчина, а не институтка. Вы думаете, что достаточно топнуть ногой, чтобы из земли выскочили мгновенно к изыманию деньги». Конфликт, однако, разрешается: Бурьянов берёт себя в руки и продолжает работать на износ.
            На второй год войны перед депутатами-социалистами опять встал вопрос: надо ли голосовать за предоставление царскому правительству военных кредитов. И.Н.Миньков, меньшевик-ликвидатор, в годы I Мировой войны социал-шовинист, голосовавший в 1915 г. за военный бюджет вопреки решению думских социалистов, был исключён из фракции. 21.07.1915 газета «Речь» (политико-экономическая и литературная газета – ежедневник Конституционно-демократической партии) опубликовала письмо Бурьянову, в котором Плеханов пишет, что страна в опасности. «Если Германия накинет аркан на шею России, то прежде всего пострадает русский пролетариат. Было бы печально, если бы делу самообороны русского народа помешали наши единомышленники в Думе. Поэтому надо голосовать за кредиты на оборону. Против – предательство, воздержаться – трусость!». Бурьянов после некоторого колебания тоже принял решение голосовать за предоставление денег правительству. 20.03.1916 Бурьянов отправил Плеханову открытку, в которой написал, что полностью согласен с позицией Плеханова по вопросу обороны и что выступил в Думе за оборону.
          Напряжённая и ответственная работа в очередной раз приводит Бурьянова к нервному срыву. Весной 1916 г. против Бурьянова возбуждены 2 дела по оскорблению отца и оскорблению матери. Российское законодательство рассматривало оскорбление родителей, как тяжёлое преступление. Бурьянову грозило тюремное заключение сроком до 1,5 лет. Однако адвокатам удалось добиться примирения сторон.  По ст. 1534 Уложения о наказаниях определениями Сумского окружного суда Лебединского уезда и Харьковской судебной палаты от 10.08.1916 дальнейшее производство дел было прекращено.
           Несмотря на суровую критику большевиков Бурьянов и Плеханов в целях сохранения единства партии поддерживают с ними связь. Согласно ниже приведенной переписке большая ответственность в этом деле легла на Бурьянова. 9.02.1917 Бурьянов пишет А.И.Любимову (Марку), что от временно приостановленной, но не закрытой газеты «Единство» послал мандаты Плеханову, бельгийскому министру Эмилю ван дер Вельде и третий на предъявителя для участия в конференции социалистов союзных стран 15.03.1017 во Франции. 01.03.1917 Р.М.Плеханова (жена и секретарь Плеханова) пишет Марку Любимову, что приглашение Георгия Валентиновича на конференцию французских социалистов даёт ему совещательный голос, а для выражения идей «Призыва» (издававшейся за рубежом газеты, отстаивающей единство РСДРП) нужен решающий голос. «Надо запросить Бурьянова о мандате, пусть пришлёт мандат телеграммой или если приедет сам…, то пусть привезёт».
Судя по переписке Бурьянова с Плехановым и его окружением, за время пребывания в Думе Бурьянов несколько раз выезжал в Крым и в Таврическую губернию. Цель поездок не обозначена. Лечение, партийные дела, общение с избирателями? Последнюю поездку на юг, в Бердянск, Бурьянов осуществил в апреле 1917 г. В газете «Бердянские новости» за 6,04.1917 сообщалось, что прибывший в Бердянск депутат Гос.Думы А.Ф.Бурьянов выступать на митинге не может, так как из-за простуды во время выступления на митинге в казармах Павловского полка «голоса он совершенно лишился»; 11.04.1917, что у него «сильно расстроена нервная система», и 12.04.1917, что  «член Гос. Думы А.Ф.Бурьянов выехал в  Петроград».
 Но до Петрограда Бурьянов не доехал. В мае 1917 жена Бурьянова направила в Думу просьбу о предоставлении мужу отпуска по болезни, потому что он находится в отделении душевнобольных Харьковской губернской земской больницы и заявление подать сам не может.
        Повторное заявление о своей болезни Бурьянов прислал в Думу 5.09.1917 из Бердянска (?) Таврической губернии. По рассказам вдовы Бурьянова Ефросиньи Антоновны её муж находился с 17.04.1917 на лечении в Харьковской губернской больнице с прогрессирующим туберкулёзом лёгких, от чего и умер 16.11.1919 (а может быть и скрывался от ЧК, помня слова Ленина, что с Бурьяновым надо поступать «хитро аки змий»  – Полн. собр. соч. Т.48, с.273). На печати в свидетельстве о смерти видно, что это действительно было психиатрическое отделение, но обращает внимание отсутствие посмертного диагноза. Косвенным подтверждением смерти А.Ф.Бурьянова от туберкулёза является развитие тяжелейшего туберкулёзного процесса в лёгких у его жены, заразившейся от мужа, и чуть не приведшего её к смерти в 1923 г.
          По рассказам моей бабушки Бурьяновой Ефросиньи Антоновны сохранившуюся у неё партийную документацию, в том числе письма В.И.Ленина, она передала члену ЦК ВКП(б) Г.И.Петровскому в 1927 г. Пакет с перепиской А.Ф.Бурьянова с Г.В.Плехановым и его соратниками она отослала во Всеукраинское общество политкаторжан (её письмо Л.Г Дейчу от 08.01.1929 хранится в Доме Плеханова, СПб).
           Вот в основном всё, что мне удалось узнать о моём деде Андрее Фаддеевиче Бурьянове, рабочем, члене РСДРП с 1904 года, подпольщике, депутате IV Государственной Думы, издателе марксистской рабочей газеты сторонников Г.В.Плеханова, «Единство», выпускавшейся с 1914 по 1919 гг. Сведения о нём можно найти в справочной и реферативной литературе о революционном движении в России первой четверти ХХ века и даже у противников революционного движения (В.В.Шульгин. «Годы. Воспоминания бывшего члена Государственной Думы». М.: Изд. АПН. 1979; 364 с.).
                * * *
             Мой дед Илья Львович Фисанович родился 31 марта 1888 года в местечке Златополь Чигиринского уезда Киевской губернии. В последующие годы семья переехала в Елисаветград. В присланной мне из Харькова статье Л.Леонидова  «Судьба отца героя» написано, что отец Ильи Львовича Лев Нухимович Фисанович преподавал иностранные языки и одновременно был кантором местной синагоги. Семья бедствовала. Илья был в семье первенцем. Несмотря на выраженные способности к математике и точным наукам он вынужден был прервать обучение в школе и, помогая семье, поступить на работу учеником бухгалтера. Потом он работал счетоводом на винокурне.               
             По запомнившимся рассказам моей бабушки Марии Израилевны они поженились в 1913 г. Молодая семья жила на  Нижней Пермской улице (ныне улица Фисановича) в доме №11 (до наших дней не сохранился). В 1914 году родился сын Израиль. Шла I Мировая война. По рассказам Марии Израилевны дед был мобилизован в русскую армию в конце 1914 г. (у Л.Леонова – в  1915 г.). Воевал он ездовым в конной артиллерии на Юго-Западном фронте, которым командовал генерал от кавалерии А.А.Брусилов. Вернулся домой в 1918 г. В 1919 г. в семье родился второй сын Натан.
             В 1922 г. семья переезжает в Харьков, тогда столицу Украинской ССР. Поселились на ул.Рымарская, д. 23-а. И.Л.Фисанович устроился на работу бухгалтером в Харьковское акционерное общество Гельферих-Саде (переименованное в 1932 г. в завод «Серп и молот»).  В 1925 г. Илья Львович ушёл из семьи и получил одну комнату в коммунальной квартире № 13 на ул. Чернышевского, д.88. Разрыв семьи завершился разводом в 1930 г. Продолжая работать в финансово-экономическом отделе завода «Серп и молот», Илья Львович по отзывам сослуживцев показал себя квалифицированным работником, заслужил уважение коллег и доверие руководства. В 1937 г. он был назначен заместителем начальника финотдела завода.
Политическая обстановка второй половин тридцатых годов в СССР теперь хорошо известна по обширной исторической, юридической и художественной литературе. Сталинское руководство, используя органы госбезопасности, развернуло террор, подавляя проявление любого инакомыслия в стране. Малейшее подозрение могло привести к скоропалительному судебному делу с последующим длительным тюремным заключением, каторжными работами или уничтожением абсолютно безвинных жертв. В свою очередь работники госбезопасности, пользуясь поощрением центральной власти, безнаказанно творили произвол, зачастую прибегая к инсинуациям, запугиванию и пыткам арестованных для подтверждения вымышленных следователями преступлений.
             В 1937 году начальник финансово-экономического отдела Харьковского завода «Серп и молот» И.И.Виллимсон был арестован. На допросе после применённых к нему пыток он подписал протокол, что, являясь резидентом германской разведки, занимался шпионажем, вредительством и вербовкой в шпионскую группу, что признаёт себя виновным в шпионской деятельности. В числе им завербованных назвал начальника финансовой группы Финансово-экономического отдела завода «Серп   и   молот»     А.В.Маляревского.     Как     участник     шпионско-диверсионной     организации  И.И.Виллимсон по постановлению Особой тройки УНКВД по Харьковской области 20.04.1938 был расстрелян.
             На основании под пытками данных Виллимсоном показаний осенью 1937 г. арестовали А.В.Маляревского. 22.04.1938 и 25.05.1938 он подписал протоколы допросов, что Виллимсон завербовал его и ряд других лиц, в том числе И.Л.Фисановича. Маляревский показал, что Виллимсон поручил ему испортить конвейер литейного цеха и в качестве одного из исполнителей рекомендовал Фисановича. Но на допросе 25.05.1939 (т.е. после смерти И.Л.Фисановича) он отказался от ранее данных заявлений, в частности заявив, что Фисановича он оговорил. Редкий случай в практике НКВД тех лет: 29.05.1939 дело о шпионской деятельности А.В.Маляревского было прекращено за недостаточностью собранных материалов и его освободили из-под стражи.
          После ареста Виллимсона обязанности начальника финансово-экономического отдела завода «Серп и молот» исполнял его заместитель И.Л.Фисанович. Через два месяца после расстрела Виллимсона он был арестован по постановлению военного прокурора Харьковского военного округа от 20.06.1938 с предъявлением обвинений по ст.54-6, ч.2, 54-9,54-11 УК УССР.
           Допросы Фисановича проводил помощник оперуполномоченного 8 отдела УГБ УНКВД сержант Скрипник (инициалы нигде не указанны). В деле Л.И.Фисановича №127054 содержится справка, подписанная Врио нач. 8 отд. мл. лейтенантом Госбезопасности Баша и оперуполномоченным 8 отдела Скрипником без указания даты: «Показаний Виллимсона Ивана Ивановича о Фисановиче Илье Львовиче в УНКВД от Харьковской обл. не имеется». Отсюда правомочен вывод, что 3,5 месяца тюремного заключению И.Л.Фисановича без составления протоколов допросов понадобились для того, чтобы выбить из арестованного признания в том, чего он не совершал.
В первом протоколе допроса И.Л.Фисановича от 10.10.1938, составленном более чем через 3,5 месяца после ареста, записано его признание в том, что в 1934 г. он имел несколько приватных разговоров с начальником финансового отдела завода «Серп и молот» И.И.Виллимсоном, в которых обсуждалось тяжёлое внутреннее положение в СССР, недавно пережитый страной голод и Виллимсоном было высказано предположение, что Гитлер, оккупировав СССР, может облегчить положение населения. В ноябре 1934 г. Виллимсон рассказал Фисановичу, что является резидентом немецкой разведки. Он предложил Фисановичу войти в его группу и передавать ему устно и письменно сведения о финансовом положении завода, о его производственной деятельности, о задержках заработной платы, о количестве выпускаемой продукции сельскохозяйственного назначения, которые Фисанович мог бы узнать из отчётов бухгалтерии и планового отдела. Требуемые Виллимсоном сведения по производству оборонной продукции завода Фисанович Виллимсону сообщить не мог, так как не знал зашифрованных названий этой продукции и не имел к ней допуска. Заданий диверсионного характера не получал. Кроме Виллимсона Фисанович ни с кем из шпионской группы не общался и никого не знал. Допрос был продолжен 11.10.1938, в котором Фисанович заявил, что дополнений к ранее сделанным признаниям не имеет.
             5.12.1938 И.Л.Фисанович во время двадцатиминутного ночного допроса бригюристом Грековым, прокурором Харьковского военного округа, заявил, что 2-3 раза беседовал с И.И.Виллимсоном о тяжелом положении в СССР, о голоде в стране и на Украине, но Виллимсон не вербовал его в шпионскую группу, поэтому и согласия на шпионско-диверсионную работу Фисанович не давал и запись о таком предложении Виллимсона неверна. Фисановича вернули в тюрьму, где после повторных пыток вынудили написать 8.12.1938 начальнику НКВД по Харьковской области письмо, в котором содержались явно продиктованные следователем слова: «Считаю своим долгом подтвердить, что всё изложенное в протоколах следователя гр-на Скрипника от 10 и 11 октября 1938 года соответствует действительности».
            Завершая фабрикацию дела Фисановича, этот же Скрипник написал, что с 1933 по 1937 гг. Фисанович был осведомителем Харьковского, областного управления НКВД под псевдонимом «Знающий», но от работы уклонялся, систематически дезинформировал своего начальника и сведений о группе Виллимсона органам НКВД не сообщал, Эту информацию Скрыпник приложил к делу за своей подписью от 11.12.1938,
          11.12.1938 обвинительное заключение по делу И.Л.Фисановича было согласовано с Врио нач. 8 отдела УГБ УНКВД лейтенантом Госбезопасности Кудринским, утверждено начальником УНКВД по Харьковской области капитаном Государственной Безопасности Кобызевым и постановлением Военного прокурора Харьковского военного округа Костенко от 15.12.1938 передано в суд. Однако начало судебного процесса откладывалось якобы из-за прогрессирующего плохого самочувствия Фисановича. Возможно, его пытали, опасаясь, что на суде он откажется от своих показаний.
           26.03.1939 младший брат Ильи Львовича Арон Львович Фисанович, к тому времени уже известный в Харькове хирург, ассистент кафедры хирургии Института усовершенствования врачей,  направил в военный трибунал ХВО письмо с просьбой о разрешении пригласить защитника по делу своего брата И.Л.Фисановича. Ответа в деле И.Л.Фисановича нет.
           16.04.1939 в Военный трибунал Харьковского военного округа поступило сообщение за подписью пом. начальника тюрьмы НКВД №5, г.Харьков, Фирштеяна и Начальника УРО Краснопольского, что «подследственный заключённый Фисанович Илья Львович 1888 года рождения, числящийся за Воен. Трибуналом ХВО, обвин. По ст. 54-6-9-11, –  умер в больнице тюрьмы №5 г. Харькова от менинго-энцефалита». К сообщению было приложена выписка из истории болезни от 11.04.1939, что больной поступил в полусознательном состоянии с температурой 39,2°, сухим языком, с явлениями ослабленного дыхания слева и мягким животом без болезненных проявлений при надавливании, подписанная врачом Костенко, и актом, «что а/к Фисанович Илья Львович скончался в инфекционном отделении Х.Т. №5 НКВД по поводу заболевания менинго-энцефалит в 14 час 50 мин 14.04.1939 при явлениях нарастающей слабости сердца. Дежурный врач (подпись неразборчива – Т.Ф.), дежурный лекпом Васильева, Дежурный надзиратель (подпись неразборчива – Т.Ф.)».
            23.04.1939 на заседании Военного трибунала ХВО выступили с обвинительным заключением пом. Оперуполномоченного 8 отд УГБ НКВД Скрипник и с постановлением Врио Военного прокурора ХВО военюрист 2 ранга Костенко о придании обвиняемого Фисановича суду по ст.54-6, ч.1 УК УССР, На этом заседании было предложено дело по обвинению Фисановича прекратить в связи с тем, что согласно извещению нач. тюрьмы №5 от 15.04.1939 №113756/2 обвиняемый Фисанович умер от менинго-энцефалита 14.04.1939. С этим заявлением был согласен и бригвоенюрист Мясников. В результате  вынесено определение: дело по обвинению Фисановича Ильи Львовича на основании ст.4, п. «а» УПК УССР дальнейшим производством прекратить, дело передать в архив.
  Узнав о смерти Ильи Львовича, его сын Израиль Ильич Фисанович, флагманский штурман штаба Северного флота, взял кратковременный отпуск и поехал в Харьков на похороны отца. В обвинение отца в шпионаже он не верил. В те годы, когда отказ от родителей, объявленных шпионами, диверсантами, изменниками и т.п., был распространённым и поощряемым властями явлением, поездку Израиля Ильича расценили как политический демарш. По возвращении на Север его понизили в должности, задержали перевод из кандидатов в члены ВКП(б) и отказали в направлении на учёбу в академию. Лишь через год командование и политорганы «забыли его проступок».
   В письме на имя Зав. Архивом Харьковского Облуправления МВД от 6.04.1990 я просил сообщить о причине ареста деда, формулировку предъявленного ему обвинения, его доказанность и причину смерти. Затем последовала длительная переписка с прокуратурами  и управлениями МВД Харькова, Киева и Центральным управлением в Москве с целью посмертной реабилитации И.Л.Фисановича. Это вызвало множество проверок и перепроверок документации внутри этих ведомств, в результате которых было установлено, что никаких доказательств шпионской деятельности И.И.Виллимсона, А.В.Маляревского и И.Л.Фисановича не имеется. После этого я получил документ о посмертной реабилитации деда.
            Поразительно, что во время дознавательных действий и подготовки материалов следствия к суду над И.И.Виллимсоном, А.В.Маляревским и И.Л.Фисановичем ни их мучителям, ни надзирающему за следствием начальству ни пришло в голову понимание абсурдности обвинения. Ведь всю финансово-экономическую информацию по заводу «Серп и молот» начальник финансово-экономического отдела Виллимсон обязан был получать в силу своего должностного положения и создавать для этого шпионскую группу никакой нужды не было. Его подчинённые Маляревский и Фисанович опять же согласно своим должностным обязанностям должны были собирать такую информацию и своевременно докладывать руководителю отдела, так как без регулирования финансовых потоков и перспективного экономического планирования завод попросту не мог работать. Поскольку вопрос о диверсионной деятельности мнимой шпионской группы отпал в начале следствия, становилась очевидной надуманность и бессмысленность обвинений.
            К делу И.Л.Фисановича приложена «Выписка из Заключения по делу Фисановича И.Л. от 26.08.1991г., утверждённая ВРИО начальником управления ГВП по реабилитации генерал-майором юстиции В.И.Купецем»: «Сотрудники УГБ УНКВД по Харьковской области Перцов Д.А. и Барбаров П.И., принимавшие участие в расследовании уголовного дела в отношении Фисановича, за нарушение социалистической законности при производстве следствия привлечены к ответственности: Перцов – к уголовной, а Барбаров к дисциплинарной (л.д.56-57). При таких обстоятельствах следует прийти к выводу о том, что Фисанович был признан виновным в шпионаже и уголовное дело за смертью обвиняемого прекращено необоснованно». Иными словами, исходя из того, что признания подследственные давали под пытками, дело Фисановича уже тогда следовало пересмотреть и вынести оправдательный вердикт.
 Заявление генерал-майора юстиции Купеца поразительно тем, что фамилии ни Перцова, ни Барбарова, бывших соответственно сотрудниками, а затем начальниками четвёртого и третьего отделов УГБ НКВД, не встречаются в следственных документах И.Л.Фисановича, делом которого занимались сотрудники 8 отдела. Наказание этих нелюдей никоим образом не может служить утешением за бессмысленное убийство моего деда. Заявление генерала Купеца лишь свидетельствовало, что кампания по реабилитации жертв репрессий тех лет говорила не о пробудившейся совести властей, а носила равнодушный, формальный характер. Да и адресовать справку о реабилитации не его родственникам, а давно умершему человеку… Абсурд множил абсурд.

                * * *
            Жизнь и смерть моих дедов является малым сколком истории большой страны. Незнакомые друг с другом, совершенно разные по складу характеров, образу жизни и деятельности, они оба были жертвами своего времени. Работая на износ, смертельно больной Бурьянов стремился объединить фракции политической партии, заявившей о намерениях добиться лучшей доли для трудового народа. Случившееся потом не его вина. Фисанович в рядах русской армии защищал страну от германского нашествия в I Мировую, потом честно и успешно трудился на государственном предприятии. Без вины попав в смертельные тиски преступной следственной системы, он сумел сохранить человеческое достоинство, никого не оговорив и фактически обнажив нелепость предъявленных ему обвинений.
Таковы обстоятельства жизни и смерти моих дедов. За что?.. Ради чего?.. С позиций нашего времени у меня нет ответа.


PS: aвтор выражает глубокую признательность австрийскому журналисту Хервигу Хёллеру(Herwig G.H;ller) за большую помощь в поиске архивных материалов для этой статьи.