Невеста напрокат. Глава 3

Глава 3. Накануне.

В небольшой чебуречной у автовокзала, хоты обеденное время прошло, было людно. Выстояв очередь и взяв в руки тарелку с чебуреками и стакан чая, предварительно закинув сумку с вещами за спину, Лиза стала искать место, где можно было бы присесть. Ее взгляд встретился с глазами немолодого мужчины, расположившегося за маленьким, на двоих, столиком у окна. Не отрываясь от откусывания чебурека, он кивнул ей головой, как бы приглашая к себе. Немного замешкавшись, Лиза направилась к нему, потому что других свободных мест не увидела.
– Вы позволите? - спросила она.

В ответ она увидела утвердительный кивок: ее будущий сосед по столику активно пережевывал только что откусанный кусок. Его крупная с залысинами голова была коротко подстрижена, а на защитного цвета куртке выделялась нашивка «ПервыйБанк».

Неправда, что хорошо теперь кормят лишь в дорогих ресторанах. Во все времена и в самом престижном столичном ресторане можно было нарваться на нечто несъедобное, и захолустной проезжей забегаловке алюминиевой вилкой соприкасаться с самой настоящей вкуснятиной. Все всегда зависело от повара, от его умения, старания и отсутствия желания воровать. Наверное, поэтому о качестве приготовления пищи всегда можно судить по количеству посетителей. А еще лучше это видно по количеству припаркованных автомобилей у входа: люди за баранкой готовы проехать лишний десяток километров, чтобы хорошо поесть.

Наверное, и сосед Лизы был из их числа, так ей показалось.
– Сегодня, похоже, у студентов стипендия, - через минуту обратился он к расположившейся напротив Лизе, - вот и набежал народ. Вы тоже студентка?
– Да, но я не отсюда.
– Вот и я вижу, что не местная, я вас не встречал здесь.
– Я жила в военном городке, по шестому маршруту, а сейчас учусь в Минске.
Он спокойно отпил пива из большого одноразового стакана и не без удовольствия снова вонзился в чебурек. Лиза последовала его примеру. Надо отдать должное, горячие чебуреки были хороши.

Минут через пять, закончив еду, с видимым удовольствием допивая пиво, он снова обратился к девушке:
– Так вы на Минский автобус собрались?
Теперь уже Лизе, занятой едой, пришлось кивнуть.
– У меня младший сын в Минске, - пояснил он, - да только редко совсем приезжает. Занят там своим бизнесом и не понимает, ни черта, что лучшие-то годы уходят.

– Да-да, - заметив вопросительный взгляд Лизы, продолжил он, - лучшие годы это вот ваш как раз-то возраст. Когда кровь кипит, и голова кругом идет. Ради этого и рождается человек на свет. Ради любви. А от любви и идет продолжение дальше. Вот у меня два внука. От старшего сына. Один уже в школу скоро пойдет. А у младшего не то, что внуков, жены еще нет. На кой черт эти деньги, этот бизнес, если не кому праздник устроить, верно?

Лиза снова кивнула.
– А вы, наверное, от родителей едете?
Лиза перестала есть. Горький комок перехватил ее горло. Столько времени прошло, а боль была такой же острой, как и раньше. Как она не сдерживалась, на глазах показались слезы.
– Эй, эй! – заволновался ее собеседник, - что случилось?
– Да, я еду от родителей. - Глубоко вздохнув и вытерев глаза, тихо сказала девушка. – Да только родителей мои уже несколько лет на кладбище. Они погибли вдвоем, в один день.
– Простите, что напомнил вам об этом. Они, наверное, были очень хорошими людьми?
– Очень. И мне их очень не хватает.
– Простите еще раз. И простите, что не дал вам доесть.
– Пустяки.
– Так вы приезжали к ним? А еще кто-нибудь из родственников у вас здесь есть?
– Нет. Я одна осталась. А приезжала я, действительно, к ним. Когда в моей жизни происходит что-то важное, я прихожу к ним и просто сижу у могилок. - Она снова сглотнула этот ком. – Понимаете, я чувствую себя увереннее, когда принимаю решения, хотя бы так посоветовавшись с ними. Я просто представляю, что бы они сказали мне. – На ее глазах вновь блеснули слезы. – Я надеюсь, что будь бы они живые, они поняли бы меня.

– Ты молодец, дочка. – Он перешел на "ты". – И родители твои молодцы. Если дети сами считают необходимым в важные моменты своей жизни спросить совета у родителей, значит, родители жили правильно. Жаль, что не во всех случаях мы можем дать совет, но если самые близкие твои друзья – это родители, или, наоборот, - твои дети, то жизнь становится осмысленной и устойчивой. А не хочешь ли ты пива? – Вдруг неожиданно изменил тему он.

– Спасибо, - она слабо улыбнулась, я почти не пью пива, а если пью, то темное, а здесь его уже нет. – Она изучила ассортимент чебуречной, от темного пива остался один ценник.

– Минутку. – Он легко поднялся и быстро подошел к стойке. Двух слов оказалось достаточно, чтобы барменша кивнула и подозвала к себе официантку. А еще через две минуты на их столик была доставлена запотевшая бутылка "Старожитного", второй одноразовый стакан  и тарелка с горячим чебуреком.

– Люди решают все, – ответил на вопросительный взгляд девушки ее случайный собеседник. – Поешь, выпей пива. До автобуса скоро?
– Посадка через пятнадцать минут.
– Ну и хорошо. Значит успеем.

Он достал из нагрудного кармана большой старый радиотелефон, что-то нажал, приложил к уху и сказал:
– Сергей, я тут человека должен на минский автобус посадить, оформитесь у Петровны без меня, я потом все подпишу, и залетайте на платформу за мной. Добро. Согласен. Добро. Отбой.
– Спасибо. Не надо беспокоиться, я сама.
– И я сам, сам решил тебя проводить. Ешь, не отвлекайся. – Он снова поднялся и пошел к стойке.

Пока он о чем-то беседовал с барменшей, Лиза выпила больше половины бутылки пива, доела чебурек и почувствовала, что стало легче. Не хватало только топить горе в алкоголе, - подумала она, - вот так переживая или жалея себя люди и находят отдушину в выпивке. Никогда больше не буду пить любое спиртное под плохое настроение.

– Ну, готова?
– Сколько я вам должна?
– Как земля колхозу. Шучу, шучу. Ничего ты не должна. Я просто исправил свою же ошибку. Вот когда у тебя будут свои дети, и кто-то из них заплачет, ты же сделаешь так, чтобы он снова улыбался, правда?
– Конечно.
– Ну, вот. Так и я. Пустышку тебе предлагать, думаю, поздно, а накормить и пивком побаловать – в самый раз. Вон, смотри, уже и румянец появился.
С этими словами он подхватил Лизину сумку и уверенно пошел к выходу. Лизе ничего не оставалось делать, как следовать за ним. На улице новый знакомый продолжил разговор.

– Как тебя зовут, дочка?
– Лиза.
– Хорошо. А меня Леонид Вячеславовоич. Так вот, Лиза. Если будет тебе нужна какая помощь, видишь вон то здание? Это наш «ПервыйБанк». Придешь и спросишь деда. Это я.
– Спасибо вам большое.
– Да не за что пока.
– Все равно, спасибо. Знаете, наверное, вашей родне с вами очень хорошо. С вами чувствуешь себя такой защищенной.
– Так и должно быть, - проворчал он, - а то, что это за мужик, если с ним чувствуешь себя с ним беспокойной и незащищенной.  Это не мужик, а ошибка природы. Ну, вот и твой автобус.

Тут из-за угла автовокзала лихо вынырнул бронированный инкассаторский автомобиль и, заскрипев колесами и тормозами, подлетел к ним.
– Дед, опаздываем, - открыв переднюю дверь, высунулся черноволосый мужчина с автоматом в руках, - плюс четыре минуты.
– Нагоним. Ну-ка, давай на свое место. – Он повернулся к Лизе. - До свидания и всего тебе доброго. И чтобы сбылось, все, что ты задумала. Знаешь, я верю, мы с тобой еще встретимся. И ты меня узнаешь. И, самое главное, ты еще будешь счастлива.

Он улыбнулся и кивнул ей. Затем с неожиданной для него гибкостью нырнул на уже освобожденное для него переднее сиденье, махнул рукой и захлопнул бронированную дверь. Машина утробно зарычала и исчезла, унося из Лизиной  жизни нового случайного знакомого.


– Илья Данилович, тут к вам пришли, - рослый милиционер в бронежилете и с короткоствольным автоматом наперевес внимательно оглядывал черноволосого мужчину среднего роста явно кавказского происхождения, - да, Мирза Исраилов. Понял. Сейчас оформлю. – Он положил телефонную трубку и обратился к посетителю:
– Паспорт, пожалуйста. Мы регистрируем всех посетителей только по документам.

Мужчина с видимым неудовольствием полез в карман кожаной куртки.
– Теперь вы должны сдать ваш портфель в камеру хранения.
– Зачем еще сдавать? Что за новые правила?
– Правила не новые, вон третий год на стенке висят. Проход с вещами больше установленных размеров запрещен. У нас здесь Дворец правосудия, а не вокзал.
– У меня там документы, понимаешь?
– Вынимайте документы, кладите их в папочку, а портфель – в камеру хранения.
– А у меня там деньги! Украдут – кто отвечать будет, ты, что ли?
– Не украдут. Положите в ячейку, закроете на ключик, а ключик с собой возьмете.
– А может у тебя второй ключ есть?
– Конечно, есть. Обратно когда выходят, многие не то, что где ключик, как самих зовут, забывают. А некоторым и ключик больше не нужен. Так что за деньги ваши не беспокойтесь, не пропадут. – И наклонившись к неугомонному посетителю тихо, но твердо добавил: - У нас тут не Чечня!

– Эй, - заулыбался в ответ тот, - где твоя камера хранения? А еще говоришь не вокзал! Не вокзал, а камера хранения есть!

Портфель исчез в ячейке, а документов в руках посетителя так и не появилось. Зато улыбка уже не исчезала с его лица.
– Командир, что дальше?
– Теперь, сюда, в «подкову». – Жест к металлоискателю.
– У меня ничего нет!
– Таков порядок.
– Эй, почему звенит?
– Выньте все металлические предметы из одежды. Ключи, мобильные телефоны, калькуляторы. Это что у вас?
– Магнитофон и радио.
– Это диктофон. Вход в здание с диктофоном разрешен лишь с санкции председателя суда. Положите его в камеру хранения.
– Телефон тоже нельзя?
– Телефон можно, но если вы идете не на судебное заседание.
– Ты слышал, я к адвокату иду, к Никитину.
– Значит, можно. Первый этаж, сто сорок третий кабинет.

Когда, наконец, Мирза исчез из поля зрения бдительного охранника в длинном коридоре Дворца правосудия, улыбка на его лице сменилась выражением бешенной злобы. Его план трещал по швам.
– Эй, что тут у вас за шмон на дверях, - начал он резко, войдя в нужный кабинет, но увидев благостно улыбающееся лицо молодого адвоката, сменил тон. – Все отобрали, как у преступника какого-то. Хорошо, никто не видел. Я же деловой человек, а со мной как с пацаном, понимаешь…

– Такой у нас порядок, - примирительно ответил его молодой собеседник. - Ты же знаешь, этим ментам только и надо, чтобы показать свою власть. Не переживай. Выпить хочешь?
– С этими словами он достал из большого сейфа бутылку коньяка и два хрустальных стакана.
– А тебе ничего за это не будет? – Мирза пальцем указал на видеокамеру, висевшую в углу кабинета.

– А, - отмахнулся адвокат, - все как у нас. Камеры еще при сдаче здания везде понавешали, а денег на кабель и мониторы с трудом наскребли на судейские залы, да на коридоры, где водят этих... Понимаешь?
– Как не понять. За что выпьем?
– За сотрудничество. У вас купец, у нас товар, как говорится. Ну, поехали.
– Фу! – Выдохнул Мирза. – Хороший коньяк.
– На плохой денег жалко.
– Это верно. С чего мы начнем?
– С денег и начнем. Принес?
– Так в портфеле же и остались. Слушай, давай сейчас пойдем в одно место, там посидим, шашлык хороший поедим, решим там все наши проблемы.
– Дорогой Мирза! У меня нет никаких проблем. Ты хотел информацию, я готов ее продать. У тебя на Кавказе, знаю, закон гостеприимства и все такое. Я же человек дела, у меня каждая минута вперед на две недели расписана. Поэтому шашлык пролетает. Для тебя есть час. Хочешь - неси деньги, и я все расскажу. Не хочешь, – пей коньяк и через час прощай, дорогой.
– Эй, как я деньги принесу?

– Очень просто. Пятьсот бумажек – пачка небольшая, если ты конечно не по доллару их собирал. Вот тебе картонная папка, на ней написано «Дело», иди к камере хранения, клади сюда деньги и возвращайся.
Пересчет грязно-зеленых бумажек не занял много времени, и через полчаса Мирза уже знал новость, которая его шефу не могла понравиться: Максим Большаков сделал предложение какой-то студентке Лизе Смирновой и она его приняла. Лакомый кусок проплывал мимо рта.

А еще через полчаса молодой адвокат Илья Данилович Никитин перематывал только что просмотренную кассету с видеозаписью их беседы с Мирзой Исраиловым, чтобы положить ее в свой бездонный очень крепкий сейф.


– Ну, как наши дела? Как идет подготовка к свадьбе? – Заинтересованность, с которой Максим Большаков задавал этот вопрос была, пожалуй, не совсем уместной в создавшемся положении.

Весь день офис «Нефтяного дома» разрывался от телефонных звонков. Похоже, ситуация выходила из-под контроля. Даже старые проверенные партнеры, почувствовав неустойчивость Большакова, тормозили отправку продукции и не спешили поставлять сырье. Некоторые технологические установки были на грани остановки, на ряде заправок закончилось топливо.

– Все хорошо, прекрасная маркиза, – прозвучал абсолютно спокойный ответ, - процесс идет.
Борис Сергеевич был как всегда невозмутим. Еще в, как теперь говорят, соответствующих органах его научили тому, что эмоции – это только проявление внутреннего состояния. А внутренним состоянием он мог управлять. «Счастье человека находится внутри человека» не уставал повторять курсантам спецшколы бывший резидент разведсети в одной из мусульманских стран. И крепко усвоив это, Борис Сергеевич не только умел быть счастливым, а значит и спокойным, в самых разных ситуациях, но и одним своим присутствием оказывал успокаивающее действие.

– Что Лиза?
– Девочка ведет себя достойно. Подвенечное платье выбрала так лихо, что получила огромную скидку. И вообще, мы с ней потратили вполовину меньше, чем я планировал. Знаешь, все белье она привезла из дома и категорически отказалась что-либо покупать в салоне.
– Наверное, таких невест в нем еще не видели.
– Да, продавщицы судачили, что когда невеста выходит замуж за богатого жениха, то скупает все подряд и в таком количестве, что хватит не на один десяток лет. Трусы, понимаешь, вообще упаковками берут. А свадьбы любят больше зимой. Тогда и шубка, сам понимаешь, необходима.

– Знаешь, если все пойдет, как мы задумали, когда-нибудь я ей подарю какую-нибудь крутую шубку. Ей пойдет, правда?
– Если к тому времени ее муж не будет возражать.
– Ты хочешь сказать, настоящий муж?
– Да, настоящий.
– Я так заигрался, что об этом как-то и не подумал. Ну, ближе к делу. Что с перерегистрацией, есть проблемы?

– Илья все подготовил. В двенадцать вас расписывают. Два часа на катание и фотографирование, как положено. В четырнадцать тридцать начало банкета в ресторане «Минск-2», в пятнадцать мать Тамары и нотариус приезжают туда же. В восемнадцать сорок взлет на Франкфурт. Через полтора часа пересадка на Париж. Нотариально заверенные документы будут у тебя на руках, а решение исполкома с регистрационным номером Илья отправит факсом утром, там все схвачено. Так что к окончанию переговоров ты будешь полноправным хозяином фирмы.
– Свадьба у нас послезавтра. А бизнес рассыпается уже сейчас. Если до вечера не возобновятся поставки, придется останавливать установки. Черт! Хоть в отпуск всех отправляй.

– Вот поэтому, я считаю, тебе нужно срочно сегодня разослать всем приглашения на свадьбу и на мальчишник. Пусть думают, что все наши проблемы из-за того, что Большаков по уши влюбился и слегка ослабил вожжи. А тут еще надо в Европу пилить. На мальчишнике это все изложим, извинимся за скоротечность, наобещаем закатить недельный пир по приезду, с венчанием, родительским днем и так далее. И все образуется. Ты бы подложил подлянку вновь испеченному жениху? Нет. А наши партнеры тоже, в основном, нормальные люди, не уроды. А через две недели и контракт с французами поспеет. Так?

– Борис, ты не пробовал свой бизнес начать? У тебя так здорово получается с перспективным планированием, что просто многие крутые менеджеры отдыхают.
– Максим, знаешь, почему так много фирм прогорает? Некоторые думают, что стоит построить офис, с телефонами, факсами, секретаршами и кофеварками, как все само собой и попрет. А на самом деле, надо до тонкостей, как один мой знакомый, Максим Большаков, разбираться в деле, иметь свору знакомых, создать сеть доверенных и проверенных лиц, поставить себя так, чтобы верили не только платежке с печатью, но и честному слову. Не у каждого это получится. И не у каждого хватит храбрости и силы воли, чтобы довести задуманное до конца.

– Да, и не у каждого такие помощники, как ты у меня.
– Перестань, у тебя все руководство – очень толковая команда. А сейчас многие даже в отпуска не поехали, разгребают авгиевы конюшни с утра до вечера. Кстати, я бы им первым о свадьбе и сказал. Они через полчаса уже эту новость размножат.
– Я так и собирался сделать. Скажи Мире Львовне, пусть соберет людей, я пока умоюсь, а то вид на счастливого жениха не очень походит. – С этими словами Максим открыл дверь в маленькую комнату отдыха с низким кожаным диванчиком, рукомойником и душевой кабиной.
– Не переживай. - Борис Сергеевич направился к дверям, ведущим в приемную. -  Кто-то говорил, что в женихах счастлив только дурак, а умный человек взволнован и обеспокоен будущим.

Мира Львовна была еще одной находкой Большакова. В большинстве офисов секретаршами работают длинноногие модельки с несколькими извилинами. Подать кофе, разобрать и отнести бумаги, томно ответить по телефону, что шефа нет на месте, - вот и все на что способны эти никчемные создания. С этим свыклись, как с детской болезнью начинающегося капитализма. Но Максим Большаков, как это часто с ним случалось, и в этом случае поступил не как все.

С Мирой Львовной он познакомился в сумасшедшем доме, в Новинках, куда его положили во время прохождения медицинской комиссии перед армией. Проходя врачей, он так распушил перья перед неопытной врачом-психиатром, что та направила его на дополнительное обследование. Его положили в шестое отделение психбольницы, отделение пограничных состояний. Там он насмотрелся на всяких чудиков, социально неопасных, и иногда даже очень забавных, жаль только почти всегда совсем не подготовленных к настоящей жизни, где витать в облаках также небезопасно, как переходить оживленную улицу, глубоко задумавшись.

Сорокалетняя Мира Львовна была назначена его лечащим врачом. И очень быстро она установила, что никаких психических отклонений у него нет, просто парнишка был очень развит, обладал талантом общения, имел задатки актера и выделялся из серой толпы призывников. И хотя Максим очень хотел закосить от армии, она быстро охладила это его желание, объяснив, что получив один раз в жизни клеймо психически больного, на многом можно поставить крест. Например, на водительских правах. А также на охотничьем билете. Не говоря уже о профессии космонавта. А если высокое собрание психиатров не найдет заболевание слишком глубоким, он может не откосить от армии, а попасть просто-напросто в стройбат, где с помощью подручных стройматериалов может уже точно заработать травму головы.

Максим внял наставлениям, и на консилиуме заявил, что здоров. Всю же неделю в больнице он при каждом удобном случае шел общаться с Мирой Львовной. Она, насмотревшись на разных чудиков, была сама очень интересным собеседником. С каждым из вновь прибывших она могла поговорить на любую, даже очень экзотичную тему. А уж НЛО, чудовище Лох-Несса, паранормальные явления, Тунгусский метеорит, и прочее – здесь она могла сама сойти за чокнутую.

«Нет нормальных людей», - любила говорить она. «Каждый из нас по-своему ненормален, но не у каждого это явно и сразу проявляется». Некоторые больные, после установления контакта с Мирой Львовной, ходили за ней, как домашние животные, заглядывая в глаза. Но их интересовал не корм, а пища духовная. Мира Львовна так профессионально соглашалась с неопровержимыми вещами, так живо интересовалась способами доказательства вещей спорных и так легко обходила вещи совсем нереальные, что большинство пациентов от общения с ней успокаивались, а вскоре и сами начинали потихоньку возвращать свои расхристанные мысли в спокойное разумное русло.

Когда Максим Большаков раскрутил свое дело и понял, что без секретаря ему не обойтись, он вспомнил о Мире Львовне. Зная материальное положение типичной интеллигентной еврейской семьи: жена - врач, муж - вторая скрипка в театре музкомедии, двое дочерей на выданье, - он предложил ей такую зарплату, от которой та не могла отказаться. К тому же Максим ее успокоил, что в дурдом она всегда успеет.

На курсах секретарей, куда ей сразу пришлось пойти, она выделялась не только типичными национальными чертами но и возрастом. Она была явно намного умней длинноногих пустоголовых барышень с претензиями на элитарность. Быстро раскусив, кто есть кто, несмотря на первую неприязнь, Мира Львовна через неделю стала близкой практически со всеми слушательницами курсов. А к их окончанию она не только знала  сердечные тайны большинства, но и обладала полным списком их служебных и домашних телефонов. А если к этому прибавить, что за время, проведенное на курсах, она с помощью нескольких советов устроила личную жизнь директрисе этих курсов, то к моменту, когда она заняла кресло в уютной приемной Максима, телефон на ее рабочем столе уже звонил не только по проблемам «Нефтяного дома», но и по проблемам личной жизни знакомых барышень, количество которых росло в геометрической пропорции. Она умело останавливала лишние разговоры фразой «Ой, шеф зашел! Перезвони вечерком домой!», зная, что вечером при наличии мужа в соседней комнате не каждая решится на откровенность, а при пиковой ситуации и на работу ей обязательно дозвонится. Благодаря Мире Львовне Максим стал в курсе многих процессов, происходящих в самых разных сферах, вдобавок к этому Мира Львовна не упускала возможность дать каждому новому человеку краткий психологический портрет, что иногда очень помогало.

Но кроме этого Мира Львовна научилась набирать тексты со скоростью превышающей скорость их произношения, основательно освоила компьютер и насовала в него немыслимое количество справочных баз, единственная в офисе, кроме программиста, умела разобраться в мелких компьютерных гадостях и перепрограммировать любой телефон, включая системный.

Все это, вкупе с отличным знанием людских слабостей, сделало ее в удивительно короткий срок неотъемлемой частью сплоченного коллектива. И если Максим Большаков олицетворял собой проницательный ум и твердую руку, Мира Львовна представляла душу фирмы. Единственным недостатком было лишь то, что условием работы у Большакова она с самого начала поставила невыезд из Минска. Она с трудом переносила любой транспорт, испытывала жуткий страх при поездках в метро, а когда ее родные погибли в авиакатастрофе, сбитые украинской ракетой, и вовсе стала ходить пешком. «Что вы хотите, - я долго работала в Новинках!», - с удивительной простотой объясняла она. И, удивительное дело, ей все прощалось.

Когда Борис Сергеевич передал Мире Львовне указания шефа, она спросила:
– Борис, а с нашим шефом ничего не происходит? В последнее время он стал слегка рассеян, такое бывало в лучшие времена, но не теперь.
– Происходит, дорогая Мира Львовна, вот поэтому он нас и собирает.

Пяти минут хватило, чтобы собрать в приемной весь штаб Большакова. Явились все главные: снабженец, сбытовик и бухгалтер, начальники экономического и производственного отделов. В дополнение к ним пригласили специалиста по маркетингу, старшего программиста, начальника отдела обеспечения.
– Прошу всех на маленькое совещание, - пригласил всех Борис Сергеевич, - и вас Мира Львовна, попрошу.
– Надо вести протокол? - невозмутимо спросила та.
– Нет, сегодня особый случай.

Пришедшие быстро разместились за большим столом для заседаний. Каждый знал свое место в иерархии фирмы, лишь Мира Львовна, по привычке, устроилась за приставным столиком сбоку.
– Нет, нет, Мира Львовна, - тут же обратился к ней Большаков, - сюда, за общий стол.

Такое бывало лишь на дне его рождения и на Новый год.
– Друзья! – Обратился к присутствующим их руководитель. – Я хочу поделиться с вами важной для меня новостью. Послезавтра я женюсь! Я понимаю, что для вас это неожиданно. Наверное, из-за этого мы где-то даже потеряли темп. Я прошу прощения за это. Но это случилось так внезапно для меня, что я просто слегка впал в эйфорию, и поэтому не вполне до конца могу прийти в себя. К сожалению, на носу очень выгодный контракт, о котором многие знают. Поэтому сейчас торжества будут не очень пышные. Но это поправимо. Потом мы это наверстаем. Завтра мальчишник, с вами, джентльмены и дамы, и нашими коллегами, Мира Львовна, вот список, прошу оперативно обзвонить. А послезавтра, в четырнадцать приглашаю всех в ресторан аэропорта «Минск-два», на свадьбу. Мы с Лизонькой прямо с нее улетаем в свадебное путешествие по Европе. С нами полетят и те, кто непосредственно занимается последним контрактом. Спасибо. Вопросы есть?

Все загалдели, поздравляя шефа. Когда шум утих. Он продолжил.
– Я хочу, чтобы мой праздник ни в коем случае не помешал нашему делу. Поэтому вы сами определитесь, кто из наших людей пойдет в ресторан. Я бы пригласил всех, даже закрыл бы все на неделю, но вы понимаете, что это невозможно, мы должны работать. И не надо дорогих подарков, не вздумайте! Моя Лиза суеверна, она считает, что чем дороже подарок, тем меньше шансов на долгий брак. Она считает, что подарки надо делать только после года совместной жизни, а самые дорогие – на золотую свадьбу.

Лиза, конечно, так не считала, но именно она посоветовала Максиму отговорить сослуживцев от ненужных трат. И именно она придумала, как это преподнести. Этим она сразу понравилась никогда ее не видевшим членам большаковской команды, которые в последние два месяца получали не очень пухлые конверты. Формулировка же была великолепна, и все посчитали, что зная положение дел на фирме, невеста просто не хочет, чтобы против нее было сразу сформировано негативное мнение. А это означало, что она интересуется не только кошельком их шефа, но и тем, как на самом деле обстоят у него дела. В настоящую любовь к преуспевающему коммерсанту из присутствующих могла поверить только Мира Львовна, но к ней не было никаких претензий – все знали, из какого заведения она к ним пришла.



В одном из уютных минских двориков невдалеке от бульвара Шевченко в одном из подъездов обыкновенного жилого дома расположилась маленькая ведомственная гостиница Комитета по геодезии. Тот, кто еще в советские времена часто ездил по стране, знает, что лучше ведомственных гостиниц тогда ничего не было. Как правило, в них не бывало брони, часть номеров всегда пустовала и за символическую мзду, полюбезничав с дежурной, которая чаще всего одновременно бывала и заведующей, можно было всегда устроиться на ночь, а то и больше, даже в дни партийных съездов и слетов колхозников. К сожалению, перестройка обошла эти гостиницы стороной, и ныне, как правило, они остались памятниками прошлого, с комнатами на четверых и удобствами в конце коридора. Так и эта незаметная ведомственная гостиница, большую часть года стоящая почти пустой, была известна узкому кругу белорусских специалистов по геодезии, да некоторым людям, когда-то случайно в ней останавливающихся. Но даже они не знали, что на третьем этаже, в торце длинного коридора за массивной дверью был номер «люкс», конечно по местным меркам, на самом деле это была обыкновенная двухкомнатная квартира с кухней, ванной и душем, в одной из комнат которой стояла двухспальная кровать с платяным шкафом и трюмо, а в другой – диван-кровать, полированный стол конца шестидесятых годов и огромный ламповый цветной телевизор, еще помнивший выступления Брежнева.

Накануне свадьбы Борис Сергеевич привез в этот номер Лизу Смирнову.
– Зачем это все, Борис Сергеевич? – Зайдя в номер, еще раз спросила Лиза. – Может теперь вы расскажете, чего я должна бояться.
– Расскажу, расскажу. Вот только вещи твои принесут. – Он устроился на стуле за старым полированным столом, положа на него свои руки. Лиза только теперь заметила, что ее собеседник устал. И хотя внешне это заметил бы не каждый, она рассмотрела красноту глаз и тени под ними. Все-таки  не одной ей было трудно последнее время.

– Ну, вот, - когда дверь за водителем закрылась, начал он, - теперь мы поговорим о делах наших скорбных, как в одном популярном кинофильме говорилось. Дело в том, что ваш с Максимом брак делает его хозяином крупной, по масштабам нашей страны, нефтяной компании. А это не только деньги, как ты понимаешь, но и риск. Пока о вашей свадьбе не было широко известно, и о тебе никто не знал. А теперь есть вероятность того, что кто-то попытается все расстроить, причем, не стесняясь в способах. В контракте прописан риск, и эти сутки в этом плане самые рисковые. Потом вы уедете из страны, документы на фирму переоформят, и риск станет минимальным. Для тебя, конечно. Вот почему, дорогая моя Елизавета, сегодняшнюю ночь мы проведем с тобой в этом номере, о котором никто ничего не знает. А завтра с рассветом, часиков в пять мы заявимся в твое общежитие, якобы с дискотеки, поднимем всех твоих подруг, окружим тебя невидимой защитой и будем ждать жениха.

– Но если этот брак надо расстроить любой ценой, не проще ли… - мурашки поползли по ее спине, - не проще ли просто убрать невесту. – Она не осмелилась сказать «убить» так вдруг пронзил ее острый спазм страха.

– И вместе с женихом! – Сделав круглые глаза, дурашливо прохрипел Борис Сергеевич и тут же рассмеялся. – Нет, об этом не может быть и речи. Идет борьба, но не война. Невесту могут отговорить, припугнуть, увезти на какое-то время. Но идти на такое, о чем ты подумала, – значит развязать войну не только с компанией, но и со всеми правоохранительными органами страны. Тогда не только кусок от нашего пирога, хорошей камеры в тюрьме не получишь. Видишь ли, бизнес – это вроде помеси шахмат с боксом. Надо и просчитывать на много ходов вперед, и держать удары, и, главное, морально давить на конкурента. И выигрывают те, кто не только лучше все просчитал, но и кто не испугался, кто духом крепче.

– Так мне что-нибудь угрожает?
Борис Сергеевич нахмурился. Он уже привязался к этой непохожей на других девушке, и даже третий день называл ее с ее же разрешения на «ты». Он видел, как она вдруг испугалась, когда поняла, что ее может ждать. И сейчас он не знал, что сказать, чтобы с таким трудом созданная комбинация вдруг не распалась. Надо было взять паузу. И он поднялся из-за стола, потянулся так, что захрустели кости, подошел к окну, и стал смотреть в него, сцепив руки сзади, как будто там хотел найти ответ на Лизин вопрос.

– А Максима не могут убить? – он не заметил, как она бесшумно подошла и встала рядом. Теперь что-то стало проясняться.
Он повернулся и заглянул в ее глаза. В них не было страха, в них была тревога. На какое-то время ему показалось, что ее больше заботит судьба его шефа, или это только показалось?

– Все может быть. – Вдруг решился он. В конце концов, это и ее игра. Она не могла не знать, цену контракта. – Все может быть, но мы просчитываем ходы и сводим риск к минимуму. С тобой ничего не должно случиться. А с Максимом… У него всякое, знаешь, бывало. Но при мне…Тьфу, тьфу, тьфу…

– Мне почему-то очень не хотелось бы остаться вдовой, - почти прошептала Лиза, - в контракте об этом не было ни слова.
Вот это девочка! – Мысленно восхитился Борис Сергеевич. Сама боится, но за Макса боится больше. И еще в такой ситуации пытается шутить. Черный юмор мы любим. И таких отчаянных мы тоже любим!

–   Ну, вот что, Лиза! На сегодня вам с твоим женихом угрожает лишь переутомление. Все остальное я беру на себя. Его в своей фирменной берлоге может достать только атомный взрыв, тебя спрятал ото всех и прикрываю я – лучший в мире прикрыватель невест, но без мотора, как у Карлсона. Так что сегодня все спокойно. Завтра будет еще лучше. Выспишься, – увидишь. Клянусь своим бумерангом!

– У вас есть бумеранг? – слабо улыбнулась она.
– И не один. Целый мешок. И я буду всю ночь их чистить, чтобы они не потеряли своих метательных качеств. – Для снятия волнения у собеседника надо нести любую чушь, главное, увести его от предмета волнения.
– А мне что прикажете делать?
– Ложиться спать. Помнишь, как в фильме: Всем спать, завтра же на охоту…
– Помню. – Она снова улыбнулась.
– Ну, вот и хорошо. Есть не хочешь?
– Нет, а вы?
– Я разберусь, мне завтра не жениться. Я и чайку сейчас поставлю, и перекушу. Так что давай. Полотенца в ванной есть, постель постелена. Действуй. Да, на кухне флакон валерианки, начатый, это я сам пробовал. Накапай капель тридцать, чтобы нервы не горели. Я сам так делаю, когда выспаться до упора хочу. Рекомендую.

Еще через полчаса он сидел на кухне с потушенным светом. Лиза, послушно выпив валерианки и приняв душ, ушла в спальню, закрыв дверь. Борис Сергеевич, достав из кармана маленький пакет, всыпал в рот белый порошок и запил его водой из-под крана.
Еще две таких ночи, и никакая химия не поможет, - подумал он, по привычке поглаживая оперативную кобуру под мышкой. - А все-таки прав был тот, кто сказал: «Доброе слово и кольт, гораздо лучше, чем просто доброе слово!»