Скворечники

Алене приснилась музыка рая. Это был вальс: что-то знакомое, очень пронзительное и тревожное, но в  то же время светлое, влекущее куда-то высоко-высоко. И она, Алена, танцевала, точнее летала, парила под эту невероятную ослепительную мелодию….
Когда проснулась, в решетчатое окошко бился азартный мартовский свет и вовсю трезвонили птахи. Призадумалась… То, что ощутила во сне, было до чрезвычайности странным по двум причинам. Первая: Алена не умела танцевать. Ну вот как-то так получилось… Даже в школьные годы на вечерах пряталась за спины подружек,  лишь бы не пригласили вальсировать. Хотя потом всю жизнь мечтала записаться в какую-нибудь танцевальную студию, но, увы, не сбылось.
Вторая причина: этот сказочный, ликующий и очень добрый сон приснился ей в серминге, где она вот уже второй месяц ютилась бок о бок с какими-то бездомными бедолагами. В основном, соседками были немолодые, пожилые и даже откровенно старые  женщины из республик бывшего Союза. Когда Союз-то распался, молдаванки, например, ринулись в Италию целыми селами, бросая дома, детишек и мужей на авось. Занимали кругленькие суммы, чтобы заплатить специальным проводникам, что вели их через границы нелегальными тропами.
Жили в серминге длинноногие девушки из Прибалтики, краснощекие, кровь с молоком, украинки, а также шустрые румынки, предприимчивые полячки, фигуристые африканки с новорожденными младенцами, похожими на нарядных кукол, суетливые цыганки, промышляющие гаданием и попрошайничеством, девицы с «пониженной социальной ответственностью», грязные бомжихи...
В комнате, куда Алену с дочкой определили, десять койко-мест в два яруса.  Напротив похрапывала (точнее, как медведица храпела) Любушка из Приднестровья, женщина необъятных болезненных размеров. Служила, говорит, в каком-то министерстве, под сокращение попала, а в семье студент и муж больной.
Над Любой — Родика из Кишинева. Ой, беда у ней какая!.. Поехав на заработки, сына с бабушкой оставила. Бабуля в огороде хозяйничала, а малыш, играючи, в сундук залез, крышка захлопнулась – ребенок задохнулся. Ей об этом два дня назад сообщили. Родика даже плакать не может. Лежит, свернувшись калачиком, поскуливает...
А от коек, что у самой двери, чем-то подозрительным несет. Алена слышала вчера, как высокая тощая девица жаловалась волонтерам, что ужин приносят: «Не лезет уже в меня, а все ем и ем, не могу остановиться». Кормят здесь, как на убой, порции огромные. Добавка нужна? Да  пожалуйста! Некоторые стараются про запас поесть, а желудок-то не резиновый. 
Сермингов в городе несколько, этот лучшим считается, записываться сюда заранее надо. Когда свободные места имеются, то и без записи пускают. Ну а если забито все, мужики (да и женщины тоже) прямо под мостом или в парке на лавочках ночуют. Волонтеры им одеяла разносят, горячий чай. Алене с Танюшкой повезло, их под открытым небо не оставили. Правда, рюкзачок с вещами забрали и в кладовку унесли. Сумочки проверили; деликатно, но решительно маникюрные ножницы в сторону отложили. Спросили, есть ли у Алены резюме. Конечно же, вот оно! Правда фото  на нем десятилетней давности. Почитали, удивились: с высшим образованием, документы в порядке, красивая... Обещали с трудоустройством помочь.
Ночлежку она представляла мрачной и убогой, а тут им выдали простыни в голубой цветочек и новые одеяла. На этаже оказалось несколько стерильных  санузлов, горячий душ — хоть замойся! В столовой огромный телевизор и автомат с горячим шоколадом. Но режим, понятное дело, не курортный. Ранний подъем, на завтрак кофе с молоком и круасаны, а потом — кыш! – на улицу. Обратно можно вернуться только вечером, ближе к ужину. Лишь африканки со своими куклятами, конечно, весь день в тепле. Им, кстати, и питание здесь особое, памперсы, одежда, лекарства...
А Алена ужасная мерзлячка. Для нее день слоняться по февральской хляби – издевательство над женской сутью. Танюшка с утра в школу для иностранцев уходит, Алена же учебу забросила и занялась активным поиском работы. Но как это делать, если с языком не в ладу? Молдаванкам хорошо: у них с итальянцами речь схожа, многие слова звучат  одинаково. Для  Алены же чужой язык – темный лес, особенно все эти герундио, конжунтиво, ремото…
По утрам, чтобы не мерзнуть, шла в церковь на мессу, а после там же оставалась на занятия по кройке и шитью. Шить она умела (и превосходно!), просто надеялась с помощью монашек хоть какую-нибудь работенку себе найти.
Обедала «в столовой для бедных».  Сюда приходили и прилично одетые итальянцы: не только за порцией макарон и тарелкой супа, но и в поиске дешевой прислуги или даже невесты. Толстушку Любу работодатель именно здесь, в благотворительной столовой, приметил. Предложил ухаживать за своей престарелой мамашей. Она сразу же согласилась, и ее увезли куда-то далеко в горы. Потом звонила, плакалась, что приходится все семейство обслуживать,  огород копать-поливать, курей кормить да за свинками чистить. А спит она на лавочке у входной двери. Как собачка. И платят мало, зато обещали с документами помочь.
Быстро устраивались молодые румынки; они хватались за любой предложенный вариант, на любые условия и оплату соглашались. Крепкие бабенки из молдавских деревень тоже в серминге не задерживались: их брали в семьи, где надо ворочать и мыть лежачих больных. А на интеллигентную тихую Алену, к тому же с ребенком, никто внимания не обращал. Ну какая из нее прислуга? Лишь однажды доктор, к которому они с Танюшей пришли по поводу обязательной туберкулиновой пробы, сказал, улыбаясь, своей медсестре: «Какие забавные русские! Отправлю-ка их к матери на виллу, пусть там ее развлекают». Но та в ответ ему змейкой прошипела, мол, синьор, это так опасно…
Кстати, в больнице при серминге Алене проверили зрение и вместо старых очков с постоянно отваливающейся дужкой бесплатно  выдали новые, которые она потом  очень долго носила. Пользуясь случаем, можно было и зубы полечить,  и анализы сдать, и на прием к разным специалистам записаться, но Алена постеснялась.
Кто-то в серминге неделю жил, кто-то две, а кого-то уже      на  следующий  день выгоняли. Алену же с дочкой здесь два месяца держали. Какими-то беззащитными, растерянными казались они на фоне шумных заробитчан. Однажды их пригласили на праздничный ужин в честь святого Джузеппы, покровителя всех бедных. И тут за столик к ним подсела смуглая девушка из Иордании. Стала разъяснять, что они, Алена с Танюшкой, могли бы остаться здесь навсегда, жить, как и многие, в коммуне. Не  будет проблемы ни с едой, ни с одеждой и за крышу над головой не надо платить. Но работать придется бесплатно, а жить в разных комнатах. Алена удивилась: «Почему в разных? Ведь мы – одна семья».
На следующее утро они из серминга ушли. Можно было записаться в другой, потом в третий, четвертый – и так до бесконечности, пока не определишься с работой и жильем. Окажись Алена одна в подобной ситуации, возможно, так бы и поступила. Но слоняться с дитем по ночлежкам – это и неприятно, и опасно. И даже, как почему-то считала Алена, аморально. Не бродяжки же они в самом деле. Только где оно, их скромное уютное гнездышко? Где рай, обещанный им красавицей Ритой?..
В потайном кармане джинсовой куртки, раздобытой на сэкод-хэндовских завалах, были зашиты две последние купюры. В руках - записка от монашки с адресом церкви, при которой есть общежитие, где семейным сдают комнаты.

Нет, не случайным оказался тот замечательный сон и музыка рая в нем не зря звучала. Просто порой, чтобы человек не впал в дремучее уныние и в нем не погряз, подсознание во сне преподносит ему некое озарение. Ну словно волшебную палочку-выручалочку… И человек просыпается в изумлении: так я еще, оказывается, даже летать могу! И снова вперед…
Комната оказалась простенькой: две кровати, тумбочки, стол, шкаф для одежды. Но главное – главное! – дверь, запирающаяся на ключ. Кухня и санузел общие на восемь семей. Короче, жить можно. Алена отдала Флорину (румын, который здесь за старшего) последние двести евро:
– Мы так рады, что наконец-то у нас своя комната. Дочка осенью в университет поступает, ей заниматься надо!
– Живите с богом! Здесь вас никто не побеспокоит.
С питанием, с одеждой и тут не оказалось проблем. На первом этаже – склад вещей, которые приносят в церковь богатые прихожане. Итальянские предприниматели также поставляют для каритасов частичку своих товаров. Алена спустилась в склад и, с удовольствием порывшись, откопала совершенно новое постельное белье, босоножки, футболки и красивую посуду.
Продуктовые наборы давали раз в неделю: макароны, кусок твердого сыра, молоко, сахар, вино в пакете, а иногда даже оливковое масло. Учитывая десять часов уборки (в неделю), которые посчастливилось найти Тане, и восемь Алениных часов компании со столетней бабулей, линия их жизни худо-бедно выравнивалась. А тут еще позвонили из офиса, куда они относили свои резюме, и предложили Танюше с группой таких же подростков поехать в Рим в летнюю школу юных кулинаров. Предложение показалось заманчивым.
–  Ты только мои рабочие часы сохрани! Даже если очень трудно придется, –  уговаривала она мать.
Перед отъездом произошло одно странное событие. Флорин привел в их комнату бледную рыжеволосую женщину:
– Потесниться придется… Это — Соня. Она после операции, место для нее еще не готово.  Сейчас мы что-нибудь придумаем.
И в комнату вместо Алениной кровати затащили другую –  двухъярусную, ржавую и грязную, словно с помойки.
– Полезай, девочка, наверх! Я ведь не могу. –  Распорядилась новенькая и тут же завалилась на аккуратно заправленную Танюшину постель.
А вечером она сообщила шокирующую новость:
– Через неделю сюда придет Дэкина. Это моя подруга, сейчас она в больнице. Да, девочки, не удивляйтесь: так получилось, что нас с ней одновременно прооперировали. Второе нижнее место придется освободить для нее.
Хорошо хоть, Таня с этой Дэкиной уже не встретилась. Неприятнейшая особа: голос грубый, манеры вульгарные. Но обидчивая и с амбициями. Отлежалась, отохалась после операции и наглеть начала.
–  Эй ты, сделай мне массаж! –  Кричала Алене, рассупонившись чуть не догола и даже не краснея.
А потом подружки сдвинули свои кровати вплотную и по вечерам, укутавшись одним одеялом,  шептались о чем-то, хихихали, копошились.
Однажды, придя с работы, Алена обнаружила незнакомую девицу, сладко спящую на ее,  Алениных, красивых простынях. Разозлилась:
– Ну когда уже комнату вашу отремонтируют?
Подружки захихикали:
– А мы здесь будем жить! Вы –  чужие: на проповеди не ходите, четвертину в общак не вносите...
 Алена, действительно, не ходила, не вносила. Она пыталась, но так и не смогла понять, что это за церковь такая; не католическая — точно. Уяснила только, что ее адептам грешно работать в субботние дни и что с любого дохода 25 процентов нужно сдавать в общую кассу.
Хотя ее тоже старались вовлечь,  впечатляя какими-то банальными историями о «божественных провидениях», обещая найти «достойную работу». Но «эта глупенькая русская» оказалась особой  не вовлекающейся, более того –  ироничной. Короче, чужой.

Ситуация становилась безвыходной. Вот тогда она и познакомилась с Лоренцо, надумав хоть таким «безнравственным образом», за счет мужчины, решить жилищный вопрос. Некоторые женщины, приехав в Италию, как поступают? Хватаются за первого попавшегося вдовца, холостяка или разведенного, начинают с ним жить, привыкают, а потом: tessoro mio, amore da morire… Все очень славненько получается.
Алену синьор тем привлек, что внешне походил на ее любимого покойного мужа… Квартиру он оставил жене, а сам снимал «двушку» в центре города. Но был  «сепарато», то есть, не до конца разведен. Жена его давно и благополучно жила с другим, а вот Лоренцо с устройством личной жизни не везло. Дело в том, что статус «сепарато»  для итальянца – как клеймо. Это еще исхитриться надо, чтобы поймать в свои сети хоть какую-нибудь невзыскательную иностранку, согласную на банальное, без обязательств, сожительство. Все стремятся именно замуж! Но у Алены не было выбора.
На свидание она натянула трикотажное платье своей дочери: голубое, с белыми лилиями. Оно оказалось в  облипку.
– И куда наша бабуся собралася? –  Ревностно захихикала Дэкина. – Жениха нашла? Ни стыда ни совести…
–  А вам, женщинам, не стыдно в одной постели кувыркаться? Ваша вера позволяет это?
– А вот представь себе — да! Между членами общины любые отношения возможны и даже поощряются. А с чужаками — это грех, блуд…. Хочешь, мы тебе тоже кого-нибудь из своего круга подыщем? А потом через него и работу с контрактом получишь…
На следующий день, побросав в сумку учебники, кастрюли и одежду, Алена переехала к художнику. Она понимала безнравственность своего решения и даже, тяжело вздохнув, про Сонечку Мармеладову вдруг вспомнила, но что делать?  Через месяц ребенок возвращается — и куда? Снова в логово сектантского разврата?
Поначалу казалось: с Лоренцо ей повезло. Он был спокойным, не вульгарным, всегда сам и очень вкусно готовил. Уборку делала приходящая перуанка. Да, и хотя экономил на горячей воде и электричестве (редко мылся и предпочитал мятые рубашки), но Алене принимать ванну разрешил и даже подарил ей утюг. А главное, сказал: «Вот эта комната — для дочки! Когда приедет, я ей еще и  компьютер подарю». Такие волшебные слова –  бальзамом на сердце Аленино…
Разумеется, она видела, что синьор (сожитель, компаньон, жених — ну кто он ей?..) любит прихвастнуть и выпить. Даже побаивалась, как бы запой не случился. Но решила терпеть, приспосабливаться, как-то выстраивать дальнейшие отношения. Где ж идеального найти?..
Однажды поехали к его родственникам за город. Лоренцо загорелся идеей купить там дом с бассейном. Потупив очи, промолвил:
– Это все ради тебя! Будешь жить, как настоящая контесса… Нотариальную сделку оформлять придется с Антонеллой, моей бывшей женой, — так положено по закону, но хозяйкой, повторяю, будешь ты… Если заскучаешь, в пяти километрах школа,  там уборщицы всегда нужны. Велосипед тебе купим…
Короче, щедро вешал лапшу на аккуратные Аленины ушки.
Возможно, она бы и осталась с этим «сепарато», несмотря на его хитрожопость и безобидные причуды. Они и на камерные концерты ходили, если вход был бесплатным, где Лоренцо нежно держал ее за руку. Все испортила единственная фраза. Как-то вечером, будучи подшофе,  художник задумчиво произнес:
–  Вот приедет Танюшка, я ее буду обнимать и целовать. Целовать и обнимать…
– Что???.. – Закричала Алена.
Перед сном пыталась дозвониться до Риты: может что посоветует? Но абонент оказался вне зоны досягаемости… Ага, август же – пик курортного сезона, серый город раскален. Со своим Роберто на какие-нибудь острова укатила…

На следующий день после «уборочных часов» поехала к Марианне, которую знала понаслышке. Та арендовала большую квартиру и пускала перекантоваться (пять евро за ночь) своих не устроенных заробитчан. Все это нелегально, рискованно, но у нее можно было снять койку и на месяц, и на полгода.
– Сейчас у меня забито. Запиши номер – там комнаты сдают, но только тем, у кого документы в порядке.
Документы (вот за них Рите не просто спасибо, а поклон низкий!) были в порядке. Иначе бы они с Таней считались кландестинами, то есть незаконно вторгшимися на территорию Италии. Странное, конечно, слово... Во Франции «Кландестин» – изысканные винтажные духи. В Италии же – хуже ругательства. Таких бедолаг карабинеры отлавливают, как преступников, и оправляют в центры задержания.
Синьора Розэбель, что означает «красивая роза», обрадовалась Алене словно сестре родной.  Тут же показала недавно освободившуюся комнатушку. Плюс этого варианта был единственный: хозяйка не просила залог (обычно — размер двухмесячной платы). Остальное – минусы. Все здесь дышало убогостью, затхлостью и печалью, видимо, ремонт не делали со времен Муссолини. 50 процентов площади занимал сервант-элефант, забитый дешевой пыльной посудой и старыми газетами. Обогревалась  квартира (это уже выяснилось позднее) допотопным камином, устало попыхивающим в общем коридоре, а горячая вода в ванной подавалась по «особому графику».
– А почему дверь в комнату не запирается? – Испуганно спросила Алена.
– Так у нас не воруют, не беспокойся, –  бодро заверила бабуся-дюймовочка. – У меня жильцы интеллигентные. Три китайца-студента, полячка Регина — она в госпитале работает, молодожены с ребенком из Перу да два мароккинца - они на рынке фруктами торгуют.  Ни одного, заметь, нелегала, все на законных основаниях… Но если настаиваешь, найду, кто замок отремонтирует, но это уже за твой счет.
Алена настаивала, вспомнив про сектанток и их проходной двор. Тогда у нее кто-то стырил единственное дорогое украшение –  золотую цепочку с рубиновым крестиком.
«Красивая роза» запросила за комнату 300 евро. Вздохнув, Алена отдала деньги.
Лоренцо к этому переезду отнеся мужественно. Привык, что  женщины его бросают. Кому он, сепарато, нужен…
Комнатушку свою она отмыла, побелила и приукрасила. Окна веселым ситцем занавесила, разложила на столике учебники, перетряхнула и заправила постель. На каменный пол, который кое-где пришлось ножиком поскрести, бросила полосатую дорожку. А еще насобирала в парке листья,  похожие на растопыренные детские ладошки, а вазочку из  пластиковой бутылки вырезала. Переживала, понравится ли «новый дом» Танюше, ведь в основном ей тут жить. Алену позвали на «фису» (то есть, работать 24 часа в сутки) и она согласилась, тем более, что это рядом.
Начиналось все как по нотам. Татьяна поступила «на языки» и приобрела навороченный компьютер.  Тогда всем студентам разрешили взять компьютеры в специализированном магазине, а потом три года за них расплачиваться через банк. Взносы оказались небольшими, проценты символическими…
В тот год произошло еще одно незабываемое событие. Многие студенты и, разумеется, наша Таня, стали волонтерами зимних олимпийских игр.  Им выдали шикарные курточки, кроссовки, футболки, рюкзаки, часы, значки, блокноты и еще много чего интересного. Но возвращаясь с гор, где проходили соревнования, девушке негде было даже обувь посушить. В доме синьоры Розэбель царил жуткий дубак. Занавески к стеклам примерзали и, если дотронуться до них, хрустели, словно бумага для выпечки тортов.
Как только наступили холода и под ногами зачавкала грязная снежная жижа, Алена купила масляный обогреватель. Однако хозяйка запретила им пользоваться, решив почему-то, что эта штука может …  взорваться и спровоцировать пожар.
Субботним вечером, ожидая дочь, закутавшаяся в плед Алена с тоской вглядывалась в окна напротив: там жили «настоящие синьоры», такие как Рита и Роберто.  Полы там были, конечно же, с подогревом, а в зале уже светилась нарядная елочка. И тихой радостью, словно серебряные колокольчики, звучала откуда-то райская мелодия. 
Перед Рождеством, от которого люди ждут добра и чудес, у Тани исчез компьютер. Утром пошла на занятия, дверь на ключ закрыла. Вернулась — дверь в порядке, а компьютера, за который еще только предстояло выплачивать тысячу евро, нет. Испарился. С «красивой розой» они тогда по всем комнатам прошли, следствие учинили. Никто ничего не видел, не слышал, не знает. И ведь подумать не на кого. Студенты вне подозрения: китайцы не воруют. Перуанцы не воруют тем более... Рената в госпитале была, братья мароккинцы с утра до вечера на рынке торговали. Ну а самой Розебель зачем  компьютер?
Это был шок, но Алена на дочь прикрикнула:
– Не ной, переживем! И не такое уже случалось.
Хотя призадуматься стоило. То одно у них исчезало, то другое. Сектантки – а кто кроме них? – золото украли, Лоренцо кастрюлю присвоил (кухонные-то принадлежности он в сумку  собирал). Это была любимая Аленина кастрюля. Она ее не в каритасе за бесплатно откопала, а в магазине купила. Дорого. И вновь очередная пропажа.
Алена – натура эмоциональная, ранимая, уставшая от жизненных передряг. Но когда в жизни случаются неприятности, а тем более экстремальные ситуации, ей кажется, что она очень сильной и решительной становится. Такой, про кого с восхищением говорят: «О, эта баба – с яйцами!» В том смысле, что не слабее мужика, сама со своими проблемами справляется.  Сейчас вот снова  предстояло решать непростой вопрос...

Кроме Риты, которая не всегда на ее звонки отвечает, есть у Алены еще одна знакомая – татарочка с чудесным именем Ландыш, хозяйка бара. Со своей подопечной синьорой Алена заходит к ней частенько. У старушки Нелли, в прошлом балерины, странные манеры.  Она важно усаживается за столик и взмахом руки, звонко щелкнув при этом голубыми костяшками пальцев, подзывает к себе бармена… 
Когда Ландыш услышала о пропаже компьютера, из ее нежных уст вырвались отнюдь не изысканные фразы. Самая деликатная из них:
– Срочно меняй квартиру! Нельзя жить в такой клоаке...
– Да я уже не раз заходила в агентство по недвижимости. И, знаешь, сколько запрашивают за скромную квартиру? Тысяча — агентам за услугу, полторы — залог хозяину плюс плата за месяц.  Итого: три тыщи!!! А главное: требуют два рабочих контакта, причем, не временные, а бессрочные.
– Можно и без посредников найти, выйдя прямо на хозяина. В «скворечнике» совсем недорого получается. Я ведь жила. Высоко, зато пыли нет.
И Ландыш тут же позвонила своему приятелю Михелю, который сдавал в аренду, в основном студентам, эти самые «скворечники». И тот с радостью согласился приютить двух «скромных русских женщин».
Что такое «скворечник»? Тут пояснить стоит. Состоятельный человек  в Италии может выкупить чердак жилого дома, благоустроить его, разбить на крохотные квартирки мансардного типа. В них должно быть предусмотрено самое необходимое: душевая кабинка совместно, пардон, с унитазом, уголок для приготовления пищи, отопление. У Михеля стоял обыкновенный калорифер (значит, два обогревателя будет!), допотопная электрическая  плитка и одна раковина – для посуды и для постирушек. Потолок, естественно, под углом к полу. Поднимаясь, скажем, со стула, приходится беречь голову, чтобы не проломить ею потолок.
Дом оказался страшноватым, зато в центральной зоне: напротив католический храм со звонницей, рынок рядом. У этого варианта был и такой плюс: «скворечники» Михеля располагались над четвертым (по российским меркам — пятым) этажом, а вход на чердак предусмотрительный хозяин огородил прочной металлической сеткой.  Такая вот защита от воришек.
Ландыш помогла перевезти пожитки; к рюкзачку уже добавились четыре клетчатые китайские сумки. Розэбель, прощаясь, заплакала.
Несомненно, в смысле организации личного пространства,  учитывая возможности переселенцев, вариант был не так уж плох. По утрам под колокольный перезвон просыпаешься.  Глянешь в крошечное оконце, а там небо, птички летают, чирикают… Даже сами итальянцы, кто совсем уж беден и одинок, в таких вот «скворечниках» ютятся, а эти «привередливые русские» через полгода сбежали. И вот почему. Когда Алена с Танюшкой, страшно довольные переездом, включили в холодном помещении обогреватели да приготовили овощи на ужин, случилось непредвиденное и ужасное.  На запах пищи изо всех углов поползли тараканы. Черные, жирные, наглые особи.
– Ай-я-яй! – Заверещала Таня.
Ночью спали, не выключая свет, так как в темноте разомлевшие от тепла твари сыпались на них с потолка.
На следующий день закупили всевозможные ловушки, порошки, спреи, карандаши и объявили тараканам беспощадную войну. Продукты решили пока не покупать и ничего дома не готовить. Таня могла обедать в недорогой студенческой столовой, мать — на работе. Когда на улице и в «скворечнике» похолодало, тараканы куда-то исчезли. До весны жилось спокойно, но как только солнышко припекло, полчища членистоногих возобновили вторжение в уютное «гнездышко» с неистовой силой.

Очередным их пристанищем стал не «скворечник», а вполне приличная комнатушка на втором этаже, вход с общего (на пять семей) балкона. Нашли легко, по объявлению в газете. Созвонились с хозяином, посмотрели, переехали. Район тот же и снова, что очень важно, недорого. Чистенько, все новизной сверкает. В комнате под потолком такая современная штука, пультом управляемая:  нажал красную кнопку –  теплом повеяло, зеленую — ветерок по комнате побежал.
Тут им впервые пришлось три контракта оформить: с хозяином на аренду жилья, с поставщиками  электроэнергии и по газу. Пока не сделали это, в комнате даже света не было. У Михеля-то они без всяких контрактов жили.
Здесь все как-то цивилизованней, веселей начиналось. Может потому, что весна пришла?.. Да и соседи доброжелательные – молодые румынские семьи. Женщины в итальянских семьях работали, их мужья на стройках, если повезет, но чаще всего –  где попало. Тут Алену еще очень обрадовало, что бельишко после постирушки можно  на балконе сушить... Ну просто шоколадно-мармеладный вариант в их ситуации! Так ведь еще быстрей, чем от тараканов, сбежали.
А дело в том, что в стерильной душевой кабинке, куда Алена попыталась втиснуться, как только появилась горячая вода, ее больно ударило током. В школе она хорошо училась и из уроков физики помнила: вода, если в ней находятся примеси, сильный проводник электричества. И про трагический случай вспомнила, когда одна двоечница, принимая ванну, фен включила.
Алена не за себя испугалась, а за Таню, которая, как  утенок, жить не могла без водных процедур. Она тут же позвонила хозяину. Синьор Люка удивился, стал доказывать, что проводка новая, никто из прежних жильцов не жаловался. Электрика вызывать отказался.
...Танюша принимала душ осторожно, не касаясь стен. У Алены это не получалось. Второй раз ее шибануло так, что руки-ноги затряслись и показалось, что стены, как при землетрясении,  закачались.  Срочно требовалось искать другое,  безопасное местечко.
К этому времени первая Аленина «фиса» закончилась по банальной причине: отжила свое на этом свете  экс-балерина. Родственники тут же нашли Алене «часы»: с утра до обеда чистить, готовить, стирать, гладить, поливать, закупать, зашивать и прочее. Затем с пересадкой на двух автобусах ехала она за город к одинокой парализованной синьоре. Та крохи платила, но Алену не утруждала, следовало лишь помолиться с ней за компанию…
Ну а вечером ждала ее Аврора, божий одуванчик ста трех лет от роду, которую требовалось  покормить и спать уложить. Старушка жила одна, но раз в неделю являлся племянник, на которого она кричала, зачем, мол, привел ко мне эту баданту?  Прижимистой старушка была, платить не хотела.
Танюша тоже подрабатывала, а как же. Репетиторством, да и полы мыть приходилось, и памперсы бабулькам менять, и с малышами нянчиться. Училась без хвостов и даже стипендию получала. И решили они наконец-то снять приличную квартиру –  без тараканов и чтоб помыться можно было от души. Нашли...

–  Вы первые, кто внушает мне доверие. –  Обрадовалась синьора Антонелла. –  Раньше у меня здесь кабинет был, а сейчас я переехала в свой адвокатский офис. Итак, заключаем контракт на три года, с вас залог – полторы тысячи. Если надумаете раньше уйти, предупредите меня за полгода и я эти деньги верну.
За аренду квартиры адвокат попросила перечислять на ее счет 500 евро. Но это оказалось не все. Полетели счета: за свет, газ, вывоз мусора, за уборку подъезда и пользование лифтом, консьержке, садовнику…  До 800 евро в месяц набегало – в четыре раза больше, чем за «скворечник» Михеля.
Правда, квартира оказалась миленькая: 50 солнечных квадратных метров, просторная кухня, на балконе белый жасмин в терракотовой вазе,  ванная с душем – все как у синьор. А вид из окна просто сказочный! Там, за извилистой рекою с готическим названием По, возвышались зеленые холмы с виллами аристократов, а над ними – величавая базилика, где покоятся принцы и короли Савойской династии.
С этим храмом связана очень грустная история. Случилось это после войны, а точнее 4 мая 1949 года. Самолет, на котором летели футболисты клуба «Торино», из-за плохой видимости потерял ориентацию. Задев крылом ограду базилики, врезался в землю. Погиб 31 человек — футболисты, журналисты, авиаторы… 
По ночам суперга светится, создавая иллюзию летящего в небе серебряного ангела. Алена с дочкой дважды поднимались на этот холм в специальных вагончиках и еще раз ездили туда с Ритой на ее машине.
В адвокатской конторе они прожили ровно год, работая только на ее оплату. И хотя дом был, действительно, «синьориле», соседи удивлялись, как дорого берет с них Антонелла. Румыны, муж и жена, что снимали «двушку» на той же лестничной площадке, платили своему хозяину намного меньше. И когда знакомая Галя попросилась «на ночлег» за сто евро в месяц, Танюша обреченно махнула рукой: да пусть живет…
Галя считала себя дамой из высшего общества. Любила повторять, мол, «я не такая, как все заробитчане». Служила она гувернанткой при очаровательных близнецах, но когда ее попросили делать и уборку в детской, гордо уволилась и принялась за поиски другого «благородного варианта».
Вела себя Галя не как квартирант, а как дорогая гостья.  Каждое утро принимала ванну с маслом розмарина, а стиральной машинкой пользовалась через день, не дожидаясь вечера или выходных, когда на электричество в Италии низкий тариф. В воскресенье к ней приходили подружки, запекали рыбу в духовке и под бутылочку хорошего винца душевно затягивали: «Меланколие — дулче мелодие, меланколие – мистериос амор...».
Иногда она доставала шкатулку со своим драгоценностями:
– Вот это кольцо с бриллиантом подарил мне Виторио, а сережки и подвеску — Амедео. Альдо, зубной техник, ничего не подарил, зато мы с ним в круиз съездили. Он до сих пор в меня безумно влюблен!
Алена в сказки не верила. На ее взгляд, у квартирантки была специфическая, совершенно без талии, фигура. Винтажная кофточка с рюшами облепляла  бледное, рыхловатое, усыпанное веснушками тело и по цвету почти сливалась с огненными волосами. Ну какие тут могут быть кавалеры?.. Хотя бриллианты-то откуда?..
У Алены за все время в Италии только художник был (и тот, можно сказать, по производственной необходимости). Тот самый, что ее кастрюлю присвоил. Да ладно уж… А работы ей попадались совсем неблагородные. Однажды мешки с яблоками перетаскивала, надорвалась и в больницу попала.
… После операции снова на «фису» пошла. Зарплата маловата, зато бабушка словно тихий ангел, а для баданты персональная комната была. Решили так: Танюшка временно в студенческое общежитие переедет. О том, что съезжают, они сообщили хозяйке, как и положено, за шесть месяцев, но та вернула им только треть от залога… Расстроились, конечно, но пережили и это.
За год Алене удалось скопить деньжат, ведь ей даже на еду и на шампуни не приходилось тратиться, вся зарплата переводилась на счет. Дочь училась на последнем курсе, готовилась к защите, но и подработки свои не бросала. И все бы ничего, но без своего «гнездышка», пусть даже в «скворечнике» (лишь бы без тараканов!), жизнь стала тускла и безрадостна. И когда, смиренно вздохнув, отлетел в мир иной ее тихий ангел, Алена с дочерью вновь озаботились поиском временного пристанища.

И вдруг позвонила Рита. Сама!!!
– Слушай! У нас вчера из монолокалки филиппины съехали. После них надо комнату помыть. Ты как?..
– Да я с радостью! – Ответила Алена и в груди ее запорхали бабочки.
С Ритой они давненько не виделись, хотя перезванивались иногда. Давняя обида не забылась, но со временем острота ее стерлась, растворилась в суматохе дел и быстротечности времени.  Душа потянулась к душе.
Они были подругами детства. После школы обе поступили в педагогический, потом по распределению в одной школе работали. Одновременно и замуж за прапорщиков   вышли; в их сибирском городке базировалась воинская часть.  С мужьями к ним на Украину переехали и в один черный день обе остались шахтерскими вдовами…
Ну а потом красавица Рита замуж за итальянца вышла и позвала к себе подружку, пообещав ей сделать документы. Раньше с легализацией в Италии проще было. Алена не захотела оставлять дома девочку-подростка и они приехали вместе.
У Роберто (муж Риты) жила его престарелая тетя. Ее нужно было мыть, кормить, выгуливать в инвалидной коляске и соскакивать к ней по нескольку раз за ночь. Состоялся такой уговор: мы — вам, вы — нам.  Все понятно, как же иначе, друзья обязаны друг другу помогать. Но как-то так получилось, что на приезжих сразу свалили буквально все: и тетушку, и уборку апартаментов, готовку, стирку, глажку…
– Вам ведь, – любили повторять хозяева, – даже за жилье не приходится платить. Явились на все готовенькое.
Действительно, им выделили комнату 3x3,  специально для прислуги предусмотренную. А вот  питались они на свои деньги, которых им хватило ровно на год.
Таня ходила в школу для иностранцев и итальянским овладела запросто. Алене же даже разговорный «на бытовом уровне» с трудом давался: одно слово по-итальянски скажет, три по-русски, ничего не понять. А на школу уже ни сил, ни времени не оставалось.
И еще очень переживала: вот она, оказывается, какая — дольче вита. Даже лекарство не на что купить…  А Рита раздражаться начала, выговаривать, мол, не успела приехать, а уже и сердце у тебя останавливается, и руки-ноги отваливаются. Потом напрямую заявила:
– Мы тут с Роберто посоветовались: двоих вас нам не прокормить! Ну не получается у тебя с интеграцией в общество: возвращайся домой. О девочке твоей мы сами позаботимся.
«Ага, счас; держи карман шире, –  подумала, ничего не ответив, Алена. – Запашите без меня девчонку...» Но в следующий раз, когда подруга начала придираться, что она  «не так» моет холодильник (возможно испугалась  за целостность деликатесов?), Алена огрызнулась, мой, мол, сама…
Рита закричала: «Уходи! Все равно толку от тебя в доме –  ноль. И вещи свои забирай, и ребенка!.. Нет, не завтра, а сейчас. Немедленно!»
Вот тогда они с Танюшкой и оказались на улице. Без денег, без знакомых, на ночь глядя… А февраль в том году, помнится, был мерзко-слякотным, грязным.  Спасибо, кто-то подсказал им, как добраться до серминга.
Рита потом звонила им, требовала, чтобы вернулись обратно. Кричала, что оставили без помощи старого больного человека. Стращала, мол, Роберто заявит карабинерам и те аннулируют им документы… Но Алена уже поняла, что в жизни ничего нет страшнее рабства.
Потом они с Ритой помирились, а как же…  Кто старое помянет…  Тетушка уже давно померла, Роберто постарел, зато Рита превратилась в настоящую синьору и иногда приглашает свою подругу в бар на чашечку капучино. Это ведь раньше, когда у Алены с интеграцией не ладилось, с ней, неудачницей, неприлично было дружить…
Монолокалку, где филиппинки жили, Алена драила два дня, кухонный уголок от жира и копоти отскребала. Но работалось легко, даже как-то весело. Очищенные от паутины  потолки оказались высоченными, ванная после порошков и спрея засияла добротной сантехникой, да и холодильник стал, как новенький.
Алена размечталась: вот если эти железные кровати заправить покрывалами в нежно сиреневый цветочек (недавно такие на рынке купила), а на полочки красиво расставить голубой чайный сервиз, баночки с крупами и специями… Стиральную машинку можно кружевной салфеткой прикрыть, сверху – духи, крема и шампуни... На серый мраморный пол коврик бросить…   А на балконе бы синие орхиде посадить, по утрам кофе со сливками пить и слушать, как во дворе среди магнолий птицы заливаются. И так захотелось ей остаться в этой комнатушке, аж в груди сладко-сладко защемило…
Рита со своим Роберто занимали целый этаж старинного дома в центре города. В правом крыле находились их личные апартаменты, а левое было перестроено под эти вот самые монолокалки, сдаваемые неприхотливым жильцам.
Переговоры с Роберто оказались сложными. В итоге заключить контракт с Аленой он все-таки согласился. Плата за аренду по итальянским меркам невысокая (400 евро + газ + свет), да еще двухмесячный залог потребовался. Алена сделкой осталась довольна. Почти довольна, так как жилье сдавалось... без отопления. К зиме пришлось докупать еще один обогреватель. Да, и окна в таких каморках не предусмотрены, а  тонкие, наполовину стеклянные двери выходят на общий с  соседями балкон.
 
Здесь Алена с дочерью мужественно продержались четыре года, а потом неожиданно для всех купили квартиру. К этому времени по счастливому стечению обстоятельств обе работали по контрактам и в банке, куда они обратились, им дали небольшую ссуду. Кстати, Рита с Робертом согласились выступить их гарантами.
Денег было в обрез. Знакомые посмеивались, утверждая, мол, за такую сумму можно купить лишь бокс для авто. Однако,  все у них получилось! Правда для этого пришлось рассмотреть сотню вариантов. Но это уже совсем другая, не менее увлекательная история...