Освободитель часть 2 глава 8

Храм
Поговорив с графом Лорис-Меликовым полковник Дворжицкий некоторое время бродил по улицам Петербурга, не зная, что предпринять.
- Я несколько дней после покушения на Государя, - злился он, - толком не сплю, ни ем, все душевные силы отдаю расследованию, а меня упрекают в медлительности…
Гнев и горечь томили его душу. Чтобы избавиться от этих эмоций он зашёл в величественный Исаакиевский собор. Шла панихида по почившему в бозе императору. Священник в проповеди сказал:
- Государь не скончался только, но и убит в Своей собственной столице… мученический венец для Его священной Главы сплетён на русской земле, в среде Его подданных… Вот что делает скорбь нашу невыносимою, болезнь русского и христианского сердца неизлечимою, наше неизмеримое бедствие - нашим же вечным позором!
- Как точно сказано… - с горечью подумал полковник. - Это и мой вечный позор!
Он купил самую большую свечку и поставил её за упокой человека, которого уважал, как никого другого в мире.
- Царство Небесное! - прочёл молитву «Отче наш» и трижды перекрестился.
Торжественная и печальная атмосфера храма подействовала на растревоженную душу целебно, Дворжецкий решил продолжить расследование во чтобы не стало.
- Не пожалею ни сил, ни времени, - поклялся он, - но дело распутаю… Кто бы мне не мешал!
Следователь вышел из собора, прошёлся знаменитой колоннадой и неожиданно понял, как продолжать, зашедшее в небольшой тупик расследование.
- Нужно ещё раз допросить Рысакова… - догадался он. – Наверняка, он назвал не все имена террористов, которые знал.
Его деятельная натура требовала продолжить поиск заказчиков преступления, потрясшего его до глубины души. Для этого Андриан Иванович поехал на конке в Петропавловскую крепость.
- Приведите ко мне арестованного Рысакова! - велел он надзирателю, когда оказался в знакомой до каждой трещине на стене допросной комнаты. – Срочно!
Пока доставляли Николая, полицмейстер разложил на столе принесённые документы и начал их изучать. По его запросу в министерстве внутренних дел подготовили карточки лиц, арестованных по политическим мотивам.
- К полудню сюда приедет капитан Кох, - вспомнил Дворжицкий. - Вчера мы договорились встретиться и обсудить детали расследования. Может Рысаков даст нам новую ниточку…
Извозчик
Петербург рано никогда не просыпается. В десять часов утра на улицах столицы ещё совершенно пусто. Кое-где встречались одинокие дрожки, которые вместе с кучерами и лошадьми производили курьёзное впечатление.
- Интересен костюм извозчиков, - барон Бутберг, австрийский подданный, перешедший на службу российскому императору, вышел на поиски экипажа. - На голове у них либо суконная дынеобразная шапка, либо шляпа с маленькими полями и плоской головкой, кверху расширяющейся.
Он шёл по пустынному Невскому проспекту и высматривал подходящего кучера, попутно отмечая особенности их одежды: 
- Этот головной убор похож на женский тюрбан или берет басков.
Барон накануне прибыл на почтовом дилижансе из Нижнего Новгорода и нуждался в достойном средстве передвижения. Он планировал навестить несколько своих знакомых, а пока неторопливо прогуливался по столице. 
- Молодые и старые, носят бороды! - присматривался к ямщикам Бутберг. - Глаза имеют своеобразное выражение, взгляд лукав, как у азиатов! 
Невский проспект служил местом прогулок и встреч всех бездельников города. Таких было не слишком много, в столице не ходят ради гуляния.
- Длинные волосы падают с обеих сторон, закрывая уши, сзади острижены под скобку и оставляют открытой шею, так как галстуков никто не носит… - рассматривал он редких прохожих. - Бороды у некоторых достигают груди, у других коротко острижены и подходят к их кафтанам.
Кафтаны из синего, тёмно-зелёного или серого сукна, без воротника, ниспадали широкими складками, перехваченными в поясе ярким шёлковым или шерстяным кушаком. Высокие кожаные сапоги в складку дополняли диковинный, не лишенный своеобразной красоты костюм.
- Каждый шаг этих людей, - думал барон, - имеет цель, независимую от удовольствия. Передать приказание, спешить к начальнику, вот что приводит в движение население Петербурга и империи.
Нагуляв аппетит, он плотно пообедал в знакомом трактире и вышел на улицу. После полудня на Невском проспекте, на обширной площади перед Зимним дворцом, на набережных и мостах появилось большое количество экипажей разнообразного вида и причудливых очертаний. Это придало оживление унылому городу, самой монотонной из европейских столиц.
- Рано или поздно вода поглотит это гордое создание человека! - сыто размышлял Бутберг. - Даже гранит не в состоянии долго противостоять реке. Набережные неоднократно приходилось восстановить и придётся ещё много раз, чтобы сохранить это искусное создание гордой воли Петра.
Он проходил по набережной Екатерининского канала, загромождённого, по обыкновению, баржами с дровами. Тут стояли весёлые извозчики. Два кучера расположились на передке пролётки, разложили хлеб, селёдочку, картошечку, сальце, зелёный лучок и бутылку водки.
- Разложив снедь, - заинтересовался Бутберг, - они впали в ожидании достижения критической массы пьянки до необходимых трёх человек…
Вскоре недостающее звено появилось. Новый извозчик явно болел с утра. По потухшим глазам и потрёпанному лицу было видно, что накануне победу в борьбе с «зелёным змеем» ему одержать не удалось. Увидев приятелей и яства, подъехавший ямщик в ужасе замахал руками:
- Нет, даже не уговаривайте! Не могу больше пить, у меня сердце уже отказывает и печень останавливается, а может быть и наоборот…
Его приятели удивлённо переглянулись, видимо, не видя в сказанном уважительной причины для отказа. Налили стакан самогона и протянули ему.
- Н-е-е-е-т! - он с негодованием отодвинул протянутую руку.
Прошло минут пятнадцать. Двое приятелей прибывали в превосходном настроении, налив стакан, набросав на кусок хлеба селёдки и зелёного лука, выдвинулись к другу и с выражением полного умиления это ему предложили. Он буквально взбеленился:
- Я же сказал, что не буду. Вы что не понимаете, я одной ногой в могиле. Мне знахарка травку заговорила, чтоб пить бросил!
Он сунул руку в карман и вынул засушенные стебельки. Приятели пожали плечами и, не сказав ни слова, отошли. Прошло ещё пять минут.
- За это время появились квашеная капуста и маслята... - заметил барон.
Двое извозчиков не спеша брали двумя пальцами скользкий гриб и стакан с самогоном. Затем, не морщась, его пили и с блаженным выражением лица вальяжно опускали в рот щепоть капусты.
- Лепота! - наперевес с налитым стаканом они предстали перед ним.
- Ладно, чёрт с вами, давайте... - увидев кривые ухмылки на лицах приятелей, он, глядя сквозь полный стакан, с серьёзным суровым лицом добавил: - Но только для того, чтобы лечебную травку запить…
Австриец отвлёкся на проплывающую по каналу лодку, а когда обернулся к ним, то между тремя ямщиками, вдруг началась ссора, вскоре перешедшая в открытую потасовку.
- Причём её начал именно больной извозчик, - изумился Бутберг.
Зачинщик драки, почувствовав, что его дело плохо, искал спасения в бегстве и с ловкостью белки взобрался на высокую мачту судна, стоящего на канале. Оседлав рею, беглец издевался над менее проворными противниками. Привлечённые воплями появились два постовых и приказали виновнику:
- А ну слазь!
Он отказался повиноваться. Полицейский взошёл на палубу баржи и повторил приказание. Ослушник цеплялся за мачту. Тогда разъярённый представитель власти вскарабкался на мачту и схватил бунтовщика за ногу. Жандарм изо всех сил тянул вниз. Несчастный разжал руки. Он камнем полетел вниз на штабель дров, где остался лежать.
- Тяжелое падение, - Бутберг услышал звук удара, хотя сидел в шагах пятидесяти. - Голова несчастного со всей силы стукнулась о дрова…
Ему показалось, что упавший умер, лицо было залито кровью. Однако тот был только сильно оглушён, и, придя в себя, поднялся на ноги.
- Насколько можно заметить под потоками крови, его лицо мертвенно бледно… - осознал австриец.
К борту баржи причалила лодка с несколькими полицейскими. Пленнику скрутили руки за спиной и носом вниз бросили в лодку.
- Это второе падение, не многим легче первого, сопровождается градом ударов, - Бутберг вскочил на ноги. - Но и на этом не кончаются пытки.
Первый полицейский, герой единоборства на мачте, прыгнул на спину поверженного противника и начал топтать его ногами, как виноград в давильне. Неслыханная экзекуция вызвала нечеловеческие вопли жертвы:
- Спасите!
Дворяне и мещане, военные и штатские, богатые и бедные, большие и малые, франты и оборванцы, все спокойно смотрели на происходящее безобразие, не задумываясь над законностью творимого произвола.
- Среди бела дня на глазах прохожих избивают человека до смерти без суда и следствия… - возмутился он, - это кажется в порядке вещей публике.
Барон не увидел выражения ужаса или порицания ни на одном лице, а среди зрителей были люди всех классов общества. Он подумал:
- В цивилизованных странах гражданина охраняет от произвола агентов власти вся община!.. Здесь произвол должностных лиц  охраняет от справедливых протестов обиженного. Рабы вообще не протестуют…
Австриец пожалел несчастного и выкупил кучера у жандармов за рубль. Звали его Иван Рысаков, он стал бесплатно возить спасителя по городу.
- Вовек не забуду! - пообещал Иван, вытирая кровь с лица. - Жисть наша тяжела! С раннего утра до позднего вечера нужно стоять под открытым небом, у подъезда нанявшего лица или на местах стоянки, отведённых нам полицией. Лошади стоят весь день в запряжке, маются бедолаги…
- А как же зимой? - спросил он.
- Зимой для нас, - похвастался кучер, - посреди площадей, сколачивают дощатые сараи для согреву. Но в январе не проходит ни одного бала без того, чтобы пара человека не замёрзло на улице.
- Да я видел, - согласился иностранец, - как зимой у дворцов, театров и всех мест, где происходит празднество, зажигали большие костры, вокруг которых отогревались ожидающие господ слуги.
- Господа танцуют! - пошутил Рысаков. - И мы, только вокруг костров…    
Передвигаясь по столице на его пролётке, барон подмечал:
- В славянах, рождённых для того, чтобы править колесницей, видна порода, как и в их конях. Красота и резвость их придают улицам живописный и оригинальный вид. Так, благодаря своим обитателям и вопреки замыслу архитекторов, Петербург не похож ни на один из европейских городов.
Русские кучера держались на козлах прямо и гнали лошадей всегда крупной рысью. Несмотря на исключительную скорость движения, несчастные случаи на улицах города случались редко. 
- Не прибегая даже к помощи голоса, - восхищался пассажир, - возницы управляют лошадьми только посредством вожжей и мундштука!
Если прохожие не сторонись, форейтор издавал негромкий звук, похожий на крик сурка, потревоженного в норе. Пешеходы спасались бегством, и коляска проносилась мимо, не замедляя скорости движения.
- Зато экипажи по большей части содержатся плохо, - замечал аккуратный австриец, - небрежно вымыты, скверно отлакированы.
Даже коляски, вывезенные из Англии, скоро теряли шик на мостовых Петербурга и в руках русских кучеров. Хороша была только конская упряжь, лёгкая и красивая, выделанная из превосходной кожи.
- Особенно печальный вид имеют у русских наёмные лошади и жалкие возницы… - он радовался, что нашёл себе достойное средство передвижения.
Извозчики при встрече друг с другом церемонно снимали шляпы. В том случае, если они были лично знакомы, они подносили руку к губам и целовали её, прищурив азиатские глаза и фамильярно улыбаясь.
- Славяне обладают стройной фигурой, внушающей представление о силе! - внимательно смотрел Бутберг. - Глаза у них миндалевидные, чаще серые или голубые, ясные и прозрачные, но взгляд скрытный и плутоватый, как у азиатских народов. Когда глаза смеются, они становятся живыми...
Он видел во взгляде Рысакова необычайную красноречивость и страстность. Но чаще всего он был безысходно печален.
- Так глядит дикий зверь… - отмечал барон. - Отвезёшь меня в Москву? 
Иван с радостью согласился, и они присоединились к ямщицкому обозу. На каждом перегоне Рысаков, по крайней мере, раз двадцать крестился, проезжая мимо часовен, раскланивался со всеми встречными возницами.
- Это ли не истинная вежливость? - удивлялся пассажир.
Он увидел, как Иван встретил собутыльника. Выполнив формальности, богобоязненные плуты похитили у австрийца свечку. После каждого привала он не досчитывался кожаного мешка, ремня, чехла от чемодана.
- Ямщик никогда не возвращается с пустыми руками… - пояснил кучер.
За мелким воровством был пойман ямщик, чем навлёк гнев старшего по рангу. Он сбил его с ног, затоптал сапогами и осыпал градом ударов. 
- Хватит! - остановил их Бутберг.
Избитый поднялся на ноги, не произнеся ни слова, поправил волосы, отвесил поклон начальнику и вскочил на облучок, чтобы помчаться дальше.
- Я больше такое терпеть не буду! - прошептал Рысаков.
Между Питером и Москвой они встретили идущего колоссального слона, окружённого кавалькадой всадников, кажущихся рядом с элефантом настоящими кузнечиками, в сопровождении целого каравана верблюдов.
- Это подарок шаха персидского императору… - пояснили погонщики.
Лошади, напуганные чудовищем, понесли и свернули с дороги в обрыв.
- Убьёмся насмерть! - закричал австриец.
Рысаков выскочил из тарантаса и остановил взбесившихся лошадей. Пассажир отделался испугом, а экипаж малыми повреждениями.
- Ты спас мне жизнь! - обнял кучера Бутберг. - Я этого не забуду!
После происшествия барон взял его в своё имение, где определил на лесопильный завод села Курдюк в Белозерском уезде Арбозерской волости Новгородской губернии. Иван перестал пить водку и вскоре женился на Матрёне Николаевой. 19 февраля 1961 году у них родился сын Николай.

 
 
продолжение http://www.proza.ru/2018/06/03/1727