Слышащий. Глава 12

          – К сожалению, подозреваемые нам недоступны, – сказал Николай Сергеевич.
          – А начальник тюрьмы, а проверяющий из Москвы, а наша охрана? – возразила Ирка.
          – Проверяющий скрылся, остальные мертвы, – ответил наш новый шеф. – С вашей помощью наведем порядок в регионе, а потом спрячем вас.

          Не врал Николай Сергеевич, точно не врал! Только не очень-то он верил в то, что сам говорил.
          Пока мы с Иркой скрывались в холодной квартире, здесь подготовили две комнаты для допросов. Все просто: сидишь в закутке перед компьютером, слушаешь допрос и "прислушиваешься" к подозреваемому, который сидит за тонкой перегородкой. Для общения со следователем – экран и клавиатура. Я никого не вижу, и меня никто не видит и не слышит.
          В нашем с Иркой распоряжении жилая комната, бывшая когда-то палатой, кусок коридора, отгороженный недавно возведенными стенками, и две комнатушки для допросов. Общаемся мы только с Колей, Давидом и Николаем Сергеевичем.

                *   *   *

          Второй день мы с Иркой участвуем в допросах. Мне уже понятно, в чем не был уверен Николай Сергеевич. Нет никакого наведения порядка в регионе – ищут тех, кто убил охранников и похитил Светлану.
          Все окружающие уверены, что женщина уже давно мертва.

          – Вы были знакомы с Рубанко и Тарановым? – спрашивает следователь.

          Рубанко и Таранов – это те самые охранники, которых утром после нашего исчезновения обнаружили мертвыми. Кстати, Ирка "выслушала" у Николая Сергеевича, что во время побега они крепко спали, а потом так и не проснулись. Оказывается, есть и такие препараты.

          – Да, – отвечает допрашиваемый.
          – С кем из них вы больше общались?
          – С обоими понемногу, только по службе.

          "Врет!" – стучу по клавиатуре. – " С Тарановым – больше".
          Следователь будто не замечает моей подсказки и задает следующий вопрос:
          – Вы знаете, где находится гараж Ляминой?

          Лямина – это Светлана. Нам не говорили, но мы знаем, что женщина на службу добиралась на автомобиле. Машину обнаружили в гараже, а сама Светлана до дома, находившегося всего в двухстах метрах, так и не дошла.

          – Знаю. Лет пять назад я помогал ее мужу ремонтировать ворота, – отвечает сидящий за перегородкой мужчина.
          – Говорили кому-нибудь, где этот гараж находится?
          – Нет.

          "Врет!" – опять стучу по клавиатуре.

          – Врешь, сука! – взрывается следователь. – Своих продаешь, падла! Да тебя же за это в камере удавят! С Тарановым у тебя какие дела были?
          – Да что я сделал? Он же не чужой. Я только ему про гараж сказал, –
оправдывается допрашиваемый.
          – Вот тебе бумага, сиди и пиши обо всем подробно!

                *   *   *

          Идет третья неделя нашего заточения в госпитале. Работы немного: два три допроса в день, а остальное время мы с Иркой предоставлены себе – курорт.
          Похоже, планам Николая Сергеевича сбыться не суждено. О каком наведении порядка может идти речь, если на допросах не было ни одного полицейского или тюремного охранника. Допрашиваемые сотрудники госбезопасности все в невысоких званиях и к убийствам не причастны. Кстати, о других прегрешениях их не спрашивают, а, между прочим, каждому из них есть что скрывать.
          Судя по всему, расследование зашло в тупик. Как мы ни "слушаем" подозреваемых, получить хоть какую-то информацию об убийстве Светланы не можем. Наверно, допрашивают не тех людей.
          Зато Давид принес фотоаппарат и сфотографировал нас на документы. Никто нам  не говорит о нашем будущем: Николай Сергеевич не появляется, а Давид и Коля ничего не знают.
          Мы не рабы, рабы не мы. Не нужны мы здесь с Иркой. А что делают с ненужными рабами? Продают? В любом случае, на свободу нас выпускать пока не собираются.

          У Ирки токсикоз: ее тошнит, она остро реагирует на некоторые запахи. Однако врачу ее не показывают. Думаю, все дело в секретности. Собственно, моя любимая не унывает и к докторам не рвется, но мне ее жалко.

          – В интернете бы посмотреть, – ворчит Ирка после очередного приступа тошноты. – Наверно, какие-нибудь лекарства есть. Их можно самим в аптеке купить.

          Мне в такие моменты становится неуютно: и помочь я ничем не могу, и виноватым себя чувствую.

          – Ты что глупостями себе голову забиваешь? – шепчет Ирка, подслушав мои мысли. – Радоваться надо, дурачок! А токсикоз сам пройдет.

                *   *   *

          Допросы прекратились совсем. Мы по-прежнему в неведении. Николай Сергеевич пропал, видим мы только Колю и Давида.

          – Наверно, они сами не знают, что с нами делать, – говорю я Ирке, лежащей на соседней кровати. – Выпускать на улицу боятся, использовать нас при допросах им, похоже, запретили.
          – Может, они нас отложат про запас, – отвечает Ирка. – Сделают документы и отправят жить в какую-нибудь глухомань.
          – Лучше уж так. Они нас сфотографировали – глядишь, скоро документы сделают.

          Надежда – вот и все, что у нас осталось. Бездумно таращимся в телевизор, смотрим в зарешеченные окна на соседний корпус и поросшую большими деревьями территорию госпиталя. На дорожках уже текут ручейки. Ночью шел дождь, стуча по какой-то жестянке за окном.
          Мы ничего не можем сделать. Господи, помоги нам!