Приключения Таруши Ландовой...

                Сволочные похождения  Таруши Ландовой
и других обитательниц жития № 9, лишенных внимания мужчин и сильно опечаленных этим.
(сказка сказочная, да не вся высказанная)


Жила-была Таруша Ландова с папой и мамой, да не заладилась у нее личная жизнь при строгих родителях с очень сильными моральными устоями.
 
И устроилась Таруша работать на причинный завод, и дали ей там место кроватное в  житие № 9 этого самого причинного завода.

Пришла туда кроха Таруша, красава неписанная, да сразу и брякнула тамошнему бабью, чтобы рты не разевали, мужиков своих покрепче держали, типа - я пришла. Кого не сумею увести, того просто осрамлю.

И теперича возможно было наблюдать такую стремную картину по ночам в этом самом житие. Дверь Тарушеньки-душеньки кажную ночь открывалась, впуская туда тайного посетителя, а под утро вновь открывалась, уже выпуская того же посетителя, который иногда уже не мог оставаться тайным, потому как под это самое утро некоторые жильцы начинали шляться по своим необходимым потребностям то в туалет, то в кухню.

Запечалились бабы - кому рыло сначала начистить: Таруше аль своему благоверному. Пока они решали столь сложный для их уму вопрос, к Таруше прибыло подкрепление.
Причинный завод объявил о новом наборе работников и прибыло пополнение в житие № 9 в виде разбитных молодых бабенок. Они не были, конечно, такими красавами, как Таруша, но зато умели поддержать веселую компанию в любом ее виде, лишь бы им мужчинки достались с барского Тарушинского плеча, а ежели нет, тогда простое возлияние в луженные глотки любого спиртосодержего напитка. И пошла у них такая развеселая жизнь, что просто я те дам.

Изгалялись веселухи как только могли. И танцы устраивали под музыку своих транзисторов прямо на улице под окнами ради чубатых чужих мужчинов, успевая поглядывать не только по окнам жития, но и постреливая глазами по сторонам улицы,  а вдруг какое-нить сильное мужское плечо качнется в их сторону.  И бывало качались, ага. Только плечи были странно  поникшими, как и мордолица мужчинов, которых угораздило приобщиться к веселью. Иногда они застревали не на один день в этом алкогольно-развратном угаре, но это ежели у них в карманАх залеживались разноцветные купюры. Некоторым удавалось вырваться вскоре и даже с остатками звонких монет. Ну, а те, кто пребывал в столь же пьяном угаре, как свеженайденные девицы, не замечали разницу между Тарушей и остальными обитателями праздниками, за что и были биты другими науськанными на них обладателями широких и не очень плеч.
 
Таруша страдала, ох как она страдала, что не все мужчины отдают дань превосходства ейному кукольному личику. И затаила она злобу злобейшую буквально на всех, ну почти на весь мир. Как это так, идет она краса неписанная, немазанная, вся такая-растакая, почти что мадам Брошкина, а эти, которые в штанах и называются мужчинами(тьфу ты, ну ты, пальцы гнуты), не складываются пачками в штабеля при ее виде, а прячутся по углам и оттедова шепчут, что мол придут сёдни, ага, ночью.
 
- Да фиг вам! - взревела Таруша. - Что ли я себе не найду мужчину порядочного, без обременения всяких там жен и сопливых мальцов?
И пошла таки искать.

Долго ли, коротко ли она шла, то неведомо. Но в какой-то момент набрела на злополучный сказочный камень, на который всегда натыкались разные герои народных сказок, а вот героиням еще не довелось тормознуться здесь ни разу. Только вот надписи на нем были уже не сказочные. Так прямо разнуздано-подмигивающе и было написано:

"Прямо пнешь камушек и прилетит тебе отдача рано али поздно, да прямо в лобешник."

- Эвона что удумали буржуины проклятые! - у Таруши сразу же зачесался лоб, потому как она и намеревалась пнуть камешек как следует, чтобы не загораживал честнЫм людЯм дорогу.

Однако надпись эта была самой первой предупреждалкой. Следующая продолжала издевательски подмигивать и дразниться:

"Коли надумаешь вправо бортануть камушек, то он тебя за борт и утянет."

Вот и думай что хошь! Раздасадованная Тарушенька чуть не пнула его  и вправду вправо, но чтой-то расхотелось ей проверять за какой такой борт утянет ее вслед за камнем.

И поэтому, почесав еще раз свой великолепный лобик, принялась она с натугой читать последнюю надпись, ибо слова постоянно хмурились и ускользали из видимости, да и смысл тоже весь изворачивался и никак не давался для понятия. Ну  не нравилось ему, что читает его "мадама" не окончившая университетов и даже не прочитавшая "Мои университеты".

Пришлось нашей красаве придерживать буковки пальчиками, чтобы не разбежались в разные стороны. Это понятно, что далеко не убегут, ибо заговором привязали их к месту. Но возвернувшись, неизвестно в какие слова сложатся и каку-таку умную мысль будут выражать. Вот то-то и оно.

Собрала, наконец-то, Таруша все буквы в строку и вместо того, чтобы скорее прочесть наинужнейшую и, как время покажет, наиважнейшую последнюю надпись-хулиганку, принялась вытирать пот со лба. Ибо употела Тарушенька, пока все буквы ловила.
 
Одной рученькой пот вытирает, а другой старательно так придерживает буковки да взвизгивает от того, что те, подлые, так и норовят укусить рученьку нашей красавы-путешественницы. Ну, никакого сочувствия к поискам девы не проявляют, и помочь совсем даже и не горят желанием. Вернее горят, да еще как горят-разгораются, да только совсем с другим замыслом.

Не выдержала Таруша такого хамского отношения к своей фигуре (очень даже такой ладненькой) и принялась лупить по надписи обеими своими белыми рученьками. Лупит и приговаривает:

- Вот вам, подлые и мерзкие буквашки-таракашки. Кровушки моей захотелось попробовать? Кусаться вздумали? Я вам не абы кто попало, кто тут у вас шляется что ни попадя, и таковского обращения с собой не потерплю. Вот сотру сей момент вас начисто и напишу, что так и было.

И только  было  размахнулась Тарушенька платочком беленьким, золотыми узорами вышитым, провесть по ненавистному камню, стирая горящую огнем праведным и кусающуюся безостановочно надпись на нем же, как услышала хриплый смех, больше похожий на подвывание.

Обернулась дева на звук и уставилась гневливо на чудо-чудное.  А чудо-чудное оказалось очень даже приятной личностью. И стояла эта личность, опираясь  рукой, более похожей на лапу, о дерево.

Таруша  рот свой захлопнула, в кои-то веки, решив промолчать и сначала разобраться чтой-то происходит. А на такой подвиг молчания ее вынудило неустойчивое состояние новоявленной личности.

Личность эта почему-то никак не могла надолго закрепиться в одном образе и все время дрожала и расплывалась каким-то маревом, то являя пред Тарушей очень даже симпатичного молодого волча…ой-ёй… молодого  мужчину с косой челкой, закрывающей почти половину лица.

И мужчина этот поигрывал мускулами своих рук, так похожих на лапы. Он пытался расшаркиваться перед девой, подметая листья  широченным клёшем своих штанов. Но разгибаясь после полупоклонов, растекался туманом и собирался вновь уже не менее симпатичным волчарой. Волчара тряс огромными ушами  и скалился всей своей мордой лица, обнажая здоровенные клыки.

Ну, прям фантасмагория кака-то или фанаберия? Впрочем, неважно – все одно фигня и фигней и останется.

Вот и Тарушенька видать так тоже подумала. Любая другая мамзель уже давно бы валялась у подножия камня, закрыв глазоньки и изображая обморочное состояние, но наша красава оказалась непробиваемая. Не на таковскую напали.

«Да что я волков не видала что ли? И не таки оборотни к нам на побывку бывало залетали.»

Тут Тарфуша тряхнула своей  шикарной гривой-волосьями и почти что завопила-приказала:

- А ну стоять на месте, нечисть проклятущая!


                продолжение следует.