ГПОСКОЛЬКУ НА ДАННЫЙ МОМЕНТ ИДЕТ РАБОТА НАД ЧЕТВЕРТОЙ РЕДАКЦИЕЙ РОМАНА, АКТУАЛЬНАЯ И ПОЛНАЯ, РЕГУЛЯРНО ОБНОВЛЯЕМАЯ, ВЕРСИЯ ПО ССЫЛКАМ:
http://www.proza.ru/2019/08/24/972 и http://samlib.ru/editors/m/mihail_fireon/girtadrfireo.. (тут с авторской обложкой и фб2)
***
Глава 8 Рыцари Гирты. (Понедельник)
***
Вертура проспал всю ночь и все утро. За прошедшие сутки он устал, намаялся настолько, что даже не услышал, как Мариса оделась, набросила на плечи плащ, взяла свою шляпу и, прикрыв за собой дверь, покинула его жилище. Как опять ругались дворники под окном, как кто-то выстрелил из пистолета с верхних этажей и ему грубо ответил снизу какой-то рыцарь.
Детектив проснулся поздно. Ночная буря ушла, ветер утих. За неплотно занавешенными окнами стояло прохладное бело-голубое летнее небо. В комнате было тепло и немного душно. Вертура оделся, подошел к столу: вчерашнее вино было выпито, от действительно вкусного цыпленка не осталось и костей. С ужина были только хлеб, кусочек уже успевшего зачерстветь за ночь сыра и пучок увядшей зелени, перевязанной по пенькам тонкой серой ниткой.
Брошенные в печку Марисой, по всей видимости перед уходом, утром, дрова давно обратились углями, а из-под незапертой входной двери торчал желтоватый уголок принесенной по всей видимости дворником, газеты. «Скандалы» - подняв его, скривился, прочел на заглавной странице детектив.
- Экстренный выпуск значит. Серьезно? Ну и что на этот раз? – скептически поинтересовался Вертура, от нечего делать, заглядывая в этот, как он уже успел понять, самый популярный в Гирте развлекательный еженедельник.
Как и следовало ожидать, главной новостью герцогства, несомненно заслуживающей места на титульном листе, была статья о возвращении принца Ральфа, младшего сына герцога Вильмонта, за авторством какого-то неизвестного Вертуре женского псевдонима. Написанная глупым, нарочито вульгарным, то и дело перемежающимися со сленгом, под мемуары или разговорную речь, языком, она содержала интервью самого наследника, в котором тот делился восторгами о возвращении домой и рассказывал о совсем твердом намерении жениться на некой никому неизвестной обольстительной красотке, со дня на день обещавшей нагрянуть в город вслед за ним.
- Станет ли она новой фрейлиной леди Вероники или та прикажет ее казнить? – задавала игривый вопрос автор в конце заметки.
- Так кто кого прикажет казнить? Или тут надо смеяться? – нахмурился, брезгливо поморщился детектив: подобные едкие статейки, которых по долгу службы он в своей жизни видел бессчетное множество, не вызывали у него ничего, кроме вялого презрительного раздражения. Пролистав еще пару страниц, Вертура нашел и заметку Марисы, где во всех красках, с прямой речью и шуточками рассказывалось о том, как принц Ральф и его спутники пили в три горла, а потом их укачало и они, перевесившись через борт, тошнили в реку Хо, прямо в распахнутые пасти крокодилов, что так ждали, но так и не дождались, когда незадачливые пьяные путешественники свалятся к ним.
- Вот все же будут радоваться, опять скажут, что за ерунда, а ведь именно так все и было – покачал головой Вертура, с содроганием вспоминая тут самый вечер. В наличии были также и уже ставшая бородатой очередная история про Модеста Гонзолле и противогаз, которую от празднословия пересказывали все кому не лень, и краткий, как будто невзначай, обзор пятничного выезда графа Прицци и принцессы Вероники. К последнему прилагались как будто бы приписанный наспех к уже готовому материалу список пострадавших и ущерба, а также целый разворот комментариев от каких-то известных людей, городских деятелей и колумнстов, что, обсуждая скандал, делились своими бесспорно авторитетными мнениями, давали оценки, предсказывали возможные варианты дальнейшего развития событий, от отставки коменданта Солько, до открытой политической конфронтации, грозящей в любой момент перейти в фазу горячего военного конфликта. Выражали озабоченность, а иногда даже и осуждение, абстрактно философствуя на предмет гражданских свобод, прав и современного цивилизованного диалога. Приводя цитаты и мысли известных докторов, прозрачно намекали на поспешность и чрезмерную жестокость расправы, но при этом всенепременно сходились на том, что прежде чем делать выводы, необходимо разобраться во всем как следует, признавались в верности действующей администрации Гирты и как один, во всем полагались на суд герцога Вильмонта Булле и его блистательный талант, что неминуемо должен привести к успешному разрешению этого, несомненно досадного, политического кризиса.
Пробежав по диагонали эти демагогические рассуждения, прочтя бессвязную заметку про пожар на складе в порту, который с трудом удалось потушить, пока он не перекинулся на соседний дом, Вертура нашел еще одну статью за авторством Анны Марии Гарро. В ней шла речь о некоем человеке по фамилии Друлль, банкире, что вместе со своей женой, отцом и братьями были арестованы за какие-то растраты из герцогской казны. Сухим конторским стилем, как будто в насмешку над юридическим языком, каким пишут в своих неясных, вводящих в ступор стороннего читателя, опусах, государственные службы, рассказывалось, что дело было поставлено на личный контроль сэра Августа Прицци, и теперь, по результатам проводящихся следственных мероприятий, все они, на основании служебного подлога и государственной измены, с большой вероятностью будут приговорены к смерти. В конце заметки прилагались списки осужденных, кому постановили за тяжкие преступления отрубание голов, пальцев и ступней ног, а также объявление о том, что указанные приговоры будут приводиться в исполнение во все дни фестиваля Гирты на Рыночной площади с полудня до самого вечера, в назидание всем добропорядочным жителям герцогства.
Прилагался и список приуроченных к празднику городских мероприятий, где, после объявления о назначенном на ночь фестиваля крестном ходе с последующим сожжением книг и оборудования известного колдуна, красовался шарж с незнакомцами в модных столичных нарядах и вооруженных современными музыкальными инструментами. У каждого на лице была глухая, ярко расписанная маска, а на заднем фоне развевался черно-белый трехполосный флаг: предположительно цветов Гирты. К гравюре прилагалось объявление о том, что к фестивалю, по личному приглашению сэра Булле, в город приезжает известный столичный коллектив, который будет давать выступления во дворцах, на банкетах и приемах, услаждая слух самых уважаемых и богатых жителей герцогства. Все остальные же смогут приобрести пластинки с записями указанной группы в лавке «ПлясачЪ» в подвальчике на улице Виктора Катанео дом номер три. Далее следовал список спектаклей и розыгрыш билетов на симпозиум в ботаническом саду, посвященный выставке хищных растений, а на последней же странице, как всегда, красовалась карикатура: благородного вида рыцарь в многолюдном салоне предлагал станцевать даме менуэт, на что она кокетливо отвечала «Что, прямо тут?!».
Утолив жажду культурного чтения, детектив брезгливо сморщил скулы, как выпил дешевого горького вина и проследовал в небольшую, смежную с комнатой, каморку с матовым стеклом в окне. Здесь, под низким и закопченным, круто опускающимся к полу, каменным сводом стояла большая жестяная лохань и массивный титан для нагрева воды. Тут же было устроено и оборудовано округлой дощатой крышкой, какой накрывают и прижимают камнем соленые огурцы, очко клозета. В углу еженедельника предусмотрительно была пробита сквозная круглая дыра, чтобы удобнее было вешать в туалете на гвоздь, куда детектив его и поместил.
***
Было уже сильно далеко за полдень, когда Вертура весело шагал по проспекту в сторону реки. Его мантия была распахнута, демонстрируя всем измятую темно-зеленую рубаху из твердого грубого хлопка, похожую на те, какие в Мильде носили под своими форменными одеждами рыцари-монахи из Ордена Архангела Михаила. Ту самую, которую накануне поездки он позаимствовал со склада контрабанды и привез с собой в качестве запасной одежды. На улице стояла жара, так что выйдя из дома он снял свой плащ, перекинул его через левое плечо, заложил под портупею и заколол справа на боку массивной бронзовой заколкой на солдатский манер. Придирчиво оглядев себя, оправил его с претензией на благородство так, чтобы одна пола свешивалась сильно ниже локтя, прикрывала левую руку как модная пелерина или манто: этот прием ношения тяжелых шерстяных плащей в летнюю жару он успел подсмотреть уже здесь, на севере, и обнаружил его удобным и даже стильным.
И было к чему наряжаться: сам Вертура сегодня тоже был тщательно вымыт, модно выбрит под подбородком и вокруг рта, и свеж. Он посетил баню и цирюльника, вычистил зубы, помыл голову, оттер от себя все вчерашние гарь, пот и дорожную пыль.
За этим делом, в купальне, он познакомился с местными завсегдатаями салонов: князем Мунзе и сэром Порре, что отдыхали в огромных кадках с горячей водой после званого ужина, куда их еще с пятницы пригласили на именины. За мытьем благородные господа вели чинный куртуазный разговор, пили вино, которым незамедлительно угостили и Вертуру, узнав, что это он тот самый, новый и популярный сыщик о котором все только и говорят, да и к тому же еще и клеврет Модеста Гонзолле и Бориса Дорса, с которыми ему довелось свести знакомство этой весной, когда те приезжали в Мильду.
- И как вам наша великая и славная Гирта? – как медведь неуклюже плескался в лохани, брызгался сэр Порре, весело подмигивал едва сдерживая смех – к Борису уже успели зайти? Нет? Как так? А он тут опять куда-то за город укатил. Ну мы же все знаем, что это у него такие важные дела. Епархия, вся церковь, только на нем и держится. А приглашение на фестиваль от леди Булле, так это ему просто доставить не успели. Но вы все-таки зайдите, может он уже и вернулся. Дома, усталый, на диване лежит. А у сэра Августа вы тоже еще не были? Всенепременно зайдите. У них в гостях всегда только самые лучшие! Самые сиятельные и героические! А вы вообще читаете что-нибудь кроме «Скандалов», или как все?
- Ага – наслаждаясь горячей водой, слушая вполуха эту шумную и бестолковую болтовню, рассеянно ответил детектив.
- Вот Борис у нас тоже читает. Рыцарские романы про мальчиков на конях с принцессами в длинных платьях. А толку-то? Дорогу, пока все воевали, с лопатой строил, с елками махался, мужиков плеткой нахлестывал, снег греб – поморщился, махнул рукой князь Мунзе, явно давая понять, что к книгам он относится скептически.
- О да! Как напьется, рассказывает тут всем, какой он у нас самый влюбленный рыцарь! Только кобыла не подкована, знамя моль пожрала, и меч в ножнах заржавел! – глумливо заявил сэр Порре – прямо как сэр Фантри! Ну, вы же читали Гишо, знаете кто это такой? – внезапно с напором поинтересовался он и победно, словно поставив мат в шахматы, зачесал свою широкую волосатую грудь, скривился в усмешке, ясно давая понять, что никто кроме него в этом городе не знаком с автором этих весьма популярных лет двадцать назад книг.
- Я читал «Демонов» и еще этого, как его… Но сэр Фантри, это же вообще не из Гишо – пожал плечами, ответил Вертура, не сразу догадавшись, что едва вновь не стал жертвой очередной грубой насмешки.
- Ха! Верно! – засмеялся сэр Порре, изобразил веселую снисходительную похвалу опытного дуэлянта по переписке, способного даже на самый каверзный вопрос моментально найти ловкий уклончивый ответ. Натянуто заулыбался, но при этом заморгал, внимательно и настороженно уставился на собеседника, словно ожидая, а не спросит ли тот сам, что из этого заслуженного классика рыцарских романов, сатиры и готических ужасов, а также автора известных поучительных пьес, читал сам рыцарь, что, судя по праздному хвастовству и наигранно-надменным манерам, преподносил себя окружающим как ловкого и образованного аристократа и несомненного знатока современных философии, наук и книг. Но Вертура не стал развивать тему, а сэр Порре, по-видимому быстро догадавшись, что так дело не пойдет, и при таком раскладе можно и самому остаться в дураках, тут же нашел нужный выход, с напором обратился к князю Мунзе.
- А! Видите, Дитрих! А сэр Марк, оказывается, внезапно, культурный человек! Не то что наша деревенщина. Куда не зайди, везде только мечами помахать, да девок своих в шашки на щелбаны пообыгрывать! Охота им, золотые пистолеты, ипсомобили, лошади, сапоги столичные у кого подъем круче, да Гонзолле. Все одно, по сотому разу, вот и все темы!
- Да ну этого клоуна к чертям. Денег вечно нет, всем должен, а напиться умудряется, где ни встретишь… – мрачно насупился князь и оправил на самый кончик носа свои узкие, запотевшие от пара очки. Сухопарый, жилистый и высокий, он едва умещался в лохани с кипятком, сидел, неудобно поджав к подбородку тощие костлявые колени. Его желчное треугольное лицо выражало похмельное страдание, рот скривился, а запавшие усталые глаза пронзительно пылали бессмысленной мучительной ненавистью.
Эхо голосов и плеск воды гулко отдавались под кирпичными сводами купальни. За окном дул ветер, раскачивал ветви ивы во дворе. Солнечные зайчики играли между серебряных листьев, слепили глаза, отражались от светлого, украшенного незамысловатой каменной мозаикой, пола и стен. Во дворе цвел шиповник. За его густыми темно-зелеными зарослями с большими, неопрятно растрепанными, приторно-розовыми цветами просматривалась высокая, отгораживающая маленький палисадник от улицы, глухая каменная изгородь.
В зале приятно пахло углем и ароматной смолой. Под потолком клубился, закручивался живописными облаками, тянулся в приоткрытую форточку, табачный дым: между лоханями стоял низкий столик, у каждого из сидящих в горячей воде в зубах был мундштук, а в чашечке кальяна, на вершине колонны, под горящем углем, грелся табак, отдающий острой леденящей мятой и приторно-сладкой малиной.
Могучая девица с двумя ведрами в мускулистых руках кожемяки и перекошенным, как будто ей свернули челюсть оглоблей, лицом, без всяких церемоний вошла в зал, начала ворошить кочергой в печи. Проверив титан, зачерпнула из него ковшиком, наддала отдыхающим кипятка. Закончив с этим делом, наполнив титан свежей водой, обратилась к сэру Порре, что галантно заказал ей помыть ему голову и помассировать спину.
- А как поживает наша всеми любимая Анна Мария Гарро? – внезапно спросил у детектива рыцарь, наслаждаясь мытьем своей густой кучерявой шевелюры в которую служанка энергично запустила свои огромные жилистые ручищи – поговаривают, вы с ней знакомы, и весьма близко. Уж который год она все собирается написать роман, даже анонсировала его в «Скандалах», но что-то все не выходит: то очередной неудачник-любовник, которого она отправит в могилу, то настроения нету. Вроде как он должен был быть даже про Бориса, и он тоже со всех сторон не возражал, но что-то у них там не срослось... Она рассказывала?
- Пока что нет – глубоко вдыхая дым из кальяна и как можно более неторопливо выдыхая его, резонно ответил Вертура. Уже наученный горьким опытом, он твердо уяснил для себя, что с этими злоязычными похмельными шутниками, чьи мечи, доспехи, модные поясные сумки и высокие, по виду импортные, столичные, сапоги ожидали неподалеку на скамейках, следует быть как можно более сдержанным на язык.
- Пусть пишет про Модеста! Рассказы на три строчки! Напился, упал, проснулся, голова болит. Вот это будет популярное чтиво! Жизнь замечательных людей! Нетленно, актуально, злободневно. То что нужно, интересно и понятно всем! Не то что эти ваши мутные фантазии какого-то безвестного неудачника Гишо, которого никто никогда не читал и читать никогда не будет, если, вообще читать умеет! – едко и важно изрек, выпалил на одном дыхании, князь Мунзе и многозначительно закивал, засверкал очками детективу.
- Ага - согласился Вертура и вылез из своей лохани. Не смущаясь рукастой девки с перекошенным лицом, что взяла с полки дегтярное мыло и огромную, похожую на те, какими чистят лошадей щетку, принялась энергично тереть ей спину и плечи сэра Порре, вытерся, надел через голову рубаху и, собрав свои вещи, попрощавшись, покинул благородное общество отдыхающих в бане рыцарей.
***
На плацу полицейской комендатуры было как всегда солнечно, людно и весело. За дальним столом летней кухни сидели жены, сестры и подруги лесной братии, что квартировала в трех двухэтажных, крашеных свежей, пронзительно-белой известкой, домиках у северной стены, огораживающей плац со стороны улицы Котищ. Рядом зиял раскрытыми дверцами, обнажая ряды выдвижных ящиков и полок, уже знакомый Вертуре, буйно расписанный цветами и листьями, походный передвижной шифоньер. Вокруг привинченных к столу огромных и жутких, прямо как в пыточной камере, тисков, без всякого порядка были накиданы горы исписанной бумаги. Во главе стола поблескивали бронзой аптекарские весы, а рядом на скамейку был водружен плоский ящик с пыльным, порубленным в крошево, тусклым железным ломом из мастерской.
Посмеиваясь над понятными только им самим однообразными шутками, басовито язвя отдыхающим за столами неподалеку жандармам, девицы складывали, ловко рвали бумагу, снаряжали самодельные патроны и стрелы.
Чуть поодаль, высоко закинув ногу на ногу, расслабленно валялись на траве, грызли ногти, густо дымили трубками или просто дремали, надвинув на лица шапки, бездельничали, мужики. Где-то за углом, у прачечной, наигрывала, пиликала гармонь: веселый музыкант развлекался с посудомойками, что обслуживали полицейскую кухню, отвлекал их от дел.
Важной походкой, всем видом изображая, что он тут нисколько не из праздного любопытства, Вертура обошел плац. Как делали все другие полицейские и жандармы, демонстративно принюхался в сторону висящих на веревках кусков мяса гидры. На этот тяжелый, тянущий по всему двору болотный смрад слетались огромные блестящие и черные мухи. Девочка лет шести, с хворостинкой в маленькой загорелой ладошке деловито ходила кругами, глядела строго и важно, гоняла их. Неподалеку, на самом видном месте, у составленных живописным шалашом копий, развевался на теплом летнем ветру уже знакомый детективу штандарт. Под ним, положив голову на руку, продев, чтоб не унесли, через запястье ремешок шлема, отдыхал часовой: развалившись как пьяница под деревом, надвинув на глаза плащ, дремал, вяло взмахивая ладонью, изредка отгонял мух, морщился во сне.
Два бледных санитара, безвольно спустив рукава, стояли в тени здания комендатуры. Как вампиры страдали от палящего полуденного солнца, ожидали, когда возчик подгонит телегу поближе к подъемнику, чтобы переложить на него привезенные из городской больницы тела. Идя на разгрузку, они поленились взять с собой носилки, и теперь были очень недовольны тем, что из-за сложенных во дворе бревен, телега не могла подъехать к двери. Вдоволь налюбовавшись на местные устои, детектив обогнул здание полицейской комендатуры и вошел в него через парадный вход. С жары здесь было прохладно, стояла полутьма. В высокие окна заглядывало пронзительное ярко-синее небо. Солнечные зайчики весело прыгали по истертым скамьям, играли в лужах на свежевымытом полу. Капрал Гицци, требовательно обозревая вверенную ему площадь, заложив руки за спину, неспешно прогуливался от стены к стене. Проходи служащие. Незнакомый жандарм с ведром поливал темно-зеленые, раскидистые фикусы в углу. Несмотря на строгий запрет курить в здании, по коридорам тянуло кислым табачным дымом.
- Абелард, я смотрю у вас тут как всегда, все на мази! – разговаривали, весело кивая по сторонам, поднимались по лестнице, майор Гесс и какой-то неизвестный Вертуре важный, исполненный достоинства, толстый и усатый рыцарь.
- Как всегда! Служим Гирте! – отвечал майор, демонстрируя капрала и трех пьяных, вяло ползающих на коленях с мокрыми тряпками в руках, задержанных – а как ваша свадьба, Нильс?
- Все отлично! – заложив руки за спину, скалясь, отвечал полковник Гутмар, комендант тюрьмы – Эльса поехала жаловаться леди Булле. Тарелки об голову мэтра Вритте обещала бить. Не хочет она за майора, подавай ей студента. Начиталась книжек, а ума как не было, так и нет!
- Тарелки колотить значит? Это хорошо. Боевой генеральшей будет ваша Эльса, на войну с Симоном поедет! – похвалил, покачал головой майор. Приметив Вертуру, что, узнав высоких начальников, тут же бодро и умело склонил голову в знак почтения, кивком остановил его и строго прикрикнул – А вот и вы! Как продвигается расследование? Виновных установили? Нет еще? Работайте лучше. Все идите!
Без пререканий выслушав это короткое напутствие, детектив с готовностью кивнул, еще раз, поклонившись майору и полковнику, ловко обогнул их вдоль стены, и через ступеньку взбежал наверх. С силой и энтузиазмом гремя по паркету башмаками, уже было направился в сторону отдела Нераскрытых Дел, но и тут не обошлось без заминок: у кабинета конвойной службы, его задержали знакомые полицейские. С радостными глумливыми смешками поделились свежей сплетней о том, что двое приговоренных к смертной казни сбежали из тюрьмы: раскачали, выломали обветшавшую решетку в камере и спрыгнули в реку. И теперь полковник Гутмар разъезжает по городу, демонстрирует в инстанциях толстую папку с официальной перепиской, звонит всем подряд, ищет на кого это можно свалить. Что, не далее как десять минут назад, он был у майора Тинвега, объяснялся так, что было слышно в коридоре, что это не его вина, и все потому, что в замке давно уже пора делать ремонт, он не единожды рапортовал, писал в администрацию сэра Герцога, но там подошли к вопросу формально, раз за разом слали отписки, отказывали на основании отсутствия в утвержденном на этот год бюджете каких бы то ни было запланированных на ремонт тюрьмы средств. Что на субботу, на день открытия фестиваля Гирты, уже утверждены смертные казни, которых все так ждут, и теперь в суде спешно перебирают актуальные дела, ищут, кому ужесточить приговор, чтобы фактическое количество наказуемых соответствовало заявленному в заранее опубликованных по всему герцогству и во всех газетах спискам.
***
Увидев Вертуру, инспектор Тралле помрачнел больше обычного, но все же, по виду с некоторым усилием, воздержался от упреков что тот опять опоздал, отправил его к доктору Саксу, работать со счетами фактурами, которые утром прислали из бухгалтерии. Спустившись на второй этаж, вернувшись к своему рабочему столу, детектив по новой, теперь уже от доктора, без всякой тени улыбки, терпеливо прослушал уже обогатившуюся новыми деталями сплетню про полковника Гутмара, побег и виновный в нем бессовестный служебный формализм.
Часов около трех, после обеда, вернулись ушедшие еще рано утром по каким-то важным служебным делам Инга и Фанкиль. Принесли с собой и посадили на стол огромного, можно сказать даже гигантского, серого полосатого кота. С манерными кисточками на кончиках ушей и поразительно надменной, прямо как с портрета мелкопоместного графского сынка, мордой, этот мохнатый патриарх сразу же привлек всеобщее внимание, что, похоже, ему очень не польстило. Сидя прямо на папках с бумагами он всем своим естеством изъявлял полный отказ иметь хоть какие дела с похоже досаждающими ему одним своим присутствием в одной комнате с ним людьми. Нагнав на себя мрачного высокомерия, обвел всех суровым подозрительным взглядом, чинно разлегся и отвернулся, недвусмысленно бойкотируя тот суетный бардак, в который его принесли против его воли и всякого его на то разрешения. Задрав к потолку мохнатую, украшенную пышными серыми бакенбардами морду, скупо похлопывал хвостом, отгоняя прочь всех желающих подойти.
- Лео, а поводок? – критически оглядев кота, помрачнел, нахмурился как туча, инспектор – или вы его на руках будете носить?
Кот неспешно повернул голову, смерил его в ответ еще более презрительным взглядом и резко хлопнул хвостом, как будто молча приказывая закрыть рот и выйти.
- Корзинку специально купили – с готовностью пояснил Фанкиль – согласуете расходы?
И достал из папки выписанную от руки, квитанцию. Инга утвердительно кивнула, продемонстрировала плетеный из лыка, с ремнями за плечи, туесок, похожий на те, в какие грибники собирают в лесу огромные червивые сыроежки.
Но инспектор был явно неудовлетворен.
- Да Лео. Вот смотрю на вас и каждый раз слов нет. Вы серьезно, или так, на суп с помойки принесли, и еще и денег хотите? И сколько? Надеюсь, не по цене лошади? Ладно, черт с вами, только унесите его отсюда, пока Алистер не пришел – махнул рукой он и распорядился – Густав, сделайте этому животному кухню с завтраком, сверхурочными и вином, обоснуйте необходимостью проведения внеочередных, приуроченных к празднику, проверок.
Доктор Сакс энергично закивал, раскрыл гроссбух, с готовностью сунул перо в чернильницу, сочиняя, как бы половчее оформить этого нового сотрудника.
Кот, похоже, остался очень недоволен таким собеседованием. Отвернулся и высокомерно уставился в потолок.
- Марк, а вам подняться ко мне, будем разбираться с вашими художествами – закончив с котом, строго приказал инспектор детективу.
Вертура с холодеющим сердцем поднялся на третий этаж, нога за ногу вошел в кабинет начальника. Принюхался к прогорклому, кислому запаху табака, уставился на стол, где в массивной, давно нечищеной пепельнице лежала трубка, вся погрызенная и обколотая по краю от того, что ее выбивали о стену или эфес. Инспектор Тралле подошел к столу, сорвал с него, продемонстрировал бумагу, исписанную чьей-то неопрятной скорописью. Сделал строгое лицо и с выражением продекламировал.
- Лейтенант полиции Марк Вертура и лейтенант самообороны Эмиль Рулле – держа бумагу на отлете, кривясь при прочтении имен, как доктор Сакс, делая выразительное ударение на «у», пробасил – обвиняют эсквайра Вига Троппа, состоящего в звании капрала жандармерии, на должности домового надзирателя, по адресу Зеленого Мола три, в подделке билетов герцогского банка Гирты, с последующим их незаконным обналичиванием. Ваших рук дело?
- На улице Зеленого мола дом три… - не сразу догадавшись, о чем это, изумился Вертура. И, опустил глаза, по выжидающему внятного ответа выражению сообразив, что инспектор явно не удовлетворен и просто так его не отпустит, прибавил вполголоса – это Эрсин…
- Все ясно – без дальнейших расспросов перебил, ответил тот. Размашисто расчертил резолюцию «Настаиваю на необходимости проведения тщательной дополнительной проверки». Как плотник молотком прихлопнул поверх печатью и, поставив под ней факсимиле. Убрав подальше в папку, с осуждением уставился на подчиненного.
– И прекратите таскать Анну за грудь при всех – заявил он - на вас уже жалуются. Вы поняли? Все, вольно, идите.
***
После этой короткой аудиенции пристыженный Вертура был отправлен обратно к бумагам. Первые полчаса было невыносимо тяжело, очень хотелось на улицу, к солнцу, на скамеечку с трубкой и флягой под тополя не берегу реки, но вскоре чувство ответственно исполняемой работы окончательно сменило все посторонние фантазии о незаслуженном отдыхе и детектив даже немного приободрился. Ловко работая пером, энергично прокатывая написанное пресс-папье, он то и дело посматривал по сторонам, с восторгом ожидая, когда же придет Мариса. Закатывал глаза, между делом сладостно размышляя о том, какое впечатление своим свежим нарядным обликом он непременно произведет на нее, как только она его увидит.
Кота, что, на поверку, при всем своем пафосе проявлял полное, прямо сказать апокалиптически-абсолютное безразличие по отношению ко всему, что делали с ним Инга и Фанкиль, с видимой натугой сняли со стола и унесли в арсенал, вместе с полагающейся ему, ставшей теперь казенным имуществом, корзинкой.
Уже под вечер, когда ясное рыжее небо раскрасило доски пола и столы в красивые закатные тона, а с улицы потянуло сырым холодком, приехал какой-то громкий, крикливый и резкий пожилой мужик. О чем-то грубо ругался прямо под окнами, хриплым дурным голосом, как будто просто срывая злость, беспредметно изливался перед какими-то вяло и равнодушно огрызающимися ему в ответ людьми. Похоже, так и не добившись ничего внятного внизу, прогремел, поднялся на второй этаж, пинком распахнул входную дверь и, свирепо вращая налитыми кровью глазами, уставился на доктора Сакса, что сидел на месте дежурного у лестницы.
- Абель Маззе! – как будто собираясь бить, затряс над столом медным ромбом, почти таким же, как и у полицейских Гирты, грубо проорал он на весь отдел – Округ Йонки! Шериф!
- А это где? – озадаченный незнакомым топонимом, изумился доктор, чем привел незваного гостя в еще большее бешенство. Уже вполне освоившийся в местных порядках, Вертура притих у своего стола, с интересом наблюдая этот новый, разгорающийся скандал. Шериф был могуч, растрепан, огромен ростом и сед. От его старой, когда-то, наверное черной, но полинявшей от дождя и выгоревшей на солнце мантии на весь зал тянуло костром, лесом и кониной. К полам плаща прилипли репьи, а на поясе, рядом с сумкой болтался плоский, почерневший от копоти, походный котелок. Мотался из стороны в сторону при каждом угрожающем взмахе, гремел и потертую рукоятку висящего рядом в петле топора.
- Столичная дорога! Поворот на Мирну! – по-деревенски страшно гримасничая, ревел шериф – я вашу колымагу, ваших лошадей и ваше барахло, которое вы побросали, притащил! Вы что тут, совсем что ли, одурели?
И сжав огромные темные от грязи и копоти кулачищи, наддал на доктора, отчего тот прямо сжался на своем стуле, притих и испуганно забегал глазами в печальной немой мольбе.
- Благодарю вас – спокойно и веско ответил шерифу, неторопливо спустился в зал из своего кабинета инспектор – вино будете?
- Да! – с отвращением скривив рот, таким же тяжелым басом, словно соревнуясь с начальником отдела, прогремел шериф и тут же смягчился – с вами тут сопьешься. Без фужера и конь не везет, и телега не едет…
Фанкиль и лейтенант Турко без лишних разговоров взяли свои шапки, и пошли на улицу смотреть. Вертура пошел с ними. Дилижанс и вправду сильно пострадал. Крыша и борт были сломаны, сложены друг на друга и притянуты к ходовой части толстой и мохнатой веревкой, похожей на те, какую используют для казни висельников. Над останками экипажа, в позах университетских профессоров, уже собрались, обсуждали предстоящий ремонт, каретные. Не перебивая друг друга, неторопливо высказывая свои оценки, вдумчиво, но без всяких попыток к началу работ, обозревали разгром, закусывали чубуки.
- Он ее доломал топором и сверху все сложил – обстоятельно объяснял коллегам, говорил первый – шурупы, конечно, было выкрутить лень.
- А что ему? – отвечал второй, разглядывая, как улику на обыске, вертя в руках, кусок черной лакированной фанеры – телега-то казенная. Свою, бы он так не ломал, домой бы привез и доктора вызвал.
- Ага, а кто чинить-то теперь будет? – возмущался третий – сэр Кибуцци? Владыка Дезмонд?
- Вас что, уже перевели в дознаватели? – подошел, доверительно осведомился у них Фанкиль.
- Нет, а что? – не подозревая подвоха, ответил первый каретный.
- Вот и нечего тут рассуждать топором или не топором – строго осадил мастеровых рыцарь - как разгрузим, пришлем за вами, заберете чинить.
Под руководством Фанкиля полицейские распустили веревки, к недовольству мастеров, сняли все отломанные детали и разложили их вокруг на траве. Начали разбирать уцелевший реквизит. Инга нашла свой микроскоп, лейтенант взял багор и неторопливо понес его в арсенал. Подошел и Вертура, взял в руки первое попавшееся на глаза: маленький, блестящий и черный чемоданчик с манерной желто-металлической застежкой, отдаленно похожий на те, с какими пижоны рисуются на разворотах глянцевых журналов с модными картинками. И если на местные неуклюжие поделки, какие Вертура во множестве наблюдал на тех, кому достаток не позволял настоящую импортную вещицу, но уж очень хотелось выглядеть модно, он уже успел насмотреться вдоволь так, что при виде таких ему уже было даже не смешно, то этот, несомненно настоящий, а не сшитый в подвале на Канатной улице аксессуар, сразу привлек его внимание настолько, что детектив прикрыл его рукавом и без спросу отошел с ним, чтоб получше рассмотреть.
И это того стоило: этот стильный, и, несомненно недешевый, по виду, даже возможно и авторский, саквояж был настолько изящен и мал, что в нем могло поместиться вряд ли что-то большее, чем трубка с кисетом, документы или какие письменные принадлежности. Так, что, не имея никаких конкретных задач, пока все были заняты на разгрузке, детектив с интересом раскрыл его и заглянул внутрь. Достал из плоского твердого кармана какой-то блокнот, и наугад раскрыл исписанную летящим, как будто небрежным, но при этом начертанным хорошо поставленной рукой почерком страницу.
- Листьями летящими опадает осень… - прочел он первую строку какого-то набросанного вспех, наверное на едином творческом порыве, стиха и, не сразу смекнув, что у доктора совсем другой почерк и большая часть записей сделана вертикальными столбиками малознакомых пиктограмм, бестолково спросил – это мэтра Сакса?
- Возможно – не проявив никакого интереса к находке, даже не посмотрев на нее, пожал плечами Фанкиль – кто его знает, Густав у нас такой. Альтернативно одаренная личность.
Так и не добившись вразумительного ответа, Вертура убрал блокнот обратно в саквояж и понес его наверх. Снова открыл его уже в отделе и разложил все что было внутри на своем рабочем столе. Как он и догадывался, среди исписанных, изрисованных листов действительно нашелся украшенный золотыми и красными листьями тонкий фанерный пенал с химическими карандашами и перьевыми ручками, а в отдельном кармашке удобный набор походных чернильниц с притертыми резиновыми пробками и мягких, пушистых, какими рисуют модные узоры и иероглифы, кистей. Между исписанными стихами и разукрашенными легкими, слегка небрежными, как будто бы сделанными на коленях в дороге эскизами, внимание Вертуры привлекла прозрачная непромокаемая папка. В ней хранился вексель на имя некоего Аристарха Модеста Визры и несколько упакованных в раскрытые конверты писем. В одном, с водяными знаками, официальными подписями и печатями, утверждалось, что вышеупомянутый молодой человек держит путь из Мирны в Лиру с целью поступления в университет для последующего обучения изящной словесности и живописи. Второе письмо было адресовано какому-то, наверное, очень известному, но незнакомому Вертуре, преподавателю. К нему были приложены копия школьного аттестата, рекомендация некоего, должно быть авторитетного, педагога, а также несколько фотографических снимков, сделанных с работ юного абитуриента.
Вертура стоял и просматривал эти бумаги, когда в зал вошла Мариса. Не обратив абсолютно никакого внимания на его умытый, почти что праздничный, вид, сходу заинтересовалась, что это у него в руках. Не снимая плаща и шляпы, без лишних разговоров отстранила его прочь и заглянула в кейс.
- Это же не наше – продемонстрировал ей блокнот детектив.
- Где ты это взял? – вместо ответа, только и спросила она его, быстро пробегая глазами сопроводительные документы.
- Было в дилижансе… – махнул рукой в сторону окна Вертура. Он хотел было начать оправдываться, что просто взял его из кучи других вещей, но с третьего этажа спустились инспектор Тралле и шериф. Отодвинув младших, уставились в вексель и письма.
- Где вы это нашли? – только и спросил инспектор.
- В поле – с безразличием бывалого служащего, приученного не задавать лишних вопросов, ответил шериф – у карантина.
- Отлично, благодарю – кивнул инспектор и, распрощавшись с гостем, показав ему лестницу на первый этаж, вернулся к столу. Пару секунд они с Вертурой и Марисой стояли молча.
- И теперь у нас еще пропадает племянник сэра Визры – заключил инспектор Тралле, неодобрительно глядя на Вертуру, как будто виноват в этом был только он один – Анна, бегом, сообщите Хельге, отнесите ей этот ридикюль. Марк, почему из всех в Гирте, он оказался именно в ваших руках? Я надеюсь, вы не станете, как в прошлый раз, орать об этом направо и налево?
И пристально посмотрел ему в глаза так, словно всем сердцем желал прихлопнуть его как муху, но не имел к этому ни сил, ни смелости, ни средств.
- Нет, я уже все понял – резонно ответил Вертура, продемонстрировал руками, изо всех сил стараясь сдержать злорадную улыбку.
Мариса согласно кивнула, и, с внезапной агрессивной резкостью вырвав из его рук блокнот, ловко и быстро вложила всё обратно в саквояж и также энергично и стремительно вышла с ним вон из отдела.
Инспектор и детектив молча проводили ее взглядами.
Солнце уже давно закатилось за вершину горы, за окнами стояло холодное и бледное вечернее небо. Фанкиль, лейтенант и Инга внизу громко ходили по арсеналу, расставляя по полкам выгруженное из обломков кареты снаряжение. Доктор Сакс вышел в коридор, за стол дежурного, встал за открытой дверью на цыпочки. Опершись руками о широкий подоконник, смотрел, как группа раздраженных полицейских во главе со вчерашним драчливым капитаном, ведет к стене бастиона, в тень, компанию каких-то еще пьяных, вяло и трусливо огрызающихся дебоширов.
- Как я понимаю, очень неприятный инцидент – тоже глядя в окно, осторожно обратился к инспектору детектив. Тот развернулся и очень внимательно и пристально, посмотрел ему в глаза. В его обычно обманчиво-равнодушном взгляде читались настороженность, злоба и недоверие, но он быстро взял себя в руки и уже словно бы снова спокойно и вяло ответил.
- Думаю, вы отдаете себе отчет, что сэру Вильмонту и сэру Визре вряд ли покажется совпадением, что молодой человек пропадает в лесу именно после вашего, Вертура, визита в этот дом. Вы меня поняли?
- После нас там еще были мэтр Глотте, вы и сэр Кроксен – тихо, но внятно, ответил ему детектив. Его глаза полыхнули внимательным, грозным огнем. Инспектор Тралле нахмурился еще пуще, но промолчал, решив выслушать прежде, чем снова продолжить давить.
- Я и сам прекрасно понимаю, что это может быть поводом для большого скандала, если не для объявления войны. Близкий родственник главы соседнего, не особенно дружественного, государства по каким-то причинам попадает в лабораторию, где с ведома местных властей, производятся противоправные деяния, предусмотренные законодательство Конфедеративного Северного Королевства – продолжил он негромко, переходя к другому окну, чтобы растущая перед фасадом рябина не мешала наблюдать, как полицейские в тени тополей и укрепленных камнями старых стен проводят разъяснительную работу с дебоширами, хлещут их по ногам своими плетьми.
- Но я не вижу в этом проблемы – выждав паузу, тихо обратился к начальнику Вертура – если все по договоренности и мэтр Солько ведет свои дела с негласного разрешения сэра Вильмонта, то сомнительно, что они станут причинять сэру Визре намеренный вред. Это война и ущерб хозяйству, такое никому не нужно. Полагаю, следует позвонить им или написать, и если они не преследуют свои собственные, враждебные Гирте цели, все уладится без конфликта.
Инспектор с осуждением уставился на него, но презрительно промолчал, развернулся и пошел наверх, в свой кабинет, так и оставив Вертуру без дальнейших разъяснений.
Детектив передернул скулой, отвернулся к окну. Стоял, мрачно смотрел, как полицейские по очереди разъяснили их неправоту каждому из пьяниц, кому просто надавали тумаков, кого отхлестали плетьми, и стонущей, шатающейся толпой погнали через плац к конюшням, с целью вывести за территорию через боковые ворота на улицу Котищ.
***
Минут через пятнадцать вернулась Мариса. Уже без саквояжа в руках, она бешено огляделась, нашла взглядом сидящего за своим столом, вяло перебирающего бумаги, Вертуру.
- Все, заканчивай тут, пойдем домой – раздраженно приказала она. Требовательно уставилась на него, встала в позу, чтобы он все бросил и сию же минуту пошел за ней. Он отложил недописанный циркуляр и черновик, молча встал со своего стула, надел плащ, сам за себя поставил в журнал отметку.
Они шли по улице, не держась не под локоть, ни под руку. Мариса была зла. Шла чеканя шаг, опустив глаза на камни мостовой, смотрела себе на полы плаща, на свою черно-коричневую юбку и сапоги. Когда они дошли до дома детектива, с явным отвращением уставилась на фасад и высокую парадную дверь. Наверное, она очень хотела сказать что-то очень дурное или плюнуть, но промолчала, не сказала ничего, молча поднялась за Вертурой наверх.
Бросив плащ в кресло, неподвижно стояла у окна, смотрела, как Вертура идет в лавку за едой, но к принесенному им цыпленку так и не притронулась, как и к вину, что он налил ей в единственный в комнате фужер. Легла на кровать и уставилась в подсвеченный рыжей керосиновой лампой темный кирпичный потолок.
- Я устала, не трогай меня – только и бросила она озадаченному ее поведением, уже начинающему злиться Вертуре. Тот, молча перегнувшись через нее, отчего она напряглась с гримасой что ей гадко любое его прикосновение, взял с подоконника первую попавшуюся книгу. Отвернувшись, как будто это его совсем не трогало, подсел с ней к столу, подвинул лампу, подвернул отражатель, откусил хлеба с зеленью и, смахнув с обложки пыль, раскрыл ее на титульном листе.
«Методы и примеры оперативной работы». Адам Теодор Роместальдус. Типография «Домра и Гонне». 1507, Гирта – с удивлением и восторгом прочел он, перелистнул страницу на первую главу.
«Оперативные служащие делятся на два типа. Тайный агент, о котором никто не знает, ведет деятельность, выполняет задание скрытно. И шпион – тот, в ком все уверены, что он внедренный в коллектив извне провокатор с определенными враждебными целями. Шпион может играть двойную роль: прикрывать тайного агента, создавая информационный шум вокруг собственной персоны, либо быть агентом влияния, то есть, производить дестабилизирующую работу, вызывая целевую аудиторию на определенные реакции и действия…»
- Ха – восхищенно улыбнулся детектив.
Заинтересовавшись, он прочел еще пару строк и внезапно для себя осознал, что это именно то, о чем говорил ему Герцог.
- Да, это вполне логично – подумал он - что спустя шесть лет после войны и позорного мира с контрибуцией, которая полностью опустошила казну, все вокруг видят во мне шпиона и относятся враждебно. Было бы удивительно, если бы меня считали кем-то еще – последние слова он с коварной улыбкой произнес вслух, отчего Мариса, которая, судя по всему, не спала, следила за ним, чуть повернула голову так, чтобы лучше слышать что он там говорит. Темные глаза настороженно блеснули в полутьме, но детектив уже догадавшийся как надо действовать, только злорадно усмехнулся.
- Морковочку не желаешь? – достал он из корзинки с едой длинную и толстую морковку и глумливо помахал ей взад-вперед – давай, насладись!
- Мразь! – только и прошипела Мариса, и злобно уставилась на него таким взглядом, словно собралась вскочить и разбить ему голову табуреткой.
- Не хочешь, не надо – беззаботно ответил детектив и, с хрустом откусив от морковки, демонстративно зачавкал ей.
Из открытого окна доносились далекие звуки музыки. Вертура спрятал книгу в поясную сумку, накинул портупею, взял подмышку плащ и, махнув на прощание рукавом, сообщил.
- Я на прогулку.
Быстро, пока она не успела что-либо предпринять, погасил лампу и вышел в коридор, оставив Марису в полной темноте. Спустился по лестнице, прошел под стеной так, чтобы не было видно из окна и, минуя фонари, грызя прихваченную с собой морковку, направился вокруг парка, в ту сторону, откуда, ветер приносил обрывки играющего где-то на другой стороне дома оркестра.
Обогнув забор по террасе, приметив внизу, среди густых елей уютные огни фонариков у ворот особняка, поднялся по проспекту Булле до проспекта Рыцарей, остановил на углу припозднившегося извозчика и приказал ему, провезти себя обратно к дому графа.
- Эсквайр Марк Вертура – продемонстрировав свои полицейские регалии, хорошо поставленным, уверенным голосом, как он уже успел отрепетировать, пока гулял по округе, перегнувшись через борт коляски, с достоинством представился он рыжему, бородатому стражнику в современной броне и открытом шлеме, что стоял на вахте у ворот.
- Известный агент из Мильды, шпион и детектив – наблюдая в ответ на свои слова молчаливое тупое равнодушие и недобро прищуренный, подбитый глаз, не смутился, продолжил убеждать его в манере ловкого театрального персонажа из приключенческого спектакля - явился засвидетельствовать мое почтение сиятельному сэру Августу Николаю Прицци.
Бородатый лейтенант грозно нахмурил лицо, оскалил зуб, зачесал рыжую бороду, поудобнее перехватил копье, отчего Вертура напрягся, сразу же наметил для себя, что если нападут, он тут же спрыгнет на противоположную сторону кареты и побежит прочь во дворы, но лейтенант нападать не слал. Внимательно, с тупой угрюмостью, оглядел его и, по всей видимости что-то для себя решив, переменившись в лице, весело сверкнув глазами, заулыбался недобро и криво. Приказал одному из подчиненных идти к какому-то Пескину, доложить, что тут некий полицейский лейтенант Марк Вертура из Мильды. Не пьян, но очень хочет видеть сэра Августа, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение.
Капрал внимательно выслушал сказанное и ушел. Вертура же, ничуть не смутившись этих слов, поудобнее откинулся на борт коляски и закурил, изображая, что он важная персона и его пропуск это всего лишь вопрос времени. Собственно так оно и вышло: вернулся расторопный капрал, передал приказ, проводить гостя во дворец.
- Ха! – неприветливо бросил жандарм, заулыбался еще шире, как будто предвкушая какую-то злую и при этом забавную потеху, но Вертура сделал вид, что ничуть не смущен и продемонстрировал хмуро и молча сгорбившемуся на козлах извозчику чубуком трубки везти себя в ворота поместья. Рядом ловко запрыгнул на подножку и капрал. Держась руками за борт, молча, с нескрываемым угрюмым интересом, уставился на детектива.
Проехав плотно засаженной по обеим сторонам каштанами и акацией дорогой, что вела через парк вдоль светлеющих справа, сквозь листву, высоких арочных окон дворца, по команде провожатого, остановились у короткой, посыпанной белым кварцевым песком аллеи. Пройдя ее, вышли к уютной, обрамленной кустами, площадке перед парадными дверьми, подсвеченной мягким теплым светом зажженных вдоль фасада фонарей. Здесь, в декоративном пруду, мягко журчал, скатываясь с живописного обломка гранита искусственный водопад. В гуще крупных белых кувшинок, горел сине-желтый матовый огонь, светил из сумрачной глубины, подчеркивая контуры цветов и камней. И, оглядываясь вокруг, слыша далекую скрипку и веселые неразборчивые голоса, отдыхающих неподалеку в беседке каких-то совсем молодых парней и девиц, Вертура внезапно осознал, что сквозь плотную листву обступившей его чащобы, он не различает ни фонарей окрестных улиц, ни очертаний домов, как будто дворец военного коменданта стоял не центре большого города, а в темном таинственном лесу, озаренном огоньками множества скрытых за деревьями и кустами магических светильников.
Пытаясь не вертеть головой, не подать виду, насколько он изумлен, следуя за капралом, Вертура поднялся по трем широким ступеням к стеклянной двери и вошел в сумрачный и пустынный, едва озаренный слабыми, едва ли многим ярче свечей, настенными огнями, просторный, украшенный колоннами и решетками с живыми изгородями, зал. Вдоль стен здесь повсюду стояли модные низкие столики и кресла, но сейчас почти все они были пусты. Только в стороне от всех, отгородившись переносной решеткой с цветами, разложив перед собой книги, блокноты, швейные и письменные принадлежности, за дальним столом сидели, вели какое-то тихое заседание, ярко и нарядно одетые девицы. Но Вертуре и его провожатому было не к ним: на колоннах и сводах противоположного края аудитории, покачивались, играли таинственные сполохи огней. Слышались голоса и музыка, а в раскрытых как будто в ночное небо стеклянных дверях, стояли с фужерами в руках или сидели, беседовали, смеялись, темные, неверные из полутьмы зала, силуэты.
Выйдя через одну из арок на другую сторону дома, спустившись по пяти пологим каменным ступеням на широкую, выложенную серым мрамором террасу, Вертура остановился и, внезапно обнаружив, что сопровождавший его рыцарь шагнул куда-то в сторону, покинул его, замер, аккуратно оглядываясь, куда его привели. Ему стало страшно, что сейчас к нему подойдут и спросят, что он тут делает, но, похоже, всем было все равно. Над городом стояла ясная, теплая и звездная летняя ночь, за просторными столами у кустов шиповника, на скамьях, на стульях в арках и у стены дома, сидели нарядные кавалеры и дамы, играли в шахматы, пили, смеялись, обсуждали какие-то своим важные дела. В зарослях, на возвышении, в беседке, музицировал, исполнял неизвестную Вертуре приятную мелодию скрипичный квартет. Вертура остался в одиночестве и, уже немного освоившись в этом радостном и непринужденном обществе, хотел было подойти к кому-нибудь, представиться и заговорить, но что-то неуловимо поменялось. Голоса стали тише, все взгляды обратились к нему. Кто-то сказал.
- Вот он! – и показал пальцем. Разговоры за столами перешли на коварный шепот, со всех сторон послышались тихие недоброжелательные реплики и едкие женские смешки. Детектив заморгал и обернулся: во главе стола сидела женщина в простом белом платье и темно-лиловом плаще. Ее глаза тоже были лиловыми и смотрели прямо на него, и, глядя в них в ответ, не в силах отвести взгляд, он был удивлен, как так, что даже с другого конца террасы он видит ее четче и ярче всех остальных внезапно обратившихся к нему глаз и лиц.
- Значит Марк Вертура – произнес властный и неторопливый голос. От парапета отошел незнакомый рыцарь. Со сдержанным и жестким лицом военачальника с героического панно, холодными глазами и быстрыми руками мастера меча, он был облачен в длинную фланелевую рубаху ярких черно-багровых цветов и легкий и жесткий, как будто усиленный современной гибкой броней, жилет. Этих трех, произнесенных неторопливым и тяжелым, как приговор, голосом, слов, этого взгляда непреклонных и властных, казалось бы даже немного насмешливо-высокомерных глаз человека для которого нет ничего недоступного, чего бы он мог только захотеть и этой внезапно воцарившейся вокруг тишины, хватило Вертуре чтобы понять кто обратился к нему: сам военный комендант города, самый страшный и жестокий человек в герцогстве: граф Август Николай Прицци.
- А мы с леди Вероникой как раз вспоминали о вас – изрек он, оценивающе глядя на детектива – стоите ли вы на деле того что о вас говорят или нет.
И глянул на Вертуру так, как будто намеревался поднять меч и отрубить ему ногу, чтобы посмотреть, что он будет с этим делать. От такого начала у детектива похолодели пальцы и забилось сердце: по долгу службы ему не раз доводилось встречать подобных графу персон из тех, что будучи обличены почти что безграничными богатством и влиянием, сами устанавливает для себя и окружающих законы, и не дай Бог кому случайно или со злым умыслом нарушить их. И если в Мильде таких законно считали самодурами и тиранами, то здесь слова и злая насмешка графа, вызвали у аудитории только еще больший восторг, благоговейное умиление и интерес. Вертура еще успел укорить себя, что эта досадная ссора с Марисой не стоила того чтобы идти сюда, и на самом деле зря он вообще явился в этот дом, но сокрушаться об этом глупом решении и жалеть себя, было уже поздно и бессмысленно. Надо было отвечать, при этом правильно, достойно и так, чтобы граф не рассердился. Он уже было собрался с духом, чтобы ответить твердое «Да», но внезапно обнаружил, что все кто до этого был в зале и у столов: и компания молодых людей из беседки в саду, и двое чинных рыцарей с объемистыми кружками в руках, и девицы из зала во главе с высокой длинноволосой молодой женщиной в шелковой, расписанной яркими цветами мантии и кровожадной улыбкой на крашеных в пронзительно-зеленый цвет губах, и бородатый молодой капрал, что провожал Вертуру и веселый толстый и усатый рыцарь, все собрались вокруг и теперь, в молчаливом и хищном ожидании, с застывшими, как нарисованными на масках, улыбками, обратили к Вертуре и графу пронзительные, настороженные глаза, как к героям какой-то таинственной, притягательной и жуткой, свершающейся здесь и сейчас, мистерии. Все голоса, шепот и смешки окончательно сошли на нет, и только музыканты все также отстраненно и невозмутимо продолжали исполнять свою красивую, бесконечно романтическую и немного печальную мелодию, услаждая слух ее участников и зрителей. Вертура вздрогнул. Ярко и страшно полыхнуло пламя, из толпы послышался чей-то одинокий сдавленный и нервный смех. Громко, как будто специально запнувшись о жаровню, опрокинув ее, выбив зловещий фонтан багровых углей и искр, словно боясь опоздать, из-за кустов шиповника на террасу спешными размашистыми шагами явился очень высокий и крепкий, уже знакомый Вертуре, но совершенно в иной ипостаси, вооруженный жарким белым факелом человек. На его лице читалось добродушная, улыбчивая и как будто даже глуповатая хмельная радость, но непроницаемые, хищные и алчные глаза мастера пыток, с удовольствием и рвением исполняющего свой долг, уставились на Вертуру, а огромные белые кулаки мелко затряслись, словно от азарта, в нетерпении схватить его и поджечь. Детектив попятился от него, подался прочь. Он не был лично представлен крестнику и названному племяннику графа, барону Марку Иоганну Тинвегу, и если раньше он на раз встречал майора, в обществе других высших полицейских чинов и старшин, то сейчас, с факелом в руке, в этом страшном доме, в обществе улыбающихся этому жестокому спектаклю людей, он уже был не тем веселым и добродушным высоким лордом, каким по наивности и обманчивому мимолетному впечатлению представлял его себе Вертура, а собой настоящим: жестоким, ненасытным и беспощадным цепным зверем, только из коварства и хитрости носящим маску человека. Тем, кого даже бывалые полицейские и жандармы шепотом именовали за глаза Палачом Гирты.
- Ваше сиятельство! – помня о том, что у него нет права на ошибку, маскируя свое отступление глубоким почтительным поклоном, тяжело и медленно, едва держа дыхание, всеми силами стараясь унять сковавшую руки и ноги возбужденную страхом и отчаянием дрожь, произнес детектив – явился, чтобы засвидетельствовать вам, как военному коменданту Гирты, свое почтение…
Он вовремя осекся: от страха он едва не выдал фамильярное «сиятельнейшему» как между собой в третьем лице называли графа другие старшие рыцари. Внезапно представив себе, как бы это выглядело со стороны, до крови закусив щеки, с непомерным трудом едва сумел удержаться от глупой истерической ухмылки. Граф же внимательно посмотрел на него, смерил слегка заинтересованным взглядом, словно решая, что с ним делать дальше и резонно ответил.
- Вас здесь никто не знает, и вас сюда не звали. Вы пришли ко мне без приглашения. Есть ли здесь кто-нибудь, кто готов за вас поручиться? – и обвел взглядом всех собравшихся за столами, в арках и раскрытых дверях, но ему никто не ответил. Только музыка и сухой треск пламени в руках майора нарушали тишину, да откуда-то издалека, наверное, из-за парапета, снизу, с улиц, внезапно послышались заливистое конское ржание и веселый девичий смех.
Вертура тяжело вздохнул.
- Вот и все. Господи помилуй меня грешного… – только и успел подумать он. Он мог бы выхватить меч, броситься на графа или вонзить его себе в сердце, но он уже был окончательно сломлен осознанием того, что полностью проиграл эту даже не начавшуюся дуэль. Страх перед этими жестокими и непреклонными, всегда готовыми к смертельной схватке, людьми, что как на поединок в шахматы, с девицами, трубками и фужерами вина, пришли полюбоваться на его гибель, и все это время только и ждали от него какой-нибудь глупости или малейшего повода, чтобы тут же предать его страшной и мучительной смерти, окончательно парализовали его волю, полностью лишили всяких моральных и физических сил.
- Борис Дорс… - отчаянно крикнув про себя «Господь Иисус Христос, помилуй меня грешного!», ответил Вертура, уже едва контролируя свой голос, от страха садящийся на тяжелый сдавленный хрип.
Похоже, имя одиозного племянника епископа насмешило графа.
- Ну, слово Бориса-то у нас закон – многозначительно объявил он собравшимся вокруг, с широким, объясняющим сразу все, жестом. За столами засмеялись. Улыбнулся и барон Тинвег. Как будто невзначай, от веселья, пихнул факелом в лицо Вертуре, что едва успел шарахнуться прочь от ударившего по глазам огня, опалившего его бороду, волосы и ресницы. Граф одобрительно кивнул, как будто приветствуя эту жестокую шутку и, когда стихли последние смешки, произнес.
- Просили вас не трогать – и, выдержав паузу, чтобы детектив осмыслил его слова, распорядился - сейчас вы подойдете к ее высочеству, леди Булле, вежливо поздороваетесь с ней и сделаете так, чтобы она не пожалела о том, что я сохранил вашу жизнь.
- Слушаюсь, ваше сиятельство – задыхаясь от страха, ответил Вертура. Утвердительно, с жаркой готовностью, кивнул, что в точности исполнит все сказанное. Майор Тинвег, как волк, что был бы и рад сожрать, но уже не лезло, с ленивой пренебрежительной угрозой посмотрел на него, опустил факел и взял со стола наполненный вином фужер.
- Хой, детективчег! – крикнул по дороге ему от стола принц Ральф, весело и надменно салютуя кубком – слава Гирте!
Но Вертура не слышал ни его, ни других, подобных этой, оскорбительных шуток и реплик. Он был оглушен и ослеплен всем только что случившимся настолько, что окончательно растерялся, когда граф резко остановил его за локоть перед какой-то незнакомой ему молодой женщиной. Совсем не той, с неподвижными лиловыми глазами, что сидела в тени кустов шиповника под фонарем на месте хозяйки дома во главе стола.
- Это Марк Вертура – с легким, непринужденным поклоном, представил он его ей.
Темноволосая, среднего роста, она стояла у парапета, в стороне от всех, как будто любуясь сумрачными крышами ночного города и видом бескрайней, раскинувшейся за ними серебристой в сиянии звезд глади залива. Приветствовав жест хозяина дома легким кивком и благосклонной радушной улыбкой, она как будто не обратила на Вертуру ни малейшего внимания, но твердо помня наказ, детектив вышел вперед и молча и почтительно, не смея даже посмотреть на нее, склонился перед ней. Она же обернулась к нему, замерла вполоборота, чуть переменилась в лице. Ясные выразительные глаза прищурились, взгляд стал пронзительным и одновременно до жестокости безразличным. Негнущаяся белая рука, как будто намереваясь походя дать пощечину, протянулась к его лицу, но детектив бережно коснулся ее ледяного запястья и молча поцеловал ее холодную и твердую, как у утопленницы, кисть. Отпустив ее, так и застыл с преклонным коленом. От этой его сломленной покорности, по губам принцессы пробежала легкая, чуть заметная, чтобы не выглядеть наигранной, но все же безразличная, лишенная всякого интереса, выживающая улыбка. Не смея повернуть головы, Вертура скосил глаза, осторожно огляделся. Как только граф подвел его к герцогине, все присутствующие на террасе, сразу же отвернулись, потеряли к нему всякий интерес. За столами снова звучали веселые голоса, звенели столовые приборы, как будто ничего и не было.
- Встаньте – пренебрежительно бросила принцесса Вероника. Вертура выдохнул, поднялся на ноги и вежливо склонил голову перед ней.
- Спасибо вам за слова в мою защиту, ваше высочество… – сокрушенно обратился детектив.
- Я за вас не заступалась – ответила она все также холодно и надменно, но в ее глазах мелькнула тень улыбки. Вертура уставился на нее, не зная о чем теперь говорить.
Темноглазая, лет двадцати трех, с добрым и наверное улыбчивым от природы, но искаженным до жестокости холодным равнодушием лицом, она обладала какой-то легкой и непринужденной артистичностью, что даже при всем ее твердом ледяном равнодушии, навевала мысли о том, что это всего лишь напускная личина, хорошо скрывающая ранимое и страдающее сердце. Длинные, густые, блестящие, темно-русые, волосы обрамляли правильно очерченное благородное овальное лицо, свободно ниспадали по ее плечам и груди. Две тонкие прямые пряди справа были подкрашены пронзительным, режущим глаз, люминесцирующим, ярко-синим цветом. Довершали образ плотная мантия морозных, светло-голубых тонов, синяя, как вечернее небо, рубаха с широкими и твердыми, идеально выглаженными рукавами и черные, по виду столичные, тяжелые башмаки.
Но больше всего Вертуру поразило совсем не то, что это не она возглавляет собрание и сидит во главе стола и даже не то, что постоянно слыша упоминания о ней, читая статьи в газетах, он представлял ее себе совершенно по-другому: что-то нездешнее и как будто даже потусторонне-жуткое сквозило в движениях ее быстрых тревожных и пронзительных глаз, идеально ровной, напряженной осанке и упрямом наклоне головы. Словно печатью какой-то чудовищной и неподвластной любому человеческому пониманию силы или тяжелой душевной болезни неуловимо и тонко искажало все ее обличье. Осторожно приглядываясь к ней, Вертура задержал дыхание, замер, пытаясь разгадать, что именно создает такой образ, но, сколько ни пытался, он так и не сумел выделить ни одной явной черты, что могла бы указать на эти потусторонние или патологические признаки, что лишь сочетаясь вместе, складывались в эту ошеломляющую, яркую и резкую картину.
Оттеняя ее бледный и величественный лунный облик, рядом с принцессой стояла, крутилась, не обращая никакого внимания на остальных гостей, шумно и напористо беседовала со своим кавалером, жилистым, высоким, сутулящимся, облаченным в слегка нелепую, кургузую рыцарскую пелерину юношей, какая-то непонятная рыжая бойкая женщина. Среднего роста, с виду постарше герцогини, с манерами и жестами всезнайки, она также, как и ее спутник, суетно тараторила без всякого умолку, подаваясь вперед лицом. Ее длиннополая мантия из плотной бордовой шерсти отчего-то показалась Вертуре неопрятной, а ее тяжелая, зеленая пелерина с капюшоном была заколота на шее огромной бронзовой, как из книжки про бородатых варваров, фибулой. Все трое они стояли в стороне от остальных гостей и, похоже, их не особенно интересовали танцы и идущие за столами веселые разговоры и игры.
- Это я за вас сэра Августа просила! – весело глядя на Вертуру, засмеялась подруга принцессы – а то вас бы тут расчленили и по кусочкам за парапет выбросили!
- Да вообще! – с наигранным жеманным смущением, энергично лаская руку своей возлюбленной, весело закивал сутулый кавалер – они такое могут. Легко. Это Гирта.
- Да, это печально - зачесал голову, смущенно опустил глаза к мраморным плитам пола Вертура, попытался хоть как-то улыбнуться в ответ.
- Да вы романтик! – глядя на него, громко засмеялась рыжая девица – как же вы такой и полицейский? Читала я эти ваши детективные романы. И так столько гадости вокруг, и эти туда же, как в криминальной хронике, сплошной негатив. Еще и с гордостью и напоказ, чтобы все читали и упивались этой мерзостью.
И залпом допив вино из своего кубка, недвусмысленно выгнула шею. Ее возлюбленный понял намек, демонстративно встал сзади, ловко обнял за плечи и привлек к себе.
Видимо уже поняв все, что представляет из себя Вертура, граф оставил его с друзьями герцогини, отошел, вернулся во главу стола, к той самой высокой и необычайно худой, темноволосой женщине в длинном ослепительно-белом длинном платье и тяжелом, украшенном фиолетовым камнем, темно-лиловом плаще. Внимательным взглядом хозяйки дома, пока его не было рядом, она присматривала за тем, что происходило вокруг. Время от времени призывая к себе то одну, то другую из присутствующих женщин, чтобы поговорить. Граф подошел к ней, заглянул в глаза, поклонился, как будто извиняясь за то, что покинул ее общество, поцеловал ей руку и, подсев рядом, властно положил ее ноги поверх своих колен. Она же, нисколько не противясь этому, заговорила с ним, заулыбалась одновременно благосклонно и зловеще.
Как понял из разговоров Вертура, после трапезы должен был состояться маленький дружеский турнир. Пажи уносили посуду, а за освободившимся столом начали составлять список желающих посостязаться в военном мастерстве. После намечались танцы, легкий ночной ужин и какая-то неясная детективу мистерия.
- Конечно меня пишите! – услышав, свое имя, вызвался кавалер рыжей подруги принцессы и вприпрыжку кинулся к столу. За ним ушла и его бестолковая пьяная спутница. Детектив и герцогиня остались у парапета одни. Оба молчали, смотрели на крыши города внизу и мерцающий огнями маяков залив. В ясном небе, в вышине, горели звезды. Цепочка фонарей на проспекте Булле ярким желто-белым пунктиром пересекала темные и беспорядочные, с редкими огоньками окон, нагромождения кварталов, полого спускающиеся к воде. Внизу, далеко под парапетом, за черными крышами стоящих под самым обрывом зданий, чернели кроны могучих деревьев. Как еще подумалось Вертуре, наверное того самого парка, который он видел, когда плутал по этим улицам наугад в поисках дома Тильды Бирс.
Пришел молодой оруженосец, принес поднос с фужерами. Вертура взял один, отпил из него легкого и сладкого, по вкусу не похожего ни на какой известный ему, напитка. Стоя вполоборота с кубком в руке, словно бы невзначай, аккуратно разглядывал не обращающую на него ровно никакого внимания герцогиню. Изящная, но не хрупкая, темноволосая и темноглазая, казалось, в отличии от белокурых принца Ральфа и герцога Вильмонта, она была совершенно иной человеческой породы. Приглядываясь к ее чертам, к ее красиво очерченному чистому лицу, чуть более крупным, чем средние, рту и носу, к ее мягким и длинным ресницам, он снова так и не сумел понять, что конкретно в ее облике вызывало в нем те самые содрогание и трепет, пробирая дрожью до самой глубины души. Внезапно ему даже подумалось, что герцогиня с Марисой могут быть одной крови, и что если Марису также модно причесать и одеть, она со своими дикими и наигранно-высокомерными замашками и хитрым, лисьим, сквозящим во всех ее проявлениях, нравом, могла бы быть такой же притягательно-таинственной и потусторонне-жутко красивой…
По всей видимости, заскучав, или пресытившись созерцанием кварталов и окон ночной Гирты, принцесса внезапно обернулась к детективу, облокотилась о парапет, резко вскинула голову, уставилась на него, словно оценивая, стоит ли он ее слов, прежде чем начать с ним говорить. Молчал и Вертура, но все-таки, наконец догадавшись, что она ждет, чтобы он обратится к ней первым, тяжело раскаянно вздохнул и заявил.
- Простите мне мою самонадеянность, моя леди…
- Ни за что не прощу – бросила она и заулыбалась, но тут же снова стала серьезной и надменной – вы что, еще ничего не поняли? Это Гирта.
- А вы же приехали из Столицы? – совершенно не поняв о чем она, невпопад, бросил нелепую фразу детектив - все, кто там был, говорят, не похоже ни на что... Как античные города…
Герцогиня резко развернулась спиной к городу, оперлась обоими локтями о мраморные перила, слегка запрокинула лицо, словно что-то внезапно заинтересовало ее в ночной вышине и, улыбнувшись, поводя головой, как будто едва сдерживая какой-то горький и надрывный смех, произнесла.
- Да, я училась там! А не похожа ни на что, это все врут те кто там не был, но очень хотят похвастаться что были везде. В Столице все тоже самое. Люди только потрусливее, дома повыше, и из окна дольше лететь.
- Ну там же все современное… - неловко попытался детектив.
- И что? – возразила она. Заложив руки за спину, она стояла, покачивалась из стороны в сторону, искоса поглядывала на Вертуру, улыбалась нелепости их беседы – что меняет имплантат или калькулятор в голове? Как это влияет на спасение души? Цезарю Цезарево, Богу Божие. Только труд, прилежание, вера и молитва, вот что делает нас людьми. А если кто свинья, наряди его в самый лучший вечерний костюм, посели в самом лучшем доме, он и его превратит в хлев.
И снова выжидающе посмотрела на Вертуру, словно оценивая, как он будет отвечать на такое заявление. Сообразив, что тут тоже играют с ним в какую-то непонятную ему игру, детектив, опустил голову, признался как можно более обстоятельно и искренне.
- Вы легко можете поймать меня не слове, моя леди… Но это будут не мои слова. Я могу только повторить уже кем-то сказанное и написанное. Я люблю историю и фантастику, книги о тех временах и людях, которых никто не помнит, или о том, чего никогда не было. Лучше всего у меня получается только ошибаться. Вы сами сегодня видели, как все вышло.
- Ах вот как! – словно обвиняя его, воскликнула она и слегка прищурилась. Казалось, разговор начал становиться интересен и ей – а кто, по вашему, творит историю, кто пишет книги?
- Я думаю те – тщательно расставляя слова, как можно более четко и веско ответил ей детектив - кого Господь Бог ставит на те места, где им суждено быть. Кого Он ведет по этому пути, утешает, дает силы, разум и вдохновение.
- Это вы от Бориса такого нахватались, или он от вас? – внезапно рассмеялась она.
- Бориса Дорса? – несколько изумившись ее осведомленности, уточнил детектив.
- Да! – с энергичным кивком ответила герцогиня. Что-то незаметно изменилось в ее облике: глаза стали мягкими, засияли теплом, уголки губ дрогнули, пошли вверх в искренней веселой улыбке. Как будто эти слова на миг растопили стоящий в ее душе лед, пробудили к жизни ее скрытное, израненное сердце.
- Я все знаю! – воскликнула, заверила она его - они с Модестом ездили в Мильду, а вас приставили за ними следить.
- Да – кивнул, согласился Вертура – мне приказали выяснить шпионы они или нет, а сэр Бифис обставил это как знакомство. Впрочем…
Детектив замялся.
- Что впрочем? – снова холодным и властным тоном потребовала ответа герцогиня.
- Все это было просто мерзко – печально продемонстрировал руками Вертура и, отвечая на ее выжидающий взгляд, стыдливо склонив голову, признался – пили, дебоширили, ходили по кабакам, валялись с похмелья…
- Было бы удивительно, если бы было иначе – пренебрежительно кивнула, перебила его принцесса и внезапно строго заявила – а теперь к вам приставили Анну, и она вас такого терпит.
Смерив тяжелым взглядом вздрогнувшего от этих слов Вертуру, тяжело и яростно выдохнув, кивнула на веселое сообщество, что собралось у столов, громко обсуждая предстоящий турнир. Бросила как будто невзначай.
- Скоро начнут, и вы будете участвовать вместе со всеми. Полагаю, вам проломят голову, но, возможно только сломают руку, а попробуете уклониться, скинут с этого парапета головой вниз. С теми, кто дает повод, тут так и делают.
По ее губам пробежала легкая улыбка, словно она вспомнила какой-то забавный, связанный с этим анекдот. Вертура замер. Герцогиня оценивающе прищурилась. Обыденность ее голоса снова заставила его сердце похолодеть. Ему тут же вспомнились слова предостережения, сказанные инспектором Тралле еще в первый его день пребывания на службе в полиции Гирты. Тогда он, усталый, не осознал, не принял их к сведению, пропустил мимо ушей, но теперь ему живо представилось, как вот прямо сейчас она все тем же беззаботным и веселым девичьим тоном подзовет к себе графа, прикажет ему и его людям взять его, Вертуру, за руки и за ноги, раскачать посильнее и под лирическую мелодию струнного квартета и смех собравшихся за столами рыцарей, их жен и девиц, скинуть с отвесного склона так, чтобы он упал и разбился насмерть о камни мостовой у подножья скалы. И все это будет сделано с радостью служить ее воле, исполнить ее любую сиюминутную кровавую прихоть. И даже оформлено в виде украсившего очередной скучный вечер за кружкой юва, болтовней и поединками веселого и задорного спектакля, а назавтра Мариса напишет в «Скандалы» статью, а на последнем листе нарисуют карикатуру недели на его глупую смерть…
Ему снова стало до боли страшно и стыдно, что он просто так пришел в этот дом и по глупости посмел заговорить с самой леди-герцогиней. Той, что еще три дня назад, как отдавала приказы жечь дома месте с людьми и давить толпу копытами боевых коней, к которой, наверное, ожидая именно этого исхода, прямиком и подвел его жестокий и изощренный в своих злодеяниях граф Прицци. Но, как бы не было страшно, он уже был научен горьким опытом и знал, что верный выход есть только один: уняв волнение и дрожь, склонился в легком, но решительном поклоне, положил руку на эфес.
- Ваше слово здесь для меня закон - с обреченной готовностью во взгляде тихо, но почтительно и твердо ответил он ей – и я не стану отказываться от боя, моя леди.
Принцесса Вероника внимательно посмотрела на него, утвердительно кивнула. По ее губам скользнула едва заметная мягкая, немного грустная улыбка. Внезапно Вертуре отчего-то стало жаль ее. Подумалось, что, наверное, она сама не более чем заложница всего того, что происходило вокруг и тоже играет какое-то непонятное ему, жестокое и страшное представление. Но он так и не успел развить эту мимолетную мысль: его уже окликали от столов, вспоминали на все лады его ссору с маршалом, интересовались с насмешкой, не желает ли он явить благородное мастерство обращения с оружием, принять участие в веселом и дружеском мечном поединке. Кто-то пошутил о том, что детектив, это профессия для тех, кто любит протирать в конторе стул и штаны. Ему ответили, что Мильда столица трусов и лжецов, а мечи там мягкие, не как у нормальных людей. С этими словами как будто прорвало трубу: оскорбительнее одна другой, посыпались шутки и издевки, женщины смеялись в голос, грубо переиначивали его имя, показывали пальцем, поддакивали удали и остроумию своих мужчин подстрекали их побыстрее самим начать драку, потому что детектив трус и точно откажется от поединка.
- Записывайте – резко обернулся, как будто его отвлекли от важного разговора с самой племянницей Герцога, грубо и грозно, как перед смертельной схваткой, бросил обидчикам Вертура. С вызовом продемонстрировал свой меч.
Принцесса Вероника утвердительно кивнула ему. Как будто в предвкушении крови, радостно улыбнулась, рывком распустила багровую ленту, которой был подвязан ее левый рукав, взяла ее в обе руки.
- Моя леди… - попытался Вертура, но ее непреклонный взгляд человека, который не прощает отказов, заставил его вовремя спохватиться. Развернувшись, он припал перед ней на правое колено, протянул правую руку и согнул ее в локте. Принцесса ловко повязала ему на запястье свою ленту, с силой затянула бантом, а он, низко поклонился ей в ответ, снова поцеловав ее руку, словно окрыленный ее волей, твердо шагнул к столам, навстречу хорохорящимся и страшным, готовящимся к драке рыцарям.
- До травмы, контузии или очевидного превосходства противника – объяснил детективу правила военный комендант, бросил безразличный взгляд на ленту, которой одарила его герцогиня – но в голову намеренно не бьем. У нас тут и так полно отбитых дураков, лишние нам не нужны.
Вертура молча кивнул что понял. Оруженосцы уже раздвинули столы и диваны, принесли колеты и защиту кисти, налобники и затупленные специально для военных игр мечи. Дамы подвязывали кавалерам ленты, подносили им кубки с вином. Те были возбуждены, улыбались своим спутницам, острили друг другу, примерялись к оружию, хвастались, обсуждали кто сильней. Музыканты ударили по струнам, сыграли торжественный марш. Заколотил барабан, объявляя начало поединков. Первые двое бойцов были Вертуре незнакомы. Какой-то господин в летах и с длинной деревенской бородой встал в позу и выставил перед собой меч. Против него вышел более высокий и молодой рыцарь с регалиями жандармерии с манерным лиловым бантом на груди. Замахнувшись своим оружием, он было нацелился атаковать, но первый качнулся вперед, скользнул по мраморным плитам балкона одной ногой и ловко, рубанул от кисти, ударил на опережение ниже пояса противника, но при этом выше колен.
- Ау… - застонал контуженный. Запоздало взмахнул мечом, согнулся, отошел на полусогнутых ногах и повалился на ближайший стол, позорно хватаясь за ушибленное место.
Все засмеялись. Какая-то женщина бросилась к нему и обеспокоенно уставилась на него, не зная как теперь быть.
- Несите вина! – громогласно, как на войне, приказал граф Прицци. Он сел на стол вполоборота к площадке для боев, водрузил на колено гитару и теперь подыгрывал на ней аккордами в такт оркестру.
- Надо помассировать! – посоветовал, изобразил игривым жестом какой-то шутник.
- Ну кто так бьет, сдурел что ли? – стонал сквозь зубы побежденный. Перевернувшись на спину, с натужным шипением, как будто был ранен всерьез, схватился обеими руками за ушиб.
Его спутница встала рядом с ним, взяла за его локоть, тревожно уставилась ему в лицо.
Сельский рыцарь лихо подкрутил ус, захохотал, сорвал с соседнего стола фужеры с вином, отпил из одного, второй поднес поверженному, и с пафосом, как на тинге, высказался.
- На войне иначе не дерутся, брат мой! Привычка!
- Вот доспехи надену, в следующий раз будет тебе привычка! – выпивая залпом, весело погрозил ему пальцем, бросил в ответ побежденный. Он слез со стола и заковылял в сторонку к скамье. К нему отошла и подсела рядом его подруга. Закинула ноги ему на колено, обняла, страстно привлекла его буйную кучерявую голову к себе, вцепилась губами в его усы.
Следующими были какой-то уже разгоряченный вином, ищущий бессмысленной пьяной драки, лейтенант Оскар Доццо и принц Ральф. Выйдя в круг, фамильярно и нетерпеливо отсалютовав мечами принцессе и графу, они бросились друг на друга с такой лютой ненавистью, что бывалые рыцари неодобрительно нахмурились, и даже майор Тинвег, что наблюдал за происходящим через распахнутые стеклянные двери банкетной аудитории, вальяжно сидя на низкой мягкой скамейке и лаская шею высокой девицы с зелеными губами, отстранился от своей спутницы и бросил выразительный взгляд на графа, не стоит ли пойти и разнять их.
Но ни граф, ни герцогиня не остановили бой. Со звоном гремели мечи. Принц бил с замаха, со всей силы, лейтенант отвечал ему такими же сокрушительными ударами, колол, не отставая от наследника Гирты. Короткое время, может секунд двадцать, они кружили друг против друга с искаженными яростью и напряжением лицами, пока меч юноши с особой силой, не уколол оппонента в край доспеха на груди.
- Ах! – только и выдохнул тот, напрягся и снова ринулся в атаку, ударом наотмашь сбил клинок противника. Следующий удар уже явно предназначался чтобы вонзить его принцу в шею, но тот с ловкостью кошки отскочил от него, а лейтенант, неуклюже подавшись головой, со всего размаху ударил юному герцогу в нагрудник. На что принц со смехом ловко провел затупленным, выщербленным, клинком по лицу противника, оставив на его шее и щеке красный, саднящий след, чем привел его в еще большее бешенство.
Лейтенант Доццо запоздало отпрыгнул, со всей злостью снова бросился вперед и, пропустив скользящий укол принца в бедро, не чувствуя боли от ярости и выпитого, с двух рук ударил принцу Ральфу в плечо так, что тот потерял равновесие, снова едва не попав ему в шею. Юный герцог отшатнулся назад, а лейтенант уже был готов ударить его со всей силы по открытому лбу, проломить наследнику Герцога голову, но резко взвыл свисток: граф Прицци дал сигнал к прекращению поединка.
- Отставить! Смиррна! – браво и громогласно, со сноровкой бывалого сержанта, приказал широкий и веселый усатый кавалер, распорядитель турнира. Лейтенант Доццо, хоть и был рассержен и разгорячен, но ослушаться приказа не посмел. Опустил свой меч и откинув со лба длинную челку взмокших от пота светло-русых волос, чуть отдышавшись, смачно плюнул под ноги. Отвернулся, забегал глазами в поисках фужера с вином чтобы выпить.
- Давай еще! Ну же! Иди ко мне! Куда же ты? – весело позвал его раззадоренный опасностью принц Ральф. Помахивая мечом, свободной рукой показал ему в спину неприличный жест, на что лейтенант резко развернулся, подбежал и со звоном ударил ему в клинок так, что меч наследника вывернул ему кисть и едва не вылетел из руки. Но юный герцог все-таки удержал свое оружие и ловко отскочил назад, разрывая дистанцию для продолжения поединка.
- Еще! Ну же! Давай сюда! Еще покажи! – дразня, выгибая спину, игриво подставляя для удара голову, кричал он, подзадоривал лейтенанта к новой вспышке бешенства.
- Довольно! – грозно приказал ему граф Прицци и объявил – победитель сэр Булле.
- Я тебя убью! – ощерившись как мокрая крыса, зло бросил лейтенант Доццо наследнику Гирты, и от кисти со звоном зашвырнул затупленный меч для потешных поединков далеко в кусты. Забегал дикими глазами по лицам собравшихся вокруг зрителей. Похоже, так и не найдя кого хотел, нервно размахивая руками, растолкав весело обсуждающую представление публику, чуть не подравшись с каким-то намеренно пихнувшим его плечом кавалером, затопал прочь с ринга.
- Сэр Аксель Фарканто! – торжественно и весело объявил распорядитель турнира – и сэр Вертура, наш модный гость из Мильды!
Из толпы вышел тот самый долговязый молодой рыцарь, спутник рыжей подруги принцессы Вероники. Он был выше детектива на полголовы, но сильно сутулился. Примеряясь к клинку, зажато вытягивал необычайно жилистую для своей тощей комплекции руку. Проверяя, удобно ли лежит, выставлял вперед и убирал обратно руку с оружием с такой непринужденной ловкостью и скоростью что одного взгляда на эту разминку Вертуре хватило, чтобы понять, что, как и говорила принцесса Вероника, ничем хорошим для него этот поединок не завершится.
- Вас сильно или больно?! – словно бы по секрету, приложив ладонь к щеке, но достаточно громко, так чтобы слышали все собравшиеся вокруг, весело играя лицом, поинтересовался он у Вертуры.
- Как всех – пожал плечами, ответил детектив, проверя, свободно ли ходят руки в выданной ему непривычно легкой композитной бригандине. Он выпил немного вина, чтобы унять дрожь и мысленно осенил себя крестным знамением. Под стать нагруднику, ему дали такие же несолидно тонкие и невесомые латную перчатку и наруч. С сомнением покачав головой, детектив надел их и тоже, чтобы проверить, удобно ли ему, сделал широкий взмах, чем снова развеселил всех.
Запел свисток. Поединщики отсалютовали друг другу.
Вертура всегда считал, что умеет быстро выхватывать меч и вставать в стойку, но в этот раз не успел. Меч в руке противника резко выстрелил от локтя и, страшно и стремительно блеснув прямо перед его лицом, тяжелым таранным ударом с грохотом вонзился ему в бригандину.
От столов послышалось унизительное хоровое «фу!», но поединок был явно далек от завершения. Стараясь перевести дыхание в ушибленной даже через броню груди, Вертура отошел на пару шагов назад, мысленно представляя себе, как делать упражнения, которые он отрабатывал со своим более коротким мечом на тренировках в Мильде. Так что как только Фарканто, дождавшись, когда он будет готов и поднимет меч, вновь пошел в наступление и попытался повторить свой однажды сработавший фокус, резко сбил его клинок в сторону и, контратаковав возвратным движением, тоже ударил противника по доспеху на груди. От столов снова посыпались едкие насмешки, на этот раз над его случайной удачей, а Фарканто, видимо раздосадованный тем, что пропустил такой глупый удар, легко и стремительно шагнул в сторону и сделал выпад. Вертура даже не успел повернуть клинок, чтобы отразить эту атаку, как его левая рука внезапно вспыхнула нестерпимым огнем и отнялась. Резко отпрыгнув в сторону, едва не упав навзничь, с трудом держась на подкашивающихся от нестерпимой боли ногах, слепо прикрываясь вытянутым перед собой мечом, пошел по кругу, чтобы хоть как-то выиграть время. От боли его шатало, силы покидали его, перед глазами плыли стремительные черные и алые круги, но
его противник не спешил наступать и детектив, пытаясь хоть как-то сохранить лицо, выдохнул.
- Я могу… продолжить…
Фарканто поднял меч и вопросительно посмотрел на графа Прицци, тот чиркнул медиатором по струнам и отрицательно покачал головой.
- Достаточно – только и сказал он и кивнул усатому кавалеру. Тот формально задул в свисток, объявил победителем Акселя Фарканто и позвал готовиться к бою следующих по списку.
- Живой? – подошел к Вертуре, с манерным насмешливым участием поинтересовался Фарканто. Перекинув меч в левую руку, протянул ему правую, чтобы обняться с ним.
- Да…– сдавленно ответил тот и, ткнувшись с ним локтем, попытался обнять его травмированной рукой в ответ. Он едва сдерживался от оправданий и стонов. Ему было очень больно, но еще больнее, горше и обиднее было от того, что все смеются над ним, и рядом нет той, что громко скажет им «он ранен, заткнитесь все!», подойдет, приласкает его и утешит.
- Да не берите в голову – махнул рукой, скривился Фарканто – я этих балбесов тут каждый раз колочу, а все бестолку. Пойдемте пить.
- Я вас подвел… - заметив внимательный взгляд принцессы, склонил перед ней повинную голову детектив, когда они с Фарканто и его рыжей подругой, развеселенной вином и зрелищем столь ловкого боя, вернулись к ней.
- Значит, теперь ваша жизнь, ваш меч и ваша женщина принадлежат мне! – весело и громко ответила принцесса. Фужер в ее руке был уже пуст, на щеках играл румянец, в глазах горели веселые и зловещие одновременно, пьяные огоньки – и умрете вы тоже, только когда я вам прикажу, ясно это?
- А иначе и не выйдет – подтвердил Фарканто совершенно серьезно – леди Вероника тут самая главная, если вы еще не поняли этого.
- Больно? – с интересом спросила у детектива его рыжая спутница, без всякого сочувствия, глядя, как он ощупывает ушибленную выше локтя руку, которая уже потихоньку начала отходить.
- Уже не настолько… – морщась, сдавленно ответил он ей.
- А вы бы предпочли сломанную челюсть? – с хитрым намеком подмигнул, склонился к нему Фарканто - или остаться без глаза? Недавно одному тут мастер Тинвег выбил.
- Раз такие ловкие, что ж войну-то проиграли? – все-таки не удержался и отомстил за все обиды детектив. Поздно спохватившись, что это была одна из тех вещей, на которые ни в коем случае нельзя было даже и намекать, он уже был готов начать оправдываться и извиняться, но его снова спас молодой рыцарь.
- Так меня там, с ними, не было! – заулыбался он, как будто спьяну перебив принцессу Веронику, что уже напрягла губы, хрустнула пальцами, явно намереваясь сказать что-то, то, что окончилось бы для Вертуры очень плохо. Заиграл лицом, пояснил – книжки учил, лекции за партой слушал. В университете ума набирался, чтобы прежде думать, чем язком молоть. Знаете как это?
- Да… – запоздало опустил плечи детектив, но его уже никто не слушал.
- Ага! Мы вместе учились и вместе сюда и приехали! – ласкаясь к Фарканто плечами и головой, явно гордясь своим таким нескладным с виду, но столь сильным, умелым и ловким избранником, густо дымя черно-белой папиросой, со смехом хвасталась, рассказывала рыжая подруга принцессы – это они с Вероникой меня сюда притащили! Тоже поначалу все думала, что за дичь! Как школьники обалдевшие снимают и выкладывают, только по-настоящему, на самом деле. Теперь уже и возвращаться не хочется, сама жить уже не могу без этой Гирты!
Пришел паж, сдержанный и аккуратный паренек лет четырнадцати, принес фужеры с легким, приправленным какой-то ароматной травой спиртным напитком.
- Ну, чтобы скрещивать мечи с головами идиотов! – провозгласил тост Фарканто.
Все утвердительно кивнули, подняли фужеры и только сделали по глотку, как откуда-то из-за дома послышались возбужденные призывы о помощи и опасливые женские крики. Детектив резко обернулся. Насторожились и у столов. Граф Прицци опустил гитару, прислушался что случилось.
- Сэр Барко! – крикнул кто-то – это Оскар! Сэр Прицци!
- Что там еще такое? – неприязненно спросила у Фарканто рыжая подруга герцогини.
- Скандал, как всегда – беззаботно пожал плечами тот – пойдемте глянем.
Все кто был на террасе и у столов, поспешили через зал на первом этаже, но рыжая девица раздавила бычок о парапет и указала куда-то в сторону, призывая идти за ней. Как будто была хозяйкой в этом доме, повела принцессу и ее спутников к одной из дальних дверей. Как будто это она была хозяйкой в этом доме, пройдя открывшуюся за ней залу с большими удобными креслами и столом с кальяном и сложенными друг на друга толстыми, украшенными замысловатыми гравюрами, книгами, раздвинула плотные закатно-алые занавески и, распахнув похоже незапертую, высокую, от пола до потолка, прозрачную арочную дверь, вывела всех на другую сторону дома, туда, где были посыпанные белым песком дорожки и беседка в кустах, мимо которой не так давно проходил детектив. Ее ловкий расчет не подвел: пока все мешали друг другу, проходили через двери и между украшенных вьюном решеток и столов, детектив, принцесса и ее спутники, сделав быстрым шагом небольшой крюк, оказались на месте почти первыми. Здесь на небольшой площадке с фонариками и клумбами, под синими декоративными пихтами стояли стоны и плач: уже знакомый Вертуре по второму поединку лейтенант Оскар Доццо избивал какую-то растрепанную упавшую перед ним на колени женщину. Мотая ее из стороны в сторону, со всей злостью рвал ее одежду, без всякой жалости молотил кулаком по лицу сверху вниз.
- Дрянь! Гадина! Подстилка! – брызжа кровавой слюной, сквозь зубы, свирепо и громко кричал он. А рядом, оставляя за собой на белом песке аккуратной парковой дорожки пыльные мокрые следы, бессмысленно прижимая ладонью развороченный ударами меча, хлещущий кровью живот, из последних сил отталкиваясь ногами, отползал спиной, незнакомый детективу усатый, с бакенбардами, незнакомый кавалер.
Граф Прицци подскочил к бьющему женщину и, схватив его за плечо, закричал ему в ухо страшным командирским голосом.
- Отставить! Оскар! – рванул лейтенанта одной рукой так, что тот сразу же выпустил свою обливающуюся слезами и кровью жертву, отшатнулся на несколько шагов, зашаркал по песку, оступился и едва не упал на клумбу в цветы. Замерев, встал, вращая безумными, ничего не понимающими, полными слез, глазами, сжимая и разжимая кулаки, дико смотрел на графа, побитую им женщину и входящих на площадку людей.
- Поймал их Оскар. Допрыгался Тео – покачал головой кто-то, кивнул, разъяснил подошедшему как на прогулке, за руку со своей лукаво улыбающейся женой, майору Тинвегу.
Все собрались вокруг раненого и упавшей на скамейку-качалку побитой, с растрепанными волосами и измазанным кровью и потекшей тушью лицом, женщины. Граф Прицци присел на корточки перед раненым, повел головой, приказал доставить носилки. Обратился вначале к пострадавшей, потом к лейтенанту, что не стал никуда бежать, остался рядом, с обессиленным, подавленным видом подсел к сколоченному из толстых досок садовому столу на ближайшую скамейку.
- Зайдете ко мне как вызову – коротко сказал ему граф уходя, на что рыцарь молча кивнул в ответ.
- Он их увидел и сразу напал! – быстро и взволнованно объясняла всем какая-то совсем юная девица – ничего не спросил... А сэр Барко даже меч не успел выхватить…
- Браво Оскар! Наконец-то! – рассудительно похвалили из толпы. Послышались одобрительные голоса. Мужчины улыбались, переглядывались, кивали друг другу и своим спутницам, что согласны с его действиями.
Пришли двое оруженосцев с носилками, подняли раненого, понесли в дом. Побитую женщину окружили девицы, тревожно и осудительно переговариваясь, тоже повлекли в помещение.
- Свинья! – со всей ненавистью закричала она напоследок своему обидчику уже из дверей – как драка, так всегда с разбитой башкой! Хоть раз бы кого победил! Только из-за угла и можешь! Тео выздоровеет, спину тебе переломает, руки и ноги отрежет!
- Скажите, чтобы принесли вина – властно бросила Вертуре принцесса Вероника, подошла к столу и строго спросила – Оскар, что вы тут устроили?
- Ничего… - было огрызнулся он, но тут же испугался, вздрогнул, смахнул со лба мокрые волосы, облокотился о стол и прикрыл руками лицо – простите за этот моветон, моя леди…
- По существу – спокойно и сурово перебила его герцогиня. Ловко подобрав длинные полы своих одежд, села напротив него за стол на скамейку.
- Все знали! Смеялись надо мной… - сквозь слезы начал бестолково объяснятся рыцарь – я пытался говорить, решить это дело… Пошел искать ее, хотел выпить с ней, а они здесь…
- Вы были огорчены поединком, поведением сэра Булле и решением сэра Августа присудить ему победу – назвал все своими именами вернувшийся с пажом и напитками детектив. Собственноручно поставил перед каждым по фужеру. Первой принцессе Веронике, потом Фарканто и его рыжей подруге, один оставил себе и еще один лейтенанту. Отдав пажу пустой поднос, сделал ему жест отойти. Лейтенант с изумлением уставился на Вертуру, быстро заморгал, чтобы не мешали слезы и только и спросил.
- А вы кто еще такой, черт вас возьми?
- Марк Вертура – пренебрежительно и мрачно поморщившись, уже без всякого достоинства и рисования, как будто уже само его имя вызывало у него отвращение, представился он, приложил руку к груди и чуть поклонился – шпион из Мильды.
От этого представления чуть улыбнулась даже принцесса Вероника, что все это время задумчиво и безразлично молчала, сидела боком за столом, положив ногу на ногу и не выказывая больше никакого участия к инциденту.
- А вы чертовски правы, милорд! – внезапно просиял лейтенант, словно это глупое представление махом перечеркнуло все сегодняшние обиды, выпил залпом вина, сверкнул зубами и с силой ударил по столу кулаком – эсквайр Оскар Хуго Доццо! Лейтенант второго штурмового пехотного орднансного Гирты! К вашим услугам, сэр! Ну как знал же, не надо было сегодня ехать! И к пасьянсу утром карта не шла…
- Да правильно вы все сделали! Я бы точно также поступил! Зарубил бы его к черту! Головы таким с плеч! – заиграл лицом, с хрустом заломил пальцы своей подруге, сообщил Фарканто – вот ей Богу, честно!
- Отлуплю Иду, живого места не оставлю! Только домой доедем! Сама-то хороша! А меня еще обзывает скотиной! Пойду за ней…
- Не сейчас. Позже – перебила его, приказала принцесса Вероника. Даже не глядя в его сторону, поставила перед ним свой нетронутый, наполненный до краев сладким игристым вином, фужер.
- Нет я пойду! – выпив еще, было попытался вскочить из-за стола лейтенант, но Вертура и Фарканто, не сговариваясь, вскочили со своих мест и усадили его обратно на скамейку.
- Оскар, ну ей Богу! – крепко схватил его за затылок своей костлявой рукой молодой рыцарь – будете опять дебоширить, разобью вам физиономию об стол!
Почувствовав, что ему не вырваться, лейтенант притих.
Так, некоторое время, они сидели молча, смотрели в полупустые кубки. В окне второго этажа дома кто-то подошел к стеклу, коснулся рукой штор. Аккуратно выглянул на улицу посмотреть так, чтобы самому остаться в тени. Все посторонние давно разошлись, только в стороне, на цепях, чуть покачивалась еще недавно занятая тешащимися друг другом влюбленными скамеечка. Мягким, желто-белым, под калильный, газовый, светом, горели фонарики на черных кованых кронштейнах. На посыпанных мелким белым песком, переливающимся крошечными многоцветными искрами толченого стекла, дорожках, между высоких деревьев и кустов было безлюдно и тихо. Только сейчас, чуть успокоившись, переведя дух, Вертура внезапно осознал, насколько он морально истощен и разбит.
Пришел предусмотрительный, совсем юный, паж, принес принцессе и ее маленькой свите еще вина и корзинку со свежим мятным печеньем. Сказал, что это от хозяйки дома. Вернулся с ведром песка, быстро и аккуратно присыпал кровавые следы, обмахнул веником камни у клумб и качели, и также молча и тихо удалился: как будто бы и не было здесь ни кровавой расправы над любовником, ни стонов смертельно раненого, ни избиения неверной жены.
Из дома вышел тот самый усатый феодал с длинной бородой, что одним ударом сразил противника ниже пояса, подошел, сдержанно и торжественно поклонился принцессе и коротко сообщил.
- Тео умер.
- Прости меня брат – встал, воздел глаза к небу, широко перекрестился, лейтенант Доццо, уткнулся лбом ему в лоб, обхватил его за шею. Глухо стукнулись друг о друга так и не снятые в суматохе после потешных поединков, защитные жилеты. Рыцарь по-солдатски обнял его одной рукой, похлопал по спине.
- У меня-то чего просить – ворчливо и глухо ответил он – каждый бы поступил также. Сэр Август велел передать: забирай свою Иду, езжайте домой.
- Оскар, идите за ней – велела принцесса Вероника.
- Аксель… - заморгал, обратился к Фарканто, попросил лейтенант. Тот кивнул, с готовностью поднялся со скамейки в готовности пойти с ним.
- Мы сходим с вами! – энергично ответила его рыжая подруга, и они все четверо вошли в дом. Секунду Вертура и герцогиня сидели в тишине. Он смотрел в недопитый кубок, она как будто снова ждала, чтобы он снова начал разговор первым.
- Вы были очень великодушны ко всем нам – опустил взгляд, тихо произнес слова благодарности детектив – спасибо вам, моя леди.
Принцесса Вероника промолчала, только чуть кивнула, что услышала его. Ее взгляд снова стал внимательным, беспощадным и пронзительным. Глаза потемнели и стали почти совсем черными. Вертура вздрогнул, ему стало холодно и жутко, он буквально физически ощущал как этот непреклонный взгляд пронизал насквозь его разум, не оставил ничего тайного и сокровенного в его душе. Романтичная и непонятная мечтательница-девица, вновь обратилась обжигающе-ледяной и грозной владычицей Гирты, и ему снова стало страшно от того, каким наивным, несдержанным на язык, опрометчивым глупцом он был, что вообще посмел поднять на нее глаза и заговорить с ней.
Он потянулся к ленте, которая все еще была на его запястье, но принцесса остановила его предупредительным жестом.
- Оставьте себе – приказала она, прищурилась и попыталась улыбнуться, но на этот раз вышло совсем устало и наигранно – в знак нашего знакомства. Марк Вертура, шпион из Мильды.
***
Вернулись Фарканто и Оскар Доццо с женщинами в сопровождении графа Прицци. Вместе со всеми, в ожидании повозки и лошадей, военный комендант вышел за ворота на ночной проспект.
Лейтенант Доццо гордо курил трубку. Стоял с молчаливым и грозным достоинством победителя. Рыжая подруга принцессы Вероники вела под локоть его побитую, с надвинутым низко на лицо капюшоном, жену Иду, что уже не плакала, хотя и пошатывалась на ходу и, похоже, не возражала, что ее везут домой, обратно к мужу и детям.
Вертура достал трубку. От усталости неосознанно, по привычке, протянул кисет Фарканто и графу. Те, как само собой, взяли по щепоти табаку и тоже закурили. Подъехала повозка, а почти сразу за ней следом бесшумный и темный, сопровождаемый несколькими вооруженными всадниками, ипсомобиль.
- Едем на Центральную – сухим служебным голосом сказал кому-то один из конных.
- Я пешком, мне рядом – объяснил, когда его спросили, детектив. Низко поклонился принцессе Веронике, аккуратно, с почтением, поцеловал ей руку. Обнялся локоть к локтю с рыцарями, отсалютовал отъезжающим и, развернувшись, пошел вниз по проспекту, чтобы прогуляться и хоть как-то осмыслить все, что сегодня случилось. В его голове стоял шум: только сейчас, в одиночестве, на темной, безлюдной улице, под отвесной гранитной скалой, на гребне которой, высоко вверху, остались огни террасы, откуда его обещали скинуть, посмей он отказаться от заранее проигрышного сражения, ему стало по-настоящему страшно и волнительно.
Перекрестившись, он сокрушенно покачал головой. Только сейчас, вырвавшись из этого опасного и страшного дома на свободу живым, только с метко и несильно ушибленной точно в локоть рукой, он по-настоящему осознал смысл слов сказанных ему с какой-то особой горечью и тоской принцессой Вероникой: «Вы что, еще ничего не поняли? Это Гирта».
- А еще они рисовали карикатуры на них… - вспоминая «Курьера» и «Южный Вестник», популярные газеты, что издавались в Мильде, печально подумал он, растирая замерзшие руки – сочиняли анекдоты и памфлеты…
***
Он вернулся когда на часах было уже половина четверного ночи.
Еще с перекрестка приметив, что в окнах его комнаты горит свет, поднявшись на второй этаж, обнаружил, что входная дверь не заперта, а на столе горит керосиновая лампа, и Мариса сидит перед ней с пером в руке.
- Где ты был? – спросила она с угрюмой обидой, как только он переступил порог, и подозрительно принюхалась, приготовившись начать ругать его за пьянство. Но пока он шел по ночному городу запах того немногого, что он выпил сегодня уже почти выветрился, а все остальное заглушил едкий, стоящий в комнате табачный дым.
- Я не пьян – с усталой злой досадой огрызнулся Вертура, вспоминая барона Тинвега с его молодой женой, графа, Фарканто и других кавалеров со своими преданными и нарядными девицами. Снял плащ, бросил его на кресло, сел на кровать и принялся расшнуровывать башмаки: массивные, на толстой подошве и с высокими голенищами, уже давно истоптанные, обшарпанные и старые, черпающие воду, что уже давно пора было отдать их какому-нибудь малоимущему или в церковь и купить новые взамен. Эти башмаки очень давно купила в подвальчике за углом у фактории Трамонты и подарила ему женщина с которой они расстались много лет назад и которую он все это время ждал. без всякого основания надеясь, что она вернется к нему и никак не мог ее забыть. С сожалением и разрывающей сердце тоской часто думал о ней, о том, что такой как она он больше никогда не будет, все никак не мог и не желал смириться с этим фактом и купить себе новые башмаки.
А сегодня похожие на его собственные, только новые и блестящие, почти такие же ботинки были на принцессе Веронике. Ошеломляющей, потусторонней, непреклонной и одновременно ранимой, сострадательной и искренней женщине, герцогине Гирты.
Вертура тяжело вздохнул, отставил обувь в сторону, вложил портянки в голенища, и уставил раздраженный взгляд на Марису, что сделав презрительно-брезгливое лицо, изредка выразительно моргая, как будто ждала, что он начнет оправдываться и извиняться, смотрела на него в ответ. От этого ее поведения ему стало как-то по-особенному досадно и обидно: видя его усталость и тоску, она могла бы подойти, присесть рядом, заботливо взять его за руку, заглянуть в лицо, утешить, спросить, что случилось. Но, хотя она и могла и даже была обязана поступить именно так, она не сделала ничего из этого, и это было просто отвратительно.
- Ну? – требовательно и грубо спросила она, так и не дождавшись никаких внятных слов. От такого ее поведения, а главное, от того, что она совсем не принцесса Вероника, но при этом набралась наглости так разговаривать с ним, его обуяли жгучая досада и злость. Нестерпимо захотелось крикнуть ей, что она оборванка, мразь и тварь, вскочить, со всей силы врезать по ее нахальному лицу, отомстить за все сегодняшние унижения. Но, все-таки понимая, что ее вины в этом нет, он сдержался, тяжело вздохнул и отвернулся к иконам, уставился на них, только чтобы не смотреть на нее, и глухим усталым голосом ответил.
- Гулял по городу.
- Где ты это взял? – кивая на ленту на его запястье, о которой он уже успел позабыть, видимо посчитав, что он уже прогнулся и дал слабину, с еще более угрожающим напором потребовала она.
- Подарила леди Вероника.
- Какая еще Вероника?
- Та самая – последними усилиями уняв злость, устало, коротко и неохотно ответил он ей. Встал, снял мантию и перевязь с мечом, перекрестился, лег обратно на кровать, перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. Ему хотелось плакать от досады и горечи, его трясло, но он сжал зубы, сказал про себя «Христу было хуже. Его вообще распяли и все предали». От этих слов стало спокойнее, захотелось помириться, сказать «она сказала, ты меня терпишь. Прости, что я тебя обидел», но пересилить себя, произнести даже эти простые слова от усталости и пережитого сегодня волнения и страха у него просто не осталось никаких душевных сил.
Мариса же приняла еще более презрительную и надменную позу, как будто его вид и слова нисколько не ранили ее сердца, снова обратилась к столу и мрачно уставилась в исписанные неаккуратными, корявыми от злости, с которой она их рисовала, буквами, листы.
***
https://vk.com/id686957
Доткор Эф.
Гирта. бывш. путешествие на север. Глава 8
© Copyright: Михаил Фиреон, 2018
Свидетельство о публикации №218060200043
Свидетельство о публикации №218060200043
Рецензии