Эта долгая, короткая жизнь. 21 глава

     Наима и Сардор вернулись через полтора месяца, пришлось им в госпитале задержаться, военный врач не давал разрешения на выезд.
     - Дорога долгая, неизвестно, что может в пути произойти. Раны слишком свежие, заживление идёт медленно, - сказал он.
     И перечить ему не стали. Городок небольшой, но немцы и здесь оставили глубокий след, разрушив всё вокруг. Только и сохранились дома на окраине, но люди отстраивались, чистили свой город с песнями и лозунгами: "Наш город и мы будем в нём жить!" Сардор договорился на вокзале, что ночевать будет там, а узнав, что Сардор до войны работал машинистом, ему отвели сторожку. А Наима оставалась в госпитале, она решительно заявила, что не оставит мужа ни на минуту.
     - Доктор, прошу Вас, я ведь и сама в больнице работаю. Могу пол вымыть и судно подать, и накормить раненого, - просила женщина.
     - Что ж, рабочих рук не хватает, Вам придётся задержаться здесь почти на месяц, значит назначим Вам паёк и выдадим карточку на хлеб, - ответил военный врач.
     И Наима осталась, она почти не отдыхала, ухаживала за всеми больными и в палате, где лежал Гулом, и в соседних палатах. Сам Гулом болезненно переносил то, что остался без ног, ему казалось, что жизнь потеряла всякий смысл. Но Наима обращалась с мужем так, будто он был таким, как прежде. Старалась не сюсюкать с ним и не жалеть, понимая, что для мужчины, а тем более для него, это будет невыносимо, если не унизительно. Просила мужа подать ей то одно, то другое, сделать что-нибудь, может совсем незначительное для неё, но для мужчины без ног до колена, это дело было важным и нужным. И он ей был за это благодарен. Сардор приходил каждый день, долго говорил с братом о войне, как воевали, как награды получали, как теперь жить будут.
     - Я многое осмыслил и обдумал, брат. Теперь я, вроде как и не мужчина, - с грустью улыбаясь, говорил Гулом.
     - Зря Вы так, Гулом акя. Не ноги важны для мужчины, поверьте, Вы больше мужчина, чем кто-либо, - отвечал Сардор.
     - Так ведь теперь я обуза для всех. Кетмень в руке держать смогу, но работать им не сумею, - так же ухмыляясь, вроде шутя, говорил Гулом.
     - Я думаю, кетмень брать не обязательно. С нами останетесь жить, а в городе завсегда работа найдётся, - ответил Сардор.
     Через три с половиной недели, Гулому сделали последнюю перевязку и наконец выписали из госпиталя. Радости Наимы не было предела, из старых саней, приделав к ним колёсики от тележки, местный сторож соорудил для Гулома типа коляски со спинкой, которую расширил и на сиденье прибил лишнюю доску. В неё Гулома и усадили, и помогли сесть в вагон. Но чтобы доехать до Ташкента, а война только кончилась, пришлось пересаживаться из одного поезда в другой и даже ехать в грузовике. Просить о помощи, было не нужно, люди сами подходили и предлагали помочь перенести Гулома. А он чувствовал себя неловко, вроде как здоровый мужик, вот войну прошёл, а тут, как дитя малое, беспомощный и жалкий в своих глазах. Только грудь его была в орденах и медалях. По случаю победы, ему выдали новую гимнастёрку и новую фуражку. Так, в звании старшего сержанта, Гулом возвращался домой.
     А дома их каждый день ждали, Оля сидела с Бакиром и постоянно выглядывала в окно, в надежде увидеть родные лица.
     - Полтора месяца прошло, а их всё нет, - почти каждый день говорила Оля Сабире.
     - Наверное, скоро уже приедут, - неизменно отвечала Сабира.
     Девушка поступила в педагогический и через неделю должна была приступить к учёбе. Семён тоже поступил, во-первых, у него был с диплом танкового училища, во-вторых, он прошёл войну.
     Наконец, Оля увидела в окно знакомые лица. Наима, взяв за руку мужа, везла низкую коляску и шла она с таким гордым видом, будто рядом с ней шёл сам генерал. Сардор, взвалив Гулома на плечи, помог брату добраться до своей квартиры. Самодельную коляску, Наима занесла в подъезд, чтобы ребятня не трогала. Как обычно, собрались соседи, пришли Данилыч и Закир со своим самогоном, пришли Софья Борисовна и Вера Николаевна, с дочерьми Галиной и Зинаидой. Пришёл и Семён. Опять вспоминали тех, кто не вернулся с фронта, как гибли товарищи, чтобы приблизить День Победы... И у Гулома, и у Сардора, и у Семёна вся грудь была в орденах. До войны, ни Гулом, ни Сардор спиртного не пили, но по случаю возвращения домой, из-за тяжёлых воспоминаний, братья немного выпили.
     Шли дни, Сардор устроился работать на завод, Гулом тоже не мог сидеть без дела, поэтому Сардор договорился, чтобы на остановке, перед домом, поставили киоск, где Гулом стал продавать газеты и журналы, школьные тетрадки и ручки с карандашами.
     Жили Гулом с Наимой у Сардора, но Сардор оббивал пороги парткома, исполкома и других организаций, собрав все документы брата о боевых наградах, об инвалидности... и наконец, Гулому выдали квартиру из старого фонда, новые дома только начинали строить. Старый, но крепкий дом, с большими комнатами, первый этаж, чтобы Гулом мог самостоятельно заходить в свою квартиру. Наима была счастлива, ведь о возвращении домой, в село, не было и речи. Что они там будут делать? Сама она на поле с мужчинами не выйдет, другой работы в селе не было, а Гулом теперь и вовсе не работник. А тут, в Ташкенте, у них с Гуломом, наконец, появилась своя квартира.
     Ребята, что работали до войны с Сардором, принесли ему широкую никелированную кровать, с высокими спинками и упругой пружиной, круглый стол и четыре стула. Сардор на барахолке купил циновки и кухонную утварь. Скатерть и постельное бельё с матрасом, подушками и одеялом принесла Оля. Сабира лишь перенесла свои вещи, курпачи, на которых спала, свою подушку и одеяло. Потихоньку, квартиру обустраивали, придавая ей уют.
     - Теперь к нам в гости сможет приехать Нигора с нашим внуком. Как же я по ним соскучилась. Съездила бы сама, да Гулом акя одного оставить не могу. Сама понимаешь, то, что делаю я, как жена, Сабира делать не сможет. Хотя Гулом акя и сам неплохо справляется, а я могу спокойно работать. Жить-то надо, - говорила Наима Оле.
     - Ты могла бы съездить, Наима, уж сколько времени дочь и внука не видела. Когда в последний раз ездила? В сорок третьем? За два дня управишься, а за Гуломом мы присмотрим, что надо и Сардор сделает, - ответила Оля, очень обрадовав этим Наиму.
     Гулом, конечно же, разрешил жене поехать к дочери, да он и сам по ней соскучился.
     - Зятя спроси, может он разрешит нашей дочери приехать к нам, погостить, хоть на недельку. Теперь это можно сделать, как-никак, своя квартира, - сказал Гулом.
     И Наима уехала к дочери в Маргилан. Женщина волновалась, последнее письмо от дочери пришло полгода назад. Правда, она писала, что у них всё хорошо, но мать есть мать, она всё равно волновалась.
     У Сабиры и Семёна началась учёба, они рано утром выходили вместе, чтобы успеть на занятия. Лишь на остановке, ребята разъезжались в разные стороны, Сабира ехала в свой институт, Семён ехал в свой, а после занятий, они встречались и ехали на сквер, сидели на скамейке и подолгу разговаривали, читали стихи, спорили, смеялись... Потом, взявшись за руки, шли пешком домой, до вокзала, через Дизельную.
     Семёну всё больше нравилась эта чернобровая красавица, с длинными косами чёрных волос, с красивой и стройной фигуркой, с миндалевидными глазами. И однажды, он решил сделать ей предложение, окончательно поняв, что любит её. Софья Борисовна, которой Семён рассказал о своих намерениях, сначала опешила, не сразу и поняв, о чём говорит её внук.
     - Как жениться? Семён, ты же знаешь её всего несколько месяцев. Я, конечно, ничего против Сабиры не имею... она умная, красивая и скромная девушка... Но ты по национальности еврей, у нас ведь свои устои, а Сабира мусульманка, у них совсем другие обычаи, - сказала Софья Борисовна.
     - Ба, ну причём тут национальность? Мы любим... я люблю Сабиру, очень. Она необыкновенная девушка, - воодушевлённо ответил Семён.
     - Сёмушка, ты очень любишь, это понятно, но любит ли Сабира тебя? - спросила Софья Борисовна.
     Об этом Семён не думал, они встречались уже четыре месяца, не любила бы, не ходила бы с ним ни в кино, ни гулять. Он был уверен, что и Сабира любит его.
     - Ну да, любит, наверное. Мы же каждый день вместе, - ответил Семён.
     - Маму подождём, поговорим с ней. Это серьёзный шаг в новую, взрослую жизнь, Сёмушка, большая ответственность, не надо спешить. Никуда твоя Сабира не денется. Да и с её братьями нужно поговорить и с Наимой, и с Олей, - ответила Софья Борисовна.
     Наима вернулась из Маргилана с Нигорой и с внуком. Радость наполнила дом Гулома и Наимы. Нигоре очень понравилось в Ташкенте, но о том, чтобы переехать ближе к родителям, речи не было. Когда Наима однажды предложила это дочери, та сразу ответила, что её муж никогда не согласится.
     - Спасибо, что отпустил к вам на целую неделю, о большем я и не мечтаю, мамочка, - ответила Нигора.
     Через неделю, из Маргилана приехал муж Нигоры и забрал жену и сына домой. Сардор сам проводил их вечером на вокзал и посадил в поезд.
     - Приезжайте ещё, Гулом акя и кеное скучают по вам, - сказал на прощанье Сардор.
     А вечером, к Сардору и Оле зашли Софья Борисовна и Галина. Оля сразу поняла, о чём пойдёт речь и улыбнувшись, пригласила женщин в комнату и усадила за стол. Сардор выслушал Галину и был удивлён, что его сестра давно встречается с её сыном.
     - Как же я этого не заметил? Но Сабира живёт у Гулом акя, поэтому, я думаю, правильнее будет поговорить с ним и его женой, - ответил Сардор.
     Что ж, сказано - сделано. Все вышли из дома и пошли к дому Гулома. Они как раз собирались ужинать. А Сабира, кажется, догадалась, зачем пришли мама и бабушка Семёна и ушла в другую комнату, ну... так у них полагалось.
     - Как хорошо, что вы все пришли. Заходите, мои дорогие, ужинать будем. Я мошкичири сварила, правда без мяса, но так это блюдо, заправленное маслом с прожаренным луком, ещё вкуснее,  - улыбаясь и радуясь гостям, сказала Наима.
     Разговор начали после ужина.
     - Как же вкусно ты готовишь, Наима, - вытирая руки и рот чистой льняной салфеткой, сказала Софья Борисовна.
     - Тут такое дело, Гулом акя... кажется, Софья Борисовна и Галина пришли просить руки нашей Сабиры, - начал разговор Сардор.
     Наима испуганно посмотрела на Гулома, который опустив голову, долго молчал. Ему не мешали, понимая, насколько серьёзное решение он должен принять. Хотя ни Софья Борисовна, ни Галина не сомневались, что такому парню, как их внук и сын, отказать невозможно.
     - Сабира, выйди к нам, - вдруг громко позвал Гулом.
     Из комнаты появилась Сабира и молча встала у двери, не смея войти.
     - Тут Софья Борисовна и Галина пришли просить твоей руки для Семёна. Что скажешь, сестра? - спросил Гулом, взглянув на Сабиру.
     Оля и Наима, улыбнувшись, переглянулись.
     Сабира залилась румянцем и стыдливо опустила голову.
     - Ладно, иди. Я сам решу, что делать, - сказал Гулом и Сабира тут же ушла.
     - Что я могу сказать вам, уважаемые Софья Борисовна и Галина... Семён - прекрасный парень, давайте я завтра ещё раз поговорю с сестрой, она воспитанная и скромная девушка, при вас она ответ всё равно не даст. Через пару дней, приходите опять, так у нас полагается, - сказал Гулом.
     Утром, как обычно, Семён встретил Сабиру на остановке и конечно же спросил, что она решила и какой ответ даст на его предложение.
     - Вчера твой дядя так и не дал ответа, может сама скажешь? Ты выйдешь за меня замуж, Сабира? - спросил Семён.
     Парень был нетерпелив, он хотел скорее услышать положительный ответ.
Только Сабира эту ночь не спала, она думала о нём. Сама не понимала, любит ли его так, чтобы связать свою жизнь с Семёном. Она не могла ответить на этот вопрос, но посмотрев на Семёна, она пожала плечами.
     - Не знаю, Семён. Как братья решат, так и будет. Я привыкла их слушаться и полагаться на их мудрость, - ответила Сабира, делая акцент на слове "их".
     Семён был обескуражен, не понимая, как можно решение такого вопроса возлагать на братьев.
     - Но это касается нас с тобой. Ты ведь не против? Верно? - начиная волноваться, спросил Семён.
     - Я ничего не знаю, Семён, как братья решат, так и будет, - опять ответила Сабира.
     А на следующее утро случилось то, что перевернуло всё с ног на голову, вколыхнув всё. Эти события и вопросы стали ничего не значащими.