Сказки фея Ерофея 56

56. Пена дней

Как это произошло, Антон так и не понял. Какие-то экзотические лианы свились в единый необхватный ствол, ставший стержнем отношений между Антоном и Мариной. Вроде, все точки были расставлены еще в тот день, когда Шило утащил нетрезвую Марину в гостиничный номер. Антон не возражал – не имел права, не имел желания, не имел какого-либо серьезного мотива. Он не любил Марину.
Миниатюрная смешливая горничная не тронула его сердца, не стала причиной бессонных ночей и необдуманных поступков. Вот она была, а вот ее больше нет. Нет в досуге, а есть только в работе. Не друг, не любовница, не жена. Не друг, потому как Антон не верил в дружбу между мужчиной и женщиной. Не любовница, потому что нет смысла называть любовницей одну из многих. И не жена, потому что есть Маша.
Переход Марины из-под Антонова покровительства в сферу безусловного влияния Льва Моисеевича оборвал интимные связующие нити, оставив лишь связи производственные. Марина оказалась замечательной коллегой, трудолюбивой, готовой помочь и при необходимости прикрыть от напастей. Кроме того, кто ж будет посягать на боевую подругу самого шефа, тем более когда рядом так много других объектов? Антон легко уступил Марину, как батальоны сдают противнику стратегически не значимую высоту. Да и не был Лев Моисеевич противником, а был благодетелем. Так что подобную переуступку вполне можно было расценивать как подарок.
Больше полумесяца Марина и Антон сражались бок о бок, вдвоем сдерживая натиск требовательных клиентов, разъяренных сотрудниц, новичков-соискателей. Текущие вопросы не давали отдыха, не пускали в головы сторонние мысли. Наверное, сказалось колоссальное напряжение этих дней.
Да и в семье у Антона не все было гладко. Все меньше – по понятным причинам - уделял он времени Маше и Майе, все больше зрело негодование жены. Антон понимал, что не только нужен – как отец, как кормилец, - но и должен. Нет ничего плохого в мужском долге по отношению к семье, к любимой женщине, но когда такой долг декларируется постоянно, при любом разговоре, в каждом взгляде, наступает некое «замыливание» этого гордого порыва.
И вдруг в сгущающуюся темень безнадежных выяснений врывается светлый луч девичьего смеха. Ты никому не должен, но при этом кому-то нужен. И смех этот принадлежал Марине, потому что она и только она была рядом в том момент – момент накопившегося напряжения на работе и отчаянья в семье. Именно ее руки массировали усталые мужские плечи, хотя и сами были усталы от ежедневных забот. Бренной тяжести на смену пришла вдохновенная легкость.
Марина не ходила хозяйкой по чужой квартире, не варила компоты, не лезла в душу. Она просто была, и бытие это делало Антона счастливым. Вернее, чуточку, всего на одну радость, счастливее, но за эту чуточку Антон готов был идти на риск и вступать в конкуренцию с шефом.
Хотя, о какой конкуренции может идти речь? Лев Моисеевич и Антон в жизни Марины занимали две разные ниши:  Шило был надежной стеной, началом порядка и уверенности в завтрашнем дне; Антон был порывом свежего ветра, началом хаоса, но не разрушения, а, скорее, непредсказуемости.
В общем, Марина и Антон не принимали никаких специальных решений и для самих себя неожиданно оказались в одном гостиничном номере, в одной сауне, в одной парадной, на одном заднем сидении ночного такси… Все для них было, как в первый раз.
Эта привязанность не была похожа на прочие многочисленные привязанности, что с некоторыми интервалами «обновлялись» в судьбе Антона. А не похожа была тем, что ее не хотелось терять, что имела она цену не только прикладную, но и «метафизическую». С одной стороны, Антон был рад новым переживаниям, с другой,  относился к своему непривычному состоянию с некоторой осторожностью.
Он привык разграничивать четко, безапелляционно: все, что за порогом дома происходит, остается за порогом дома. Антон никогда не притаскивал под альков семейной обители сторонние переживания. Да и были ли переживания? Как только грань удалого ухарства размывалась и отношения грозили перерасти в… отношения, Антон попросту менял предмет увлечения. И – вполне себе по Гераклиту - никогда не входил дважды в одну и ту же реку. Все было просто.
С Мариной все как-то усложнилось. Вначале это даже радовало Антона: истосковалось сердце по любви, по тонкостям душевных отношений. Но прошел месяц, прошел другой, и стало тревожно – и на душе, и на сердце. Марина вдруг приобрела непозволительную важность в жизни Антона, словно какая-то неизвестная Настенька Лисовская из простой наложницы превратилась в Роксолану-хасеки Великолепного Сулеймана.
Тревожило то, что на фоне свежих, а потому ярких отношений блек до прозрачности семейный интим. За годы супружеские связи и так утратили вангоговскую броскость и покрылись благородной патиной, потрескавшейся от бытовых мелочей. Но Марина, повторно объявившись в жизни Антона, создала некую взаимосопричастную модальность (лучшего определения Антон найти не сумел). И вот через эту призму, через этот оптический фокус благородная патина превратилась в кислый налет, лаковые трещины стали пыльными бороздами, а матовая согласованность выцветших красок трансформировалась в хмурый беспросвет.
Антон заскучал дома. Заскучал с новой силой.
При том что жену свою Антон любил. Маша как бы занимала трон императрицы или балкон Прекрасной Дамы. Все остальное – в том числе и прочие женщины – были лишь инструментами служения трону и балкону.
С Мариной же не было никакой любви, но девушка из глубинки стала неожиданно дорога и нужна Антону. Что было странным, непонятным и неправильным. Опять-таки, учитывая, что эту девушку «кормил, танцевал и пользовал» Лев Моисеевич Шило. Просто необходим был взгляд со стороны, мнение «вне ситуации», и Антон обнаружил в телефоне номер Юрки.
- Мне нужен твой совет, - обозначил Антон и тут же вспомнил жуткое «Мне нужен твой софт!» из многих пастей Крыслой Дохлы.
- Вот прямо сейчас и еду, - мгновенно согласился Юрка, как будто и не минуло столько зеркал, троп, пещер, будто бы и не утекло целых шесть лет с их последней встречи.
Уже через час друзья сидели за пивным столом и не на какой-нибудь травяной поляне в окруженье бурных вод, а в самом что ни на есть настоящем пивном заведении. Юрка был свидетелем пришествия Маши в Антонову жизнь, так что мог судить о проблеме просто-таки с академическим профессионализмом, здраво и по существу. Все эти годы Юрка занимался все тем же делом – двигал бесполезный софт под видом архинужных программ. В его жизни появилась жена («Катька?» - «Не Катька!») и двое детей («Мальчики? Девочки?» - «Наоборот!»). В общем, Юрка мог считать (и считал!) себя экспертом в области стабильности семейных (и прочих жизненных) отношений.
- Мужчина, - вещал Юрка, - пройдет через многих женщин. Но оценит только ту, что будет держать его за руку в последний миг. – И тут оратор скрестил взоры с внемлющим учеником – с должной грустью и глубоким проникновением.
- Все понимаю: Маша – и только Маша, - заверил Антон. – Мне бы серость изгнать из будней и наполнить дни светом и радостью. Моя жена уже прошла порог усталости, того и гляди пошлет в Тмутаракань. И будет права.
- Будет права, - согласился Юрка. – Но не забывай: женщина до тридцати думает, что мужчина ей должен; женщина после тридцати понимает, что мужчина ей нужен. Не уйдет, но вытреплет все нервы, дабы сущностно изменить твои мировоззренческие позиции. Не поддавайся. Будь самим собой.
- Банальщина какая! – поморщился Антон. – Легко сказать…
- Банальщина, - кивнул Юрка. – А ты ждал вселенской мудрости от пивного трепа? Но каждая вселенская мудрость – это и есть избитый трюизм. Все мы – наше поведение, мысли, слова и действия – пошлые трюизмы на страницах мирового бестселлера. Именно это обстоятельство позволяет нам учиться на ошибках, своих или чужих – не важно. Делать выводы и двигаться дальше.
- С каких пор ты стал таким мудрым? – похвалил Антон.
- Без лести! – отмахнулся Юрка. – Дело в том, что мужчины склонны прощать любые недостатки красивым женщинам. А женщины склонны прощать любые недостатки состоятельным мужчинам. Ты состоятельный?
- Нет! – испуганно отрезал Антон.
- Так стань им! – величественно постулировал Юрий. – Ты уже со мной работал, опыт есть…
- Снова за свое? – укорил Антон. – Финансовых проблем я не имею. Что мне с Мариной делать?
- А вот это уже вне сферы моей компетенции, - равнодушно пожал плечами Юрка. – Такого опыта не имею. Все у меня чин чином: супружеская верность, моногамия, отсутствие связей на стороне. Морально устойчив. Другая модель семейных отношений. Так что поступай, как знаешь. Я знаю одно: Маша тебя не поймет и не одобрит.
- Женщина может не понимать глубины слов и непререкаемость действий мужчины, - неожиданно уперся Антон, защищая привычный ему редут – образ жизни, - но на уровне чувств женщина всегда примет, не оспорит и одобрит. Если у женщины возникают сомнения, то, скорее всего, это не ее мужчина.
- Ну, если не поймет и не одобрит, то отдай ее врагам, пусть мучаются, - засмеялся Юрка.
Разговор перестал быть полезным. Антон рассчитался за себя и за друга, и направился к выходу за глотком свежего воздуха. На улице, за дверями паба, действительно было по-осеннему свежо. Антон шагнул за порог и рухнул в воду. Быстрое течение седьмой реки подхватило его и понесло к острову Плакучего Ива.