Тринадцатое месяц заката человечества

Был душный летний день. Один из тех дней, которые совершенно невозможно переносить на дух. За окном пыльно и шумно. Выходить совершенно не хочется. Сплошной галдеж. Тьфу! Пропади оно все пропадом. И ведь пропадет, скоро, совсем скоро. Кто бы мог подумать, что такой день рано или поздно настанет. Нет, конечно, кто-нибудь думал о вероятности столь неоднозначного исхода, но если бы кто-то много говорил о подобном, то его, скорее всего, просто сторонились, если не сослали бы на принудительное лечение в ближайшую задрипанную больницу. Я стою и курю, попутно глядя на все это безобразие. Не выношу, когда дома накурено, но открывать окно и слушать эти чёртовы вопли вне моих сил. Хотя я вообще не представляю, как такой гам можно вынести. Наверное, полнейшее безумие разговаривать с самим собой на протяжении которого дня, но времена сейчас такие, что безумие становится нормой, причем в пугающе быстром темпе. Эх, если бы кто-то мог слышать мои россказни, то мне было бы легче, но на судьбу жалуются только слабаки и пьяницы. Благо ни к первым, ни ко вторым я никогда не относился. Всё вокруг стало другим: воздух, солнце, люди, мир. Казалось, что даже трава теперь растет и пахнет иначе. Итак... Это произошло около месяца назад. Тогда еще жизнь шла своим привычным чередом, и ничто не предвещало беды. Люди любили, люди ненавидели, люди мечтали и каждый молился тому Богу, который ему больше подходит. Ну, или ей. Не суть. Я жил в какой-то похожей на кучу мусора лачуге на окраине Гуанчжоу. Крошечная комнатушка за такую же мизерную плату. И сколько не плюйся в сторону фортуны, но это, черт его дери, честно, а честного нынче, день ото дня, всё меньше и меньше. Первый тревожный звоночек прозвучал 10 апреля этого, 2035 года. В Африке, в одной из немногих оставшихся туземных церквей грянул гром. Нет, буквально, а не так, как для придания внушительности пишут в книжках. Гром, молнии, пожар, человеческие жертвы. Вполне себе библейская история, не правда ли? Нужна еще сигарета. Мужчина отошел от запыленного, пышущего жаром окна, раздраженно закашлялся, подошел к такому же пыльному, как и безумный мир за окном, старому комоду, резко, чтобы не дать шанса скрипу, открыл верхний ящик и взял старый, по бокам рыжий от ржавчины, портсигар, который достался ему от родственника неведомо какого колена. И, вот, эта дряхлая коробочка, роняя ржавчину на пол, со скрипом отворилась, его взгляду показались стройным рядом лежащие и слегка мятые папиросы «Ред хьюман», которые он сейчас так искренне желал. Зажав зубами фигурку красного человечка, он пару раз чиркнул старой бензиновой зажигалкой, как первый человек высек огонь и прикурил. Едкий, с привкусом муската, дым проник глубоко в мои лёгкие, после я также глубоко, как и недавняя затяжка, выдохнул. Вот так, да, хорошо, ну, по крайней мере, теперь легче. Но, к сожалению, мои попытки забыться не увенчались успехом, и я продолжил свой диалог с пустой комнатой и её пыльным убранством. Продолжил вспоминать череду жутких событий. Итак, та языческая церковь была первым вестником последующих событий. Дальше - больше. Одна за другой церкви рушились под натиском беспощадной стихии. Люди горели, плавилась медь и сыпалась позолота. Началась паника, люди молились, молились впервые за сотню-другую лет, будто дети, искренне и истово. Люди думали, чем же они прогневали Бога, как согрешили, раз на них обрушилась кара. Ответы на эти вопросы просты: много чем и много как, жаль только, что это были не те вопросы. В ходе этих событий погибло достаточно людей: дети и взрослые, верующие и не очень, завсегдатаи и прохожие, даже очередной Папа Римский закончился, обратив в траур одну седьмую человечества. Но это были далеко не все странные события, роковой кавалькадой свалившиеся на провинившихся людей. Гринвич, Париж, Китт-пикс, Пулково - в разных точках мира было замечено необычное темное пятно, которое медленно, но верно приближалось к Земле. Всем стало жутковато, но особенно страшно было ученым, ведь определить массу, происхождение пятна, его плотность или хотя бы точный размер не представлялось возможным. И пока ученые, словно пещерные люди, трепетали перед неизведанным, количество церковных происшествий с каждым днем нарастало, прибавляя народ в ряды испуганных и покалеченных. Все трепетали, практически, если честно, то все, кроме саентологов. За полторы тысячи трагических случаев кара с небес, к всеобщему удивлению, не коснулась их церквей. Если ранее на них смотрели с улыбкой и непониманием, то теперь с одним лишь презрением. Ха! И каково же было удивление всех этих зевак и простаков, когда молния ударила одновременно в Саентологическую церковь Берлина и Саентологическую церковь Пасадены, которые были одними из главных церквей этой странной религии, причём и там и там было убито точно по одному человеку. Рок небес на общем фоне трагических событий не казался удивительным, удивительным казалось другое – оба мертвеца втайне были приверженцами других, отличных от саентологии, конфессий и при этом занимали в организации высокий сан. Вот, уж, действительно даже праведникам воздастся за грехи их. Слово за слово очередная сигарета канула в лету, оставив после себя лишь мускатный шлейф в спёртом, вечернем воздухе. И только я хотел продолжить монолог сумасшедшего, как раздался звонок, эхом распространяясь по оголённым от усталости нервам. Я поднес сенсор к носу и провел им по экрану: "Але, кому там приспичило? – стоило прозвучать хотя бы одному звуку, и я узнал моложавый голос моего друга Стефана, – Алё, Максвелл, слушай. Да, я прекрасно знаю, что ты не любишь, когда тебя беспокоят, особенно вечером. Можешь меня хоть к чёрту послать, только включи телевизор" Я не хотел посылать его туда, куда итак уже отправились слишком многие, поэтому безмолвно повесил трубку и врубил ненавистный мной ящик. Пошарив рукой в глубине дивана я, таки, нашёл пульт от этой лживой сатанинской коробки. Ха, ну кто бы сомневался, что лица на экране будут до бледноты перепуганы. Ожидаемо по всем каналам передавали очередное печальное известие. Девушка-ведущая была фальшиво спокойна, но тик, спрятанный за краем её левого глаза, передавал настроение девушки ещё до того, как её губы распахнулись в новостном сообщении:

 «Здравствуйте. С вами снова я Алисия Майерс и прямое включение из обсерватории Гринвич, где группе астрофизиков несколько часов назад удалось зарегистрировать крайне опасное и редкое явление. Передаю слово непосредственно ученым, чтобы они рассказали об этом подробнее. Здравствуйте, телезрители, - хриплым голосом начал один специалист из группы ученых, - Спешим вам сообщить, что темное пятно, которое мы уже несколько недель наблюдаем, проявило опасную активность. Оно совершило скачок в сторону Земли на несколько сот световых лет. Это ужасно, никто не предполагал такого развития событий. А самое тревожное это то, что ещё один такой скачок и эта субстанция окажется прямо на Земле. В таком случае она будет на поверхности, скажем, где-нибудь посреди Нью-Йорка, Токио или другого крупного города, чем нанесет непоправимый ущерб. Точной информации по этому поводу на данный момент у нас нет, но мы будем держать вас в курсе дальнейшего развития событий. Спасибо вам за своевременную информацию. К дальнейшим новостям. В связи с трагической смертью двух членов церкви саентологии, которые втайне были приверженцами другой религии, печать рекламных буклетов со слоганом "Наши не умирают" увеличилась на 250 процентов, и достигла рекордных пяти миллионов в неделю. Да, уж, действительно страх работает лучше любой рекламы»

Хм, я почему-то не удивлен - безмолвно подумал я и выключил телевизор. Я, конечно, не слишком сильно люблю мир и живущих в нем людей, но от этого он не становится менее удивительным. Грустно, что он день ото дня катится в адское пекло. Есть же в нем хорошие люди, наверняка есть. Пусть мало, пусть не везде и не всегда, но так приятно встретить такого человека или просто слепо надеяться на его существование. Таких людей мне особенно жалко. Эх. Я глубоко вздохнул и закашлялся, после почесал свою щетинистую морду, и потянулся. Хочу кофе, крепкий и много, с ним легче, чем без него. Кофе это жидкие сигареты, вот только не каждому дано это понять. Максвелл зашторил пыльные от ветра и зноя окна, нажал кнопку на чайнике и упал в дряхлое кресло, стоявшее напротив шкафа с комодом. Ему иногда казалось, что кресло, как и он, совсем скоро развалится, благо крепкие стена и пол, а также боковина дивана помогали ему держаться из последних сил. Не зря говорят, что каков человек, таковы и его привычки. И скромный обитатель этой лачуги как нельзя лучше соответствовал этому правилу. Небольшое пространство величиной в полторы комнаты было заполнено старой мебелью и древними вещами, полки одинокого шкафа были забиты старыми безделушками, семейными фото и памятными вещицами, которые то и дело поднимали настроение их хозяину, хоть и далеко не все эти вещицы принадлежали ему. Особенно раздражал Максвелла такой аспект его привычки, как хранение в памяти телефона давно уже ненужных номеров телефона. Конечно, это странно, но старое-доброе «А вдруг» всегда сильно влияло на него, да и был он в душе, хоть и ловко скрывал это от окружающих, крайне сентиментальным человеком. Иногда даже он, как и сейчас, сидел в кресле или лежал на диване и, рассматривая контакты, с улыбкой вспоминал о былом. И вот я вновь сижу тут, в своем любимом кресле, пытаясь расслабиться, слушал уютное бульканье чайника. Я так не хочу думать обо всем, что происходит в мире, но не думать об этом просто не получается. Не хочется верить, что мы, люди, абсолютно беспомощны и бесполезны в сложившейся ситуации. Кстати о бесполезных вещах. Где же этот чертов телефон? «Ой, да и шут с ним» – сказал он, махнув рукой, и встал с кресла, чтобы приготовить кофе. Приготовив его и сделав пару глотков крепкого черного кипятка, Максвелл поставил кружку на тумбочку и лег на диван. «Это еще что за фигня, – сказал он, ерзая по дивану и щупая под своей спиной то там, то сям в поисках раздражающего предмета, – Ааа. Вот же он! – Максвелл зажёг свет мобильного и, будто сам не понимая, что ищет, принялся листать контакты вверх-вниз, – Да, вот и она»
Мужчина привычно для себя провел носом по экрану, после чего, затаив дыхание, начал вслушиваться в гудки, –  «Макси, что случилось? Ты видел время? Шесть утра. Я еще спала после работы, – мужчина закашлялся, – Прости, Мэри, я совсем уже забыл каково жить по домашнему времени...Скажи мне ты видела девятичасовые новости? В этом мире всё катится к чертям, – Молодая женщина на другом конце провода вздохнула, – Да, час от часу не легче. Так страшно жить. Ещё эта работа. На фондовой бирже все как с ума сошли с этими новостями. Стоимость акций научных компаний взлетела до небес, валюты обвалились, ещё эти саентологи со своей популярностью. Скажу честно, я сходила на одну из их проповедей. Нет, ты не подумай. Я всегда была так же далека от религии, как и ты, но все эти ужасы – хочешь, не хочешь, во всё что угодно поверишь. Я даже не за себя переживаю - мне страшно за нашу девочку, – Максвелл отвечал мягким, но довольно беспокойным голосом, – Как там наша Лизбет? – Мэри засмеялась, – Не волнуйся, Макси, я отправила её к маме на ферму. Пусть немного побудет в дали от всех этих ужасов, которые сейчас происходят, – он облегченно вздохнул, – Да, я поддерживаю твоё решение, тем более, что она всегда любила бывать там, – Мэри вдруг перебила его, – Слушай, ты скоро вернешься? Мы по тебе так соскучились, да и ведь когда все вместе как-то спокойнее, разве ты не согласен? – Максвелл снова закашлялся, – Да, я тоже соскучился по дому, но пока мы не закончим постройку станции, меня никуда не отпустят. Потерпите ещё неделю-другую, и я буду дома. Хорошо, я рад, что вы в порядке. Хотя бы ты в порядке в этом безумном мире, хотя это, пожалуй, важнее любых катаклизмов, – женщина грустно улыбнулась на прощание, – Береги себя, а я передам ей привет»
Максвелл повесил трубку и облегченно вздохнул. Впервые за несколько недель он чувствовал себя легко, легче. Он устало уставился в потолок и прошептал: «Эй, там, сверху. Если там действительно что-то или кто-то есть, то пусть с моими девочками всё будет хорошо» Сказав это, он незаметно для самого себя уснул. Как же чертовски сильно он устал от всего, что происходило вокруг. Настолько сильно устал, что спал мертвецки крепко, причём больше положенного срока. Утро пришло также быстро, как и сон, но толстые старые окна защищали его от шума городской суеты, плотные, из металлических нитей, занавески надежно держали яркий свет где-то снаружи лачуги, а усталое тело сонливо пропускало через себя такую кучу времени, которой не было в распоряжении, у обладающего им человека. Эхом по маленькой комнатушке прокатился настойчивый стук во входную дверь. Так стучат только два типа людей - знакомые и полицейские. Максвелл поморщился, будто это была часть очередного привидевшегося ему сна, но громкий наглый стук повторился. Максвелл открыл глаза, он видел потолок, но еще не понимал, что проснулся. Стук раздался в третий раз, и он поднялся с дивана, зевая, подошёл к двери и открыл ее. За дверью был его коллега Жонг Ли: «Мистер Браун вас ждут на станции. У них там какие-то проблемы. Датчики сходят с ума, всё визжит и пищит. Я пытался вам дозвониться, но тщетно. Нам совершенно непонятно в чём может быть проблема, – Максвелл протёр глаза, надел рабочий комбинезон поверх домашней майки, сунул ноги в шлепанцы, снял с гвоздя панаму и покрыл ей свою голову, – Пошли, разберемся» – сказав это, он выпустил нежданного гостя и захлопнул дверь за собой. Впереди были переполненные улицы, ожидающие дневной жары, душные пробки и тесное, но слегка прохладное метро. Станция находилась так же далеко от центра, как и его съемная лачуга, но на противоположном конце города в дельте реки Чжуцзянь. Это была первая в мире симбиотическая термоядерная станция, в ней за счёт электричества производился водород, который в дальнейшем участвовал в ядерной реакции. Максвелл был одним из главных инженеров станции. На подходе, его встречала толпа рабочих, которые наперебой взволнованно кричали. И каждый кричал по-своему – кто-то на китайском, кто-то на английском языке. «Тише, вы, тише. Показывайте, - сказал я им» Рабочие повели его в цех контроля, прямо к пульту управления энергостанцией. Когда Максвелл зашел в зал, где располагалась приборная панель, то ему на мгновение почудилось, будто он оказался в центре мегаполиса в рождество. Пульт управления выглядел, словно плод внеземных технологий - индикаторы переливались всеми цветами, которые были способны показывать. Каждая из бесчисленного множества лампочек либо горела, либо мигала, при всем при этом в огромной комнате стоял такой гул, что можно было сойти с ума. Сложно было представить себе ситуацию, когда все самые надежные системы отказывают одновременно, кроме, скажем, учебной. Мужчина взял отвертку, скрутил боковую крышку приборной панели, и что есть сил вдарил по ней ногой - после таких манипуляций крышка со звоном упала на глянцевый пол зала. Все ученые недоумевающим кругом стояли, обступив инженера со всех сторон. Непосвящённому могло показаться, что он просто сунул руку глубоко во внутренности аппарата, что-то дёрнул, куда-то надавил и заматерился, после чего всех присутствующих оглушила тишина. Пульт управления сначала заглох, а потом вновь включился и принялся работать в привычном автономном режиме. «Ну, всё, болезные. Дальше сами. Следите за датчиками и постарайтесь без казусов, – серьёзным тоном сказал мужчина на чистом китайском, – Спасибо вам за вашу работу, Браун Лао!» Уважительно кланяясь, в унисон проговорила группа ученых и расступилась практически одновременно, чтобы освободить путь своему коллеге. Он легко, практически незаметно, улыбнулся - ему нравилось ощущать себя лучше других, хотя, наверное, это всем нравится. Максвелл вышел на улицу и пошел в сторону своего жилища. Недалеко от станции располагался парк, в черте которого находилась так необходимая ему автобусная остановка. Два часа дня. В это время на парковой площади местные жители обычно делают зарядку, но не сейчас. Сейчас она переполнена людьми, которые кто стоя, кто встав на колени, молятся, просят пощады, спасения и просто боятся. Так страшно видеть это, так больно. Я никогда не любил людей, но мне всегда было их жалко. Они ведь, по сути, не виноваты, даже если делают что-то ужасное, то на это всегда есть свои причины, по крайней мере мне хотелось так думать. Я вздохнул, отвернулся прочь от этой мерзкой и жуткой до дрожи картины и увидел, что мой автобус только-что ушел. Другой, стоя на моем месте, матерился бы, кидал камни в сторону транспорта или просто бежал за ним вслед, но не я. Я просто вздохнул и начал шарить по своим карманам в поиске сигарет. Вот, наконец, нашёл. Открывая пачку, я обнаружил, что она пуста, но заглянув глубоко внутрь неё и хорошо встряхнув, обнаружил последнюю и с облегчением для самого себя достал её, зажал между зубов и поджег. Хорошо. Я сел на остановке. Ничего не оставалось, кроме как ждать следующий автобус и я ждал. Я сидел на остановке, курил медленно, вдыхал и выдыхал поверхностно, чтобы растянуть табак на как можно более длинный промежуток времени. Но сигарета плевать хотела на все мои старания и неожиданно быстро закончилась. На обманчиво спокойном небе воссияло солнце, оно жарило меня сквозь углепластик остановки. Этот огненный шар не знал пощады, и секунда за секундой делал невыносимым моё беспокойное существование. Не знаю, сколько я изнывал на солнцепеке - десять минут, полчаса, может быть час? Но гул вдруг подъехавшего автобуса пробудил мой расплавленный, словно масло в сковородке, рассудок и заставил меня поднять своё тело и впихнуть его в прохладное стальное нутро. Зайдя внутрь автобуса, я сел на ближайшее сидение и без сил устало развалился, я, уж было, закрыл глаза и представил, как лягу на свой старый диван, как почувствовал на себе чей-то тяжелый взгляд. Протерев сонные глаза, я увидел перед собой насупившегося кондуктора, который, по-видимому, ждал моей платы за проезд. Я понял без слов этого пожилого и полностью покрытого морщинами человека и принялся судорожно искать три юаня по карманам, – Ага, нашёл, – воскликнул я и уж было хотел дать злополучные монеты кондуктору, как выронил одну из них на пол, а она укатилась в одному только чёрту известном направлении, – Да, сейчас, секунду, –я достал из рабочего комбинезона деньги, которые по обыкновению своему оставлял на еду, нашёл купюру в пять юаней и отдал кондуктору, – Только без сдачи, пожалуйста. Не хочу греметь мелочью по улицам» – старый мужчина взял деньги и благодарно кивнул головой. Я развалился на сидении и стал смотреть в окно полусомкнутыми глазами. Вдоль неё, то тут, то там были стоящие на коленях и молящиеся всем мыслимым и немыслимым Богам. Как же мне тошно раз за разом видеть мерзкую нелепую картину . Если какой-нибудь Бог действительно есть, то почему он держит в страхе своих детей? Почему позволяет им так унижаться? Как-то вечером, покинув свою лачугу, я встретил старика, нет, пожилого мужчину. Если бы мой отец был жив, то он был бы примерно такого же возраста. Так вот, мужчина этот просил у меня денег на выпивку, а я в ответ просто предложил угостить его спиртным, на что он незамедлительно согласился. Мы в абсолютной тишине осушили по бутылке пива с этим мужчиной, но, прикончив свою бутылку, он прервал молчание: «Сынок, спасибо тебе, конечно. Послушай старика. Я абсолютно точно знаю, что Бог есть, – я ухмыльнулся и подначивая ответил ему, – Ну и почему тогда в мире столько дерьма, – на что дед засмеялся во все оставшиеся зубы, –Уморительно. Я знал, что ты скажешь нечто вроде этого. Всё предельно просто - Бог среди нас, но ещё слишком мал, чтобы интересоваться такими вещами, вот подрастет, тогда, пожалуй, и наведет порядок, – я ответил ему смеясь, – Дед, ну и чудные у тебя истории!» А сейчас я впервые задумался над этим. Вдруг ему действительно невдомек происходящее и он просто растет как самый настоящий мальчик, ну, или девочка, а может и вовсе какой-нибудь макаронный монстр. Мысли сменяли одна другую и рисовали в моём сознании крайне причудливые картины. Наконец-таки глаза окончательно сомкнулись и я снова уснул. Проснулся я на предпоследней остановке, но мне надо было выходить на конечной, поэтому я был спокоен. Прошло ещё десять минут, всё это время кондуктор пялился на меня, как будто я был очередным бродягой, которые садятся в автобус, чтобы, в зависимости от сезона, поспать в тепле или прохладе. Ха! Вот и моя остановка, старый, одновременно любимый и ненавистный район Сяньцунь, я сказал «Бывай» старичку, которого я, по-видимому, чем-то очень раздражал. «Эх. Единственное за что можно любить это место, это его безмятежность» Подумав так, я пошёл вдоль пыльного, оттененного значительным количеством деревьев района. Конечно, он разваливался на глазах, но это как нельзя лучше соответствовало современным реалиям. Протаскивая своё бренное тело сквозь этот древний убогий лабиринт и, таки, добравшись до своего жилища, я постучал в дверь первого этажа. На стук ко мне вышла старушка Вэнг. Она была низенькой, полностью сморщенной, добродушной женщиной, которая не на миг своей жизни не забывала о такой вещи, как улыбка. Каждый раз, когда я ее встречал, мне приходилось задумываться, как можно оставаться столь оптимистичной и жизнелюбивой, будучи при этом с рождения совершенно слепой.
«Здравствуйте, госпожа Вэнг. Я принёс плату за квартиру, – она вновь по привычке для себя улыбнулась и протянула мне свою руку, – Да, давай. Как всегда вовремя, Максвелл. Ты такой хороший молодой человек, – я тоже засмеялся, –Ну, что вы. Не такой уж я и славный как вы говорите, – она положила деньги в карман своего фартука и взяла мою руку. Поднеся её к своему морщинистому лицу она сказала, –Для бабушки Вэнг ты ещё долго будешь оставаться замечательным молодым человеком. Слушай, а что ты думаешь про все эти ужасы, которые сейчас происходят. Ночью в храм почтительности сыновей ударила молния. Благо никто из монахов не пострадал. Страсти просто. А что у тебя там случилось? Я слышала с утра какой-то шум, – я махнул рукой, – Да, не переживайте. Это с работы беспокоили. Они чудят, а мне расхлебывай. Но тут ничего странного, всё в рамках моих полномочий, – теперь уже она махала своей сморщенной рукой, – Ладно, иди отдыхай. А то старуха тебя совсем заболтала. Если я буду нужна тебе, то ты знаешь, где меня найти – в лавке или здесь, – я, уж, было собрался уходить как обернулся, –А деньги вы проверять не будете? – она вдруг уперлась в мой бок руками, пытаясь выпихнуть меня на улицу, – Иди давай, пока я на тебя не обиделась. Я же знаю, что ты не стал бы обманывать старую женщину, – я вышел вон и хоть она этого не увидела, улыбнулся ей на прощание, – Берегите себя и не болейте»
Я поднялся к себе на этаж, со скрипом распахнул входную дверь и хлопнул ей за собой. С упоением вдохнул спёртый, но слегка прохладный воздух, включил фоном старый магнитофон, который на новоселье мне подарила бабушка Вэнг. По всей комнате в один момент распространились странные старинные китайские мотивы. Конечно, Максвелл больше любил джаз или, скажем, свинг, но вдали от семьи он уже привычно довольствовался тем, что есть и не позволял себе каких-либо излишеств. Я вытащил из холодильника вчерашнюю курицу, кинул её в микроволновку, находящуюся в зале прямо под телевизором, и лёг на диван. В ожидании завтрака я уснул, а когда проснулся, то была уже пора ужина, правда за пару-тройку часов сна моя пища пришла в полнейшую негодность. Я немного расстроился, но делать нечего - пришлось просто выкинуть её и пойти в лавку за едой. Спустившись со второго этажа по ветхой, как и сам дом, лестнице и обойдя вокруг, я вышел к лавке госпожи Вэнг, ещё раз поприветствовал её и купил лапшу с перченой свининой. Вернувшись домой, я плотно поел и сел за ноутбук, чтобы следить за работой станции и параллельно уточнить срок сдачи её в эксплуатацию у руководства. За работой время летит незаметно и вот вновь наступил поздний вечер. Я взял папиросу, поджёг её и вышел на крыльцо, чтобы покурить. «Хороший вечер. Звезды сияют так, будто у нас всё ещё есть надежда» Докурив очередную сигарету, я кинул своё уставшее тело на диван и крепко уснул. В таком же ритме прошло ещё семь или, быть может, двенадцать дней и настал день, когда необходимо было сдать станцию в чуткие руки правительства, а после забыть Китай и его трущобы как страшный сон.
Утром я сильно нервничал, несмотря на то, что всё прошло замечательно, и было готово точно в срок, сегодня открытие должны посетить первые люди страны. Эх, зная себя мне лучше просто улыбаться и кивать, словно дурачок, чем ляпнуть глупость и все испортить. Я так переживал, что с утра ни крошки не лезло ко мне в рот, проснувшись рано я взял на прокат дорогой костюм, который, кстати, сидел так, будто был скроен специально для меня. Госпожа Вэнг одолжила мне утюг с доской, и я около часа колдовал над арендованной одеждой. И хотя я всегда был противником излишней напыщенности, но на таком важном мероприятии без этого никуда. Собравшись я вышел на крыльцо, там мне встретился мой коллега Жонг Ли, – Привет, ты чего это здесь с самого утра? – Жонг опешил, – Я испугался, что вы вновь можете всё проспать, Браун Лао. Вы сегодня при параде. Вам очень к лицу. Почему вы так не одеваетесь для работы? Думаю, что в средствах вы вряд ли стеснены. Честно говоря, меня всегда удивляла ваша скромность, – Жонг Ли поклонился в знак приветствия и извинения, а я, будучи на нервах и не в самом хорошем настроении, сам того не желая, нагрубил ему, – Ли, утро только наступило, а ты болтаешь так, что у меня уже голова кругом. Устроил мне расспрос, будто заправский полицейский. Я скромный потому, что не вижу смысла тратить деньги на лишние вещи, когда можно просто отправить их родным. По поводу костюма ты и сам в курсе, что я не люблю выпендривается, но регламент - есть регламент. Сам прекрасно знаешь, что я предпочел бы выглядеть как обычно» – я закашлялся и, поправив галстук, пошёл в сторону автобусной остановки. Ли молча шёл за мной по пятам. Наверное, мне следовало бы извинится за мой категоричный ответ, но с таким поганым настроением это, честно сказать, было невозможно. Вновь пробираясь сквозь толпы, заполняющие общественный транспорт, мы, таки, добрались до пункта назначения. Около станции я остановил своего попутчика, положив руку ему на плечо: «Ли, слушай, они уже там? – Жонг Ли на мгновение замер после чего неуверенно ответил, – Нет, нет, по крайней мере не должны. Будет крайне неудобно, если мы заставим ждать нас высокопоставленных лиц, очень неудобно, – я глубоко вздохнул и выдавил из себя, – Да уж, по крайней мере, ленточка всё ещё здесь и это внушает надежду, что мы вовремя!» Я аккуратно приподнял красную атласную ленту и пролез под ней, Ли не стал рисковать и обошёл эту праздничную конструкцию с другой стороны. Мы вошли внутрь. Всё было основательно вылизано и блестело так, как никогда до этого. И также тщательно, как и станция, были вылизаны её работники. В такие моменты отчетливо видны страх и уважение перед чиновниками и начальством. И хоть обычно я не восприимчив к вещам подобного рода, но в этот раз и у меня тряслись коленки. С третьего этажа станции, гремя и охая, бежал второй главный инженер До Пэй Мэй, – Максвелл, утро тебе, слушай. Ох. У нас пятнадцать минут. Всего лишь пятнадцать! Министры науки и промышленности, а также сам Вождь уже подъезжают, – я положил руки ему на плечи и хорошенько тряхнул его, – Пэй Мэй, успокойся! У нас всех всё готово в наилучшем виде, станция работает как швейцарские часы. Да, даже пол. Посмотри на долбаный пол! В него как в зеркало можно смотреть, не смотря на то, что у него изначально не было такой функции, – мой коллега, опустив голову, тяжело и часто дышал, – Максвелл, наверное, ты прав. Всё ведь хорошо. Завидую я тебе, друг. Как ты можешь быть столь спокоен, когда на носу самый важный за месяцы работы момент? – я улыбнулся, – Ты посмотри вниз - я тоже переживаю, – он посмотрел на мои трясущиеся коленки, потом поднял глаза, мы посмотрели друг на друга и засмеялись, – Макс, быть может, пойдём на воздух, – А, пошли. Чего париться в помещении!
Мы вышли на улицу, я схватился пальцами за подборт пиджака, отогнул его кнаружи, сунул другую руку в карман шёлковой подкладки и достал портсигар с папиросами, – Будешь? – спросил я у коллеги, – Да, давай, – охотно согласился он. Мы закурили, и за этим делом время пролетело быстрее. За углом дороги показались три чёрных лимузина Хонгки, верхом на которых приближались так волнующие всех главы государства, два коллеги сигнально постучали в массивную входную дверь, и в течение буквально одной минуты практически весь штаб станции был возле входа. Рабочие передали Максвеллу и Пэй Мэю увесистые бронзовые ножницы, а сами принялись выстраиваться в две приветственные колонны по обе стороны от ведущей ко входу дороги. Лимузины остановились возле ворот станции, и свои роскошные салоны покинули министр науки, министр промышленности и сам председатель Китая. Главные инженеры радушно встречали высокопоставленных гостей, При этом, по предварительной договоренности, Пэй Мэй разговаривал с гостями и улыбался, а я улыбался и помалкивал, чтобы ничего не испортить. Но тут министр промышленности обратился напрямую ко мне: «Мистер Максвелл, станция во многом плод вашего гения, но вы постоянно молчите. Отмазаться, что вы просто иностранец у вас не получится, ведь я наслышан о ваших навыках китайской речи. Скажите, что вы думаете о перспективах этой станции, – я тяжело вздохнул и нехотя ответил, – С мощью этой станции Китай может отказаться от других источников энергии и подсадить добрую половину остального мира на энергетическую иглу, – министр громко засмеялся, –Как хорошо и горячо сказано, мистер Браун. Теперь я прекрасно понимаю, почему вы отмалчивались - с острым языком легко набедокурить!» Он похлопал меня по плечу и с широкой улыбкой отправился на экскурсию по станции. Правительственная делегация осмотрела всё, что было возможно осмотреть, убедилась в производительности станции и в её экологической безопасности, после чиновники поблагодарили всех рабочих, пообещали щедрые премии и удалились на очередное совещание. А мы, как глупые дети, стояли на крыльце и махали им на прощание рукой. После того, как руководство уехало, я попрощался с коллегами и отправился в сторону своего дома. Всё чего мне хотелось, так это скорее собрать вещи и отправится домой, хотелось наконец увидеть своих девочек. Мне не терпелось добраться до своей лачуги, проститься с госпожой Вэнг, забрать немногочисленные вещи, которые я взял с собой в Китай из дома. Добравшись до квартиры, я первым делом набрал Мэри, несколько минут меня мучили эти отвратительные гудки, но потом томительное ожидание прервалось, и я услышал голос своей супруги, – Макси, ох, сейчас только 5 утра. Ты что шутишь!? Чёрт тебя дёргает звонить мне - то поздней ночью, то ранним утром. Что у тебя случилось? – я говорил с ней нежно и в заметно приподнятом настроении, – Дорогая, я сегодня выезжаю, – девушка сразу же окончательно проснулась, и её голос стал заметно взволнованнее, – Что? Оу, Макси, стой, стой. Мне же нужно забрать Лизбет от бабушки в Финикс. Ты когда едешь? Боже мой, не мог предупредить заранее? Легко тебе. Приехал – уехал – приехал опять, а мне нужно целых десять, понимаешь, Максвелл Браун, целых десять часов, чтобы добраться до мамы из Глиндейл в Финикс и обратно. Что ты за человек такой? – она нервно вздохнула, а я улыбнулся ей с другого конца провода и спокойно ответил, – Не беспокойся, Мэри, сейчас у меня два часа дня, я сяду на самолет в половину десятого вечера и буду дома на следующий день в семь сорок после полудня. Я думал ты обрадуешься, а ты вся испереживалась, – Мэри обижаясь на слова супруга надула губки, ответила ему, –Дурак, какой же ты дурак, Максвелл Браун, конечно я рада, очень. Хорошо, что ты вообще позвонил. Ладно, набери мне, как самолет приземлится в Лос-Анджелесе, а мне нужно позвонить родителям. Люблю тебя, будь аккуратен, – я улыбался пуще прежнего, – Девочка моя, я тоже тебя люблю. Поцелуй от меня Лизбет. Будь осторожна в дороге. Через 21 час увидимся» Связь прервалась, и я прилёг отдохнуть, так как до рейса ещё было время. Я быстро уснул, но суматоха, к моему сожалению, на этом не окончилась. В самый разгар сна зазвенел телефон. Максвелл испугался, что с Мэри что-то стряслось, но это был его закадычный знакомый Стефан. Я нехотя поднял трубку, – Привет, что там случилось опять? Видит Бог, я кину в тебя бутылку при встрече, – он отвечал взволнованным голосом, – Скорее, друг, скорее включай телевизор, там снова происходит какой-то ужас, – я вздохнул, – Хорошо, хорошо. Бывай, Стеф, я скоро буду дома. Бросив трубку, я включил телевизор, где уже шёл свежий репортаж, – На связи обсерватория Гринвич, Лондон. Срочное включение. Передаю слово астрофизикам. Здравствуйте, у нас чрезвычайная ситуация. Этот странный объект, который мы уже месяц наблюдаем в небе, приблизился к Земле на опасное расстояние. Пусть меня посадят, но я скажу то, что думаю - мы тут все до усрачки напуганы. Если это дерьмо врежется в нашу планету, то мы даже и не представляем, чем это может обернуться. А самое парадоксальное это то, что эту махину можно увидеть с помощью телескопа на Земле или орбитального оборудования, но абсолютно невозможно увидеть это нечто с поверхности. Это. Это. Это не поддаётся никакой логике, абсолютно, –корреспондент вырвала микрофон у взволнованного учёного и на этом репортаж оборвался. Вот же срань, – ругнулся я про себя, – Надеюсь, что смогу добраться до родных, пока ничего не случилось. Оставшееся до отъезда время я переживал и не мог сомкнуть глаз. Итак в мире всё кувырком, не хватало ещё того, чтобы небо свалилось нам, людям, на голову. От беспокойства время тянулось долго, невыносимо долго, оно будто было густой, липкой, мерзкой субстанцией, заполняющей всё окружающее пространство и заползающее в каждую из пор тела. Но необходимое количество времени прошло, в жизни всё проходит, особенно то, что доставляет удовольствие или радость. Я собрал сумку, обнял госпожу Вэнг на прощание и поехал в сторону аэропорта Байюнь на общественном транспорте. Я успел практически впритык к своему рейсу, в аэропорту я узнал, что в связи с этими странными космическими явлениями с завтрашнего дня полеты будут приостановлены. Но, благо, я вылетал сегодня. Мои документы проверили, багаж тщательно осмотрели, после чего я поднялся на борт, откинулся в кресле и весь в предвкушении машинально заснул. Наступило утро, мощный солнечный свет бил прямо в моё лицо, но судя по реакции пассажиров, не только в моё, и люди просыпались один за другим. Все занавесили свои окна, но солнце было столь ярким и горячим, что салон и люди внутри него продолжали чувствовать жар даже сквозь занавески. Со временем под лучами палящего солнца таяло терпение людей, они начали многоголосо жаловаться и требовать чего-то, а я пытался не сойти с ума в окружении животных и зноя. Спустя четверть суток этой вакханалии, стихавшей только тогда, когда люди уставали ныть и решали вздремнуть, борт приземлился в городе ангелов. Родном, безупречном и искренне любимом мной месте. Несмотря на вечер и близость океана, стояла неимоверная духота, особенно снаружи аэропорта. Покинув заполненные людьми в любое время дня и года, я набрал свою Мэри, – Привет, дорогая, я приземлился дома. Вы скоро подъедите к ЛЭКС(LAX - Международный аэропорт Лос-Анджелеса)? – Мэри воодушевленно и полным радости голосом отвечала, – Да, мы уже едем. Будем минут через тридцать. Недавно проехали пересечение Сепеведа и Грин-Вэлли. Я только подкину Салли до церкви и сразу к тебе. Знаешь же, что я не могу не помочь подруге, – я засмеялся, – Конечно, я знаю. Жду не дождусь вас обеих увидеть. Салли привет, только долго не задерживайтесь, хорошо? Мэри, дай трубку моей Лизз, – Мэри ответила, – Да, сейчас. Лиззи, поговори с папой, – конопатая, вечно улыбающаяся, с рыжими косичками девочка быстро схватила трубку, – Алё, папочка. Где ты? Ты уже возле нас? – я засмеялся, – Да, звездочка моя, почти около вас с мамой, скоро увидимся. Вы уже близко-близко ко мне, – она засмеялась, – Ура, ура! Папочка рядом! А что ты мне привёз? Китайцы такие странные, да, папа? У тебя, наверное, так много историй про них. Спорю, что ты взял мне какую-нибудь китайскую диковинку, – я улыбался и был, кажется, абсолютно счастлив. Но тут, громом среди ясного неба, со стороны Фоур Поинтс сверкнула молния, спустя секунду послышался треск и связь прервалась. Я испугался. Нет, сказать, что я испугался, значит, ничего не сказать. Подбежав к первому попавшемуся такси я начал яростно колотить окно и возбужденный водитель вышел из тачки, – Эй, приятель, ты что проблем захотел? – я заткнул его, – Слушай сюда! Видел чертову молнию? У меня сейчас в том районе жена с дочкой, и если ты не повезешь меня вверх по Сеповера, то я просто изобью тебя и заберу машину, – таксист, пытаясь меня успокоить, сделал останавливающий жест ладонями, – Тише, тише, парень, я всё понял. Кидай сумку назад и садись. Я сел в такси, меня всего трясло, раз за разом я набирал номер жены, но это не оказалось безрезультатно. Это меня взбесило, и я с неистовым криком выбросил трубку из окна автомобиля. Спустя пять минут после того, как мы выехали на Сеповера, вдали дороги показался дым, а мимо нас на огромной скорости машина за машиной ехали пожарная и скорая. Я схватил таксиста за плечо, – Гони, гони. Я тебе любые деньги заплачу. Боже мой, хоть бы всё было с ними в порядке! Проехав мимо 77-й, по левой стороне я увидел заваленную Камнями дорогу, клубы дыма и огонь. Я вновь толкнул водилу в плечо, – Да, куда ты только смотришь? Давай поворачивай! Стоило лишь немного свернуть с дороги, как я увидел среди дымящихся от пены огнетушителей развалин торчащее крыло своего жёлтого Кадиллака и собирающуюся вокруг аварии толпу зевак. Мой самый большой страх воплотился в жизнь. Я опустил голову и заплакал прямо на глазах пухлолицего незнакомца. Я плакал как ребенок, так, как никогда в жизни, но я постарался держать себя в руках настолько, насколько это вообще было возможно, и пулей вылетел из машины. Подбежав к оцеплению и попутно вытирая свои слёзы, я бросился на полицейского, – Пусти, пусти меня. Там мои девочки, – полицейский обнял меня и сказал спокойным голосом, – Тише, тише, братец, постарайся успокоиться. Мы с тобой им ничем уже не поможем, – но от его слов я заплакал лишь пуще прежнего, словно воск по свече стёк вниз и оказался стоящим на коленях перед фигурой полицейского и тлеющей грудой камней, металла и человеческих останков позади него, – Ответьте мне, какого чёрта тут вообще произошло? Это не может быть правдой, – полицейский нервно закурил, – Хотел бы я, чтобы это не было правдой. Опять это долбанное небо. Молния ударила в шпиль, и он смертоносной грудой камней обвалился на две машины, которые были возле ворот церкви. Одна машина просто была припаркована кем-то из прихожан, а во второй было три женщины. Прошу прощения за вопрос. Это были ваши жена, дочь и сестра? – я еле шевелил губами от горя, – Нет, нет. Это не моя сестра. Это Салли, подруга жены. Она мормон и моя Мэри просто подвозила её. Черт, черт, черт. Да, она вообще не должна была тут быть, – я бил асфальт руками, ревел, как животное, пока совсем не охрип, и искренне ненавидел весь мир за то, что с ними произошло. И, кажется, до конца моих дней это тяжким грузом будет на моей душе. Я стою и курю, за окном который день аномальная жара, пыль и шум. Не знаю, хватит ли мне  болезненных воспоминаний на сегодня или нет. На душе моей пусто, абсолютно, благо на днях какая-то штука приземлилась на окраине Лос-Анджелеса и зависла над Атлантическим океаном. Я видел репортаж о ней в новостях. Огромная, как небоскреб, штуковина, окруженная куполом из воды и, судя по всему, ярко зелёная внутри. При этом она источала странный гул, от которого люди на берегу ссорились как собаки и дрались друг с другом. Кто-то говорит, что это тарелка инопланетян, кто-то говорит, что это осколок далёкой планеты, но я также слышал, что это Бог во плоти. И если это действительно так, то у меня пара вопросов к Всевышнему, которые я непременно задам их пока окончательно не сошел с ума. Я взял с собой деньги на аренду катера и наушники, вышел из своего дома на Глиндейл и отправился в сторону залива Монтерей, посреди которого завис аномальный объект. Я сел в машину, провел рукой по голове глиняной лягушки, которую я покупал своей дочери в бытность моей работы в Китае. Я был в расстроенных чувствах и набрал своему другу Стефану, ответ его не заставил себя долго ждать, –Алё, Макс. Друг, я удивлён тому, что ты мне позвонил. Ты куда-то пропал после того, как произошёл этот ужасный случай. Прими мои соболезнования. Ты вообще как? – я грустно вздохнул в ответ, – Слушай, Стеф, я не хочу об этом. Я хотел просто сказать, что если что-то случится со мной, то можешь забрать себе мой дом. У меня никого, кроме тебя, не осталось. Я повесил трубку, не желая продолжать эту беседу. Спустя пять часов колючего пыльного ветра и невыносимой жары я был возле залива. Достаточно далеко от берега было огромное количество зевак, которые фотографировали и снимали на видео эту громадину. Я, же, подошёл к служащим береговой охраны, купил у них катер в обмен на наводящий на меня тоску Кадиллак, одел наушники и поплыл вперёд. Вокруг этого объекта была невыносимо давящая атмосфера, но я, отринув всё на этой Земле, вдавил педаль в пол и спрыгнув с катера, нырнул внутрь этого объекта. Я словно прилип к приятно тёплому зелёному камню. Осмотрев всё вокруг себя, я понял, что передо мной огромная нефритовая статуя. Не понимая, чем же она является, я вдруг услышал эхом гудящий голос в своей голове, – Твоё время так скоротечно, человек, – всего секунду назад я был спокоен, но теперь я весь дрожал от страха, – Кто, кто это говорит со мной? – голос стал громче и моя голова словно на части разрывалась от боли, – Невежда! Я есть всё: мысль и действие, гнев и спокойствие, свет и тьма, начало и конец. Ищущий нашёл искомое, – я был ошарашен и сглотнул от удивления, – Ты, ты, ты действительно Бог. Скажи, же, почему ты убиваешь столько людей, которые веруют в Бога, по какой причине? – в моей голове раздался оглушающий смех, – Глупец, ты видишь меня и спрашиваешь почему? Как выгляжу я и кем я являюсь, и кем являются их ложные Боги, в которых они бездумно верят, –я вслух отвечал голосу в своей голове, – Почему же тогда ты не тронул саентологов, – голос сначала смолк, потом вновь раздался в моём разуме, – Если они вне моего внимания, то это просто фарс, а не настоящая религия. Не иначе, – я готовился задать самый важный для себя вопрос, – Я понимаю, что ты всезнающий и всемогущий, но почему ты забрал жизни моей дочери и супруги, какие для этого были причины? – голос поменял свой тембр и звучал, будто из двух мест одновременно, – Я ничего не скажу, так как жизнь человека незаметно появляется и исчезает перед лицом вечности, – я расстроился и решил задать свой последний вопрос, – Скажи хотя бы есть ли что-то там, с другой стороны жизни? – голос шептал одновременно со всех сторон, – Ты сам способен ответить на этот вопрос. Зеленый камень вдруг засиял ярким белым ослепляющим светом, а мне вдруг стало так приятно. Стоящие на берегу зеваки начали с испуганными криками разбегаться кто куда, а я впервые с того момента, как умерли мои девочки,  чувствовал радость и покой. Но вдруг этот свет погас...