1. 16. Начало странной войны - 2

По архивным данным, дожди взяли паузу только в последний день сентября и первый октября,
но далее возобновились и навевали уныние до середины месяца.
Затем изредка моросило, и лишь 22-го на Арабатскую Стрелку обрушился ливень, выпало свыше 20 сантиметров осадков.
{См.: 13.126, Геническ, 09–10.1939}

Отец по-прежнему следил за событиями, на которые была так урожайна осень 1939-го.
Внимательно изучал совместное заявление от 28 сентября 1939 года.
В документе говорилось, что «в случае продолжения войны Правительства Германии и СССР
будут консультироваться друг с другом о необходимых мерах».
При этом никаких совместных боевых действий, как и прежде, не предусматривалось...
{См.: «Правда», № 270 (7955), 29 сентября 1939 г.}

Сообщения с франко-германской границы всё так же навевали зевоту: «На Западном фронте без перемен»,
«На Западном фронте не произошло никаких событий, достойных упоминания»…
{См.: 14.155, с.60}

Вряд ли ТАСС располагало сведениями о том, что еще 12 сентября французы получили приказ прекратить наступление
в районе Саарбрюккена «ввиду быстрого развития событий в Польше».
«3–4 октября французские войска покинули территорию Германии, а к 16 октября передовые части вермахта
вновь разместились на границе с Францией».
{14.148, с. 245, 246}

Однако вместо того, чтобы думать о том, как противостоять фашистской угрозе, правительство Даладье
развернуло борьбу против коммунистов.

Не знаю, обратил ли юный мой отец на короткую корреспонденцию в «Правде»:
«Брюссель, 2 сентября. (ТАСС). Из Парижа поступают сведения о жестоких репрессиях против печати
со стороны французских властей.
Над газетами установлена жесткая цензура.
Многие газеты выходят с большим количеством белых полос».
{«Правда», № 244 (7929), 3 сентября 1939 г.}

В заметке не сказано, что речь идет о СМИ, принадлежавших  Французской коммунистической партии.
А их у нее, по данным В. Аникеева, автора  учебного пособия «История французской прессы (1830–1945)»,
было в тот момент немало.
Тираж «Юманите» превышал 350 тыс. экземпляров, вечерней газеты «Се суар» – 260 тыс.,
в провинции выходили 74 еженедельника общим тиражом 175 тыс.
Популярностью пользовались также теоретический журнал «Кайе дю большевисм», еженедельная крестьянская газета «Терр»,
молодежная «Нотр женесс», иллюстрированный еженедельник «Регар».
{См.: 13.170}

И вот с 25 августа газеты «Юманите» и «Се суар», а затем и все издания коммунистического толка
были запрещены, предлогом послужил Договор о ненападении между Германией и СССР,
подписанный двумя днями ранее.
Характерно, что профашистскую печать эти меры не затронули.
 
Почему?
Ответ я нашел на странице Анатолия Гусева в ЖЖ: «Летом 1939 г., когда французская коммунистическая партия
развернула активную кампанию за уничтожение «пятой колонны» во Франции, министр иностранных дел страны Боннэ
заявил графу Вельчеку, германскому послу в Париже, что »выборы будут отсрочены, публичные собрания запрещены,
всякие попытки какой бы то ни было иностранной пропаганды будут подавляться, КОММУНИСТЫ будут образумлены».
{См.: 13.169}
26 сентября правительство Даладье объявило коммунистическую партию вне закона, ее руководство «ушло в подполье
и бежало в Бельгию».
{См.: 13.4.53}
Тысячи коммунистов были брошены в тюрьмы.
{См.: 13.169}

Теперь, кажется, никто не мешал Франции начать активные боевые действия.
Тем не менее «странная война», или «сидячая» (по выражению немцев), или «мнимая» (по выражению американцев),
продолжалась еще несколько месяцев. 
Представляю, как отец едва ли не каждый вечер открывает газеты и перед его глазами мелькают
малозначительные сообщения о «действиях патрулей», «контактах между разведывательными партиями»,
«столкновениях между лазутчиками», «артиллерийских перестрелках».

«Во французскую армию широко проникали лозунги: «Лучше Гитлер, чем Народный фронт», «Лучше рабство, чем война».
Вызывающе вели себя профашистские и прогерманские группировки».
По данным академика Самсонова, затишье на фронте «высшие французские военные деятели… истолковывали
как свидетельство готовности германских руководителей к созданию единого антисоветского союза с Францией и Англией».
{14.155,  с. 62, 66}

К середине октября число участников этого спектакля выросло за счет английского экспедиционного корпуса,
занявшего позиции на франко-бельгийской границе.
В четырех дивизиях насчитывалось 158 тысяч человек.
«Символический вклад», как назвал их Черчилль…
{14.142, с.54}

Они, писал в мемуарах советский полпред в Лондоне Майский, «следовали примеру своих французских союзников
и тоже ничего не делали на фронте.
Их потери исчислялись единицами.
Воздушной войны ни с той, ни с другой стороны не было».   
{См.: 14.130, с.386–387}

Военный историк фон Типпельскирх, в прошлом генерал пехоты вермахта, в своей «Истории Второй мировой войны»
привел данные из сводки германского верховного командования от 18 октября.
«Общие потери немцев на Западном фронте за полтора месяца составили 196 человек убитыми, 356 ранеными
и 144 пропавшими без вести».
{14.152, с.49}.

Между тем «за кулисами идиллической картины «странной войны», а именно на германской ее стороне,
шла напряженная подготовка очередных агрессивных действий.
Все это проводилось в условиях искусной маскировки и строжайшего соблюдения военной тайны».
{14.155, с.60}
Характеризуя устремления Гитлера, Типпельскирх утверждал:
«Под впечатлением быстрого успеха в Польше он решился как можно скорее начать наступление на Западе».
{14.152, с.49}

Многие сегодня, в том числе некоторые мои читатели, говорят: предложения Гитлера в октябре 1939-го о мире
были отвергнуты Англией и Францией.
Что ж, давайте снова призовём в свидетели Уильяма Ширера, военного корреспондента из США, работавшего в то время в Берлине.

«Когда 6 октября, днем, – вспоминал он, – я сидел в рейхстаге и слушал выступление Гитлера...
мне казалось, что я слушаю старую граммофонную запись, проигрываемую пятый или шестой раз.
Как часто с этой самой трибуны после очередного захвата чужой страны произносил он речи!
Какими честными и искренними казались его призывы к миру, если забыть на время о его очередной жертве!»
«Мне показалось крайне сомнительным – я записал об этом в своем дневнике после возвращения из рейхстага, –
чтобы англичане и французы хоть краем уха прислушались к этим туманным предложениям».
{14.142, с.64–66}

10 октября на митинге в Шпортпаласте (берлинском Дворце спорта) Гитлер вновь заявил, что у Германии
«нет никаких причин воевать против западных держав».
{14.142,с.66}

По мнению Черчилля, «Гитлер твердо верил, что зрелище быстрого и полного разгрома Польши заставит
разлагающиеся демократии понять, что дни, когда они еще могли влиять на судьбы Восточной и Центральной Европы,
прошли безвозвратно.
На том этапе Гитлер не испытывал желания продолжать войну с Францией и Англией.
Он был уверен, что правительство его величества охотно примет решение, достигнутое Гитлером в Польше,
и что своим предложением мира он поможет Чемберлену и его старым коллегам, спасшим свою честь объявлением войны,
выбраться из свалки, в которой их заставили принять участие воинственные элементы в парламенте.
Гитлеру и в голову не пришло, что Чемберлен вместе со всей остальной Британской империей и Содружеством наций
отныне решился добиться его гибели или погибнуть в борьбе».
{14.116, с.156}

И Даладье, и Чемберлен категорически отвергли протянутую политическим шулером руку, первый – 7-го, второй –12-го.

Ошибался Черчилль, полагая, что Гитлер не жаждал тогда войны.
Ширер как более дотошный исследователь утверждал:
«Фактически, как теперь известно из захваченных немецких документов, Гитлер и не ждал ответа... 
и еще раньше отдал приказ о подготовке к немедленному наступлению на Западе.
10 октября он созвал всех своих военачальников, зачитал им длинный меморандум о состоянии войны
и положении дел в мире и решительно положил перед ними Директиву № 6 на ведение войны».
{14.142, с.67}

Такой вот «голубь мира»!..