Черная любовь гениев России

ЧЕРНАЯ ЛЮБОВЬ ГЕНИЕВ РОССИИ


Горька судьба поэтов всех племён,
Тяжеле всех судьба казнит Россию...

(Вильгельм Кюхельбекер)


1


Двести лет миллионы людей задают один и тот же вопрос: как могло случиться, что за двадцать три года в России в девятнадцатом веке, при правлении одного и того же императора – Николая Первого – погибли при ужасных обстоятельствах, в страшных мучениях, четыре гения, переоценить значение  которых для мировой цивилизации просто невозможно?
           Все они были поэты, патриоты, верные национальным идеям своей страны и преданно служившие ей и своему императору.
  Равных их литературному гению пока что так и не родилось  более в России за эти двести лет.
Александр Сергеевич Грибоедов, Александр Сергеевич Пушкин, Михаил Юрьевич Лермонтов, Николай Васильевич Гоголь. Столпы, которые вознесли на недостижимую высоту  русскую национальную литературу в мировом литературном сообществе, но сами не успели увидеть и, тем белее, сжать плоды своей гениальности. Им не дали – они ушли, гонимые нечеловеческим злодейством, в слишком молодые годы – 34, 37, 26, 42. А страна вот уже двести лет успешно сама пожинает эти плоды – сколько денег она закачала в казну от издания и продажи книг своих гениев, едва ли поддается счету. Но сами книги эти – дороже всяких денег, потому что являются учебниками мудрости для человечества, а также живительным источником для утешения в раскаянии каждого пожелавшего раскаяться в своей греховности.
Как бы странно это ни звучало, но наверное, хорошо, что еще никто в мире не создал о них ни одного мало-мальски правдивого и талантливого произведения – ни в литературе, ни в театре, ни в кинематографе. Потому что если бы кто-то создал вдруг такое произведение, у многих сердце не выдержало от увиденной кровопролитной войны ада и рая. И кто осмелится показать «солдат» этого неравного сражения  талантов и злодеев – реальных исторических персон темной стороны войны, увенчанных своею славой, поклонением и даже официальной святостью?
          В этой войне против русских гениев,  как и в любой другой, применялись различные приемы, преимущественно, изощренные по своей жестокости  и коварству. Многие еще не изучены или остаются скрытыми в документах под грифом «секретно». Но при ближайшем рассмотрении того, что  уже опубликовано и лежит на поверхности, как ни удивительно, выделяется объединяющая все четыре убийства деталь – «женская». И ее стоит рассмотреть более внимательно в сочетании с фактами, о которых ранее не считали нужным упоминать. А когда обстоятельства влюбленности и женитьбы поэтов начинаешь рассматривать именно в сочетании с некоторыми главными фактами их гибели, то невольно ощущаешь присутствие какой-то чертовщины и понимаешь – что-то тут нечисто!


2

Начнем с женитьбы первого убитого  - Александра Сергеевича Грибоедова. Он решил сочетаться  браком с пятнадцатилетней грузинской княжной Ниной Чавчавадзе вопреки запрету – при той должности, которую  занимал в то время - генерального консула России в Персии. По инструкции жениться ему было нельзя без официального разрешения министра иностранных дел Карла Нессельроде. Но Грибоедов неожиданно женился по пути  к месту службы – в Тифлисе. Может быть, ощущение близкой гибели, которое он испытал еще в Петербурге, вернувшись победителем из Тегерана, где с его помощью был заключен в 1828 году выгодный для России, но убийственный для Персии Туркманчайский мир, заставило его принять такое поспешное решение? Он так и сказал Пушкину тогда в одной из увеселительных прогулок по Неве: "Вы не знаете этих людей: вы увидите, дело дойдет до ножей".
Хотя, если рассуждать здраво, тем более, человеку в достаточно зрелых годах – Грибоедову на тот момент было  34-е  - если он предчувствовал страшные события, которые ожидали его в Тегеране, то зачем именно в этот момент было тащить в них за собой пятнадцатилетнюю девочку, невинного ребенка? Которая, сделавшись его женой, тут же сделалась и беременной! Разве он, человек мудрый, много повидавший в жизни,  искушенный дипломат, не понимал, что может на корню разрушить ее жизнь, связав  со своею, которой и оставалось-то несколько месяцев, как он и сам отлично понимал?
Конечно, как человек здравомыслящий и благородный, отправляясь навстречу смертельной опасности, Грибоедов не должен был в тот момент жениться – потому и существовала соответствующая инструкция в министерстве иностранных дел. Но он вдруг в какой-то момент почувствовал неодолимую  горячечную любовную страсть к юной девушке из семьи князя Александра Чавчавадзе и, словно не помня себя, тут же объяснился и сделал предложение. А затем свалился в настоящей тяжелой лихорадке, не излечившись от которой и венчался в церкви, где ему стало плохо так, что он даже не смог удержать в руках кольцо.
"В тот день, – писал Грибоедов, – я обедал у старинной моей приятельницы Ахвердовой, за столом сидел против Нины Чавчавадзе. Загляделся на нее, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойство ли другого рода, по службе, теперь необыкновенно важной, или что другое придало мне решительность необычайную, выходя из стола, я взял ее за руку и сказал ей по-французски: "Пойдемте со мной, мне нужно что-то сказать вам".
 Это странно. Но удивительно и то, что отец девушки сразу же согласился без всяких отсрочек на этот брак, отлично понимая, какая трагедия может реально ожидать ее в скором времени. Почему он так поступил? Создается такое впечатление, что всех будто загипнотизировали…
  На самом деле, уже шла искусная и большая игра, о которой  Грибоедов догадывался еще в Петербурге, когда изо всех сил старался уклониться от поездки в Тегеран, собираясь увидеть на столичной сцене свою пьесу «Горе от ума». И в этой игре все игроки были заранее расставлены по своим местам и выполняли отведенные им роли. Заданные роли, заметим, потому что все игроки принадлежали одному человеку – русскому императору.
Даже пресловутая дуэль Грибоедова и Якубовича на Кавказе в 1818 году оставляет одно сомнение: ее участники  остались живы, в отличие о предыдущей - знаменитой «четверной» - дуэли, когда в 1817 году кавалергард Шереметев из-за любовницы, танцовщицы Истоминой, вызвал на дуэль хозяина квартиры, где проживал Грибоедов, Завадовского. Завадовский убил Шереметева, а Грибоедов и Якубович решили драться позже. И вот через год они встретились на Кавказе, дуэль состоялась, но никто не погиб – однако,  Якубович оставил на руке Грибоедова  «зарубку», метким выстрелом покалечив ему мизинец. По которому через десять лет и опознали растерзанного в Тегеране русского посла. Судьба или…начало отбора  меченых фигур для будущей большой игры?
Кто-то удивится, не понимая, что для подобных игр нередко  люди отбираются с самого рождения! А рождение Грибоедова, как считают некоторые историки, покрыто мраком тайны. И если это так, то мать будущего знаменитого дипломата состояла на службе у русского двора еще в пору своей юности, а в зрелые годы, принудив сына возглавить русское посольство в Тегеране в угоду Николаю Первому, лишь выполнила очередное задание своих хозяев в императорском дворце.


3


Но была тут одна серьезная проблема: Анастасия Федоровна вырастила слишком умного и талантливого либерала, который на свою беду связался с декабристами да еще и не скрывал этого. Однако, как ни странно, именно ему Николай Первый передал  не только руководство русской миссией в Тегеране, но и  тайное наместничество на Кавказе при ее формальном наместнике генерале Паскевиче, который являлся  близким родственником Грибоедова. До него всесильным проконсулом Иберии был генерал Ермолов.
             Русская миссия в Персии (в стране, с которой то затухала, то вновь разгоралась война за Кавказ) существовала в зачаточном состоянии. Возглавлял ее совершенно случайный человек — лекарь, итальянский подданный. На таком фоне Грибоедов быстро выдвинулся.  Ермолов полюбил  Грибоедова и очень много для него сделал.  Но император терпеть не мог Ермолова, власть которого на Востоке становилась слишком велика. И сместил военачальника, назначив вместо него генерала Паскевича. Все птенцы гнезда ермоловского в одночасье были отправлены в отставку. Кроме его любимца  Грибоедова.
 Паскевич, в отличие от Ермолова, политическими талантами не блистал. Следовательно, было где развернуться талантам самого Грибоедова. Теперь, при начальнике, которым легко было манипулировать, он сделался настоящим, хотя и тайным хозяином Кавказа. Не только приказы и реляции — даже личную переписку Паскевича он вел сам, и все поражались: отчего это у безграмотного генерала сделался вдруг блистательный стиль письма?.. Вокруг шептались: «Для Паскевича все, что ни скажет Грибоедов, — свято».
Молодой дипломат сам вел с персами очередные переговоры о мире в деревне Туркманчай. И сумел добиться многого: персы отдали России Эриванское и Нахичеванское ханства (Восточную Армению), согласились на русский флот на Каспии, большую контрибуцию и возвращение на родину всех русских подданных, оказавшихся в иранской неволе… Туркманчайский мирный договор на подпись к императору Николаю  Грибоедов повез сам. Это был его триумф — в Петербурге дипломата-победителя  встречали выстрелом из пушки Петропавловской крепости. Его пожаловали чином статского советника, наградили орденом Святой Анны в алмазах. Наконец он был избавлен от необходимости бороться за место под солнцем. И стал мечтать об отставке,  чтобы заняться более приятными вещами, чем служба, — музыкой и литературой…




4

Но вместо постановки своей гениальной пьесы, запрещенной цензурой, ее автору пришлось участвовать совсем в другом – домашнем – спектакле, который устроила для него собственная мать в церкви.  Говорят, что Анастасия Федоровна Грибоедова разыграла целую сцену в часовне Иверской Божией Матери,  где перед иконой взяла с сына клятву продолжить службу и  обеспечить будущее своей сестры Марии.
Но по собственной ли инициативе она это сделала? Ведь желание Николая Первого видеть  Грибоедова на службе в Тегеране было  гораздо сильнее желания его матери, если он даже пошел на то, чтобы ради этого  открыть там вместо русской миссии консульство, а руководителем его, не дожидаясь  необходимой выслуги молодого посла, назначить именно Грибоедова. Который лишь из нежелания ехать в Персию  заявил Нессельроде о необходимости поставить на это место именно генерального консула, кем он по определению пока  не мог быть. Но по распоряжению Николая Первого стал им.
Первая женщина из самого близкого окружения – родная мать – была включена в игру, которую создавал сам император. Она сумела «дожать» находящегося в смятении и страхе от предстоящей  смертельной службы сына и проводила его на смерть собственными руками да еще «с помощью» Богоматери.
Зачем же царю срочно понадобилась еще и вторая женщина для Грибоедова – жена? Нужна  она была – для создания будущего «громоотвода» для Николая Второго в глазах собственной и международной «общественности», как сказали бы сегодня, в  жестких действиях по отношению к побежденной Персии.
Чтобы понять ситуацию, давайте, посмотрим на общую картину отношений Персии и России с 1814 по 1828 годы. Война России и Персии в 1826 году началась по инициативе Персии, в частности, шаха Аллаяр-хана, подстрекаемой Англией не соблюдать результаты  Гюлистанского мирного договора (1813), по которому Персия признала присоединение к России Грузии, Дагестана и Восточной Армении.
                Еще в 1814 году Персия подписала договор с Великобританией, по которому она обязалась не пропускать через свою территорию в Индию войска какой бы то ни было державы. Великобритания, со своей стороны, согласилась добиваться пересмотра Гюлистанского договора в пользу Персии, а в случае войны обязалась предоставлять шаху денежную помощь в размере 200 тысяч туманов в год и помогать войсками и оружием. Британские дипломаты, добиваясь прекращения персидско-турецкой войны, начавшейся в 1821 году, подталкивали Фетх Али-шаха и наследника престола Аббас-Мирзу на выступление против России.
                Шах Аллаяр-хан - зять и правая  рука правителя Фехт Али-шаха, первый министр тегеранского двора, был ярым  противником России. Как и глава шиитского духовенства муштеид Сеид Кербалайский Мухаммед и даже второй сын шаха, наследник иранского престола, правитель Южного Азербайджана принц Аббас-Мирза. И все они  были связаны с английскими агентами.
                Нужно еще добавить, что Аллаяр-хан ненавидел Грибоедова, хотя сам был поэтом и писал под псевдонимом Хаджиб.
                Но в этой войне, развязанной с подачи не только  Англии, но и Франции и Австрии, они опять проиграли. Иранский историк Ахмед Таджбахш, автор книги «Русско-иранские отношения в первой половине XIX в.», с сожалением пишет о том, что «шах, его наследник Аббас-Мирза, Аллахяр-хан (Аллаяр-хан –Т.Щ.) и другие представители иранской правящей верхушки отрицательно отнеслись к продвижению русских в районе озера Севан и, начав войну (1826—1828 гг.), лишили себя огромной территории в Закавказье».
Аллаяр-хан ненавидел Грибоедова за его активное и успешное участие в достижении с помощью умелой психологической обработки местного населения искусным русским дипломатом  Туркманчайского мирного договора. Который мало того, что подтверждал территориальные приобретения России по Гюлистанскому мирному договору 1813 года, но по нему к России также отходили теперь территории Восточной Армении и  Эриванское и Нахичеванское ханства. Также Персия обязалась не препятствовать переселению армян в русские пределы. На страну налагалась контрибуция в 20 млн рублей серебром.
                Одновременно с мирным договором был подписан торговый трактат, в соответствии с которым русские купцы получили право свободной торговли на всей территории Ирана. Договор укрепил позиции России в Закавказье, способствовал усилению влияния России на Среднем Востоке и подрывал позиции Великобритании в Персии. Так, он подтверждал свободу плавания в Каспийском море для русских торговых судов и исключительное право России иметь здесь военный флот.
                По оценке западных и иранских авторов Туркменчайский договор имел отрицательные последствия на дальнейшую судьбу Ирана, был глубоко оскорбительным для страны. Известный русофоб Фридрих Энгельс указывал, что «Туркменчайский договор превратил Персию в вассала России». По мнению же иранского историка Мехди Моджтахеди Туркменчайский договор оказался «злосчастнее и вреднее Гюлистанского», потому что «Иран полностью капитулировал, а Каджары стали политическим орудием России». По выражению другого иранского автора М. Афшара, «Туркманчай был началом политического упадка Ирана, а империя шаха была не только лишена права бороться против своего могущественного соседа, но даже сопротивляться ему».
                Договор составлял основу русско-иранских отношений вплоть до Октябрьской социалистической революции в 1917 году.

         
5

               Но давайте взглянем, кем вернулся на службу в Персию  в 1828 году Александр Сергеевич. Не только главой русской миссии, а уже и супругом пра-правнучки (по линии матери его пянадцатилетней жены Нины Чавчавадзе – Саломеи Ивановны Орбелиани)  грузинского царя Ираклия Второго.
             Ира;клий II  (1744—1762) - правитель Картли-Кахетинского царства (1762—1798). Из кахетинской ветви Багратионов. Целью Ираклия было объединение грузинских феодальных княжеств в единое государство, освобождение от ирано-турецкого владычества, и усиление позиций Грузии в Закавказье. В 1783 году он заключил Георгиевский трактат с Российской империей, который подписал  князь Гарсеван Ревазович Чавчавадзе, посол царей Ираклия II и Георгия XII в России. Это дед Нины Чавчавадзе со стороны ее отца, поэта и общественного деятеля Александра Чавчавадзе, крестника императрицы Екатерины Второй.
               Ираклий Второй учредил постоянное грузинское войско, занимался заселением пустующих районов Грузии, ограничил права феодалов нормами закона. Основал школы и семинарии в Тбилиси и Телави. Способствовал грузино-армянскому сближению.     В 1790 году был инициатором заключения «Трактата царей и князей иверийских», который был подписан Ираклием II, Соломоном II, Григолом Дадиани и Симоном Гуриели.
                Во время Крцанисской битвы, проигранной Персии 5- тысячным грузинским войском 35 тысячам кызылбашей и иранцев, внуки насильно увели 75-летнего Ираклия с поля боя. После нашествия Ага-Магомет-хана крайне переживавший разорение своей страны Ираклий удалился в Телави, где и скончался 11 января 1798 года.
                Историки романовской эпохи так писали о Грузии:  «От самой глубокой древности Грузия всегда подвержена была завоеваниям сильнейших держав в свете. Ассирияне, древние персы и греки, потом римляне, опять греческая империя; новые персияне и, наконец, турки попеременно с персиянами, часто имели государство сие под своей властью. При помощи разных других держав, нередко оно и освобождалось от ига иностранцев, до последнего покорения своего державе Российской».

         Можно себе представить, с каким настроением Александр Грибоедов выполнял поручения русского царя-победителя в Персидской войне, будучи полноправным членом патриотической «царской» грузинской семьи Орбелиани-Чавчавадзе, предок которых  способствовал армяно-грузинскому сближению и воевал против  персов. Тем более, что на тот момент и Грузия, и Армения уже были территориями Российской империи.
                Конечно, у Грибоедова, как у члена высокопоставленной грузинской семьи, было особое отношение к грузинам и армянам, которые, начиная с января 1829 года, находили в посольстве убежище, прося русского посла о помощи в возвращении на родину. Он разрешил им укрыться в посольстве.
          Но не столько эти люди вызывали  возмущение властей  Персии, сколько состав самого русского посольства. А в нем находилось немало представителей семьи Чавчавадзе и их знакомых, которых по просьбе новых родственников принял на службу Грибоедов после своей  «скоропостижной» женитьбы. Как только они прибыли в Персию, о них заговорили очень плохо, обвиняя в непрофессионализме, безнравственности, вплоть до грабежей на рынках и в распутстве. Одним из таких служащих мисси был заведующий прислугой Рустам-бек. Но ведь именно он взял в плен в Тавризе во время русско-персидской войны Аллаяр-хана, зятя Фетх-Али-шаха, первого министра Персии, одного из инициаторов войны против России. Понятно, откуда взялась вражда к Рустам-беку.
Но  выглядела эта «кадровая политика» русского  посла как его непрофессионализм и даже  коррупционность в виде семейственности. Выходило, что Грибоедов прибыл  в Персию после своей слишком скорой женитьбы на юной девушке (в этом случае все  выглядело как успешная «торговая сделка» влиятельной аристократической семьи в Грузии, выгодно продавшей живой товар в виде пятнадцатилетней невесты «старому» тридцатичетырехлетнему  послу из Петербурга) во главе своего рода организованной преступной группировки, которая в корыстных целях и из мести принялась разорять персидское государство.
          Как ни прискорбно, но сразу же после гибели Грибоедова именно эту причину гибели назвал сам Николай Первый. Официальная точка зрения на катастрофу в Тегеране была установлена в России задолго до того, как были получены сколько-нибудь подробные о ней сведения. В отношении министра иностранных дел К.В. Нессельроде от 16 марта 1829 года к командующему Кавказским корпусом И.Ф. Пас¬кевичу указывалось: «Ужасное происшествие в Тегеране поразило нас до высочайшей степени... При сём горестном событии Его Величеству отрадна была бы уверенность, что шах персидский и наследник престола чужды гнусному и бесчеловечному умыслу и что сие происшествие должно приписать опрометчивым порывам усердия покойного Грибоедова, не соображавшего поведение своё с грубыми обычаями и понятиями черни тегеранской». Так родился и потом широко распространялся миф о непрофессионализме Грибоедова, который за свою преданность и героизм получил в итоге чёрную неблагодарность и прямую клевету от представителей верховной власти.
             На службу в посольство Грибоедов набрал таких людей, какие нужны были императору – которые хотели и могли взять реванш  в Персии после поражения в неудачных войнах на территории Грузи и Армении при Ираклии Втором. Та контрибуция, «автором которой» якобы был Грибоедов, написавший Туркманчайский договор (на самом деле, конечно это был сам Николай Первый), практически  должна была разорить Персию и ослабить ее, что давало надежду Грузии жить спокойно и не бояться нападения и порабощения от этой страны. И Николаю Первому было нужно то же самое. Поэтому он и не откликнулся на сообщение Грибоедова еще из Тебриза, что эту контрибуцию взять будет тяжело и что  Фетх Али-шах просит отсрочку выплаты.
        Когда Николай Первый проигнорировал сообщение Грибоедова, тот понял, что его политика в Персии должна оставаться жесткой и что это и есть начало его гибели, которую он предчувствовал еще в Петербурге. Но сделал так, как того хотел царь.
        И теперь можно понять, что брак Грибоедова с Ниной Чавчавадзе был выгоден и нужен именно Николаю Первому, а пятнадцатилетняя грузинская девочка Нина Чавчавадзе стремительно согласилась на него, заранее получив нужные указания от родных. Все они в  тот момент в Тифлисе приготовились исполнить ту миссию, которую назначил им русский царь, но учитывали и свою большую выгоду, конечно.
       Но тогда, читая надпись Нины Чавчавадзе на могильном камне Грибоедова : « Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?» - невольно спрашиваешь: кто из них лжет, жена или царь? Да оба!
        Вот эта красивая (неизвестно кем написанная, на самом деле) поэтическая строка на надгробном камне растерзанного Грибоедова, оставшегося в мировой истории литературы  русским ее гением, как бы  накинула плотное покрывало на истинную историю гибели поэта  и до сих пор не дает рассмотреть правду о его смерти, на которую погнали его Николай Первый и новоприобретенная в Тифлисе семья потомков  грузинского царя Ираклия Второго – Чавчавадзе.
         
6


      Среди беженцев в посольстве оказалась (до сих пор точно не установлено) грузинка или армянка из гарема не то самого Фетх Али-шаха, не то жена из гарема его зятя - особого ненавистника Грибоедова – Аллаяр-хана, и евнух-армянин (или грузин?) Мирза-Якуб, принадлежавший  правителю Персии, который на свою и чужую беду слишком много знал. Этим делом занимался сам Аллаяр-хан, докладывавший, как идет его миссия в русском посольстве, Фетху Али-шаху.
Формально укрытие Грибоедовым беглецов в русском посольстве послужило причиной для возбуждения недовольства исламских фанатиков, которые начали антирусскую пропаганду на базарах и в  мечетях, а затем подняли бунт и напали на русскую миссию.
           Убийство русского консула грозило Персии началом новой войны. Но она была невозможна для России, отягощенной в это время войной с Турцией. Конфликт уладили с помощью дипломатии. Улаживать тяжелый дипломатический скандал персидский шах послал в Петербург своего внука шаха Хозров Мурзу, который был с почестями принят в Петербурге. В возмещение пролитой крови он привёз Николаю I богатые дары, в их числе был алмаз «Шах». Некогда этот великолепный алмаз, обрамлённый множеством рубинов и изумрудов, украшал трон Великих Моголов. Теперь он сияет в коллекции Алмазного фонда московского Кремля.
           Павлиний трон — золотой трон Великих Моголов, вывезенный из Индии персидским Надир-шахом в 1739 году, и с тех пор ставший символом персидской монархии (так же, как шапка Мономаха — символ русской монархии). Он был изготовлен для падишаха Могольской империи Шах-Джахана в XVII веке. По описаниям европейца Тавернье, это был самый роскошный трон в мире. Подданные приближались к нему по серебряным ступеням. Ножки у трона были золотые и украшены самоцветами. За спинкой вздымались два павлиньих хвоста из золота, с алмазными и рубиновыми вкраплениями, украшенные эмалью.
              Импе;рия Вели;ких Мого;лов (или Мого;льская империя) происходит от мансаба эмира Тимура Gurk;n; («зять Хана») — тимуридское государство, существовавшее на территории современных Индии, Пакистана, Бангладеш и юго-восточного Афганистана в 1526—1540  и  1555—1858 годах (фактически же — до середины XVIII века). Границы империи на протяжении её существования значительно изменялись. Название «Великие Моголы» появилось уже при английских колонизаторах, ни основатель Империи, ни его потомки сами себя так не называли. Термин «могол» применялся населением в Индии для обозначения всех мусульман Северной Индии и Центральной Азии.
              Но были принесены и огромные человеческие жертвы смерти Грибоедова. 1500 персиян понесли наказание: иных казнили, у иных рубили руки, носы и уши, 1000 семейств прогнали из Тегерана. Изгнали из страны и подстрекателя бунта – духовника атояллу Мирзу- Масиха-Муджтехида.


7

               Царскому правительству было выгодно озвучить главную версию гибели русского посла – его собственную вину в случившемся из-за излишнего упрямоства и жесткости. Но все-таки в случившемся историки и политики и того времени, и нашего видят изощренный многосторонний заговор – этакую иезуитскую «многоходовку», в которой преследовали свои интересы и персы, и Николай Первый, и европейские государства.
             Роль евнуха Мирзы-Якуба и какой-то грузинки из гарема, жены  неизвестно какого шаха, тоже вызывает вопросы – они могли быть агентами  Аллаяр-хана, да и наверняка были ими. Иначе бы, даже  очень желая вернуться на родину,   ушли бы из русской миссии, понимая, что тем спасают жизнь посла - своего избавителя от  мусульманского рабства. Но, скорее всего, эти двое преданно служили своим персидским хозяевам и были готовы принести во имя них жертву. И принесли ее.
             Аллаяр-хан, разведки европейских стран убивали Грибоедова из мести за Кайнарджийский мир. А за что убивал  своего посла таким беспощадным образом Николай Первый? Наверное, здесь подошла бы ужасно беспощадная формулировка: «по техническим причинам». Ну так нужно было для политики императора, для страны – ослабить приграничное государство, захватить торговые пути…
          В 1831 году состоялась  премьера ранее запрещенной пьесы Грибоедова «Горе от ума» на сцене Большого театра. Почему столь смелое произведение было не только разрешено к постановке, но и одобрено самим государем? В этом тоже была его большая тайна, и это целая история, связанная с большой политикой и…экономикой! Но об этом – ниже. Фамусова играл великий Щепкин. За роль Тугоуховского артист  Степанов снискал величайшее расположение государя императора Николая I и был Им лично вознаграждён перстнем и получил тысячу рублей награды. Бессмертное произведение вошло в копилку несметных богатств России, как и  алмаз «Шах», которым персы расплатились за жизнь его автора.
Николай Первый щедро заплатил за помощь в его большой международной игре матери Грибоедова, передав ей тридцать тысяч рублей за смерть сына. Настасья Федоровна отдала эти деньги своей дочери Марии, обеспечив, как и хотела, ее будущее, поскольку, пребывая в замужестве с 1827 года, та  сильно нуждалась в средствах, проживая с мужем и детьми в глухой усадьбе Чернского уезда Тульской губернии. Перед последней поездкой брата в Персию сестра просила у него в долг десять тысяч рублей (условно десять миллионов на «наши» деньги). Через год после гибели Грибоедова она вместе с его женой Ниной получила права на  книгу «Горе от ума». И мать, и сестра Александра Сергеевича прожили достаточно долго. Наверняка долгожительницей была бы и Нина Чавчавадзе, не настигни ее холера в 45 лет.

8


В создании "Горя от ума"  кроется особая интрига, о которой никто до сих пор даже не догадывается.  Вполне возможно, что все было совсем не так, как выглядело и как  мы об этом знаем от литературоведов и историков.
         
В 1822 году Грибоедов на Кавказе служил еще Александру Первому. А в это время в России было уже всем понятно – царь-победитель не оправдал надежд в своем Отечестве, и «Дней Александровых прекрасное начало» теперь превратилось в гири на ногах его сподвижников.
           Случилось так, что после победы над Наполеоном из 12 лет, которые еще были ему отведены царствовать, Александр пробыл в России по совокупности 4 года и 6 месяцев! Все остальное время он разъезжал по Европе. С конгресса на конгресс: из Троппау в Лайбах, из Лайбаха в Вену, из Вены ехал в Верону … На все это уходили годы. В то время как Россия после наполеоновского нашествия не только не восстанавливалась, а фактически вся ее западная часть была сожжена. Такое отношение Александра к своей стране для части его подданных выглядело оскорбительно. (Поневоле приходит ассоциация образа «вечного путешественника»  Александра Чацкого из пьесы Грибоедова «Горе от ума» с образом годами разъезжающего по Европе Александра Первого:«Опять увидеть их мне суждено судьбой! Жить с ними надоест, и в ком не сыщешь пятен? Когда ж постранствуешь, воротишься домой, И дым отечества нам сладок и приятен».  А, может, он и стал прообразом этого литературного героя?)
Как бы в унисон этим чувствам Пушкин  пишет в своих сатирических заметках, которые литературоведы считают 10-й главой поэмы «Евгений Онегин»:

Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.

          События 1812–1815 годов оказали большое влияние на внутреннюю политику России. В русском обществе они подняли волну патриотизма и интереса к политике, пробудили надежду на преобразования и расширение прежней программы реформ. Однако русское правительство, напротив, взяло курс на консерватизм и не желало возвращаться к прежним, слишком либеральным для России реформам. Но и ему стало  ясно, что невозможно за пределами государства проводить консервативную политику, а внутри страны – продолжать революционные для того времени преобразования. Поэтому  оно не свернуло реформы сразу, а продолжало еще некоторое время делать вид, что прежнее направление развивается. Эта имитация нужна была для того, чтобы подавить недовольство либерально настроенных кругов высшего общества. С эим у него ничего не получилось.
И вот так в «10-й главе «Евгения Онегина» Пушкин отразил мнение русского общества того времени:

Авось, аренды забывая,
Ханжа запрется в монастырь,
Авось по манью Николая
Семействам возвратит Сибирь
 .............................................Авось дороги нам исправят

Сначала эти заговоры
Между Лафитом и Клико
Лишь были дружеские споры,
И не входила глубоко
В сердца мятежная наука,
Все это было только скука,
Безделье молодых умов,
Забавы взрослых шалунов,
Казалось ........................................................
Узлы к узлам ........................................................
И постепенно сетью тайной
Россия ........................................................
Наш царь дремал .

9

 
Во время службы Грибоедова на Кавказе  в 1822 году случился бунт в Семеновском полку, во время которого Александра I в России не было.  Узнав о беспорядках в своем любимом полку (Александр был когда-то шефом Семеновского полка) он назначает комиссию. Но  его наместник  граф Алексей Андреевич Аракчеев от расследования неожиданно уклонился. А генерал граф Михаил Андреевич Милорадович, военный губернатор Петербурга, постарался успокоить государя, доложив ему, мол, мальчишки, бузотеры — с кем не бывает!
События разворачивают далее.  В этом же, 1822 году, отрекается от престола великий князь Константин Павлович (брат императора, считавшийся наследником престола) и тут же женится морганатическим браком на польке Жанетте Грудзинской. Все это оформляется документально.
Летом 1824 года, после беседы в Грузино с Аракчеевым, из которой понял – дела его на престоле плохи, Александр срочно отправляет  младшего брата Михаила Павловича в Варшаву к Константину, а Николая Павловича — в Бобруйскую крепость под жесточайшим приказом не возвращаться до особого распоряжения. Сам же отбывает в Таганрог на лечение. Вскоре за ним отправляется его супруга, императрица  Елизавета Алексеевна.
Далее разворачиваются известные события декабрьского восстания, в которых и сегодня больше неясности, чем точной информации. Главный вопрос – кто за кого там был – остается нерешенным. Все отрицали свою вину, все сдавали друг друга на допросах, повешенные были не более виноваты, чем другие, которым была «дарована» жизнь на каторге.
Главное же – очень хочется понять, насколько участвовали в заговоре сам Александр Первый и  его братья. И тут самое время вернуться к созданию пьесы «Горе от ума».
             Комедия в стихах «Горе от ума», как пишут  литературоведы, была  задумана в Петербурге около 1816 года и закончена в Тифлисе в 1824-м (окончательная редакция — авторизованный список, оставленный в Петербурге у Булгарина, — 1828 год). В России входит в школьную программу 9 класса (во времена СССР — в 8 классе).
         Комедия «Горе от ума» — вершина русской драматургии и поэзии. Яркий афористический стиль способствовал тому, что она вся «разошлась на цитаты».
            «Никогда ни один народ не был так бичуем, никогда ни одну страну не волочили так в грязи, никогда не бросали в лицо публике столько грубой брани, и, однако, никогда не достигалось более полного успеха» (П. Чаадаев. «Апология сумасшедшего»).
Но открываются вещи совершенно невероятные, если внимательнее взглянуть на то, кто  был рядом с Грибоедовым, когда он  по-настоящему приступил к работе над  знаменитой впоследствии пьесой.
В январе 1820 года Грибоедов снова отправился в Персию, дополнив журнал путевых дневников новыми записями. Здесь, обременённый служебными хлопотами, он провёл больше полутора лет. Пребывание в Персии невероятно тяготило писателя-дипломата, и осенью следующего, 1821 года по состоянию здоровья (из-за перелома руки) ему, наконец, удалось перевестись поближе к родине — в Грузию. Там он сблизился с прибывшим сюда же на службу Кюхельбекером и начал работу над черновыми рукописями первой редакции «Горя от ума».
        В начале 1823 года Грибоедов на время покинул службу и вернулся на родину, в течение двух с лишним лет жил в Москве, в с. Дмитровском (Лакотцы) Тульской губернии, в Петербурге. Здесь автор продолжил начатую на Кавказе работу с текстом «Горя от ума».

10

Тайна самого главного достоинства бессмертного произведения – тайна его афористического стиля -  скрыта именно в присутствии рядом с Грибоедовым в 1822 году, при начале его работы над черновиками пьесы, прибывшего сюда на службу Кюхельбекера.
Давайте разберемся, кто же такой был Кюхельбекер, оставшийся в истории как друг Пушкина по Царскосельскому лицею – Кюхля.
           Вильгельм Карлович Кюхельбекер  - русский поэт и общественный деятель, декабрист. Родился в семье российских немцев-дворян. Лютеранин. В 1811 году по рекомендации своего родственника военного министра Барклая-де-Толли был принят в Императорский Царскосельский лицей  воспитанником первого курса.
            Вспомним, кем был Барклай - де - Толли. Будучи военным министром он организовал в кратчайшие сроки, предвидя войну с Наполеоном, «Уложения для управления большой действующей армии», главной идеей которых было единоначалие главнокомандующего действующей армией, который обладал на театре военных действий всей полнотой власти и подчинялся лишь императору. Кроме того, «Уложения» определяли права и обязанности высших начальников и штат полевого штаба.
Также под руководством Барклая было разработано «Учреждение министерства военно-сухопутных сил», согласно которому министерство имело семь департаментов (Артиллерийский, Инженерный, Инспекторский, Аудиторский, Комиссариатский, Провиантский, Медицинский), Военно-учёный комитет, Военно-топографическое депо, типография и Особенная канцелярия, которая занималась разведкой и контрразведкой. Вводятся другие документы, регламентирующие жизнедеятельность армии: «Наставление пехотным офицерам в день сражения», «Общий опыт тактики», «Воинский устав пехотной дивизии», «Общие правила для артиллерии в полевом сражении», «Начертание на случай военных ополчений».
Но во время войны с Наполеоном главнокомандующего Барклая де Толли сочли предателем, когда он  разработал план  отхода русских войск из Москвы. Из-за этого план  он был отстранен с поста командующего и передал его Кутузову. А тот воспользовался этим планом и стал героем  войны и России. А Барклай пребывал в немилости у императора Александра Первого, и ему уже после войны пришлось доказывать свою правоту. После чего  ему вернули славу и награды. Пушкин, прямо отмечая свое доверие  Барклаю де Толли, писал все в той же «10-й главе «Евгения Онегина»:

Гроза двенадцатого года
Настала — кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский бог?

          На выпускном акте 9 июня 1817 года Вильгель Кюхельбекер был удостоен серебряной медали за успехи и учёность  и был зачислен вместе с А. С. Пушкиным в Коллегию иностранных дел. С 1817 по 1820 год преподавал русский и латинский языки в Благородном пансионе при Главном Педагогическом институте, где среди его учеников были будущий зять (муж сестры) декабрист Михаил Глинка и младший брат А. С. Пушкина, Лев. 9 августа 1820 года вышел в отставку. 8 сентября выехал за границу в должности секретаря обер-камергера  А. Л. Нарышкина.

11

Эта поездка Кюхельбекера,  думается мне,  стала отправной точкой создания пьесы «Горе от ума» в том виде, в котором ее получили читатели и затем зрители в театре. Казалось бы, с какой стати и причем тут Кюхельбекер?  Он – за границей, Грибоедов – на Кавказе, какая тут связь? Связь – это Александр Львович Нарышкин, секретарем у которого работал в это время поэт Вильгельм Кюхельбекер.
        Александр Львович Нарышкин (14 апреля 1760 — 21 января 1826, Париж) — острослов и царедворец из рода Нарышкиных. Обер-камергер, директор Императорских театров (1799—1819), кавалер ордена Андрея Первозванного. Внучатый двоюродный племянник Петра Первого. Сразу же добавлю – родной брат Дмитрия Львовича Нарышкина, супруга Марии Четвертинской, многолетней любовницы императора Александра I и матери их общих детей, которые получили фамилию Нарышкиных. Образцовый «рогоносец» своего времени, ставший роковым «героем»  грязной анонимки – «диплома рогоносца», который получил Пушкин в ноябре 1836 года.
              Александр Львович родился 14 апреля 1760 года в семье Льва Александровича Нарышкина и Марины Осиповны Закревской, племянницы К. Г. Разумовского. По окончании домашнего воспитания долго путешествовал за границей. Затем поступил в молодом возрасте в лейб-гвардии Измайловский полк, где дослужился до чина капитан-поручика. В 1778 году  пожалован в камер-юнкера и в дальнейшем строил свою карьеру при дворе. Сопровождал Екатерину II при её поездке в Могилёв.
              В 1785 году произведён в камергеры. В конце царствования Екатерины II завёл дружбу с наследником престола Павлом Петровичем, чем вызвал неудовольствие императрицы. После вступления на престол Павла I в 1797 году награждён орденом Св. Анны I степени, в 1798 году награждён орденом Александра Невского и пожалован в обер-гофмаршалы.
              В 1799 году назначен директором Императорских театров и награждён орденами Андрея Первозванного и  Св. Иоанна Иерусалимского. Время нахождения Нарышкина в этой должности  — одна из наиболее ярких страниц в истории русского театра.
            В 1812 году вошёл в состав особого комитета, отвечавшего за управление всеми петербургскими и московскими театрами. В 1815 году сопровождал императрицу Елизавету Алексеевну при поездке на Венский конгресс.
            После этого проживал долгое время за границей и в 1818 году во Флоренции назначен канцлером российских орденов и награждён бриллиантовыми знаками к ордену Андрея Первозванного, которые поспешил заложить в ломбарде.
              В 1819 году ушёл с поста директора Императорских театров. Состоял почётным членом Императорской Академии художеств и был Петербургским губернским предводителем дворянства.
                Вслед за несколькими поколениями Нарышкиных Александр Львович слыл бонвиваном и эпикурейцем. На приморской мызе Бельвю он принимал всё петербургское общество, включая Александра I, который называл Нарышкина кузеном. В книге «Десять лет изгнания», описывая концерты роговой музыки на даче Нарышкина, мадам де Сталь характеризовала хозяина как «человека любезного, обходительного и учтивого», однако склонного искать развлечения не в книгах, а в шумной компании: в окружении 20 человек он воображает себя в «философическом уединении". Тяга к развлечениям соединялась в нём с крайней расточительностью. Несмотря на своё богатство, он вечно был без денег и обременён долгами.
         Унаследовал от отца способность к непринуждённой игре слов и колким замечаниям (по свидетельству современника, «острые слова сами вырывались из уст его, без напряжения ума»). Каламбуры, приписываемые Нарышкину, могли бы составить целый сборник острословия. Он острил даже тогда, когда другим было не до смеха: например, во время пожара Большого театра в 1811 году.
Однажды Александр Львович, получил от императора Александра I подарок. Это был большая книга с богато украшенной обложкой. Раскрыв её, Нарышкин обнаружил вместо книжных листов искусно вплетенные ассигнации — всего на сумму 100 тысяч рублей, бешеные по тем временам деньги. Нарышкин передал дарителю глубочайшую признательность, однако прибавил к ней фразу: «Сочинение очень интересное и желательно получить продолжение». Легенда гласит, что государь исполнил пожелание и прислал ему ещё одну такую же «книгу». В ней тоже было ассигнаций на 100 тысяч рублей, но при этом велено было известить, что «издание закончено».
                Но в 1820 году вновь уехал за границу, как раз в сопровождении  секретаря Вильгельма Кюхельбекера, и в Россию уже не вернулся, остаток жизни прожил в Париже. Кюхельбекер также в это время был в Париже, где читал публичные лекции о славянском языке и русской литературе в антимонархическом обществе «Атеней». Лекции были прекращены из-за их «вольнолюбия» по требованию русского посольства.
Кюхельбекер вернулся в Россию, и с конца 1821 года до мая 1822 года служил чиновником особых поручений с чином коллежского асессора при генерале Ермолове на Кавказе, где познакомился с Грибоедовым. Биографы пишут, что схожесть характеров и судеб вскоре сблизили литераторов — добрую память о дружбе с Грибоедовым, быстро перешедшей в преклонение, Кюхельбекер пронёс через всю свою жизнь.


12

            Странно, что историки никогда не задавились вопросами об очень удивительных совпадениях: почему поэт и будущий декабрист Вильгельм Кюхельбекер  идет служить в секретари к знаменитому острослову и театралу Александру Львовичу Нарышкину, который едет в Европу, чтобы навсегда покинуть Россию, в которой обласкан и признан? А затем, сразу после этой поездки Кюхельбекера и его прибытия на Кавказ, начинается настоящая работа Грибоедова над пьесой «Горе от ума», которая лежала у него «в загашнике» до этого  целых  шесть лет?  А тут сразу и родилась!
             Давайте посмотрим теперь на «источник» острословия  Александра Львовича Нарышкина – на его отца. 
Нарышкин Лев Александрович - младший сын Александра Львовича Нарышкина (двоюродного брата Петра Великого) и статс-дамы Елены Александровны Апраксиной (внучки Петра Матвеевича Апраксина). Службу начал в Преображенском полку; в 1751 году был назначен камер-юнкером при дворе великого князя Петра Федоровича. После того, как 25 декабря 1762 года на престол вступил Петр III, Нарышкин стал одним из его фаворитов. 28 декабря ему было пожаловано 16000 рублей из денег камер-конторы. 1 января 1762 года он был произведен в шталмейстеры с рангом и жалованьем действительного генерал-поручика; 10 февраля получил в подарок каменный дом; 16 февраля, вследствие упразднения Канцелярии тайных и розыскных дел, был назначен вместе с А. П. Мельгуновым и Д. В. Волковым (драматургом, актером, который во время убийства Петра Третьего состоял в его охране) для приема в Санкт-Петербурге доносов об умысле по 1-му или 2-му пункту. .
До самой кончины Петра III Нарышкин находился при нём неотлучно, и по вступлении Екатерины II на престол был арестован в Ораниенбауме в числе приверженцев императора. Арест его был, однако, непродолжителен, и Екатерина II стала по-прежнему милостиво относиться к Нарышкину, и в день своей коронации, 22 сентября 1762 года, пожаловала в обер-шталмейстеры. В 1766 году он сопровождал великого князя Павла Петровича в Берлин. В следующем году Нарышкин был избран депутатом от дворян Перемышльского и Воротынского уездов в Законодательную комиссию, попав вместе с тем и в члены Комиссии о благочинии. Посещая заседания комиссии, он не проявил особой активности в её работе, хотя имя его и попадается иногда в числе лиц, подписавших то или другое заявление о согласии или разногласии с каким-либо положением, выработанным комиссией.
             Находясь при особе государыни, Нарышкин всю свою жизнь провел в придворном кругу. Он сопровождал императрицу в её путешествиях в 1780—86 годах в Белоруссию, Вышний Волочек и Крым.
           Нарышкин отличался необыкновенным хлебосольством и страстью устраивать великолепные и шумные балы, маскарады и пикники. Один из маскарадов, данный Нарышкиным для Екатерины ІІ в 1772 году, стоил ему 300000 рублей. Описание этого маскарада было сделано в тогдашних «Санкт-Петербургских ведомостях». Его дом был всегда с утра до вечера открыт для посетителей, причём хозяин не знал многих своих гостей и по фамилии, но всех принимал с одинаковым радушием.
            Умер 10 (21) декабря 1799 года, незадолго до смерти пожалованный в действительные камергеры.


          13
                Несмотря на то, что Нарышкин не занимал крупных постов, сам он по этому поводу нисколько не расстраивался, поскольку и не стремился к этому — но всегда гордился своей родовитостью, будучи двоюродным племянником Петра I.  Был необыкновенно популярен в петербургском обществе и считался, пожалуй, самой яркой звездой среди придворных Екатерины, внося в их круг веселость и оживление и являясь, по сути, главным шутом двора. Его веселый, добродушный характер, общительность и остроумие снискали ему расположение Петра III, обычно подозрительно относившегося к придворным своей супруги. М. М. Щербатов в сочинении «О повреждении нравов в России», характеризуя Петра III, писал: «Сей Государь имел при себе главного своего любимца — Льва Александровича Нарышкина, человека довольно умного, но такого ума, который ни к какому делу стремления не имеет, труслив, жаден к честям и корысти, удобен ко всякому роскошу, шутлив, и, словом, по обращениям своим и по охоте шутить более удобен быть придворным шутом, нежели вельможею. Сей был помощник всех его страстей».
             Екатерина II, будучи очень невысокого мнения о дарованиях и нравственных качествах Нарышкина и называя его то «прирождённым арлекином», то «слабой головой, бесхарактерным» или, наконец, «человеком незначительным», тем не менее, очень ценила его общительный характер и умение развлекать общество: «Он был способен создавать целые рассуждения о каком угодно искусстве или науке; употреблял при этом технические термины, говорил по четверти часа и более без перерыву, и в конце концов ни он и никто другой ничего не понимали во всем, что лилось из его рта потоком вместо связанных слов, и все под конец разражались смехом.
Более того, когда в 1783 году на страницах журнала «Собеседник любителей российского слова» скрывшийся под маской анонима Д. И. Фонвизин обратился к Екатерине II с вопросом, намекающим на Нарышкина: «Отчего в прежние времена шуты, шпыни и балагуры чинов не имели, а ныне имеют и весьма большие?», — он получил от Екатерины весьма жесткую отповедь.
Оригинальная личность Нарышкина отразилась на некоторых литературных произведениях императрицы. Нарышкин не был писателем, но его интерес к литературе и её деятелям достаточно засвидетельствован; в частности, Н. И. Новиков посвятил ему 2-е издание своего «Трутня».
Державин, посвятивший Нарышкину два стихотворения, писал о нём:
Он был весьма острый и сметливый человек, а ежели бы не напустил на себя шутовства и шалости, то мог бы по своему уму быть хороший министр или генерал.
       А из посмертных отзывов о Нарышкине характерен следующий:
«Он был вельможа тем более опасный, что под видом шутки, всегда острой и язвительной, умел легко и кстати высказывать самую горькую правду». А я добавлю:  не это ли и есть главные темы «Горя от ума» Грибоедова, «Ревизора» и «Мертвых душ» Гоголя?
         Вот от кого получил в наследство "сборник острословия" Александр Львович Нарышкин-младший, от своего собственного отца. И не оно ли стало с легкой руки гениального Грибоедова достоянием  не только русского народа, но и всех народов мира, благодаря бессмертной пьесе "Горе от ума"?
         Однако понимаю: мне вот тут же и  возразят: "Свежо предание, но верится с трудом..."
         Историки задаются вопросом: кто из Романовых был невидимым участником декабрьского восстания? Сам Александр Первый? Вполне возможно – он жаждал перемен, многое подготовил теоретически, но  к реальным практическим действиям боялся приступить. Закономерно опасаясь, что будет еще хуже.  Его младший брат Николай? Тоже вполне возможно: к этому времени ему было уже  к тридцати годам, и он имел наследника престола. Николаю надоели долгие отлучки венценосного брата, его нерешительность, неразборчивость в личной жизни. Все это не способствовало развитию страны, еще вчера – счастливой победительницы блистательной Франции. Выносить насмешки побежденных французов было невыносимо.
          Но еще больше раздражало  Николая Павловича, что русские аристократы почивают на лаврах, погрязли  в отсталых производственных и финансовых отношениях, и по-прежнему подражают французам в бытовых мелочах.
             Так не он ли и заказал разгромную пьесу, которая должна была пробудить это сонное общество? Но кому? Логично было бы думать, что написать  такое, что создал Грибоедов, мог бы Александр Львович Нарышкин, сын высокородного «шута» Екатерины Великой, директор всех русских театров. Сам написал бы, сам поставил… Ведь именно он  после отца обладал бесценным собранием каламбуров, пословиц, поговорок, - всего того, что восхищало  высший свет и заставляло хохотать любого. Но снова обращаем внимание на тот факт, что в 1820 году с ним в Европу в качестве его секретаря отъезжает Вильгельм Кюхельбекер, талантливый поэт и большой умник, окончивший лицей с серебряной медалью.
          Что это означает? Что Кюхельбекер должен был помогать писать пьесу  Нарышкину? Или – написать ее сам, пользуясь его материалами? Или просто поставить свое имя под написанным, прикрывая подобную литературную деятельность высокородного  внучатого племянника Петра Великого?
Если и был такой проект у кого-то из Романовых, то  рассекретить его едва ли возможно. Но дальше происходит история, которая похожа на историю  Барклая - де - Толли. Приехав на Кавказ и встретившись с Грибоедовым,  Вильгельм Кюхельбекер, или  из лени или еще из каких соображений, передает свои записки от Нарышкина ему. Сядь он сам за письменный стол и займись пьесой, которую так ждал кто-то из Романовых накануне декабрьского восстания, то, возможно, его имя, а не Грибоедова было бы прославлено в русской литературе. Но и у Вильгельма получилось, как у его дяди – славу от проекта сдачи Москвы Наполеону и разгрома его войск получил Кутузов, а Барклая своя же армия посчитала предателем.

14

     Первая постановка пьесы была осуществлена в 1825 году учениками Петербургского театрального училища под наблюдением Грибоедова. Но запрещена петербургским генерал-губернатором М. А. Милорадовичем. То есть, ее поставили накануне декабрьского восстания, точнее – весной. И тогда же Грибоедову пришлось отказаться от поездки в Европу и срочно вернуться к месту службы. Но это значит, что Николай Павлович, возможно, если он был заинтересован, уже получил полный текст пьесы.
А в январе 1826 года Грибоедов был арестован в крепости Грозная по подозрению в принадлежности к декабристам;  он был привезён в Петербург, однако, следствие не смогло найти доказательств принадлежности его к тайному обществу. За исключением А. Ф. Бригена, Е. П. Оболенского, Н. Н. Оржицкого и С. П. Трубецкого, никто из подозреваемых не дал показаний в ущерб Грибоедову. Под следствием он находился до 2 июня 1826 года, но так как доказать его участие в заговоре не удалось, а сам он категорически отрицал свою причастность к заговору, его освободили из-под ареста с «очистительным аттестатом». Несмотря на это некоторое время за Грибоедовым был установлен негласный надзор. Едва ли сам Николай Павлович поверил Грибоедову, но все-таки дал ему возможность сделать блестящую дипломатическую карьеру. Может быть, поводом к прощению и возвышению и стала пьеса?
       О том, что именно такая была царю нужна, говорит успешная премьера ее в Москве на сцене Большого театра 27 ноября 1831 года (во время холеры – известный визит императора Николая Первого в Москву). Фамусова играл М.С. Щепкин. За роль Тугоуховского артист Пётр Гаврилович Степанов снискал величайшее расположение государя императора  и был им лично вознаграждён перстнем и получил тысячу рублей награды.
 Грибоедова к этому времени уже три года не было в живых. Позже, перед своей кончиной, Вильгельм Кюхельбекер написал:

Горька судьба поэтов всех племён;
Тяжеле всех судьба казнит Россию;
Для славы и Рылеев был рождён;
Но юноша в свободу был влюблён…
Стянула петля дерзостную выю.
Не он один; другие вслед ему,
Прекрасной обольщённые мечтою,
Пожалися годиной роковою…
Бог дал огонь их сердцу, свет уму,
Да! чувства в них восторженны и пылки, -
Что ж? их бросают в чёрную тюрьму,
Морят морозом безнадежной ссылки…
Или болезнь наводит ночь и мглу
На очи прозорливцев вдохновенных;
Или рука любезников презренных
Шлёт пулю их священному челу;
Или же бунт поднимет чернь глухую,
И чернь того на части разорвёт,
Чей блещущий перунами полёт
Сияньем облил бы страну родную.

15

В год гибели Грибоедова  Александр Сергеевич Пушкин переживает глубокие душевные потрясения: его выбили из колеи два разбирательства – о стихотворении «Андрей Шенье» и об авторстве антиклерикальной поэмы «Гавриилиада».  Последняя ходила в списках еще в его лицейские годы, но почему-то именно сейчас привлекла к себе внимание Третьего Отделения, которое начало следствие, желая установить имя автора скандального текста. Виновнику грозила смертная казнь. В начале 1829 года Петр Вяземский «не узнавал прежнего Пушкина».
Дело не только в политике и сыске, обрушивших на голову поэта очередные беды. В конце 1828 года Александр Сергеевич встретил на московском балу шестнадцатилетнюю Наталью Гончарову и неожиданно влюбился. Это  роковое любовное «помрачение» в Москве случилось с ним практически одновременно, что и с Грибоедовым в Тифлисе. Александр Сергеевич не находит себе места, наконец, сватается к Гончаровой и, не получив согласия, решает уехать на Кавказ, откуда уже пришло известие об ужасной гибели Александра Грибоедова в Тегеране.
От чего все-таки бежал Пушкин, и каковы были его истинные намерения? Он служил в министерстве иностранных дел, как и Грибоедов. Может быть, ему вздумалось больше узнать об обстоятельствах смерти его  близкого товарища, который перед отъездом в Тегеран прямо говорил ему, что в Персии  в отношении него дело дойдет до ножей? И в это же время Пушкин в Петербурге вынужден был ожидать такой же участи от русского царя. То есть, судьба вела его, и он хотел опередить ее зловещие посылы и как-то оградить свою жизнь от реальных угроз с помощью полезной информации? Может быть, он почувствовал опасность в связи с посетившей его нежданной любовью к  юной девушке, которую он до того не знал и даже ни разу не видел, и эту опасность хотел преодолеть в дальнем путешествии.
11 июня 1829 года Пушкин, как он писал позже в своем очерке об этом путешествии, недалеко от крепости Гергеры встретил арбу, на которой из Тегерана везли в Тифлис гроб с телом Грибоедова. А в августе на обратном пути посетил Пятигорск, где мог увидеть установленный памятный столб в честь посещения минеральных вод принцем Хозревом-Мирзой, посланного дедом – Фехт Али-шахом, организовавшем убийство Грибоедова в Тегеране, в Петербург с драгоценными дарами царю. Здесь, вернувшись с Кавказа в ноябре, Александр Сергеевич уже не застал почетного гостя, внука и сына убийц своего друга, но много был наслышан о его визите. Этого красавца с прекрасными карими глазами в высшем свете столицы встречали с распростертыми объятиями. И народ собирался толпами, чтобы  поглазеть на восточную красоту.
Приняла его и мать Грибоедова, которую весьма тронули слезы коварного азиата, который  горячо раскаивался перед нею в содеянном его соплеменниками злодеянии. А затем Хозрев-Мирза удалился в  один из публичных домов Петербурга, чем очень перепугал официальных лиц, опасавшихся, что почетный гость  заразится сифилисом.
Обладающий изумительной внешностью и  недюжинным умом Хозрев-Мирза надеялся с поддержкой России сделать  большую карьеру на родине в обход старшего брата и наследника престола шаха Моххамеда. Но тот не дремал, и в 1832 году иранский премьер-министр Каэм-Макам Фарахани бросил красавца в тюрьму в Ардебиле. Там по приказу своего брата Мохаммед-шаха, которого считали слабоумным (что не помешало ему сесть на трон), Хозреву-Мерзе выкололи его прекрасные глаза. Его старший единоутробный брат Джангир был подвержен той же участи. Но прожил он долго и умер в 1875 году.


                16


Вернувшись с Кавказа, получив нагоняй от царя и окунувшись в котел кипящей столичной жизни, которую только что всколыхнул необыкновенный визит сказочного персидского посланника, Пушкин заметно поостыл к женитьбе. Он бы, может быть, и совсем отказался от этой мысли, но вдруг неожиданно получил приглашение от самой шестнадцатилетней красавицы из Москвы. Это был сильный эмоциональный удар, от которого поэт снова впал в любовную горячку. И уже не обращал внимание на скандальное поведение матери невесты, которая мало того, что не давала приданого за дочерью, но еще и грубыми выходками  явно отгоняла будущего зятя от своего дома. Он не прислушался к Наталье Ивановне Загряжской-Гончаровой, которая в истории отношений с Пушкиным так и осталась всего лишь взбалмошной  злодейкой.
Однако за ее грубостью скрывалось нечто иное, гораздо большее и значительное, чем могло показаться. Эта бастардка неизвестного происхождения, «приписанная» к высокородной  семье вельмож  Загряжских, можно сказать, с самого рождения состояла «на службе» - ей было обеспечено место фрейлины при  императорском дворе. Необыкновенная красота, словно «сделанная под заказ», Натальи Ивановны и была главным орудием для выполнения самых сложных поручений государственного значения.
Юная девушка в восемнадцать лет блестяще справилась с первым же ответственным заданием самого императора Александра. Конечно, не сам он давал ей это задание, с этим отлично справлялись его спецслужбы, как бы сейчас сказали. Если молоденькая девушка и не понимала всю истину происходящего с ней на тот момент – когда своей красотой в 1807 году ( всего-то за двадцать лет до сватовства Пушкина) соблазняла самого любовника императрицы Елизаветы Алексеевны, урождённой Луизы Марии Августы Баденской, кавалергарда Алексея Охотникова, как говорили, отца  ее второй дочери великой княжны Елизаветы, умершей во младенчестве, то спустя двадцать лет отлично понимала  свое положение. И спустя двадцать лет оно было очень непростым, опасным и полностью подконтрольным и зависимым. Как у всех агентов спецслужб.
Вся весьма короткая ее служба при дворе в качестве фрейлины имела лишь одну цель -  соблазнить Охотникова и отвадить его от императрицы. Задание имело особую важность, потому что отношения кавалергарда и Елизаветы Алексеевны зашли столь далеко, что  она начала рожать от него детей, не дав русскому престолу пока что ни одного наследника, а он называл ее своей женой. Это положение  было абсолютно недопустимо и уже начинало походить на готовящийся государственный заговор с целью заменить на престоле Александра на Елизавету. Подозрения внутренней разведки и самого императора, как показало время, были небеспочвенны: через десять лет открылось, что масоны в Москве и Петербурге действительно  делали ставки в своей политической борьбе на императрицу Елизавету Алексеевну. В это дело они вмешали и выпускника Царскосельского лицея, но уже участника  оппозиционного общества «Арзамас», Александра Пушкина, который с подачи главного масона ( и искусного провокатора) России на тот момент Александра Тургенева написал в 1818 году известное стихотворение «На лире скромной, благородной…», с посвящением фрейлине императрице Н.Я. Плюсковой:

На лире скромной, благородной

Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден царей забавить
Стыдливой музою моей.
Но, признаюсь, под Геликоном,
Где Кастилийский ток шумел,
Я, вдохновленный Аполлоном,
Елисавету втайне пел.
Небесного земной свидетель,
Воспламененною душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветною красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.




17

Конечно, в нем Пушкин отобразил политический вызов арзамасцев (членов оппозиционного «литературного» общества «Арзамас» -Т.Щ.) и декабристов, поскольку в те годы Елизавета Алексеевна пребывала на положении опальной царицы, в императорской семье ей не доверяли. Но как это произошло? Разумеется, из-за сугубо династического брака Баденской принцессы Луизы Марии Августы и русского цесаревича Александра. В сущности оба они были еще детьми, когда были вынуждены вступить в брак при «бабушке» - императрице Екатерине. Она, можно сказать, в конце жизни и царствования, в 1993 году, навязала  печальную  судьбу собственного замужества внуку. Но Екатерина хотя бы через десять лет брака как-то сумела родить сына Павла, отца Александра, от императора Петра Третьего.  Ее же внук остался бездетным, не дав престолу наследника.
          Что произошло между детьми- супругами, неизвестно. Жене было на тот момент 14 лет, мужу – шестнадцать. Но Александр слыл уже любителем женского пола во дворце, и, видимо, его бабушка не останавливала внука в его  сексуальных порывах. А в 1894 году в Петербург прибыла убитая горем от потери отца семья польского вельможи  Антония Четвертинского, который стоял за сближение Речи Посполитой с Россией, из-за чего был линчеван варшавской толпой в разгар восстания Костюшко. Екатерина Вторая велела вывезти его вдову (вторую жену) с детьми в Петербург и взяла на себя устройство их будущего. Родная мать умерла, когда девочке было 5 лет. Императрица подарила вдове  имение в Подольске и 1500 душ.
         Круглая сирота Мария, шестнадцатилетняя красавица дочь поляка-героя, почти сразу по приезде была выдана замуж за 31-летнего Дмитрия Нарышкина, одного из богатейших вельмож екатерининской эпохи.
Вот эта девушка и стала на пятнадцать лет «второй женой» русского императора Александра. Когда это произошло, неизвестно, но, думается, не случайно Екатерина поспешила выдать ее быстро и очень выгодно замуж. Скорее всего, этот  брак был формальным, чтобы открыть   свободный доступ к ней влюбившегося цесаревича. 
Вот так скрестились судьбы трех очень юных и очень красивых, но  не счастливых в личной жизни и любви молодых людей, обремененных тяжкими обязательствами  перед российским престолом.
В одном из писем Елизавета обвиняла Марию Нарышкину в ее демонстрации  отношений с императором. Но, судя по тому, что она сама его оставила, несмотря на опасность наказания, Четвертинская-Нарышкина, хотя и рожала детей от Александра, не дорожила  его любовью к ней и в этом разговоре, вошедшем в историю, скорее всего, завуалировано и в раздраженной форме просила императрицу вмешаться и освободить ее от постылых любовных отношений с царем.
Как известно, в этом «треугольнике» погиб при  загадочных обстоятельствах  «четвертый лишний» - кавалергард Охотников, любовник, которого отвадила от Елизаветы Алексеевны красавица-фрейлина Наталья Загряжская.

18

И какой-то злой рок привел Александра Сергеевича через сорок лет после этих  тяжелых событий к их участнице – той самой фрейлине Загряжской, у которой он в 1829 году попросил руки ее шестнадцатилетней дочери Наталья Николаевны Гончаровой. И она ему отказала, а затем создала невыносимую обстановку вокруг жениха и невесты, до конца, уже в день венчания, пытаясь сорвать свадьбу.
Принято считать, что виной всему был скверный характер Натальи Ивановны Загряжской. Но почему тогда Пушкин простил тещу и даже наведывался к ней в Ярополец? Может быть, потому что знал, кто она на самом деле – как бы сейчас сказали, тайный агент спецслужб его величества. И причиной тому – ее  таинственное происхождение вельможной бастардки. Такое же, как и у Жуковского, у Грибоедова, как у родственницы Натальи Николаевны Гончаровой  Идалии Полетики и так далее и так далее. Из этих высокопоставленных бастардов и формировали российские императоры никому невидимую «армию» шпионов и агентов для заданий особой важности. Откуда же они брались?
Совершенно случайно и, казалось бы, в самом неподходящем месте я натолкнулась на ответ. Но для этого нужно вернуться к визиту в Россию с повинной головою и с огромным алмазом «Шах» в качестве подношения Николаю Первому в 1829 году после убийства Александра Сергеевича Грибоедова в Тегеране внука персидского шаха, необыкновенного красавца, Хосрев-Мирзы. Его красота и изящество   поразили не только высший свет, но даже  простых петербургских горожан, и они толпами ходили за его каретой, желая взглянуть на прекрасного азиата. А Хосрев-Мирза, прямо  с аудиенции у царя, переодевшись в русский военный мундир, поспешил… в публичный дом! Откуда о его визите тут же донесли куратору поездки персидского гостя генерал-майору Ренненкампфу. Тот  быстренько приехал за шалуном и с укоризной сказал ему, что опасно для здоровья посещать такие места, а если у него есть потребность, то ему просто надо было сказать…
Эта фраза означает очень многое и важное в понимании управления даже современным миром. Оно ничуть не изменилось – им правят вовсе не таинственные масонские ордена, а те, кто так или иначе принадлежит к избранному кругу традиционных мировых правящих династий. Этот круг очень широк, и его представителей вполне хватает для всех главных отраслей – от политики и финансов до литературы и кинематографа.
Что означала фраза, оброненная  Ранненкампфом? А то, что на самом высшем уровне  царское правительство имело в своем распоряжении  таких женщин,  с которыми, не боясь огласки и болезней, могли встречаться любые высокопоставленные лица. В том числе, и зарубежные. И если от этих встреч у «суррогатных» безымянных матерей  появлялись бастард - дети принцев, шахов, дипломатов, вельмож разной величины и положения, то все они были учтены и всем находилось место в богатых семьях в качестве воспитанников, а то и приемных детей со всеми правами наследства. Смотря от кого чадо рождалось. Так в семью богатого помещика Бунина попал полутурок Василий Жуковский, в семью Загряжских – будущая мать  жены Пушкина «парижанка» Наталья Ивановна.
И понятен ее испуг, паника даже, когда к юной Натали в каком-то горячечном состоянии посватался весьма «темный» человек – поэт Пушкин. Такой же поэт, какой  дипломат и разведчик да еще и невыездной. Взяв которого под личное покровительство, император в любой момент мог использовать в своих целях. Конечно, испуганная Наталья Николаевна могла подозревать, что теперь Николай решил «взять в запас» «новобранку» - ее дочь! Она ведь понимала, зачем царская семья снова приближает  к себе теперь уже ее дочерей, и среди них – первую красавицу Москвы. С помощью женщин, которых не жалко, легче всего  кого-то опорочить, испортить репутацию, окутать какое-либо дело в любовный дурман и даже погубить, как это сделала когда-то сама Наталья Ивановна, искусив своей красотой Охотникова. Понятно, что она всеми силами старалась сделать так, чтобы возмездие  обошло ее стороной. Не обошло.
Случившиеся через шесть лет трагические события в молодой семье Александра Сергеевича показали, что  все  произошло так, как должно было случиться.

19

И поэт, и его жена стали жертвами Николая Первого. Возможно, и запланированными жертвами. Подобные потери властители обычно называют «второстепенными». Главное – чтобы династия, трон, государственность и территория оставались в неприкосновенности. И что в сравнении с этим жизнь поэта или дипломата?
Можно сказать: и Грибоедов, и Пушкин были слишком амбициозны. И даже их любовь и браки были в большой степени  обусловлены  именно желанием превосходить окружающих даже в этом. У первого жена была царского рода, у второго – самая красивая женщина России.
Но справедливости ради надо вспомнить, что оба они, уже находясь над пропастью, хотели изо всех сил остановиться. Однако им не дали, поскольку и тот и другой были уже включены в серьезнейшие международные события. А их жены им словно были заранее предназначены для того, чтобы в определенный момент сыграть роль громоотводов не для кого-нибудь, а для самого императора. Так Грибоедов, войдя в высокопоставленную грузинскую семью в качестве мужа праправнучки царя Ираклия Второго, много претерпевшего от персидских правителей, не мог не помогать грузинам, просившим у него защиты в Тегеране, и попался в руки  искусным провокаторам. Но царское правительство России на дипломатическом уровне посчитало, что  консул в Тегеране по собственной вине слишком переусердствовал в своих действиях. И принадлежность его к семье Чавчавадзе-Орбелиани могла быть тому причиной. А это уже не черта характера, а факт!
И в смерти Пушкина была незатейливо обвинена его жена – как кокетка, позволившая распускать вокруг себя сплетни и опорочить имя мужа. Уж сколько об этом за двести лет всего написано! Казалось бы, некуда курочке с клювом за зернышком сунуться, ан нет – открываются такие факты, что становится совсем невыносимо.
Самое удивительное, что факты эти касаются не только самого Пушкина и его жены, но еще другой женщины и другого мужчины. Но об этом в советской историографии не принято было рассуждать. И это только запутало ситуацию, на которую просто повесили крепкий замок.
Но давайте вспомним текст печально известного всему миру анонимного письма, полученного Пушкиным и его друзьями 4 (16) ноября 1836 года и ставшего причиной смертельной дуэли поэта и приемного сына голландского посла Луи Геккерена: «Великие кавалеры, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев в полном собрании своем, под председательством великого магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно выбрали Александра Пушкина коадъютором (заместителем) великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь: граф И. Борх».
Пушкин считал, что письмо написал Геккерен. И эта версия кажется весьма правдоподобной, если принять во внимание угрозы, которыми осыпал  посол Наталью Николаевну, отвергавшую ставшими опасными ухаживания Дантеса. Особенно после их свидания у Идалии Полетики, когда Дантес  выхватил пистолет и грозил убить себя в случае ее отказа, а в это время на улице под окнами прохаживался любовник Идалии Ланской, охраняя дом от любопытных посторонних глаз.
Вся эта суета  голландского посланника вокруг Натали, настойчивость Дантеса говорили о явной спешке этих двух мужчин обострить ситуацию до предела, до такого скандала, который бы повлек за собою серьезные последствия.
Ну было же очевидно: Наталью Николаевну им «заказали». Только вопрос: русский царь или операция была разработана в Нидерландах или во Франции?

20

Если такая операция имела место, то поводом к ней послужили события 1830-х годов. Это прежде всего революция во Франции, в результате которой к власти пришел  король Луи Филипп, вернувшийся из лондонской эмиграции. За нею последовала революция в Бельгии, которая после победы России над Наполеоном в войне 1812 года была присоединена к  Голландии, в результате чего образовалось королевство Нидерланды. Его и представлял Луи Геккерен в России.
Июльская революция 1830 года во Франции привела польских националистов в крайнее возбуждение. Последней каплей для поляков явился манифест Николая Первого по поводу бельгийской революции, после чего поляки увидели, что их армия предназначена быть авангардом в походе против восставших бельгийцев. Польское восстание было назначено на 29 ноября. Тут надо заметить, что русский император состоял в близком родстве с правящей династией Оранских в Нидерландах – сестра Николая Первого Анна была замужем за принцем Оранским, сыном короля.
В 1830 году начался передел Европы – приобретала самостоятельность Бельгия и Польша стремилась выйти из состава российской империи, подняв восстание и вступив в открытое сражение с русской армией.
У Николая начались сложности в отношениях с голландским родственником. Он признал вступление на трон короля Луи Филиппа после свержения Карла Десятого из династии Бурбонов. Но теперь Франция, как и Англия, была полностью на стороне Бельгии, желая ее отделения от Нидерландов и возрождения над нею своего влияния, и Николай должен был поддержать сторону Луи Филиппа в споре о Бельгии. То есть, пойти против правящей династии Оранских в Нидерландах.
В 1830 году авторитет России на международной арене уже не был таким высоким, как в 1815 году, когда она участвовала в перекройке границ в Европе как  главное лицо после своей победы над Наполеоном. И перед Николаем встала задача не потерять международный авторитет страны еще больше из-за этих революционных событий.
Какую же роль исполняли Геккерен и Дантес в это время?  Дантес был француз из древнего рода, роялист, преданно служивший бурбонам, в  частности, герцогине Беррийской, матери наследника французского престола, внука Карла Десятого, графа Шамбора. Но Луи Филипп  и депутаты французского парламента отказались признать его таковым. И из-за преследований  Дантес бежал в Россию, где был принят с распростертыми объятиями императорской семьей, сторонницей Карла Десятого.
Луи Геккерен был голландцем очень высокого происхождения. Служил Наполеону, затем, с 1822 года,  являлся послом Нидерландов в Петербурге. Дантес никогда не переставал служить Франции, Геккерен до конца жизни служил  Нидерландам. На чем же сошлись эти двое? Оставим в стороне их гомосексуальную связь, важнее их деятельность в спецслужбах в различных государствах. Таким изощренным разведчикам, как эти двое,  никому нельзя было доверять. На самом деле, только одно важное убеждение их объединяло: в жизни надо быть богатыми и успешными. И добиваться этого любыми способами. Вот и брались они за особые задания, очень сильно рискуя. Так Дантес только из личной выгоды в итоге перестал быть роялистом и, вернувшись во Францию, стал либералом и служил Наполеону Третьему. Что позволило ему стать богатейшим человеком в своей стране.

21

У Пушкина в это время тоже было непростое положение в российском обществе. Приветствуя либеральные ценности, он одновременно громко заявил о себе как патриот и монархист. И даже слишком громко, настолько, что его услышали и в Европе. Патриотические стихотворения Пушкина «Перед гробницею святой», «Клеветникам России», «Бородинская годовщина» достигли Лондона и дошли до Герцена, который призывал к освобождению Польши.
А Пушкин писал 1 июня 1831 году Вяземскому: «…их надобно задушить и наша медленность мучительна. Для нас мятеж Польши есть дело семейственное, старинная, наследственная распря, мы не можем судить её по впечатлениям европейским, каков бы ни был впрочем наш образ мыслей…». Вяземский был в ужасе от «Клеветникам России».
                В то же время существовало множество людей, восхищавшихся этим стихотворением. П. Я. Чаадаев писал Пушкину 18 сентября 1831 года: «Вот вы, наконец, национальный поэт; вы, наконец, нашли ваше призвание. Я не могу передать вам удовлетворение, которое вы дали мне испытать. Мне хочется сказать вам: вот, наконец, явился Дант».      
             В «Бородинской годовщине» Пушкин напоминает «народным витиям» — то есть французским демократам, требовавшим выступления в поддержку Польши — а также участникам русско-польских военных действий о традициях русских воинов, которые могут и должны служить гарантией добрых отношений:
 

Врагов мы в прахе не топтали;
Мы не напомним ныне им
Того, что старые скрижали
Хранят в преданиях немых;
Мы не сожжем Варшавы их;
Они народной Немезиды
Не узрят гневного лица
И не услышат песнь обиды
От лиры русского певца.


Вяземский ознакомился со стихотворением и в тот же день  записал в дневнике: «Будь у нас гласность печати, никогда бы Жуковский не подумал бы, Пушкин не осмелился бы воспеть победы Паскевича… Курам на смех быть вне себя от изумления, видя, что льву удалось, наконец, наложить лапу на мышь… И что за святотатство сближать Бородино с Варшавою. Россия вопиет против этого беззакония…».
Если уж в самой России Пушкин вызвал такую лютую ненависть людей, которых считал своими друзьями и единомышленниками, то что говорить о Европе, которая видела в Пушкине огромную опасность – мало ли куда мог завести этот «властитель» душ целые народы!
В «Клеветниках России»  поэт напрямую отсылает оппонентов к польской интервенции 1610-1612 годов и ко взятию Суворовым в 1794 году предместья Варшавы.
Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда;
Для вас безмолвны Кремль и Прага;
Бессмысленно прельщает вас
Борьбы отчаянной отвага —
И ненавидите вы нас…

А теперь вспомним, кто был зверски убит польскими националистами во время Польского восстания в 1794 году? Антоний Четвертинский, сторонник России, отец Марии Четвертинской-Нарышкиной. Которая  в 1795 году стала женой (скорее всего –формальной) богатого вельможи Д.Л. Нарышкина.
Самое время вернуться к «диплому рогоносца», полученному Пушкиным в конце 1836 года. Что мы там читаем?  «Великие кавалеры, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев в полном собрании своем, под председательством великого магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно выбрали Александра Пушкина коадъютором (заместителем) великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь: граф И. Борх».
Бесстыдство и низость этого  письма гораздо глубже и ужаснее, чем это привыкли видеть современники. А «увидели» они позор семьи Д.Л. Нарышкина, мужа любовницы императора Александра Первого Марии Четвертинской-Нарышкиной, который дожжен был теперь ассоциироваться с надуманным великим светом «позором» Пушкина из-за связи его жены с Дантесом или даже с самим Николаем Первым. Но никто за то время, когда был опубликован этот грязный пасквиль ( в 1903 году), не удосужился объяснить «почтенной публике», что на самом деле этот зашифрованный текст нанес сильнейший удар по самолюбию поэта-патриота. Потому что в нем позорилось имя женщины,  которая в шестнадцать лет, будучи круглой сиротой, попав в Россию после побега от разъяренных толп,  убивших ее отца в Польше, не была защищена никем при дворе Екатерины Второй. Которая, щедро откупившись от семьи беженцев, отдала девушку в бесстыдные руки своего сексуально озабоченного внука -  цесаревича Александра. Который затем испортил жизнь и себе, и своей супруге, императрице Елизавете, и ни в чем не виноватой юной Марии, которая целых пятнадцать лет, попав в его плен, готовила свой побег, и ее «мужу», Д.Л. Нарышкину, который был вынужден всю жизнь, подчиняясь воле императора  и его любовными прихотям, до самой смерти, нести на себе звание рогоносца.
Можно сказать, что жертвой этой сексуальной интриги Александра Первого стал и Пушкин, и, главное, его творчество. Потому что, приводя сравнение его семейного положения в 1836 году с постыдным положением  Д.Л. Нарышкина и его жены, полячки Марии Четвертинской, дочери поляка-героя, которую Александр Первый опозорил, а не создал ей достойного подвигу ее отца положения в русском обществе, недруги и ненавистники Пушкина сводили на нет высокое и важное значение его стихотворений
«Перед гробницею святой», «Клеветникам России», «Бородинская годовщина». А его самого свергали с почетного пьедестала передового рупора русской политики и поэзии. Вот что приводило его в отчаяние более всего.

22

Но он  отважно боролся до самого конца. На мой взгляд, дана неправильная историческая оценка душевного состояния Александра Сергеевича  в последние месяцы перед дуэлью. Он не переставал работать, завершив свой очередной шедевр –«Капитанскую дочку» - которая была опубликована за месяц до гибели автора в издававшемся им журнале «Современник» под видом записок покойного Петра Гринёва. Он создал бессмертное произведение, находясь в тяжелом финансовом положении, в плотном кольце своих смертельных врагов. Но даже в такой ситуации Пушкин пытается отбросить от себя грязь, которой кидались в него враги. В «дипломе рогоносца» есть явный намек на материальную зависимость семьи Пушкина от императора Николая Первого. Что же делает поэт? Он составляет письменный перечень своих догов, в котором делаются пометки об оплате расходов на продукты и платья, но остается огромный долг – 45 тысяч рублей (45 миллионов «на наши деньги) – который Пушкин помечает как карточный!
А не было никакого сумасшедшего карточного долга, который затем в различных записках современников увеличился аж до 90 тысяч рублей. 45 тысяч – это сумма беспроцентного кредита, который получил Пушкин в казне на издание  своего журнала «Современник». Получив грязную анонимку, поэт попытался вернуть этот долг Николаю, предложив министру финансов Канкрину выступить посредником для разрешения продать имение Кистенево, доставшееся ему в наследство. Денег от этой сделки хватило бы и на погашение долга, и еще осталось бы, как он писал министру через два дня после получения анонимки. Вот его текст:
«6 ноября 1836 г. В Петербурге
Милостивый государь
граф Егор Францевич.
Ободренный снисходительным вниманием, коим Ваше сиятельство уже изволили меня удостоить, осмеливаюсь вновь беспокоить Вас покорнейшею моею просьбою.
По распоряжениям, известным в министерстве вашего сиятельства, я состою должен казне (без залога) 45 000 руб., из коих 25 000 должны мною быть уплачены в течение пяти лет.
Ныне, желая уплатить мой долг сполна и немедленно, нахожу в том одно препятствие, которое легко быть может отстранено, но только Вами.
Я имею 220 душ в Нижегородской губернии, из коих 200 заложены в 40 000. По распоряжению отца моего, пожаловавшего мне сие имение, я не имею права продавать их при его жизни, хотя и могу их закладывать как в казну, так и в частные руки.
Но казна имеет право взыскивать, что ей следует, несмотря ни на какие частные распоряжения, если только оные высочайше не утверждены.
В уплату означенных 45 000 осмеливаюсь предоставить сие имение, которое верно того стоит, а вероятно, и более.
Осмеливаюсь утрудить Ваше сиятельство еще одною, важною для меня просьбою. Так как это дело весьма малозначаще и может войти в круг обыкновенного действия, то убедительнейше прошу Ваше сиятельство не доводить оного до сведения государя императора, который, вероятно, по своему великодушию, не захочет таковой уплаты (хотя оная мне вовсе не тягостна), а может быть и прикажет простить мне мой долг, что поставило бы меня в весьма тяжелое и затруднительное положение, ибо я в таком случае был бы принужден отказаться от царской милости, что и может показаться неприличием, напрасной хвастливостию и даже неблагодарностию.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь, Вашего сиятельства покорнейшим слугою».
Многие и сегодня гадают: что за странное письмо, которое не могло привести ни к какому результату? Пушкин и сам это знал, но все-таки написал свой прощальный «привет» царю, которого он не без основания подозревал в грязной и опасной интриге вокруг своей семьи.
Давайте подробно рассмотрим это письмо и его настоящее содержание. Здесь в каждой строчке – упрек Николаю или насмешка над его убийственными действиями против поэта, о которых Пушкин хорошо знал.
Предлагая Канкрину в нарушении правил залога  все-таки продать имение Болдино, понимая, что без разрешения царя это невозможно, Пушкин теоретически предлагает Николаю самому выступить против своего отца, который разрешил сыну владеть имением, но запретил продавать Болдино. В этом и заключается откровенная ирония Александра Сергеевича в отношении государя. Который сам же и распорядился, чтобы родственники не оказывали никакой поддержки поэту и чтобы тот таким образом не имел возможности выскользнуть из-под его полного контроля. Отец и мать  Александра Сергеевича  постоянно  и безукоризненно выполняли распоряжения императора, создавая огромные проблемы сыну и его многодетной семье, но при этом не сомневались, что поступают правильно, принимая от него немалые средства с его литературных заработков.  На содержании Пушкина перед его гибелью практически находились тринадцать членов его  семьи, включая мать, отца, брата и сестру.
Не имея больше сил находиться в этом непосильном рабстве и у императора, и у собственной, не щадящей его,  родни, он, в конце концов, откровенно написал отцу, что не в состоянии более содержать всех за счет своей тяжелой литературной работы.

23

Важный момент в письме к Канкрину – просьба не сообщать о нем царю, который может просто «простить» сорокапятитысячный долг Пушкину, а он этого не хотел бы и стремится немедленно рассчитаться с казной. Из этого можно сделать вывод, что Пушкин не считал свое  финансовое положение трагическим. Даже дойдя до залога у ростовщиков, потому что понимал – обратись он к Николаю, и тот выдаст ему нужную сумму, да еще потом и не взыщет. А мы привыкли представлять Пушкина нищим. На самом деле, он только в год на содержание квартиры в Петербурге рядом с Зимним дворцом тратил 4000 рублей ( четыре миллиона «на наши»).
Но главное – Пушкин в письме явно дает понять, что не хочет материального покровительства от Николая, собираясь  содержать свою семью сам. Таким образом, он отметает гнусную клевету состряпавших анонимку о его материальной зависимости за счет жены от царя. И понимая, что своих личных денег на уплату казенного долга ему от продажи усадьбы получить не разрешат, он  помечает 45 тысяч кредита карточным долгом, то есть, оговаривает себя. Очищает от грязного навета свою семью и сама Наталья Николаевна, которая пишет печальные письма о том, что семье не на что жить, а мужа она беспокоить не хочет, чтобы не отрывать его от творчества.
То есть, Пушкин накануне смерти понимал, что жить ему осталось мало, и перед концом приводил дела в порядок, желая оставить потомкам побольше документальных доказательств невинности своей жены и чистоты семьи. К сожалению, до сих пор эти доказательства не расшифрованы и не поняты, а  по свету гуляет слух о девяноста тысячах карточного долга Пушкина.
Но откуда же взялась цифра 90, если сам поэт пометил только 45? Видимо, сюда Николай Первый  (или опекун Строганов, ненавистник Пушкина и его жены) приплюсовали 50 тысяч, которые были выданы из казны на  публикацию полного собрания сочинений Александра Сергеевича, которые Наталья Николаевна тут же положила в банк, а потом на эти деньги построила  имение для своего старшего сына, когда он женился. Так что все долги Пушкина – это  были деньги для его литературной работы, которые он не успел вложить и получить от них отдачу. Но никак не мифическое «содержание» красавицы Натали императором.
А вот ее второй брак с Ланским очень похож на «оперативную разработку» Николая. Когда два агента вынуждены жить вместе, чтобы тайны их совместной деятельности никогда не вышли наружу. А  «совместная деятельность» Натали и Ланского и было то самое свидание у Идалии Полетики, на котором Дантес угрожал убить себя из-за большой любви или огласить их отношения в свете. Хотя, вполне возможно, и скорее всего,  будущих супругов использовали втемную. И до того в определенных кругах боялись разглашения, что Натали и Ланской не только были вынуждены жить вместе, но и похоронены в одной могиле. Это похоже на то, что если бы они после того знаменитого зловещего свидания вместе выпили бы яд.
Но никто не выпил  яду, никто даже из близких родственников и друзей просто не отказался от операции двора против Пушкина ради компрометации посла Нидерландов Геккерена и его высылки из России, как того требовал от  русского зятя принц Оранский.  Пушкин погиб, и это дало возможность Николаю Первому винить в трагической потере и Францию, и Нидерланды, а самому сохранить лицо при подписании соглашения в 1839 году на отделение Бельгии от Нидерландов. Но не о присоединении ее к Франции. Бельгия получила желанную свободу, а ее столица Брюссель стала теперь столицей объединенной Европы, грозящей оттуда всему миру, в первую очередь – России. Ну а уж как Нидерланды нас не любят – это сегодня известно каждому по оценке этой страной катастрофы с Боингом 777 на рейсе  МН17 над Украиной.
Мария  Четвертинская – Нарышкина, чье имя было так подло использовано политическими авантюристами в «дипломе рогоносца», практически сразу после гибели Пушкина вышла замуж и навсегда покинула Россию. Ее супруг Д.Л. Нарышкин скончался тогда же, после дуэли Александра Сергеевича, который, получается, стрелялся на Черной речке  не только за себя и за свою жену, но и за Марию Четвертинскую, и за ее отца, героя и мученика Адама Четвертинского. В общем – за честь России, которую в данной ситуации растоптал император Николай Первый из опасения быть неправильно понятым в Европе.