Сказки фея Ерофея 57

57. Мечты и идеи

Река бурлила седой пеной. Скальные наросты пещеры темнели над головой, словно тучи. Между «тучами» и сединой речных валов истошно, беспорядочно реяла черная субстанция. Черное «монокрыло» то врезалось с брызгами в волны, пачкая и без того мутную воду мазутными пятнами, то взмывало на всю высоту подземного хода, застилая пространство над головой Антона грязным покрывалом.
И эта мутная мечущаяся жижа орала. Смеялась, плакала, ухала и выла.
Неожиданно прямо перед лицом барахтающегося Антона возникла оскаленная морда Крыслой Дохлы.
- Правда, я – как Буревестник? – радостно спросила охотница. – Горький бурю революции с меня писал. Сразу мне поверил, не брыкался, как ты. Люблю революционеров.
- Я не революционер! – Антон отчаянно старался держаться на поверхности.
- Ну, хоть сочувствующий?
- Нет!
- Очень плохо! – расстроилась охотница. – Неужели нет желания перевернуть мир с головы на ноги или наоборот - с ног на голову?
Антон отрицательно покачал головой, насколько это позволяло его нынешнее положение.
- Свергнуть все к едрена-фене и на обломках возвести мир новый, мир счастливый?
Антон наконец сумел занять в воде положение, которое требовало меньших затрат энергии. Теперь ему легче было качать головой. Всякий раз, получив молчаливый отказ, Дохла взмывала к сталактитам и, пикируя, ниспадала с новым вопросом.
- Самодержцы обнаглели, диктаторы озверели, тираны осатанели, олигархи зажрались, политики заврались? Воров – на кол, врунов – на фиг? Обиженных - утешить, униженных – возвеличить? Отобрать у богатых, раздать бедным? Взять все и поделить?
Охотница устала метаться вверх-вниз, сжалась до размеров среднего океанского ската-манты и теперь парила в метре над Антоном, которого несло речное течение.
- Неужели ты не хочешь, чтобы всем на свете было хорошо? – взмолилась Дохла напоследок.
- Если кто-то жаждет сделать мир намного лучше, значит, кому-то скоро может стать намного хуже, - философски заметил Антон из воды.
- Смотри какой! – многоглазо прищурилась Дохла. – Очень жаль, что у тебя нет никакой, хоть завалящей, но при этом высокой идеи. Трудно мне придется с тобой в Мире лучей - именно на идеях там, в основном, и сыплются. 
- У меня есть мечта, - напомнил Антон.
- Сравнил – мечту и идею! – поморщилась всеми мордами парящая Дохла. – К мечте стремишься, а идее служишь.
- Что плохого в том, чтобы служить идее? – удивился Антон.
- Вот и я говорю! – обрадовалась Дохла, вновь обретя надежду. – Годами, веками стремится общество к равновесию, ищет баланс, выстраивает нейтральную (более-менее) модель сосуществования, пусть не идеальную, но устоявшуюся, с привычными законами, правилами отношений. «Спите жители Багдада! В Багдаде все спокойно!» - начинает еженощно выкрикивать сторож с колотушкой. Но тут появляется новый комбинатор с новой великой идеей. Ищет недовольных, чтобы те перебили довольных, и стало всем хорошо. Революция! Какое гордое, беспокойное слово! Всех неудачников, что не нашли свое место в старом мире, привлекает оно под знамена мира нового. И да грянет буря! Революция! А за ней и война! А можно и наоборот: сначала война, а потом революция! Главное – за идею! Какая мечта? О чем ты говоришь? Мечта – это твое маленькое счастье. Достиг мечты – и вот ты рад, близкие довольны. Хорошо только избранным. Зато идея – другое дело! Тут всем хорошо! Нет. Сначала, конечно, хорошо только избранным, а всем хреново. Некоторым - до смерти хреново. Но скоро появится новая идея, и вот тогда уж точно – хорошо станет всем!
Охотница раздувалась с каждым новым лозунгом и теперь стала похожа на огромный воздушный шар, упирающийся верхним полюсом в потолок пещеры, а нижним – в волны подземной реки. Шар был утыкан ложноножками, псевдоподиями, клешнями, щупальцами, а потому напоминал макет ядовитой рыбы из школьного кабинета биологии.
Остров был уже недалеко, и Антон стал подгребать к берегу по мере сил. Над островом нависла белесая шапка тумана. Туман был необычным – за пределы острова не растекался, стоял непрозрачной стеной четко по контурам.
- Так что, меняемся? – спросила Дохла-шар.
- Что на что? – из-под загребающей руки спросил Антон.
- Твою мечту на твою же идею? – предложила охотница. – Я помогу, будь уверен. Станешь во главе, поведешь массы. Всем временным скажешь «Слазь!» и сам сядешь в их кресло. Осчастливишь всех, на кого падет твоя милость. Войдешь в учебники истории. Да что там! Под твою диктовку станут писать эти самые учебники! Воздвигнут тебе памятники на центральных площадях многих городов…
- Нет уж, уволь, - попросил уже порядком подуставший Антон.
Берег был близко – рукой подать. Очень хотелось добраться до него поскорее, выкарабкаться на знакомую поляну, прижаться спиной к стволу Плакучего Ива и отдохнуть. В тишине.
Охотница неожиданно выпустила набранный воздух. Резко, со свистом. Порыв подхватил Антона и понес вокруг острова, к жерлу новой реки.
- Тебе туда нельзя, - злорадно заявила Крыслая Дохла, опять превратившись в летающего ската-манту.
- За что? – взмолился Антон.
- За неуверенность! – взвыла Дохла и вновь метнулась к сталактитам и снова - назад, к реке.
Отчаянно работая руками и ногами, Антон сумел развернуться против течения и оказался в нескольких сантиметрах от берега. Из тумана черными нитями свисали к реке ветви дерева.
- Плакучий… Ивъ! – в отчаянье воззвал усталый пловец.
Ветви проводника шевельнулись на ветру, стали ближе. Антону удалось ухватиться за тонкий прут. Охотница взвыла и накрыла беглеца черным вязким облаком. Но было поздно: хлесткая ветвь впилась в ладонь, намотавшись в несколько оборотов. Антон почувствовал, что его тянет на берег, словно эвакуатор лебедкой вытягивает из болота увязший автомобиль. Через несколько минут Антон лежал на берегу, грязный, будто действительно спасенный из топи. Молоко тумана отрезало весь мир чертой острова, было лишь слышно, как мечется и в воплях негодования изводится Крыслая Дохла.
Теперь на острове сменилось время года. Вместо белых пятен снега и черных проталин всю его поверхность покрывала буйно разросшаяся трава. Плакучий Ивъ тоже мог похвастать пышной шапкой зеленой листвы. Ветер трепал Ивовы кудри – так Антон еще в детстве ерошил шерсть своего маламута. Воспоминание о Ерофее больно кольнуло в солнечное сплетение, но при этом и согрело, избавило от влажного речного холода.
Некоторые листья, самые большие, самые «парусные», не выдерживали порывов ветра и срывались с ветвей. Странные это были листья: прожилки на них не тянулись вдоль, а бежали поперек, словно строки. Антон подобрал один из опавших листьев.
«Тренеры личностного роста, апологеты эмоционального интеллекта, гуру всех мастей, правоверные сайентологи, религиозные деятели любых конфессий, агрессивные философы, носители национальных или демократических идей, даже буддисты…» - прочитал он на живом пергаменте.
Подобрал второй: «Как только запахло идеей, любой идеей, как только эту идею пытаются тебе внедрить в разум, можешь быть уверен: тебя собираются использовать».
Антон понял, что таким образом проводник решил поговорить со своим подопечным. Вот только прежние проводники анализировали уже совершенные ошибки, а Плакучий Ивъ предостерегал от будущих.
«Прочитал Библию – тут же берись за Маркса; освоил Платона – немедленно приступай к Аристотелю; прочитал заметку в «Таймс» - найди в «Правде» статью на ту же тему; приступил к Гегелю – клади в очередь Канта; услышал речь демократа – немедленно прослушай речь диктатора; побывал на проповеди – не примени заглянуть на лекцию общества «Знание»…» - на третьем листе.
«И все равно истина будет даже не между, а за пределами всего этого. Что же делать? Читать. Много, вдумчиво, разное. Даже если твоя жизнь вся пройдет в чтении, все равно она пройдет не зря. Именно так она пройдет не зря», - такими строками был исписан четвертый лист.
Остальные листья были пусты. Антон понял, что разговор, а если быть точным – монолог, был окончен. Вопли охотницы смолкли. В сплошной пелене тумана возник узкий проход. Проводник предложил продолжить путь, идти к восьмой реке.
Страха не было. Антон даже сам хотел вновь окунуться в теченье вод, смыть липкие пятна грязи с одежды и тела. Плакучий Ивъ, собственно, не сказал ничего нового. Антон все это понимал, именно так и жил - совершал глупости, но не подлости; прислушивался к советам, но не попадал под влияние; любил многих, но оставаться верным одной... Ах, вот оно – сторонние, на первый взгляд, мысли привели к ответу на тот вопрос, на который отказался давать ответ Юрка: «Что делать с Мариной?»
Антон улыбнулся, с уважением кивнул проводнику и бросился с разбегу в воды восьмой реки.