Помнит - не помнит

Лора нежно смотрела на мирно сопевшего в постели мужа. Утро воскресенья. Она больше всего любила эти часы, когда весь дом ещё был погружён в отдохновение и покой, и она тихо-тихо шагала по нему, проверяя свои владения. Вот светлые головки их дочерей – Нэнси и Сандры. Нэнси, младшая, прижимает к себе лохматого мишку, чёлка сбилась в один комок, нижняя, более пухлая, губка чуть оттопырилась, обнажив дырку на месте недавно выпавшего молочного зуба. Сандра, старшая, раскинулась звездой, одеяло сбито в комок в конце кровати, длинные ресницы слегка подрагивают. Но она проснётся ещё не скоро – обе девчушки, как и муж Билл, любительницы спать до обеда.

В кресле в гостиной клубочком свернулся кот Пичи. Рыже-белый и невероятно пушистый, он стал первым их совместным с мужем приобретением. Сейчас он уже совсем старик – четырнадцать лет в хвостатом мире не шутка. Кресло это – его любимое, ради кота забрали со старой квартиры, где жили до рождения Нэнси. Раньше он уже в пять утра начинал свою первую охоту, но сейчас предпочитает сладко подремать. Лора остановилась лицом к окну и радостно вздохнула – какой здесь чудесный вид на парк!  И сколько утреннего солнца! Она обожала вставать утром с первыми лучами и ощущать всем телом, как тепло и свет просачиваются сквозь кожу и становятся частью её самой, наполняют её от макушки до пальцев ног. С какой любовью обставляли они эту комнату – и светлая мебель, и пушистый ковёр на полу, и желтовато-молочная краска стен! А стеллажи для их любимых книг Билл выпилил в мастерской сам. Лора нежно провела рукой по гладкой доске. Повезло ей всё-таки с мужем: и работящий,  и с детьми чудесно ладит, души не чает в дочках. Да и жену свою, можно сказать, на руках носит.

- Господи, за что мне столько счастья? – прошептала Лора, глядя на расплывшуюся линию горизонта. – Как ты милостив ко мне, как щедр! Спасибо тебе, Господи!

Она мягко опустилась на пол, чтобы всё небо, что она видела в окно, оказалось выше её. Как и большинство людей, Лора была уверена, что Господь находится выше, на небе, где-то за облаками, и сейчас ей хотелось стать меньше, чтобы показать ему свою верность и искренность. Рука сама потянулась к старой Библии – Лора не могла вспомнить, когда в последний раз открывала её, но сейчас благодарность Богу за всю прекрасную жизнь, которую она вела последние десять лет, переполняла её. Самым верным способом выразить свою благодарность Лора всегда считала чтение псалма. Псалом 65 был её любимым, и она переворачивала страницы медленно, с почтением, чтобы отыскать полюбившиеся давно строки.

Что это? Между страниц лежала какая-то бумажка. Почерк женский. Интересно. Лора, не задумываясь, разгладила листок, с виду довольно старый, и начала вглядываться в строки. Женщина, писавшая их, похоже, торопилась куда-то, или просто волновалась – буквы набегали друг на друга, почерк был очень неровный и сбивчивый.

«Мери, дорогая, прошу тебя, не пускай больше Билла ко мне никогда. Я не хочу видеть его, а он не понимает. Мы супруги, но он противен мне. Его мясистый рот, сладкий запах пота, его куцый нос – одно это раздражает меня, а ведь мужу и жене приходится общаться каждый день! Мне надоела его слащавость и глупые слова любви, которые он, похоже, берёт из открыток на заправке. Как можно!
Как могу я жить с ним дальше, если не люблю его? Мери, ты знаешь, я не очень любила его, когда выходила замуж. Я надеялась, что со временем смогу оценить и полюбить его, но не получилось. Я по-прежнему не нахожу в нас ничего, что могло бы стать хорошим основанием для семьи. Я не хочу детей от него.
Сестра, единственное, чего я хочу – снова быть свободной. Прошу тебя, если Билл спросит, где я, не выдавай меня и не говори ему, что я у Карлы. Он придёт и начнёт упрашивать, и мне станет жаль его, и я снова уступлю – но через неделю я уже опять буду несчастна. Прошу, не говори ему, пусть он сто раз мой муж.
С любовью, Лора».
 
- Лора? – она уставилась на подпись. – Но ведь Лора – это я! Разве я могла написать сестре такое письмо?

Засунув записку в карман, Лора неуверенно отправилась в спальню. Муж всё ещё спал, обнимая подушку. Она улыбнулась – такой ласковый мужчина! Многие женщины завидовали ей – Билл всегда был горазд на нежности и не стеснялся своей любви к жене. Она знала, что некоторые много бы отдали за то, чтобы их мужья также охотно целовали супруг в щёчку при всех и держали за руку. Во сне он всегда обнимал её, а когда она просыпалась и вставала, притягивал к себе хотя бы подушку. Такой уж человек. Ну да, с неприязнью к письму отметила она, рот действительно немного мясистый.  Как и весь он – плотно сбитый, коренастый парень, с тугими мышцами под небольшим слоем жира. Билл всегда был здоровяком, и ей это нравилось – ведь приятно, когда мужчина рядом крепок и силён, и без труда поднимает тебя на руки. 
И да, конечно, он всегда был романтичен. Лора нежно пригладила его чёлку пальцами, и Билл глубоко вздохнул сквозь сон. На первом свидании он неловко спел ей песню, такую всем известную, её еще «Эверли Бразерз» когда-то исполняли, а потом и все остальные, кому не лень. Но он пел её так серьёзно, так вдумчиво, что она не посмела усмехнуться. Что она чувствовала тогда? Лоре внезапно стало неловко перед самой собой. Не могло ей это понравиться. Она себя знала. И песню эту она никогда не любила, и петь её на свидании казалось жуткой пошлостью и банальностью. Ей не могло это понравиться! Однако она смотрела на дремлющего мужа и её захлёстывала волна теплоты: какой он милый и очаровательный со всеми своими валентинками, стишками, красивыми строчками из мелодрам и ласковыми прозвищами.

- Ну и что, что я это всё не люблю – пробормотала она себе. – Его ведь я люблю! Может, мне это нравится, потому что нравится он!
- Кто это там тебе нравится? – пробормотал Билл, не открывая глаз.
- Ты, милый. Только ты.  – прошептала Лора. Желая отвадить призраков, она стянула с себя халат и проскользнула к мужу под одеяло, обвив руками его живот и запустив одну ладонь чуть ниже. – Только ты. – Добавила она еле слышно, утыкаясь носом в его шею.

Мери удивилась, получив от сестры просьбу зайти на чай. Лора всегда так гордилась домом и так любила его, что предпочитала принимать гостей у себя, тем более что Мери до сих пор жила в маленькой студии в шумном центре, прямо напротив индийского рынка. Тишина и уют точно не были частыми гостями в её скромной комнатушке. Единственным их олицетворением мог бы послужить кот Джинджер – родной брат Пичи, из того же помёта, он обладал более рыжим окрасом, но более мягким и спокойным характером. Если бы не потребность в еде и некоторых других процессах, он, пожалуй, и совсем не вставал бы с насиженного удобного подоконника, нагретого солнцем.

Сёстры обменивались последними новостями, которые в целом были более или менее известны им обоим, но всегда находились какие-то подробности, или догадки, которые знала только одна. Выросшие вместе, они были очень похожи: обе невысокие, русые, с заметными скулами, живыми карими глазами и ушами очень красивой формы. Лора была немного полнее Мери, и у неё были ямочки на щеках, а у Мери –россыпь веснушек на носу и длинные жилистые кисти рук. Замуж выйти она пока не успела, но и не сожалела по этому поводу, работала журналисткой – вела несколько колонок по домоводству и писала статьи в журналы для домохозяек. Это всегда поражало Лору – Мери была, и это не слишком сильное слово, артистичной интеллектуалкой, знакомой и с философией, и с современным искусством настолько близко, что обывателю она показалась бы синим чулком. Но при этом работа у неё была самая что ни на есть мещанская.

Мери поила сестру травяным чаем с собственноручно испечённым лимонным печеньем и ждала, пока та перейдёт к делу. Она хорошо знала Лору – способная нырнуть в омут головой, она нуждалась в разминке и последнем глубоком вдохе. И Мери понимала: Лора не приступит к делу, пока не успокоится полностью. А для этого ей нужно было лишь поверить, что сестра считает их встречу практически случайной – имеют ведь родственники право иногда просто захотеть увидеть друг друга? И Мери спокойно выжидала, когда Лора наконец обманется в самой себе. По её речи не было похоже, что произошла катастрофа, а значит, ни к чему было торопить события.
И вот, вернувшись к сестре из ванной комнаты, Мери вдруг поняла, что сейчас узнает цель визита Лоры. Воздух в комнате как будто стал гуще и плотнее, и хозяйка квартиры заметила, что сестра слегка задёрнула шторы и открыла форточку – в комнату теперь врывался равномерный гул бронзовокожих торгашей, предлагавших посетителям свой товар. 

- Ты случайно не помнишь, я после свадьбы ссорилась с Биллом?
По спине Мери пробежал холодок. Так вот о чём Лора хотела с ней поговорить. Но как это может быть? Всё должно было быть очень надёжно, сестра никогда не должна была вспомнить обо всём. Неужели произошла ошибка?
- Давно это было, систер. Не припоминаю.
- Подумай. Может, не ссорилась, но просто жаловалась?

По лицу Лоры было видно, что для неё это важно. Глаза широко, неестественно открыты, а кожа на лбу натянулась так, что не было видно ни единой морщинки.
- Зайка, все влюблённые когда-то да жалуются друг на друга.  – Мери села на диван рядом с сестрой. – Даже если что-то такое и было, вряд ли я тогда придала этому большое значение, уж прости. Милые бранятся только тешатся. Ты же знаешь.

В её голосе прозвучала небольшая горечь. Как же повезло сестре – второй мужчина стал её мужем. Десять лет счастливой жизни, двое дочурок, и по супругам видно – в семье всё хорошо. Это она, Мери, успела изучить все разновидности мужчин – кроме законных мужей. И вот теперь она, неудавшаяся жена, учит сестру премудростям взаимоотношений.

Разумеется, она знала: не вся их семейная жизнь – тишь да гладь. Как и в любом доме, бывали у Билла и Лоры и ссоры, и недомолвки, бывали и конфликты. Особенно в первый год совместной жизни, когда они только-только учились быть не просто двумя личностями, а целой совместной ячейкой общества. Не раз тогда Лора жаловалась на мужа сестре, возмущалась его привычками, так не похожими на её, ворчала то по одному, то по другому поводу. А потом… Мери потрясла головой. «Это не было моё решение. – Сказала она себе жёстко. – И я за него ответа не несу. К тому же, я обещала Биллу ничего не рассказывать. Я подписала бумаги. Если даже это была ошибка – сейчас она уже совершена».

- Конечно. Я покажу тебе кое-что.
И Лора протянула сестре злосчастное письмо. Мери медленно, стараясь скрыть волнение и ужас, охватившие её, взяла письмо в руки и прочла. Потом спокойно перевела глаза на сестру и погладила её по руке.
- Лора, милая, я впервые вижу это письмо.
- Ну и что?
- Это значит, что оно никогда не было отправлено или передано мне. Подумай, может, ты таким образом просто выплёскивала эмоции? Ты ведь всегда писала, вела дневники. Но ведь не всё, что ты пишешь в дневниках, стоит того, чтобы сокрушаться через столько лет?
Лора усмехнулась. Хороший знак.
- Уверена, ты просто в тот момент была зла на Билла за что-то, возможно, совсем незначительное, вот и написала всё это. А потом остыла и спрятала.
- Значит, не было такого, чтобы я уходила жить к Карле?
Мери на несколько секунд задумалась. Подписывала ли Карла бумаги или может всё рассказать Лоре, как на духу? Мери не знала. Но если она сейчас обманет сестру – а она должна обмануть – а потом сестра узнает это, то их добрым отношениям точно придёт конец.
- Мне кажется, что-то такое было в самом начале вашей семейной жизни. Но вот почему – я не могу вспомнить. Хотя могла быть масса причин – может, Билл просто уезжал в командировку, а на тебя что-то нашло? А может, вы и правда сильно поссорились, и ты ненадолго ушла к  ней.
- Я боюсь, Мери. Очень страшно не помнить своё собственное прошлое.
- Понимаю. Но я уверена, ты помнила бы это, будь оно важным. Может, ты и не жила у неё, а один раз переночевала или что-то такое?

Разговор  с Мери нисколько не успокоил Лору. Оказывается, всё ещё хуже, чем она предполагала. Лора всегда гордилась своей хорошей памятью и тем, как она без труда достаёт из неё вереницы ярких воспоминаний, деталей  и подробностей былых дней. А тут нечто явно важное – а она не помнит совсем ничего. Впрочем, можно заглянуть в старые дневники и проверить. Если это было что-то чуть более важное, чем проехавшая по улице машина, оно наверняка зафиксировано в её дневнике.
Едва накормив мужа и дочек ужином, Лора ринулась на чердак в поисках своих старых дневников. Билл немного посмеивался над этой старомодной, как ему казалось, привычкой жены, но никогда ей не препятствовал. Хочет писать и хранить – да на здоровье. Вот пять лет назад – она как раз была беременна второй дочкой. Вот семь лет назад – рождение первого ребёнка и повышение Билла. Восемь лет назад – работа на телевидении, она писала сценарии для ток-шоу, бесконечные страницы истерических скандалов. Сейчас их пишет программа, для этого больше люди не нужны, и слава богу. Девять лет назад –четвертый год совместной жизни, они купили машину. И – и всё!

- Как так? – прошептала Лора. – А где всё остальное?
Фотографии, некоторые предметы вроде билетиков и вещей, сувениров того года, были на месте. Аккуратно уложенные в коробки, тут же располагались их свадебные наряды и альбом со свадьбой и медовым месяцем на Гавайях, который Билл выиграл в каком-то шоу. Сами они тогда были слишком бедны, чтобы позволить себе такую поездку. Лора мечтательно прищурилась. Солнце, море, бесконечные фрукты и коктейли – как чудесно они проводили время тогда!

Но что-то беспокоило её. На фото до свадьбы она показалась себе совсем другой. Черты лица более резкие, одежда более хипстерская – так называли в то время таких, как она. Очки в толстой оправе, непрозрачные колготки и свитер, в котором она хотела укрыться ото всех. И фоны – музеи, библиотеки, старые развалившиеся здания, лошади, леса, снега – никаких пляжей или коктейлей. Как же так? Неужели она так сильно изменилась, выйдя замуж за Билла?

- Ну  конечно, глупая. Люди меняются, когда начинают жить друг с другом.
Но ведь он совсем не изменился. Права сестра, усмехнулась Лора, этот мир несправедлив к женщинам. От любви их тела меняются, меняются формы, появление детей неотвратимо влияет на физический облик и самочувствие женщин. Не так сильно, как на мужчин, даже становящихся прекрасными отцами, встающими к ребёнку по ночам и помогающими ему во всём. Да и сколько она видела примеров подруг, подчинивших себя интересам мужей? Уехавших в другой штат, куда перевели мужей по работе, забросившими старые хобби, ставшими жаворонками или совами? Сменившими стиль питания или начавшими носить другую одежду? Почему мы, женщины, делаем это? Так принято веками, но ведь нам необязательно следовать вековым правилам сейчас.
«Чем и кем была до замужества я?»- Лора растерянно смотрела в стекло окошка, где темнота неверно отражала её облик. В этом кривом зеркале ночи она была нечёткой, расплывающейся, просто пятном персикового цвета, обрамленным растрепавшимися каштановыми волосами. И ничем более. Усталая и немного напуганная, она провела ладонью по лбу, где проступили солёные капельки пота, превратившие пудру в плотные катышки. Она с ужасом осознавала, что не помнит себя до свадьбы – и на чердаке не было дневников, способных ей помочь! А фотографии – она не могла назвать людей и мест, в которых побывала, не могла сказать, чем занималась и в каких отношениях состояла с этими людьми. «Но ведь это моя жизнь! Я имею право на неё!»

-Дорогой – промурлыкала Лора, устраиваясь под бочок мужу, смотревшему полицейский сериал по ТВ. – А ты не знаешь, куда делись мои старые дневники?
- Старые дневники? Разве они не на чердаке?
- Там не всё.
- Как это?
- Я хочу почитать те, что писала до нашей свадьбы.
Муж покосился на неё с недоверием.
- А зачем тебе это? Боишься, что я насильно тебя женил на себе?
Оба засмеялись.
- Конечно, нет. – Лора погладила мужа по ноге. – Но я ведь говорила тебе: я пишу их, чтобы вспоминать что-то забытое через много лет. И вот, я поняла, что совсем не помню, как я жила до того, как мы поженились. И захотела перечитать и вспомнить.
Билл потрепал жену по волосам.
- Сентиментальная ты моя. Но ведь тогда ты жила у родителей. Наверное, твои дневники там?
- Ты прав. – Лора почувствовала, что ей стало намного легче. Раз муж помогает ей, значит тут всё чисто. – Нужно будет съездить к маме с папой.
- Можем все вместе поехать в субботу. Мы давно их не навещали.

Радостный взгляд Лоры был мужу лучшей наградой. Однако ему совсем не нравился этот позыв покопаться в прошлом. Вдруг что-то в её голове пошло не так? Конечно, врачи обещали стопроцентный результат, и говорили, что такой опасности нет, но кто и когда может наверняка знать, как человеческий мозг поступит с той или иной информацией? Это загадочная, самостоятельная структура, хранящая множество тайн. Да и могла произойти ошибка. Сейчас без Лоры уже ничего не поправишь. Он посмотрел на жену, свернувшуюся клубочком на диване рядом с ним. Меньше всего на свете он хотел потерять её – свою милую взбалмошную девочку. С годами она угомонилась и стала на удивление хорошей матерью, но вот в начале…

В первый год всё было совсем не так легко. Лора как будто не понимала, что с замужеством в её жизни наступил новый период, и нужно немного сменить поведения. С изумлением Билл смотрел то на её новые, весьма экстравагантные и дерзкие наряды – тогда винил и неон снова были в моде, и они очень шли яркой Лориной внешности. То она внезапно записалась в конный поход на выходные – а муж должен был оставаться дома без неё, ведь у него на лошадей аллергия. То вдруг оказалось, что жена жить не может без клуба ретро-музыки каждую пятницу. И во всех её начинаниях интересы Билла не учитывались. Нет, он был совсем не против, если жена иногда развлечётся – но не каждую же неделю! Ведь женятся люди именно для того, чтобы быть вместе, проводить уютные вечера перед камином, помогать родителям в саду. А когда всем этим заниматься, если в пятницу она слушает виниловые пластинки, в субботу устраивает игры для детей из детдома, а в воскресенье ездит на пикники с шумными компаниями?

- Видели глаза, что покупали – строго сказал тогда Биллу отец. – Ты ведь эту девушку полюбил?
- Эту – неуверенно промямлил Билл. – Па, дело не в том, что она такая. А в том, что она меня не любит.
- Она вышла за тебя?
- Вышла.
- Тогда что ты сомневаешься?

Билл и сам не знал. Было в Лоре что-то такое, что заставляло его чувствовать себя не очень-то любимым, не особенно нужным, не сильно счастливым, а так – серединка на половинку. То ли есть супружество их, то ли нет его вовсе. Отец внимательно смотрел на сына. Всему, всему могут научить родители – а вот любви должен ребёнок обучиться сам. Сам выйти в люди и к людям, сам должен увидеть, насколько каждый человек на другого не похож. И живём, и умираем, и любим все мы по-разному. Билл, это его отец знал, любил тем, что всегда был рядом. Он и от родителей не хотел уезжать, и с братом младшим комнату всегда делил без протестов – любовь для него значила «вместе». А что до Лоры, которую выбрал сын в жёны – для неё любовь явно означала что-то другое. Что – отец Билла не знал, да ему и не нужно было это знать, ведь не его женою она стала.

- Не сомневайся, сынок. Просто поверь – не стала бы такая, как Лора, жить с тобой, если бы не любила всей душой. Не стала бы.

Но вот Билл совсем не был в этом уверен. Мало ли, какие причины могли быть у девушки, чтобы выйти замуж. Многие ведь выходят, просто чтобы выйти. Да и к тому же – эта мысль угнетала его – она могла ошибиться, думая, что любит его, а на самом деле совсем не любить. Таких примеров в жизни масса. Неужели любовь её столь скоротечна, что за какие-то полгода совместной жизни взяла и угасла насовсем? Не хотелось верить в это – но чем больше Билл смотрел на жену, тем больше убеждался в этой мысли. А потом она вдруг заговорила о прелестях и преимуществах гостевого брака – и это стало для него настоящей пыткой. Что за семейная жизнь такая, в которой супруга не просыпается рядом с тобой каждое утро, в которой вы не завтракаете вместе в солнечной кухне и не обнимаетесь радостно после работы, чтобы скорее рассказать друг другу обо всех событиях прошедшего дня? Для Билла эта картинка была невыносима. Тогда он и понял, что нужно принимать решительные меры – пока эксперименты жены не завели их слишком далеко, туда, куда он совсем не хотел отправляться.

Жасмин, мама Лоры, была и рада, и полна тревоги из-за неожиданного визита дочери с семьёй. Она давно не видела внучек – а ведь в их возрасте каждые полгода меняют маленького человека так значительно. Она хотела снова посмотреть на дочь и зятя, ещё раз порадоваться тому, как ладно и дружно они живут и строят свой быт. Но в то же время она была озадачена тем, что они едут так внезапно. Оба супруга не были склонны к столь импульсивным решениям, всегда тщательно и основательно планировали и обсуждали все свои визиты – и вдруг эта беззаботная смс от дочки: «Мам, приедем вас навестить в эту субботу, останемся до воскресенья. Если что не так, пиши». И больше ничего.

На памяти Жасмин только однажды Билл привёз её дочь так же внезапно. Было это на первом году их семейной жизни, и Лора нуждалась в неврологическом лечении, а затем и отдыхе. На лечение Билл поместил её в какую-то особую больницу, а вот на реабилитацию привёз в родительский дом. Какой же убитый и виноватый взгляд был у него тогда!

- Жасмин, мне в последнее время приходится так много работать, чтобы оплатить всё это лечение. Я совсем не могу дать Лоре нужного ухода. Присмотрите за ней пару недель, прошу вас? Я вам дам денег. Ей нужна знакомая обстановка и близкие люди рядом.
- Конечно, Билл, дорогой. Ты только заезжай к ней почаще, она ведь будет по тебе так скучать. Я уж её знаю.
- Постараюсь, Жасмин. Путь неблизкий.
Он неловко полез за бумажником, но Жасмин спокойно остановила его. Она не возьмёт с зятя денег на уход за собственной дочерью! Это неслыханно! Молодая семья, конечно, они нуждаются в небольшой помощи родителей. Да и болезнь с любым может приключиться.
- Кстати, я так и не поняла, что же всё-таки с ней случилось? Расскажи-ка поподробнее.
Билл замялся.
- Знаете, я ведь и сам не большой специалист в этой области. Как объяснил мне врач, у неё повышенная активность мозга, и вот эта самая активность дала какой-то эффект…Что-то вроде переутомления, понимаете? И у Лоры перепуталось что-то в сознании, она начала теряться в своих воспоминаниях, эмоциях и так далее. Даже решила – Билл густо покраснел – что я обманом на ней женился. В общем, она прошла курс интенсивного лечения, а теперь ей нужен покой и знакомые люди рядом.

Жасмин никогда про такое не слышала, да и ни один врач никогда не говорил ей о том, что у дочери могут быть проблемы «на нервной почве». Активной девочкой она всегда была, это правда, но и умненькой, и сообразительной – этого тоже не отнимешь, что у Лоры, что у её сестры Мери.

Однако после той болезни Лора уже не была прежней, и это заметили все. Гордость и амбициозность остались при ней, это правда, а вот темперамент смягчился, она стала более плавной, спокойной, даже ласковой. Постепенно охладела к своим экстремальным и взбалмошным увлечениям, стала всё больше посвящать себя мужу и дому, даже возглавила небольшой клуб домохозяек, собиравшийся по воскресеньям. Работу Лора сменила на домашнюю – начала делать звонки из дома, а по городам и сёлам в поисках сенсаций уже не гонялась. Одни говорили – остепенилась, другие – словно лампочка перегорела. Жасмин же было важно только то, что дочь, очевидно, была счастлива и радовалась новому образу жизни. Чего ещё матери желать, как не счастья своей дочке?

Мери – вот та странно отреагировала на изменения характера сестры. Жасмин потихоньку наблюдала за дочерьми: замужество одной и одиночество второй разрушило не одну женскую дружбу. Помимо появления новых интересов, новых знакомых и новых увлечений у одной подруги (а сёстры Мэйсон всегда были крайне дружны), есть ещё и зависть, и ревность. Хоть характер Мери матери был известен, и она прекрасно понимала, что та умеет обуздывать самые негативные порывы, и со своим философским мировоззрением умеет лавировать между ссорами и конфликтами, - пережить расставание с юношескими надеждами бывает нелегко. Точнее, Жасмин не знала никого, кому это далось бы легко.
 
А дочки были такими мечтательницами! Хотели открыть свой журнал, в котором писали бы только женщины, и писали бы о самых разных вещах. Конечно, в ту эпоху существовало множество изданий о женщинах и для женщин, написанных полностью женщинами, но Лоре с её максимализмом все они казались слишком прилизанными и подогнанными под устоявшиеся традиции и стереотипы. Она хотела чего-то принципиально иного, она хотела, чтобы женщины писали так же свободно, саркастично и жёстко, как это делают мужчины. Потому что и сама в душе  была именно такой.

- И мы позволим женщинам ругаться и обсуждать всё на свете! – возбуждённо говорила она сестре. – Это будет как типичный онлайн форум, только проблемы будут рассматриваться глубже, с привлечением специалистов, с проведением опросов и журналистских расследований! Но мы ничего не будем замалчивать! Пусть женщины обретут громогласность!

Мери только кивала. Она была столь же тверда в убеждениях, сколь её сестра, но менее экспрессивна и деятельна. Младшая девочка Жасмин отличалась спокойствием и мягкостью, даже некоторой податливостью – именно поэтому, думала Жасмин, они и составляют такую отличную команду: вечный моторчик Лоры, её буйные фантазии вкупе с методичностью и дипломатичностью Мери могли бы дать прекрасные плоды.
Могли бы. Есть ли что-то грустнее этой фразы? После той болезни Лора уже не была такой энергичной и пробивной, и тема создания журнала больше не поднималась. Лора и общественную работу забыла, и журналистику. Никто в семье не укорял её, и даже вообще не поднимал эту тему – забросила и забросила. Родители радовались на своих, выросших теперь уже такими разными девочек, и гордились тем, что воспитали достойных дочерей. Хотя поначалу Жасмин опасалась, что Мери не оставит идею журнала так просто  - ведь это была мечта. Но Мери ни словом не заикнулась о нём, устроилась работать на первое, что попалось под руку, потом немного выросла по специальности – и, казалось, выше не метила. Мать решила, что Мери делает скидку на нестабильное нервное состояние сестры, хотя та совсем не казалась больной, и не стала лезть дочерям в душу.

Хотя о болезни Лоры Мери, похоже, знала гораздо больше. Иногда Жасмин замечала тяжёлый взгляд младшей, направленный на старшую. Не суровый, но полный сомнений, тревоги – и страха? Чего могла бояться Мери? Состояние старшей сестры было отличным, она быстро пришла в себя, начала смеяться, снова вести дневник, с нетерпением ждала встречи с мужем и каждый вечер уютно трещала с ним по телефону. Пребывание в доме родителей пошло ей на пользу, она слегка округлилась и выглядела свежей и отдохнувшей. Но Мери – иногда выражение её лица выражало почти что ужас.

- Мери – спросила как-то мать. – Билл как-то туманно рассказал мне о болезни Лоры. Может, ты знаешь больше?
Она готова была поклясться, что дочь вздрогнула.
- Да нет, мам, боюсь, что нет. Нейрохирургия – совсем не моё.
- Хирургия? Ей что, делали операцию? – дочь закусила губу: видимо, сболтнула лишнее.
- Насколько мне известно, было небольшое хирургическое вмешательство – осторожно ответила она. – Но всё прошло очень успешно. Сама видишь, Лора в полном порядке.
- Дай-то бог.

И на этом разговор тогда окончился. Сейчас, вспоминая его, Жасмин была готова поклясться: Мери знала больше. Знала что-то, чего ей не рассказала. Может быть, удастся узнать это сейчас?

Муж на работе, дети в школе. Лора поставила последнюю чистую тарелку на кухню, затянула пояс халата потуже и включила компьютер. Она поработает позже – сейчас нужно найти электронные данные – любые – о том, как она жила и что думала до свадьбы. Пусть в дневники прямо сейчас было не заглянуть – многое хранилось он-лайн и в её личных папках, куда он не заглянул бы. Лора начала поднимать старые переписки, смотреть старые фото – ничего. Ничего, что объясняло бы то найденное в Библии письмо. Единственная подозрительная вещь – провал в один месяц примерно через полгода после их свадьбы. Как будто бы с ней что-то такое случилось тогда, мешавшее общаться. В одних чатах пятно провала было чуть больше, в других – чуть меньше, но Лора тем не менее не могла вспомнить, чтобы она когда-то выпадала из жизни на месяц. Но  вот её коллега пишет «пока ты была на больничном». На больничном?

Она перечитала эти строки несколько раз. Лора помнила все свои длинные больничные – два по беременности, один раз – когда ей удаляли кисту и ещё один после аварии. Но все они были намного позже. Этого она не помнила. «Может быть, у меня что-то с головой?» - подумала Лора. Она нервно забарабанила пальцами по клавиатуре – нужно найти свою карточку и прочитать там всё. Фамилия, пароль, ещё один код доступа. Карточку Билл точно не мог поменять  - это в юрисдикции медиков. Он не смог – да и не посмел бы.

Ничего. Карточка ничего не сообщала о её пребывании в больнице когда-то.
Лора залпом осушила стакан воды. Либо обман – или что это было – распростирался шире, чем она себе представляла, либо с ней что-то не так. Проблемы с головой? Галлюцинации?
- Только не паниковать. Спокойно. Не ломать дров – бормотала она. – Сначала поговорить с мамой. Потом думать дальше. Сначала поговорить. Катастрофы за эти два дня не случится.

Но спокойной она оставаться не могла. Сидя за ужином в кругу своих любимых, Лора не могла отделаться от мысли, что здесь есть что-то фальшивое. Как будто на самом деле этого не должно было происходить, но волшебным образом они оказались все здесь в ролях членов одной дружной семьи, и все, кроме неё, играли свои роли безупречно, она же была… потерянной. Она любила их, она чувствовала к ним нежность – и в то же время…  Она сама не могла объяснить себе, что она чувствовала, но за всем этим стояла старая тайна, и, пока она не знала её разгадки, она не могла чувствовать себя спокойно и в своей тарелке. Просто не могла.

Билл бросал на жену косые взгляды. Что-то с ней происходило. Что-то нехорошее. Что-то, что могло испортить жизнь их семьи. И она – он знал свою жену – не признается, пока не разберётся во всем сама. Или пока не поймёт, что он – единственный, от кого она получит ответ. Билл не знал, боялся он того, что придётся дать ей этот ответ, или того, что она не захочет узнать всё от него. В любом случае, думал он с тоской, их жизнь уже не будет такой, как раньше. И к этому нужно готовиться.

К родителям Лоры они поехали, впрочем, как ездили всегда – Билл за рулём, девочки сзади, Лора на пассажирском месте, одним глазом поглядывает на дочерей, одним – на дорогу, обсуждает с мужем маловажные вопросы, местные сплетни и планы на после возвращения. Вроде простая семейная идиллия, но Билла не покидало чувство, что это последняя такая их поездка, и дальше, после этого визита, всё переменится, одному всевышнему известно, как. И как ни старался он насытиться этим хрупким счастьем, ничего не получалось – тревога была сильнее.
И даже радушный приём свёкров не смог её побороть. Взгляд Лоры, как только они вышли из машины, стал сосредоточенно-проницательным, как у настоящего сыщика. И Билл знал, что она искала, так же как и знал, что у матери с отцом она этого не найдёт. Они не знали и не были для него опасны. Гораздо опаснее был холодный и очень острый разум Лоры, который сейчас не смягчался никакими семейными узами и любовью. Она жаждала правды – и Билл понимал, что она получит её. Как прекрасна была его жена в тот момент! Она источала необычайную решимость и смелость, которые так очаровывали его, хоть и, к счастью, нечасто ей доводилось их демонстрировать.

Лора же чувствовала себя разочарованной. Она убедила себя что здесь, в доме родителей, она найдёт либо свои старые дневники, либо достойное объяснение их пропажи. Но увы! Мама, казалось, ни о каких дневниках никогда и не слышала, папа тем более, и всё, что они могли сказать – наверное, дневники при переезде пропали. Впрочем, возможно, так оно и было, и Лора просто накручивала себя напрасно? Но как тогда объяснить болезнь, которая то ли была, то ли не было, и никто, казалось, не помнит о ней, лишь случайная старая запись в чате свидетельствует о том, что она когда-то надолго выпала из привычной обстановки.

- Да, ты болела, было такое. А потом месяц жила у нас – совершенно спокойно, без увёрток, сообщила Лоре мама. – Но что это было за заболевание, Билл толком не объяснил. Сказал лишь, что невралгическое.
- Невралгическое? Как странно.
- Странно, дочка, что ты совсем этого не помнишь. Впрочем, такое иногда бывает.

Иногда бывает. Как хорошо маме, спокойно. Ведь не в её жизни какая-то страшная неувязка, которая теперь замкнулась на Билле. Значит, он может дать ответ и всё объяснить. Лора хотела пойти к нему сразу же и потребовать объяснение, которое он явно ей задолжал. И боялась этого. А вдруг то, что он скрыл, страшнее, чем она думала? Не просто же так, ради своего удовольствия, решил он делать тайну из давнишней болезни жены. Тайну даже от неё самой.

И чего это дочь с зятем ходят друг за другом, как два ниндзя, ворчал про себя отец Лоры. Ох, не к добру это, не к добру. Явно между ними назрело что-то, что обоим нужно обсудить, но почему же они не обсуждают? Такие взрослые ребята, а прячутся, как нашкодившие малыши. То она за ним, а он от неё к детям или свёкрам. То он решительно берёт курс на жену, а она увиливает от разговора. Кто же из них напроказил?

Дверь библиотеки отворилась, и Билл заслышал лёгкие шаги своей жены. Он автоматически обвёл комнату глазами – никуда не уйти.
- Ой! А где папа? – казалось, она растерялась не меньше. – Он сказал, что ему нужно со мной поговорить.
- Мне кажется, что тебе нужно поговорить прежде всего со мной. – Очень аккуратно сказал Билл. – Давай сядем.
Они уселись в большие кожаные кресла.
- Что ты хочешь мне сказать?
- Я знаю, что у тебя есть ко мне вопрос. И я… я готов ответить тебе.
Он смотрел жене в глаза. Да, он знал, что дальше будет трудно. Но ведь когда он принимал то решение – он понимал, что она может случайно что-то открыть позже. И, как бы ни хотелось ему это предотвратить – он не сумел. Она нашла ниточку, и сейчас размотает клубочек до конца.
- Что это за болезнь, с которой я лежала в больнице?
Он ещё может соврать. Соврать – и она не узнает.
- Это была не болезнь. Но тебе делали операцию. Очень небольшую и совсем не опасную.
- Что за операция?
- По программе «Остановим разводы». Слышала про такую?
- Что-то не припомню.
- Это господдержка браков. Устранение всяких разногласий, помощь молодым семьям.
- А нам нужна была помощь?
- Ты хотела уйти. Сначала требовала гостевого брака, затем решила развестись. Возмущалась, что мы не подходим друг другу. Ты даже сбежала к подруге, но она сообщила мне, что ты у неё.

Лора была в полном недоумении. Какая абсурдная история! Но при этом – письмо, больничный… Всё сходится.
- И это решается медицинским способом?
- Вообще, да. Удивительно, правда, насколько развилась наука? Теперь в случае непримиримых конфликтов врач может решить, кому из пары нужна терапия, иногда операция, выполнить все манипуляции, и семья спасена.
- Но почему я этого не помню? И никогда не слышала о такой программе?
- Ну… - Билл замялся. – Чтобы стать участником, нужно встать в очередь, пройти ещё несколько этапов, и только потом могут порекомендовать эту программу. А пациенту немного меняют память, чтобы у него не было противоречий. Вот и тебе поменяли, а я должен был позаботиться о том, чтобы ты этого не узнала. Но, похоже, я не сумел.
Лора обессилено запустила руку в волосы.
- Итак, значит, мне сделали операцию. Почему не тебе?
- Это решение врача. Послушай, Лора, родная, если бы он сказал, что на операцию должен лечь я, то я бы послушался!
- Ты хочешь сказать, что доверил чужому человеку решать за нас обоих?
Билл замялся.
- Он же специалист. Я был  уверен, что врач… что врач знает лучше.
- Ясно.

Она молчала. Ее глаза смотрели на него с удивительным спокойствием. Ни гнева, ни злости, ни обиды в них не было. Тот же взгляд, с которым она утром ставила перед ним только что сваренный кофе, встречала его с работы и вкладывала свою ладонь в его, чтобы пойти вместе прогуляться по саду. Однако воздух в комнате, казалось, превратился в кисель, и, если бы Билл захотел подойти к жене, ему пришлось бы плыть. Что-то в ее позе подсказывало ему, что лучше не приближаться. И не говорить. И вообще….  А что вообще? Что теперь сделаешь?
- Знаешь, Лора… Если ты захочешь от меня уйти, я пойму. И не стану тебя удерживать. Но я хочу сказать, что я люблю тебя.
- Как я могу захотеть от тебя уйти? Ты же сам прописал мне в подсознание любовь и преданность тебе.
Он поник.
- Так что изволь теперь терпеть меня, пока смерть не разлучит нас.
- Ну что ты….
- А что я? Если тебе не нужна любовь меня, а нужен какой-то хирургический суррогат, если тебе этого достаточно для счастья – то мне разве жалко? Да нисколько. Тем более ты столько лет нас всех содержал и заботился о нас. Было бы только честно с тобой расплатиться.
- Не надо…
- Надо. Раньше я считала уродами мужчин, которые заставляют жен увеличивать грудь или губы. Но то, что сделал ты…
Она встала.
- Я смогу остаться твоей женой. Заботиться о тебе, девочках. Не спорить с тобой и все, что мне прошили. Но я хочу сказать, что все это не по-настоящему. Это не я. Впрочем, тебе я и не была нужна…
Она жестом остановила его возражения.
- Я не хочу ничего слышать. Ни сегодня, ни потом. Ты сделал и сказал достаточно.

Она вышла из комнаты. Билл бессильно опустился в кресло. Она была и права, и неправа одновременно, но он не мог сформулировать, в чем именно она была неправа. Мысли в его голове отказывались складываться в слова и предложения. Он снова боялся потерять ее – как тогда, его охватывала паника и он не знал, что сделать и как объяснить ей, что нет, для него она всегда была настоящей, той Лорой, которую он полюбил.  Она жила в его сердце и памяти и он восхищался ей, и был безумно рад, что нашел способ удержать ее.

«Что теперь? - шептала она. – Я не могу бросить его, все во мне против этого. Но как наказать его за то, что он сделал? Как вернуть себе себя? Как узнать, чего я хочу на самом деле, я, а не измененные извилины в мозгу, или что там они меняют? Никак. Все, что я могу – это дожить свою жизнь, как сумею».
Лора молча смотрела в окно, хотя почти ничего не было видно. Спустилась ночь. Она прижалась лбом к холодному стеклу. В комнате было темно, и со стороны невозможно было понять, в глазах ли Лоры отражается темная звездная бездна, или разверзшаяся бездна всего лишь отражает глубину ее глаз.