Я убью тебя, стрелочник!

Время председателя Лапина.

Глава двенадцатая 



…Вторая  личная встреча нашего героя с председателем Гостелерадио СССР состоялась через шесть лет и проходила она при весьма драматичных обстоятельствах.
Тогда Федора Н. едва не обвинили в политической диверсии…


Из записок Федора Н.
"Случилось это в середине марта 1979 года. Сразу после выхода в воскресный эфир передачи «Международная панорама», звонит мне домой Слава Королёв, (один из четырёх ответственных выпускающих), и срывающимся от волнения голосом говорит: «Звонили из ЦК. У вас в передаче страшная ошибка. Больше ничего не знаю, но что-то очень серьёзное».
Прокручиваю в голове все сюжеты «Панорамы» и не могу понять, куда же вкралась крамола.
Английский репортаж Бориса Калягина сомнений не вызывал. Наши корреспонденты работали безукоризненно. Особенно такие, как Борис Калягин. Афганский очерк об успехах Апрельской (Саурской революции), который мы смонтировали на основании документального фильма журналистов из ГДР, был, как и жена Цезаря, вне всяких подозрений. Снято всё масштабно и красиво. Это тебе не хилые репортажи Лёни Базилевича нашего собкора в Кабуле. В них один и тот же ослик ходил по кругу движения, качая на поле воду из арыка, а Лёня замогильным закадровым голосом бубнил что-то о семимильных шагах аграрной реформы в ДРА.
За правильность ангольского репортажа Бронислава Мякоты я мог две руки дать на отсечение.
Что ещё?
Большой сюжет о наёмниках, «диких гусях, «псах войны», которые мы с режиссером Игорем Шитовым любовно монтировали две недели из хроникальных роликов «Висньюз», «ЮПИ ТН» и другого видеоматериала? Но мы же не прославляли Боба Денара со товарищи, а напротив, как мне казалось, осуждали наёмничество «с позиций социалистического реализма и в свете решений очередного съезда партии».
Последним сюжетом в «Панораме» была музыкальная страничка о стиле «диско» в фильме «Бриолин» и группе «Би Джиз». Неужели в ЦК КПСС увидели в этом сюжете, озвученном ведущим «Панорамы» политическим обозревателем Анатолием Ивановичем Овсянниковым, нечто подрывающее устои? Бред какой-то.
В чём же страшная ошибка?
Оставалось ждать завтрашнего утра.
И оно наступило.
На редакционную летучку я явился, как всегда, в своих потертых джинсах  и курточке от «Ливайс». Моя любимая одежда.
Вхожу, а на меня все глядят как на восставшего из гроба покойника.
Главный редактор Виктор Ильич Любовцев поднимается из-за стола и говорит:
-Товарищи, у нас ЧП. Во вчерашней «Международной панораме» прошёл сюжет по Афганистану, который смотрел находящийся сейчас с визитом в Москве Нур Мухаммад Тараки. Афганские товарищи считают, что мы совершили провокацию.
А дальше Любовцев обращается уже ко мне:
- Федор, срочно езжай домой, переоденься в костюм, и, не мешкая, ступай на Пятницкую. Сергей Георгиевич ждёт тебя для объяснений.
А сам бледный и руки трясутся.
Оглядываю коллег.
В углу сидит политический обозреватель Анатолий Иванович Овсянников и старается ни на кого не смотреть. Собственно говоря, ведущим этой передачи был он. Но к Лапину «на ковёр» ли, «на плаху» вызывают меня.
И это правильно!
Это из разряда вечных истин.

Путь из Останкина до моей «Балаклавы» неблизкий. Десяток раз прокручиваю в голове афганский сюжет. Какая там ещё провокация? Текст был достоин «правдинской» передовицы. Картинка тоже замечательная. Во всём сюжете одна «говорящая голова» - министр планирования Афганистана Султан Али Кештманд… Синхрон – десять секунд. Нет, понять, какая произошла провокация,  никак не могу.
Знаменитое здание Гостелерадио СССР на Пятницкой. Кабинет председателя С.Г. Лапина на третьем  этаже. Сначала захожу в приёмную. Там ожидают приёма у председателя несколько важных персон. Но в данный момент самая важная персона – это я - «стрелочник».
Говорю секретарше – «Добрый день! Меня ждёт Сергей Георгиевич».
- Как вас представить?
- Редактор «Международной панорамы» Федор Н.
Через несколько секунд женщина выходит из кабинета председателя.
- Проходите!
Важные персоны застывают в немой сцене.


Кабинет у Лапина длиннющий как теннисный корт. Только несколько узковат.
Расстояние между нами метров в пятнадцать.
- Добрый день! – говорю я.
Он приподнимает голову от бумаг.
- Добрый…, только не для всех. Подойдите ближе!
Вглядом показывает на стул за длинным столом заседаний.
- Рассказывайте, как умудрились совершить политическую диверсию.
- Ничего я не совершал. Возможно, ошибся в чём-то.
- Как у вас всё легко. Ошибся…  Нет, это не ошибка, это преступление.

Ну, вот и всё! В лучшем случае уволят. В худшем… у меня через три месяца истекает кандидатский срок по приёму в КПСС. В худшем уволят с «волчьим билетом».

С «волчьим билетом» меня уволили приватно, по-тихому, «по собственному желанию - по лапинскому велению» летом 1981 года. До этого судьбоносного события впереди ещё два с половиной года и кампучийская одиссея. А пока…

- Где вы взяли материал для афганского сюжета? Западная картинка мозги затуманила!? Почему не использовали материал нашего собкора в Кабуле?

Последний вопрос – риторический. Не хватало мне ещё Базилевича с его бездарным оператором в эту скверную  историю приплетать. 

- Телеочерк был получен нами по обмену из ГДР. Их документалисты могут дать фору западникам. Поэтому материал никаких сомнений не вызывал.
- Что ж, правильно вы рассуждаете. Наши немецкие друзья, действительно работают во многом лучше американцев, англичан, французов, да и нас, пожалуй. Однако вы не удосужились проверить,  насколько этот материал соответствует сегодняшним реалиям. Кто там говорил у вас в кадре? Вы хоть знаете?
- В кадре выступал министр планирования ДРА Султан Али Кештманд.
- О чем он говорил?
- Министр сказал, что с помощью советских специалистов Афганистан сможет преодолеть экономическую отсталость и успешно развивать народное хозяйство.
- И всё?
- Примерно всё…
- Сколько длился синхрон?
- 8-12 секунд.
- Уверены?
- Мы хронометрируем синхроны..
- Почему вы не проверили, работает ли этот министр в настоящее время.
- Проверял по справочнику.
- Справочник за прошлый год, - говорит Лапин тихо, почти ласково. – И гэдээровский фильм тоже полугодовой давности. А ошибка ваша в том, что министр, которого вы показали в передаче, смещён со своего поста и …

Вот так впервые Афганистан и его министр Султан Али Кештманд раскланялись с моей Судьбой.

Из досье:
Султан Али Кештманд (родился 22 мая 1935 в местечке Чахардех провинции Кабул) — государственный деятель Афганистана. Родился в семье дуканщика (владельца лавки). Этнический хазареец, по вероисповеданию — мусульманин-шиит. Окончил кабульский лицей «Хабибия» и экономический факультет Кабульского университета (1961). В 1960 вступил в подпольный кружок, возглавлявшийся Бабраком Кармалем.
В 1961 служил в армии, затем работал на различных должностях в министерстве горных дел и промышленности, в 1967—1968 — генеральный директор экономического департамента этого министерства.
Член Народно-демократической партии Афганистана (НДПА; фракция «Парчам») со времени её основания в 1965, делегат первого съезда партии. Тогда же был избран членом Центрального комитета партии. В 1965 и 1969 выдвигал свою кандидатуру на выборах депутата парламента страны. В 1965—1966 находился в тюрьме за активное участие в антиправительственных демонстрациях. В 1968—1970 был членом редакционной коллегии и одним из ведущих авторов газеты «Парчам». В 1972 покинул государственную службу, став профессиональным функционером фракции «Парчам». После воссоединения фракций «Хальк» и «Парчам» в единую НДПА в 1977 был избран членом политбюро ЦК НДПА и членом комиссии по теории, агитации и пропаганде. Продолжал оставаться одним из ближайших соратников лидера «Парчам» Бабрака Кармаля.
После прихода к власти НДПА в результате военного переворота (так называемой Саурской — Апрельской — революции 1978) был назначен министром планирования (с 1 мая 1978) и членом Революционного совета.
В августе 1978 был арестован по обвинению в заговоре с целью свержения лидера страны Нур Мохаммада Тараки и подвергнут жестоким пыткам, в которых лично участвовал глава службы госбезопасности Асадулла Сарвари. Был приговорён к смертной казни, по настоянию советского правительства приговор заменён на пожизненное заключение, а 7 октября 1979 — на 15 лет заключения.
После ввода советских войск в Афганистан и свержения режима Хафизуллы Амина в декабре 1978 освобождён из тюрьмы и назначен заместителем председателя совета министров Афганистана и министром планирования (утверждён в должностях 11 января 1980). Главой правительства тогда был старый друг Кештманд Бабрак Кармаль (одновременно бывший лидером НДПА и государства), а другим его заместителем — пытавший Кештманда Сарвари. Кроме того, Кештманд вновь вошёл в состав политбюро ЦК НДПА и был избран членом президиума Революционного совета.
11 июня 1981 Кештманд был назначен председателем совета министров и председателем Госплана (после отказа Бабрака Кармаля от одной из трёх высших должностей). Был первым 9 и единственным) хазарейцем, возглавившим правительство Афганистана. В апреле 1982 покинул пост председателя Госплана.
Генерал Александр Майоров, бывший главным советским военным советником в Афганистане, позитивно оценивал деятельность Кештманда, считая, что он выделялся среди деятелей государственного и политического руководства ДРА компетентностью, знанием экономических законов, трудолюбием и немногословием.
В то же время политические оппоненты внутри НДПА обвиняли Кештманда в активном покровительстве своим родственникам. Так, его жена Карима была членом правления Демократической организации женщин Афганистана (находившейся под контролем НДПА), брат Абдулла — временным поверенным в делах Афганистана во Франции, брат Асадулла — временным поверенным в делах Афганистана в Иране, брат Хасан Али Таэб — заместителем министра общественных работ.
В 1988 Кештманд ушёл в отставку с поста главы правительства, уступив пост премьер-министра беспартийному политическому деятелю Мохаммаду Хасану Шарку. В июне 1988 — июне 1990 был секретарём ЦК НДПА. 19 февраля 1989, в связи с обострением внутриполитической обстановки в стране после вывода советских войск, президент Наджибулла отправил в отставку правительство Шарка и назначил Кештманда заместителем председателя Высшего совета обороны родины и председателем исполнительного комитета совета министров (то есть вновь главой правительства). В мае 1990 Кештманд вновь сложил полномочия (новым премьер-министром стал Фазль-уль-Хак Халекьяр). В том же месяце он был назначен первым вице-президентом страны, а в июне 1990 избран членом исполкома центрального совета партии Отечества (в которую была переименована НДПА).

В апреле 1991 добровольно ушёл в отставку со всех постов.
16 июля 1991 объявил о выходе из партии Отечества, мотивируя это нежеланием «перестраиваться».
7 февраля 1992 Кештманд был тяжело ранен в результате покушения, которое могло быть следствием острого конфликта в афганской правящей элите накануне краха режима Наджибуллы.
По данным генерала Александра Ляховского, появились слухи о причастности спецслужб к этой акции, что привело к дальнейшей эскалации конфликта на севере Афганистана и резкому обострению обстановки в самой стране. Ведь накануне покушения С. А. Кештманд в интервью корреспонденту Би-Би-Си заявил, что страна только тогда будет единой и мирной, когда будут гарантированы права нацменьшинств и пуштунское руководство разделит власть с другими, и призвал ООН выступить в качестве гаранта данных условий. Кроме того, органы МГБ располагают данными о его активных контактах с представителями национальных меньшинств севера РА, выступающих против политики пуштунизации, проводимой президентом Наджибуллой.
В 1992 году Кештманд покинул Афганистан. Поселился в Великобритании, где получил политическое убежище. Автор мемуаров в трёх томах «Политические записи и исторические события». В них он защищает деятельность НДПА и своего правительства, а также ввод советских войск в страну.
Последняя оценка — весьма непопулярная в Афганистане — может быть объяснена тем, что свержение Амина позволило Кештманду выйти из тюрьмы. Кроме того, Кештманд опасался захвата власти в Афганистане военными кругами Пакистана. Впрочем, длительное пребывание советских войск в Афганистане, по мнению автора, было серьёзной ошибкой».

 - А ошибка ваша в том, что министр, которого вы показали в передаче, уже полгода как смещён со своего поста и …арестован, - говорит Сергей Георгиевич и смотрит на меня немигающим взглядом. – А это, согласитесь, уже не просто ошибка, а политическая ошибка. Особенно когда на неё обратили внимание в окружении Тараки. Вы ведь этот сюжет специально к визиту Тараки в Москву приурочили?

Я может и не приурочил бы. Тем более что материала нового не было. Но уж больно сильно хотел угодить кому-то наверху Анатолий Иванович Овсянников. Так сильно, что спасу не было. Вот и пришлось вытаскивать из архива эту злополучную ленту. Не пойму только, почему Лапин не упоминает о ведущем, всё же в передаче он – главное лицо.
А тут и понимать было нечего. Анатолий Иванович просто-напросто «сдал» меня. Сбросил как балласт со своего воздушного шара, рвущегося к карьерным вершинам. Не знаю, как он объяснялся с председателем. Только «стрелочником» в этой истории оказался я».



Наверное, не все из сегодняшних читателей помнят о таком замечательном полиглоте Анатолии Ивановиче Овсянникове, который самоучкой освоил более четырёх десятков языков. Человек был по-своему легендой тогдашнего ТВ. Как Сан Саныч Каверзнев.
Федору Н. довелось поработать редактором с обоими легендарными политобозревателями.
 О Сан Саныче отдельный разговор.

А вот об Анатолии Ивановиче я нашёл в Интернете всего одну статью. Привожу ее полностью.

«Если я скажу, что именно на Кубани родился, вырос и провел юношеские годы человек, который знал более четырех десятков языков и занимал видное место на советском телевидении, и было это сравнительно недавно, то сразу предвижу вопрос - кто?
Удивительно, но даже в родной станице Полтавской его сегодня почти не помнят, хотя Анатолий Овсянников приезжал сюда каждое лето. Гостил у родителей, встречался со школьными друзьями, бродил с удочкой по лиманам, охотно рассказывал о своем житье-бытье в разных заморских странах. А жизнь-то была удивительная!
Простой станичный хлопец из трудовой колхозной семьи, из самой обычной сельской школы, где большинство одноклассников пошли по стопам родителей, то есть в местный колхоз, шагнул так широко и так далеко, что, казалось, и рукой его не достать. Но Анатолий Иванович Овсянников, даже будучи ведущим политическим обозревателем советского телевидения и радио, малую свою родину никогда не забывал. А вот родина его быстро забыла. И не какая-нибудь глухая вологодская деревня, где доживают век полтора десятка обезумевших от одиночества старух, а большая кубанская станица, где даже местные газетчики с удивлением спрашивают сегодня - а кто таков?

ЗАКОНОМЕРНЫЙ ВЫБОР
Он был обычный мальчуган, отличавшийся, пожалуй, от других какой-то не совсем детской вдумчивостью, и, научившись читать, редко выпускал из рук книгу. В пятом классе, когда начали изучать иностранный язык, приезжая учительница обратила внимание, что худенький большеголовый мальчуган Толя Овсянников буквально на ходу хватает незнакомые слова. По правде сказать, немецкий язык тогда не сильно уважали. Еще свежи были воспоминания о фашистской оккупации. «Хальт» и «хенде хох» звучали в памяти вместе с треском немецких автоматов.
После каникул, которые Толя больше проводил с родителями в поле да на огороде, он поразил учительницу тем, что попытался говорить с ней на немецком языке. Причем настолько успешно, что та посоветовала ему взяться и за английский.
К окончанию школы Овсянников в совершенстве владел обоими языками: говорил, читал, писал, и, естественно, дальнейший выбор был определен. Он едет в Пятигорск, в пединститут иностранных языков, который заканчивает с блеском и со знанием десяти европейских языков.
В научных кругах уже ходили слухи о молодом талантливом полиглоте. Поэтому по окончании института по приглашению он едет в Москву, в один из научных центров Академии наук. И если бы не случай, быть может, сегодня мы бы знали академика Овсянникова с мировым именем, который, подобно академику Марру, владел бесчисленным количеством языков и наречий, рылся бы в пыльных манускриптах, разыскивая истоки возникновения человеческого общения. Но его Величество Случай в один день, как тогда казалось, счастливо изменил всю жизнь молодого дарования.

ФЕНОМЕНАЛЬНЫЙ «ПЕВЕЦ»
Случаем этим стал прощальный матч прославленного вратаря Льва Яшина. Он собрал в переполненных «Лужниках» лучших футболистов планеты: сборную СССР и сборную мира.
В нее входили величайшие футбольные «звезды» того времени, говорившие на двадцати двух языках, поскольку Льва Яшина приехала проводить из большого спорта большая футбольная семья. По сути, два состава сборной меняли друг друга на поле без привычных ограничений.
Игра транслировалась на множество стран, и у кого-то из телевизионщиков возникла мысль - в перерыве матча взять интервью у всех его участников. Да! Мысль сама по себе хорошая, но где взять столько переводчиков? Впрочем, найти можно, но представляете себе толчею в раздевалке - два десятка футболистов и столько же переводчиков плюс телевизионщики и спортивное начальство, обойти вниманием которое тоже нельзя. И на все про все отводилось пятнадцать минут. Вдруг кто-то вспомнил, что в Москве есть человек, как говорил Савва Игнатьевич из фильма «Покровские ворота», который «на всех языках, как птица, поет». Словом, «певца» этого быстро нашли. Им оказался Анатолий Овсянников, который в ту пору уже владел тремя десятками языков. Очевидцы той передачи вспоминают, как от футболиста к футболисту переходил с микрофоном человек, сам довольно смущенный необычной для него ситуацией, и на родном языке спортсмена расспрашивал его о Яшине и впечатлениях от данного события. Это был феномен, пройти мимо которого вышестоящие персоны не могли.
Очень скоро Овсянников получил предложение перейти работать на Центральное телевидение, где долго и безуспешно подбирали собственного корреспондента для работы в Японии, поскольку требования были очень высокие. Надо было не только в совершенстве владеть языком, но и уметь стенографировать и даже печатать на машинке с японским шрифтом. Рассказывают, вскоре он стал блистательным журналистом так называемой докомпьютерной эпохи. Его репортажи из Страны восходящего солнца собирали у экранов миллионы зрителей. Он умел мягко и доходчиво говорить о самых острых проблемах, а проблемы были, и весьма опасные. Расцветала брежневская эпоха с жестким противостоянием двух политических систем, с «ракетным» оскалом по любому поводу, бряцанием оружием и перебранкой на международных совещаниях.
Но балансировать на грани ядерной катастрофы было очень опасно, и после долгих переговоров руководители почти ста государств собрались на беспрецедентное по представительству Хельсинское совещание, чтобы договориться о мерах по предотвращению военной опасности.
Это был звездный час Брежнева, и не только потому, что СССР внес немало неожиданных по конструктивности предложений и в связи с этим играл на том совещании ведущую роль, но и потому, что рядом с генсеком был переводчик, который в одиночку лихо обеспечивал его разговоры с лидерами любого государства: от Ганы до США. Этим переводчиком являлся Анатолий Овсянников. Изумлению иностранцев не было предела, если учесть, что за президентом США ходила целая орава толмачей.
После этого Анатолий Овсянников стал политическим обозревателем советского телевидения и радио. Надо подчеркнуть, что журналиста на эту должность утверждали решением Политбюро ЦК КПСС, предварительно вывернув наизнанку его родословную и профессиональные качества. Достаточно сказать, что коллегами Овсянникова по этому «цеху» были такие люди, как Примаков и Бовин. По воспоминаниям, он и там оставался удивительно простым и доступным. Никогда не кичился своими уникальными качествами. Более того, даже как-то стеснялся, когда окружающие высказывали восторженное удивление по этому поводу.

РОКОВАЯ ДОРОГА
Почти каждый год он приезжал в станицу к родителям. Так приехал и в последний раз. Это был осенью 1979 года перед длительной командировкой в США, куда он был направлен руководителем корпункта. Приехал на собственной машине, новой «Волге». Говорят, перед отъездом предлагал другу юности поехать с ним в Москву, погостить, а заодно и порулить.
- Я машину слабо вожу, - жаловался Анатолий, - а ты заодно и «Волгу» поможешь мне освоить. Дорога-то длинная.
Друг работал механизатором в совхозе. Ехать, вроде, хотел, да уборка риса наступала. Словом, пообещал побывать в гостях позже.
Дорога оказалась не только длинной, но роковой. Где-то под Тулой выскочивший на автостраду с проселка пьяный «ЗИЛ» протаранил малиновую новенькую «Волгу». Шансов спастись у ее водителя, по заключению экспертов, не было никаких.
Так нелепо и в расцвете сил погиб человек, у которого, помимо многих других достоинств, было уникальное качество - он знал бесчисленное количество языков, больше всех в стране, а может быть, и в мире.
Кто сегодня что знает? Тем более у нас, на его родине, где пророков никогда не было и вряд ли будут…»
(poltawskaya.narod.ru)

Нашёл я этот очерк Ксении Шаповал на сайте станицы Полтавская, где чтут память знаменитого земляка.
А вот многие, и прежде всего на ТВ, об этом человеке забыли. Быстро и считаю незаслуженно.


У Федора Н. нет обиды на Анатолия Ивановича. Конечно, Сан Саныч  Каверзнев так не поступил бы никогда. А вот Анатолий Иванович решил редактором передачи прикрыться. Люди ведь разные бывают. Но вернёмся в кабинет грозного Лапина.

Из записок Федора Н.
«Некоторое время мы сидим в полном молчании. Минуту, две, может быть и пять.
За окном весенняя капель. Кап-кап-кап. И солнышко мягко светит. От чего в памяти всплывает картина передвижника Ярошенко «Всюду жизнь». Помните, это та картина из Третьяковки, на которой из зарешёченного окна тюремного вагона малыш сыплет крошки голубям. Светлая такая картина. Очень русская. У нас ведь от тюрьмы и от сумы не зарекайся.

А Сергей Георгиевич рисует ромбики, квадратики и молчит. Думает.

Начинаю уставать от молчанки и неопределённости.
«Ну, давай же, начальник, решай казнить меня или миловать!»
Телепат он, что ли?
- И что мне с вами делать?
Вопрос по большей части риторический. Он-то уже всё решил.
- Вероятно, наказать.
- А может быть уволить?
- Если степень моей вины столь высока…
А про себя думаю, «то и расстрелять недолго».
- Идите, - говорит Сергей Георгиевич, - а я порешаю, как с вами поступить.
- До свидания, - говорю я.
- Может быть, - шелестит он мне вслед.
Старый мудрый удав Каа».

Из последнего интервью Ольги Сергеевны Высоцкой (легендарный голос «Маяка»):
«Мы "погорели" на Андропове. Когда он уже стал всевластным хозяином всего Союза, он очень быстро заболел. И вот 8 марта было торжественное заседание в Большом театре. У нас с Левитаном была сложнейшая задача. Мы должны были обязательно сказать, присутствует глава государства на торжественном заседании или нет. Никаких сигналов, никаких свидетельств того, что есть он или нет, мы не имели.
- Так ведь вас же должны были об этом известить?
- Ничего подобного. Только глаза диктора были сигналом к тому, чтобы объявить или не объявить. И вот тут-то мы "погорели". И виновата в этом я, потому что Юрий Борисович сидел у микрофона, он должен был прочитать: "Появился Президиум торжественного заседания во главе с Андроповым", а я должна была смотреть - появился Андропов вместе с Президиумом или нет. И представьте себе, в том Президиуме, который присутствовал на торжественном заседании 8 марта, был какой-то еще человек, у которого была такая же лысина, как у Андропова. И я из ложи, которая помещалась в третьем ярусе напротив сцены, должна была увидеть, Андропов это или нет, и толкнуть Левитана. У нас был условный сигнал: толкну его руку, значит, объявляй "во главе с Андроповым". Вот я его и толкнула. А Андропова-то и не было, он был больной. И на следующее утро мы с ним как два кролика сидели под дверью у председателя Гостелерадио Сергея Георгиевича Лапина с повинными головами. И самое интересное, что с этого момента дикторы на торжественные заседания уже больше не ходили и не объявляли, кто присутствует. Это говорил диктор из студии. И тут я должна сказать, что самым внимательным и заботливо относящимся к дикторам человеком был Сергей Георгиевич Лапин. Никакой кары не последовало, это он нас своей спиной загородил, потому что НКВД, КГБ или как угодно назовите, за это могло нас довольно сурово наказать».


Не знаю, как он объяснился в ЦК относительно прокола Федора Н.
Афганские дела уже тогда были для наших партийных вождей «мутной азиатчиной» и ненужной головной болью… А потом и вовсе довели страну до вторжения, ставшего началом конца нашего Союза нерушимого.
Не хочу сейчас плохо говорить о Лапине. Пусть это делают другие, те, кто в своё время лебезил перед ним, а потом, после его ухода на пенсию называл держимордой и сатрапом. Ещё раз скажу, что этот человек, разрубивший жизнь моего героя на «до» и «после», никогда не задумывался о том, что рушит десятки человеческих судеб. Он просто служил своим партийным вождям и служил весьма умело.

Из воспоминаний В. Егорова
«Лапин был прежде всего политиком, одним из столпов коммунистического режима на его излете, преданно и последовательно проводившим линию на превращение телевидения в инструмент КПСС.
Как-то Лапин при мне позвонил Брежневу и спросил его, хорошо ли мы показали Леонида Ильича накануне в программе «Время» «Хорошо, все хорошо, Сергей», — ответил стареющий генсек. «Значит, у вас нет замечаний к телевидению?» — обобщил лукавый председатель. «Нет-нет», — подтвердил Брежнев. Лапин тут же связался с секретарем ЦК по идеологии (Сусловым) и заявил ему: «Я сейчас разговаривал с Леонидом Ильичем, он доволен работой телевидения и никаких замечаний у него нет». Пришлось собеседнику принять эту информацию к сведению — поди проверь, что сказал и что имел в виду генсек.
...6 ноября 1982 года был звездный час для С.Г.Лапина. Генсек вручал ему орден Ленина и звезду Героя Социалистического Труда. Телевидение, конечно, снимало этот эпизод в Кремле. И вдруг во время вручения награды выскользнули из рук Леонида Ильича и упали на пол. Лапин тут же опустился на колено, подхватил коробочки и сказал: «Ничего, Леонид Ильич, наши ребята это вырежут из пленки». Разумеется, в эфир прошли кадры торжественного момента без этого зловещего символа умирающей власти. Через несколько дней после этого Л.И. Брежнев скончался.
После его смерти председатель Гостелерадио небезуспешно пытался найти общий язык с новым руководителем КПСС Ю.В. Андроповым. Тот также поддержал Лапина — за два года до этого они вместе внесли в ЦК предложение о нежелательности расширения телевизионной деятельности Агентства печати «Новости». А ведь уже было принято решение секретариата ЦК усилить внешнеполитическую деятельность средствами телевидения по линии АПН. Это не остановило двух председателей могущественных комитетов, их мнение возобладало, и служба теленовостей АПН была закрыта. Лапин не терпел конкуренции».


Из записок Федора Н.

«Итак, солнечным мартовским деньком 1979 года я вернулся с Пятницкой в Останкино, поднялся на свой 7-й этаж и первым делом наткнулся на секретаршу Любовцева.
- Виктор Ильич тебя ждёт! Давай к нему немедленно!
Ну, думаю, сейчас объявят об увольнении в связи с…
Выдадут выходное пособие и прощай, Останкино!
Любовцев смотрит на меня, как на библейского Иону.
- Что ты наговорил председателю?
- Ничего!
- Как, совсем ничего?
- Просто ответил на несколько его вопросов.
- И всё? Овсянникова упоминал?
- Нет. Меня о нём не спрашивали.
- Как же ты сумел оправдаться?
- Я не оправдывался. Откуда мне было знать, что этого министра посадили. Просто на будущее никогда не стану ставить синхроны с чужих плёнок. Хотя… Меня, наверное, уже уволили…
Любовцев пытается изобразить хмурость, но вот ушами только улыбается.
- Не знаю, чем ты подействовал на председателя. Сергей Георгиевич позвонил мне, как только ты от него вышел. Сказал: «Парень честный и прямой. Не вилял. Но наказать надо! Объявить тебе выговор по редакции без занесения!». Поздравляю!
- Виктор Ильич, разрешите мне уйти с «Панорамы». Вы же знаете, я не смогу больше работать с Анатолием Ивановичем.
- Знаю, - говорит Виктор Ильич. Жёстко говорит. - Вернуться в дежурную смену программы «Время» твоё право. А сейчас я даю тебе пару дней отгулов. Приди в себя.
Выхожу из кабинета Главного. Захожу в нашу комнату. Смотрю на коллег. Меня поздравляют. С чем?
Потом захожу в комнату редакторов тематических передач. Иванова на месте.
-Нина Леонидовна, ищите Овсянникову другого редактора.
- Федор, но…
- Не стоит, Нина Леонидовна. За школу спасибо! Здесь нет чьей-то вины. Просто так получилось.

Стою у лифта. С восьмого этажа спускается Анатолий Иванович Овсянников.
- Федор, когда обсудим темы?
- Уже никогда!
-А как же передача?
- Без меня…
-Да пойми ты меня, старик…
Ему не идёт хэмовское обращение «старик». Ему нечего мне сказать».


В тот раз наш герой сумел объяснить Лапину, что не все черное бывает таким изначально.
Пройдет два года и Председатель не станет интересоваться, кто там был кем в Кампучии.
Тебе, Федор, придется платить за Ангкор, за независимость, за кураж!
Ну что же! Цена была как пуля.
Хорошо не в сердце.
Рана оказалась тяжелой, но не смертельной.


Рецензии