Мышка

Когда в «хрущёвке» на пятом этаже завелись мыши, у Натальи Карповны жизнь, уже в который раз, пусть не так трагично, но «дала трещину». Каждый раз она совершенно терялась, когда образовывался глубокий и противно зияющий провал под названием «До и после»: до мамы ( имеется ввиду, до смерти мамы)  и после, до Ефима и после (имеется ввиду его подлый уход от неё), до книги, теперь уже и…
До – была отрада одинокого покоя, полёживания с книгой заполночь, когда еле поднималась рука, чтобы выключить бра, и скользила вместе с туманящимся сознанием в благость сна. Была свобода оставления продуктов посреди стола в кухне, дежурство вазы с конфетами и печеньем под тонкой салфеткой в гостиной…  Спокойно пополнялся склад овощей на балконе. Потом вдруг, сразу со всех сторон: бисер помёта посреди кухонной столешницы, огрызки печенья на скатерти, на полу, дырки в морковке на балконе, посторонняя писклявая возня в тишине полночи и лютый страх выключить свет – а вдруг побегут по лицу когтисто и потно, волоча скользкий голый глист хвоста! Бр-р-р-р-р!..
Наталья Карповна занервничала тогда до паники, позвонила в санитарно-эпидемиологическую станцию. Ей ответили, что частным образом не обслуживают, надо общее заявление жильцов и что-то там ещё… Побежала к соседу по площадке Лёхе. Там ей сказали, что мышей не наблюдали, но посоветовали купить мышеловку или завести кота. Она не сделала ни того, ни другого. Представить себя в роли охотницы на мышей, с подманиванием жертв кусочком сала, а потом вытаскивать забитое существо из гильотины? Нет-нет-нет! Ужас! Организовывать смерть? Своими руками всё подготовить и за собою прибрать, подтереть? Ф-ф-ф-у—у-ууу! Кот? Батюшки-светы! Это же жилец в квартире! Уход, кормёжка (сама еле тянет на пенсию), какие-то ящики с песком, лазанье по столам и постели… А заболеешь? О, нет, нет, нет, фу-фу-фу! Что же делать, Боже, что делать?
Такая строго-роскошная дама в поликлинике, где толпились в очереди к терапевту (Наталья Карповна -– за таблетками раз в месяц), спокойно и наставительно научила:
— Пойдите в СЭС (так и сказала, не расшифровывая, потом Наталья вспомнила, что туда-то она и звонила), там у них купите отраву, они научат, как применить.
— Отраву? Ой! А потом… Они же дохлые будут валяться в квартире! Их  же надо собирать!
— Веником в совок сметёте и – в унитаз. Все дела.
— Да-а? А если засорится?
— Не засорится. Вы, тем более, на пятом. Но можно и в мусорное ведро. Это же пустяки.
Отчего у неё завелись мыши? Наталья грешила на «хрущёвский холодильник» – ящик под кухонным окном с отверстием через стену на улицу. Раньше там всё банки стояли, бутылки с подсолнечным маслом, уксусом, а полгода уже она стала сухари в пакетах там хранить, чтобы зимой птиц подкармливать. Вот и прикормила видно… Сухари, конечно, поточенные в крошки, смешанные с тем же бисером, были срочно выкинуты, но жильцы уже обосновались и, видимо, плодились в тепле и сытье.
Закончилось всё быстро и благополучно: «Угощение» было съедено (тем более что все продукты тщательно укрыты), тушки с поджатыми к брюшку лапками периодически ныряли в унитаз, с теми же периодами терялся аппетит, ныло в груди, источались слёзы над маленькими, такими, в общем, милыми, поверженными врагами. Потом ещё пару месяцев снились всякие гадости: то пробег по голой во сне руке (муха, чтоб её, в пять утра!), то суп с шерстяным комочком, то глядящие из унитаза живые бусинки…
Но… всё проходит. Прошло и это. Впрочем, если бы у Натальи Карповны кто-нибудь догадался спросить, что ей мерзостней всего в этом прекрасном жестоком мире, она бы ответила не разумом, но всей передёрнувшейся плотью: «Мыши».
После плохого, хорошее ещё лучше. Такое удовольствие хранить сушки и крекет в вазе под салфеткой, забыть хлеб на столе или просто оставить бутерброд на пару часов!.. Спать без страха. Хорошо!
И в работе наметился небывалый подъём. За почти десять лет после выхода на пенсию (хорошо, дали доработать, не сократили, не пугнули), Наталья Карповна, дирижёр народного хора училища искусств, написала книгу о фольклоре области. Вернее, сразу две книги: исследование и репертуар (сборник песен, обрядов, игр и тому подобного). Написать-то написала, а как издать? Два года назад повезло несказанно: приехала бывшая выпускница их училища, теперь известная артистка, вместе со своим ансамблем на гастроли. Прямо на концерте, где были представители администрации области, предложила создать областной, а может быть, и более широкий фольклорный фестиваль, расхвалила первую тоненькую ещё книжечку Натальи Карповны, изданную как методическое пособие, назвала её «кладезем народного искусства», вспомнила об «авторе-энтузиасте, талантливом подвижнике». Невероятно удивилась, что она есть да ещё прямо здесь (словно в шестьдесят три неприлично не умереть или хотя бы не залечь дома). Она вызвала Наталью на сцену, расцеловала её, спросила:
— Больше ничего не написали?
— Написала, но издать сложно… -- ответила правду Наталья Карповна.
Её вызвали в Управление культуры, расспросили, записали телефон, и через полгода рукопись уже была в издательстве. Было напечатано всё, что собралось по крупицам и, слава Богу, почему-то постоянно пересматривалось и компоновалось автором. Видно, надежда сидела в душе, как заноза.
Триумф был неожиданный: фестиваль открылся, засверкал, как фейерверк, зажёг соседние и далёкие области враз! Даже ближнее зарубежье. Книжки Натальи Малышкиной разлетелись по всей огромной стране, проникли во многие славянские страны и общины… Намечалось переиздание. Но, радуясь успеху книги, торжеству дела её жизни, Наталья Карповна постоянно запрещала себе обижаться и прикасаться мыслью к больной теме. Дело в том, что из всего тиража ей выдали сто экземпляров книг. Остальные были подарены специальным отделам библиотек, гостям и участникам фестиваля, отложены на следующий раз. Это прекрасно! Но автор за свой десятилетний кропотливый труд не получил ни рубля. Чтобы сделать книгу, вернее, два тома книги, неразделимые по сути, она не устроилась подрабатывать, жила на скудную пенсию. Теперь вот и зимней одежды нет, и обуви.
Её пригласили на второй фестиваль. Позвонила домой Лилия Павловна, новый зам начальника Управления культуры, попросила зайти для небольшого разговора. Эта молодая красавица с лучезарной улыбкой в глазах, изложила Наталье Карповне план фестиваля, советовалась о том, кого пригласить. Разговор, приправленный чудесным кофе с печеньем, был тёплым, душевным, а в конце Лилия Павловна вдруг спросила:
— Что-то, Наталья Карповна, вы словно не очень рады?.. Пожалуйста, скажите, в чём дело? Я человек новый, могу ошибаться…
— Нет-нет, Лилия Павловна, дело не в вас. Просто… Книги пишу, а жить не на что. Пенсия скромная, надо выбирать: хлеб насущный – где-то хоть гардеробщицей прирабатывать – или творчество.
— Простите, а какая у вас пенсия?
Услышав ответ, чиновница залилась краской до корней светло-пепельных лёгких волос, серые глаза на розовом лице заблестели, как льдинки. И по этому приливу стыда Наталья Карповна поняла, что в глазах Лилии Павловны она совсем нищая и жалкая.
— Наталья Карповна… вы… Простите, я поговорю…
— Нет-нет! Вы спросили, я просто правду ответила! Нет! Ничего я не прошу, не думайте.
Попрощались смущённо, неловко. Теперь вот, позавчера, снова Лилия позвонила, попросила забрать программу и пригласительные билеты на открытие и закрытие фестиваля. Зашла, забрала.
Открытие удалось. Какие коллективы, какие имена в жюри! Оформление сцены, представительство в зале, публика!.. Голова кр`угом. Сегодня снова звонок, и Лилия волнуется о самочувствии, просит быть и на закрытии. Помолчала, помялась, не выдержала:
— Наталья Карповна, для вас готовится сюрприз, я говорю, чтобы вы непременно пришли!
— Ой! Правда? А что за сюрприз? Скажите! Я ведь должна как-то приодеться, если на сцену вызовут.
— Вот-вот, потому и говорю. Вызовут, кое-что вручат!
— Спасибо! Буду обязательно.
Она боялась размечтаться, да и времени не было. До концертного зала ехать с пересадками полтора часа – полчаса на сборы осталось. Нервничая, вытащила из шифоньера выходной серый трикотажный костюм, не то чтобы мятый, но с продольными заломами от многомесячного висения. Хвать за утюг – вспомнила, что не работает. К соседке торкнулась, та ушла куда-то. А ещё сапоги почистить, причесаться, чуть-чуть подкраситься… А… ладно. Влезла в чуть тесную (пятнадцать лет прошло), юбку. Боже! Через десять минут надо выбежать! Туда-сюда – и всё бегом. Доехала, добежала, упала в кресло – хорошо!
Вручались дипломы, сувениры (она напряжённо ждала), потом – великолепный концерт лауреатов фестиваля, а в финале, в апофеозе праздника, объявляют её, Наталью Карповну Малышкину, как лауреата Почётной премии фестиваля. Хоть и ждала, но сердце зашлёпало, забулькало, и ноги онемели. А сцена – вот она – три ступеньки. Стоит она посередине и чувствует себя в потоках света, в центре внимания публики маленькой и совсем юной, словно всё только начинается, и вся жизнь впереди. Счастлива? Да. Но и почему-то плакать хочется. Тут ведущие  – красивая молодая пара – премию в конвертике дают и к ней диплом в деревянной рамке под стеклом, цветы в целлофане.
— Одну минуточку, Наталья Карповна! Не уходите. Мы приглашаем на сцену организаторов фестиваля!
Вот поднялись, выстроились в ряд: Лилия Павловна и режиссёр сценического действия – солиднейшая дама в чёрном блеске. Её, конечно, представили, но Наталья Карповна ничего уже не воспринимала, а хотелось ей поскорее сбежать со сцены, потому что рядом с этим элегантным блеском она себя почувствовала грязным пятнышком на атласной ленте. Тут назвали спонсора – директора меховой фабрики. Он вышел на сцену – огромно-толстый – и на своей широкоформатной груди вынес целый меховой зверинец мягких игрушек – сувениров, объяснив, что, кроме основного производства меховых изделий, есть цех мягкой игрушки, и он сейчас подарит этих ярких и весёлых, так и сказал «весёлых», зверьков этим симпатишным (да-да «симпатишшным») дамам. Говорил он громко, радостно, напористо.
— Вам, Лилия Павловна, конечно, Зайчик! Вы такая нежная, пушистая! Светленькая! Вам, Марина Львовна, – это режиссёрше – конечно, Львёнок! Вы тут царили, как аналог (так и сказал «аналог») в природе,   а Вам, – он запнулся, заглянул в бумажку, а Наталья Карповна содрогнулась, потому что в руках у спонсора оставались три фигурки: большая, в полметра, как и предыдущие сувениры, Мышь в комбинезоне и две маленькие обычные игрушки, что там и не разберёшь.
«Только не мышь, только не мышь», – пищало в душе у награждаемой.
    — Вам, Наталья Карловна, – всё-таки перепутал оратор, – эта умная Мышка. Вы, вроде, серенькая, вроде, мышка, но… – он попыхтел и выдал, – ого-го!
По залу прожурчал смешок, даритель и сам хохотнул от своей удачной шутки. Сразу сжалась Наталья в своём сером, совершенно мышином костюме, и сразу стало очевидно, что спонсор прав, и лауреатка по внешности, ну точно мышь. Вон какая маленькая среди всех других: под два метра ведущих, толстенных спонсора и режиссёрши, рослой и пышной Лилии Павловны. К тому же личико, мелкое, с длинным носом и маленькими, круглыми, чёрными глазами, и оттопыренные ушки, даже волосатая родинка над верхней губой – всё это очеловеченный портрет грызуна.
Чуть не роняя щедрые дары, Наталья Карповна спустилась в зал к своему креслу, стала пихать в маленькую сумку, невместимые в неё, предметы. Настроение было странное: не радость победы, а позор поражения давил на неё. Заглянула в конверт, там лежала половина её месячной пенсии круглой цифрой без мелких рублей. Кое на какое пальтецо хватит, если добавить всё, что собрала, а сапоги… Хорошо, большущий «прачечный» пакет был в сумке, пусть и с дыркой, а диплом и мышь не провалятся. Уложилась, поплелась в гардероб, встала последней в очередь. «Ехать-то сколько!  Хоть бы троллейбуса не ждать долго. Потом по тёмным дворам плестись… Ладно, если кто пристанет, премию не отдам! Дипломом отобьюсь – рама вон какая, тяжеленная!»
Троллейбус и здесь, и на пересадке подошёл довольно скоро. В общем, она, наконец, оказалась в своём дворе. Ни души. Видимо, молодёжь ещё не вышла. Ещё раз с ненавистью взглянув на мышь, она выдернула её из пакета и посадила на скамейку напротив подъезда.
Дома быстро разделась, сунула цветы в вазу с водой, хлебнула тёплой воды из подогретого чайника, влезла в любимую тёплую «ночнушку» и выключила бра. В окно неоново-голубым полился прохладный звёздный свет. Наталья встала, подошла к окощку. Звёзды усыпали небо
– всю его чёрно-атласную ширь. Казалось там, за блестящим занавесом, океан волшебного света, который просачивается, прорывается в отверстия переплетений нитей ткани и вот-вот, прорвав её, хлынет на землю, зальёт её фосфорицирующим  потоком! Зазвучала в ней мелодия любимой народной песни, словами и звуками связывая её с миром:
Звёзды мои, звёздышки,               
Золотые зёрнышки!               
Светите детинушке,
Бедной сиротинушке…
Она опустила глаза и ясно увидела на скамейке, обсыпанную блестящей звёздной пылью, меховую мышку. Та задрала нос кверху и смотрела то ли на звёзды, то ли на окно несостоявшейся хозяйки. Звёздное небо, пустой осенний двор и одинокое, брошенное создание на скамейке…
Наталья поспешно набросила пальто и, оставив распахнутой дверь, кинулась вниз, во двор. Там она взяла в руку  ухо мышки, оно было твёрдо-гладкое и холодное, как настоящее.
— Ладно, пойдём домой, — прошептала она.