Золотой самовар

                Золотой самовар
               
   В стародавние времена на окраине одной деревни жили-были дед Макар да баба Аксинья. Как-то раз отправились дед с бабкой в поле и вдруг видят, лежит среди скошенной травы ребёночек  маленький, глаза голубые, волосы золотые, за плечами крылья белые. Лежит себе дитя, гулит, ясными глазами в безоблачное небо глядит. Огляделись Макар с Аксиньей, никого поблизости не видать. Баба ребёночка на руки взяла, а он улыбается, ручки к ней  тянет. Вот бабка и говорит деду: "Дед, а дед, давай ребёночка к себе возьмём, сыночком Ванечкой назовём". Дед в ответ: "Что ж,  твоя правда, не одного же его в поле оставлять. Своих-то  пятерых детей вырастили и этого, Бог даст, до ума доведём".

   Как решили, так и сделали. Люди поначалу деда с бабой на смех подняли: что ж, вы старые, на склоне лет птенцом этаким обзавелись, вам и за обыкновенным-то дитём уже не поспеть, а вы того пуще, крылатого сыскали". И ещё много чего такого говорили, но прошло время, и стихли все разговоры. Один только мельник всё ходил, да уговаривал: "Давайте, мол, Ване вашему крылья-то  скостим. Чтобы значит, как все обыкновенные люди был. Зачем ему уродство такое с малолетству терпеть, насмешки принимать. И потом, чего доброго, примется он в облаках витать, на землю, и на нас, грешных, свысока глядеть". Дед с бабкой не соглашаются. Макар мельнику говорит: "И не с такими пороками люди живут и ничего. Кривые, хромые, слепые, немые, всякие бывают, и всех солнце греет, всех земля кормит. А крылья неспроста даются. Значит такая у него судьба: над землёю летать, к звёздам взгляд направлять. Каков собой уродился, таковым пригодился, и никакой ущерб чинить ему не позволим". На том мельник и отстал.

   Время идёт, дни бегут, весна зиму сменяет, осень лето подгоняет. Ванечка растёт, будто на опаре поднимается. Дед с бабкой на него не наглядятся, не нарадуются. Одна беда: как разыграется, расшалится, так примется по избе кругами летать, крыльями притолоку обивать, а потом и в небо потихоньку подниматься начал. Баба с дедом переживают, кабы-чего с ним не приключилось, да и  как тут не беспокоиться, когда дитё вот так до поры,  до времени из под опёки вырывается, за горизонтом скрывается.

   Однажды улетел Ваня и не вернулся. День его дед с бабой ждут, второй дожидают,  ан нет его и нет. Вот и говорит баба деду: "Эх, Макар, видно зря мы мельника не послушали, пропал видать наш Ванечка, солнце ему крылья опалило, звёзды глаза ослепили, ветер буйный за море унёс". Макар отвечает: " Погоди ты, матушка, раньше времени панихиду служить, лихо кликать. Чует моё сердце, жив наш сыночек".

  Так сказал Макар, так оно и вышло. На третий день среди ясного неба раздался гром, засверкали молнии, и спустилось с облаков войско великое, ангельское. Дед с бабой ниц упали, на колени встали, а ангелы молвят: "Спасибо вам Макар да Аксинья, за то, что брата нашего Афраила в беде не оставили. Маленький он был, лежал на облаке белом, да налетела туча чёрная, закрыла солнце, наступила тьма, закрутил враг его диким вихрем  и бросил в пропасть беспросветную, но летел орёл, подхватил  и унёс в чисто поле, положил на траву шёлковую. Искали мы брата три года, три  месяца и три дня, а на четвёртый день открылись ворота небесного града и он сам на сильных крыльях взлетел в чертоги дворца".

  Макар с Аксиньей смотрели на Ваню, и насмотреться не могли, дивились, и надивиться не могли. Стоял он, осенённый радужным сиянием, и серебряный свет шёл от его лица, а от крыльев расходились золотые лучи. Подошёл Ваня к деду с бабой, обнял, расцеловал: "Дорогие мои, наступил час нашего прощания. Должен я со своим народом в город небесный вернуться. Вы без меня не тужите, не скучайте, знайте, придёт время, наступит пора, и будем мы с вами неразлучны". Тут ангел один приблизился к Макару и протянул ему золотой самовар: "Примите, люди добрые, наш дар. С ним не будет у вас никакого лишения и горя".

 Старики самовар взяли, в пояс низко поклонились. С Ванечкой простились. Ангелы затрубили в трубы, запели многоголосые херувимы, огненными крыльями взмахнули серафимы и скрылись из глаз.

  Тем вечером, как только поставили дед с бабой  самовар на стол, раздался громкий стук в дверь. Макар дверь отворил и видит: стоит гостья нежданная, негаданная, худая, хромая, в руках коса острая. Макар не из робких был, виду не показал, что испугался, и говорит ей: "Раз пришла гостья непрошеная, так не стой в дверях, не топчись, в избу проходи, за стол садись, да отвечай: за каким таким делом явилась?" Странница в избу вошла, капюшон чёрный откинула, косу в угол поставила, за стол села. На хозяйку посмотрела и говорит: "За тобой Аксинья я пришла. Истёк срок твой земной. Пожила на свете белом и будет, пора честь знать". Аксинья руками всплеснула, покачнулась, за сердце схватилась. Макар перед гостьей встал, жену заслонил: "Полвека прожили вместе мы  душа в душу, так почто ты теперь её от меня забираешь,  сиротой оставляешь? Куда она туда и я!" Курносая отвечает: "На тебя, дед, мне разрешения не дали, так что придётся тебе ещё малость пожить. А ты, Аксинья не мешкай, собирайся!". Аксинья в лице переменилась, побледнела, помертвела, а Макар не отступает: "У нас принято гостей  потчевать. Вот и ты, хозяев уважь". Из самовара чай наливает и  гостье подаёт. Хромая чашку взяла, глоток отпила, да как закричит, волчком по избе завертится, из пустых глазниц слёзы льются, кости белые трясутся. Схватила она косу и вон из избы. С тех пор к Макару с Аксиньей и близко не подходит, дом их за версту обходит и болезнь-беду уводит. Потому, как вода в самоваре этом светом небесным, ангельским наполняется, любовью и добротой благословляется.

   Вот живут Макар с Аксиньей в добром здравии, в счастье и веселье, но наступило время, пришла пора и заскучали они, затосковали по сыну любимому, белокрылому. Отдали самовар детям-внукам, узелок с котомкой взяли и пошли в чисто поле, дошли до того места, где Ваню нашли, тут разверзлось над ними небо и спустился вниз крылатый воин Афраил, а с ним свита ангельская, в блеске и славе. Подошёл он к старикам, осенил их знамением, и вспыхнуло белым заревом поле, и больше никто их не видел.

   А самовар золотой стал потомкам их верой-правдой служить, зло да беду отгонять. Прознал про то один человек лихой, выждал день, выгадал час и украл самовар, себе домой унёс, за замками спрятал. Почернел самовар весь, ржавчиной покрылся, ушла из него благодать. Видит вор, худо дело, да и отнёс его на базар. Там за грош женщине одной продал. Ау женщине той муж покалеченный был, слабый да хворый. Женщина самовар почистила, помыла, заблестел он, засиял, выпил её муж чай из того самовара и на поправку пошёл, с немощью навек распрощался. Так и повелось с того самого дня: как к негодным людям самовар попадёт, ржавый, чёрный стоит, а у хороших людей, чьи сердца наполняет любовь и доброта, солнечным светом сияет, от бед и напастей хранит и счастьем дом осеняет.