Сын уехал

Баба Феня медленно ходила по дому. Больные ноги не слушались. Сын уехал. Она бесцельно передвигала стулья, расправляла вязанные салфетки морщинистыми руками, тяжело вздыхала. В тишине комнаты громко тикали ходики, жалостно дребезжали от каждого шага стекла старого серванта.
Феня тосковала по сыну. Она то и дело натыкалась на его вещи – вот брошенный карандаш, вот скрюченный окурок в пепельнице. Сын давно взрослый, у него работа и семья, а Феня до сих пор помнит, как пахла его вихрастая макушка в детстве – молочком и печеньками. Он вспоминала его, голопопого, на огороде – как он тянет клубнику с куста, а затем несет и бросает ее в таз с водой, а потом не ест, а долго смотрит, сидя на корточках, как ягодка плавает в воде. Вспоминала его, зареванного, после школы, с кровавой болячкой на коленке. Вспоминала, бритоголового, стоящего у вагона рядом с такими же свежеиспеченными лысыми солдатиками срочной службы.
Он звонил не часто, приезжал еще реже. Каждый раз при встрече она бросалась его целовать, со слезами, но он только тихонько отодвигал ее от себя: «Ну, ма, хватит уж…»
И вот теперь уехал опять. Жизнь показалась ей такой ненужной. С хозяйством она справлялась – да и хозяйство было небольшое. С сыном уходило всё – то, зачем она вставала чуть свет, работала до ночи, терпела побои мужа. Только защищая сына, бросалась она на мужа как тигрица, в кровь расцарапывая мужнино, опухшее от частых возлияний, лицо. К счастью, муж умер рано. Ни мать, ни сын долго не горевали.
И вот сын уехал. Где-то в далеком шумном городе у нее были внуки, но они не приезжали – в деревне им было скучно. Не хватало какого-то вафая. Невестка каждый год просилась на море, сын ездил с женой, заскакивая к матери на недельку.
Так, незаметно, среди воспоминаний проходил день. Феня, по привычке всплакнув вечерком, смотрела «Пусть говорят».  Малахов пожелал всем беречь себя и своих близких. Баба Феня легла на кровать и сложила руки крестом. Она представила, как будет умирать и как сын приедет на похороны. Улыбнулась и незаметно уснула.

2016