Иностранный Туризм В СССР. 7, 2

Да, в предыдущих частях тоже упоминал; в послевоенное десятилетие, было не до становления туризма в стране: как для собственного населения, так и для привлечения иностранцев. В том числе это касалось и Крыма; да и война по полуострову прошлась не менее деструктивно, чем по остальной европейской части СССР. Все зашевелилось после смерти Сталина; тогда же появились первые следоуказатели для своих, «пора отдыхать на наших советских Ривьерах». Сняли, к примеру, такой легкий фильм, как «Мы с вами где-то встречались» (1954), рекомендуется к просмотру всем, интересующимся темой. Советский курортный отдых в Крыму, на уровне «передовик едет в санаторий по путевке», визуально показан вполне достоверно.

Но тут, наступили 60-е. Золотое время для всего мира, в том числе и для СССР. Дух у этого десятилетия был таким, что его прямое проявление почти не наслаивалось на внутренние политические, равно как и социальные, перипетии советской страны. «В воздухе витало», даже когда подошла к концу хрущевская «оттепель».

И был тогда просто изумительный, хотя, в своей неявности, фактически сокрытый проект. Шестидесятые годы, это самое «западное» десятилетие в истории Союза, само собой, почти целиком на визуальном уровне. Но этот период, можно назвать настолько широкой мимикрией советского общества под «капиталистический стиль» – что он оставил позади и времена НЭПа, и, уж тем более, “Перестройку”. Про это можно сочинять книгу. Кстати, кинематограф здесь, действительно, неплохо задокументировал дух эпохи – далеко не только свободолюбивым кинотворчеством периода, когда при относительно добром Хрущеве, чуть приспустили ремешок на творческих шеях. Здесь крайне важна визуальная сторона – а таких проявлений, в лентах 60-х годов, просто тысячи; самых обычных мелочей. Присутствие «советских вариантов» западной моды, западной культуры, западной архитектуры и т. д. Шурику разрешили носить узкие брюки – и, притом, это положительный персонаж! который носит на себе предметы гардероба, которые до середины 60-х, в основном отображали карикатурами на стиляг. Да, изнанка советской жизни была совершенной иной; что сегодня выступает немало дестабилизирующим фактором для изрядного количества ностальгирующих.

Трудно уж сказать с точностью; но где-то в первой половине обозначенного десятилетия, где-то там, в высших кулуарах, кого-то перевоодушевило: притом очень, очень сильно. Тут надо хорошо понимать; сколь специфично бы это не звучало, но как уже упоминалось в шестой части, советское руководство (особенно в 60-е) находилось в некотором идеологическом разброде, по вопросам имитационного восприятия западной культуры. А в десятилетие, на начало которой пришлась оттепель – просто таки доходило чуть ли до сотрясения культурных основ всего застоялого советского общества. То ли это было связано с тем, что Кремль на какое-то время, хотя бы частично, озаботился заботой о повышении жизни населения; тем самым недальновидно отвлекшись на решение насущных хозяйственных вопросов. Одним словом; не от властных старичков, а откуда то от более молодых партфункционеров рангом пониже, поставленных координировать культурно-бытовую сферу (с обязательным извлечением прибыли) – родился проект, который даже сложно корректно охарактеризовать. Скажем так; «создадим свою, “советскую Ривьеру”» (и теперь уже не в фигуральном значении, а очень даже в буквальном: реализуем в реальность, чтобы «далось в ощущениях»).

Казалось бы, что значит «создадим»? Само слово «Ривьера», с точки зрения борцов с капитализмом, звучало почти непотребно, идеологически крайне невыдержанно; пусть уж «Лазурный берег», еще лучше «Берег лазурный». Последнее более органично смотрелось бы на некой гипотетической дорожной арке, на подступах к Ялте. Вот только был в таком проекте ряд нюансов. Органично смотрелось бы для советского человека; но советский человек (внимание), в эти планы не/нисколько не входил. А те представители людского рода, о которых зашла речь, с большой долей вероятности, могли бы попадать на ялтинское побережье со стороны Черного моря. О ком речь? Да о тех же иностранных туристах, из ЗАПАДНЫХ стран (там, где все деньги).

Все 60-е Союз рядился в одежды государства «нового пути», что как всегда и бывало в этой стране, на 90% отражало лишь внешнюю изнанку, внутреннюю оставляя без каких-либо существенных изменений; но, в данном контексте, это было и неважно. Что, в первый раз что ли? Еще Петр I вектор задал, как лепить из державы «Европу»; частично для своих, частично для самих европейцев: ну, и себе око чуть услаждать. А что там, за задворками отштукатуренного фасада – не для вящих иноземных глаз, там у нас «духовность» и «народная душа», на которых все держится и все стоит. Кондовость!

С иноземными туристами у первого императора дела были своеобразные; и не по таким понятиям это у него обозначалось, здесь речь не об этом. Конкретные дела с обеспеченными гостями были у советской власти – а ее характерной особенностью была нелюбовь к полумерам и крайний запал в реализации любого почина, если уж «загорелись». А загорелись так;

Советский юг (черноморский) имел конечно ряд специфических особенностей связанных с климатом. До определения «в Ницце всегда сезон» он не дотягивал – зима на всем советском черноморском побережье, в целом, была слишком уж прохладна; в южном Крыму снег и вовсе был обычным делом. Но зато летом это было чистое Средиземноморье, почти не отличишь. «Почти» – это означало, что данная местность (южный Крым, нынешнее Черноморское побережье России, западная Грузия) содержали слишком много аутентичных особенностей (появившихся за несколько десятилетий, после становления советской власти). Если сегодня посмотреть архивные материалы, то в последние лет 20 царизма, на этих обширных пространствах шло активное строительство туристической инфраструктуры – которое на черноморских берегах восточнее Крыма имело еще и частичный налет альпийского стиля (очень уж много гор поблизости). По архивным материалам, последующие за гражданской войной три десятилетия никак особо не отметились в плане внесения в архитектурный облик этих мест, каких-либо существенных изменений. Наследие царизма продолжало эксплуатироваться, неизбежно обрастая визуальными особенностями наступившей советской эпохи (то бишь, с одной стороны, наследие хирело, но с другой – подпиралось умозрительными подпорками типичного советского быта). При Сталине, в этих местах, появилось определенное количество типичных представителей сталинской же архитектуры, только с южным колоритом.

Но тут… В этом плане фантастически хорош бессмертный комедийный байопик того же Гайдая «Бриллиантовая Рука». Снимая одну комедию за другой, жанр который никогда не отображал советскую реальность хоть сколько бы нибудь достоверно, за самыми редкими исключениями, Леонид Иович умудрялся тащить в свои фильмы поразительное количество особенностей нестандартной обыденщины того времени (опять же, далеко не везде). Но раскованный, по отпущенной квоте, стиль советских 60-х, упомянутый фильм передает почти во всей красе; можно сказать, что это квинтэссенция (учитывая, что снято этот было на окончательном закрытии эпохи оттепели). Равным образом, когда хрущевские нововведения, в сфере послабления мировоззренческих основ советской жизни, еще лишь вступали в свою начальную фазу – пространство причерноморских бульваров застраивалось архитектурными новинками, в духе мировых туристических центров. Конечно, здесь автор несколько кривит душой, но на деле; можно сказать, что на советском черноморском побережье наступило настоящее «средиземноморское возрождение». Это у Сталина был свой Арт-деко, с уклоном в мрачновато-впечатляющий монументализм; и Виссарионыч был не против выстроить в СССР отдельные участки, по-советски обреченного, Нью-Йорка. У Хрущева, на советском юге, был уже не Нью-Йорк, у Хрущева был Майами. Вопрос только в том, насколько тот предназначался для самих советских людей.

НЭП, сталинизм, оттепель, застой и Перестройка – все эти периоды объединял один важнейший фактор. Нужда в иностранных дензнаках. А способов их заполучения, у советского государства, было очень и очень немного – много там было трат на содержание советской недвижимости за рубежом, финансирование деятельности спецслужб (там же), закупки капиталистического продовольствия и прочее. К любой инициативе, которая помогла бы увеличить приток валюты, тогдашняя власть как минимум бы прислушалась. Инициативы разные бывают, но, как у Гайдая; «нужно-не нужно», «разрешите… — а вот это попробуйте». “Товарищи! Наши юга, не хуже их заграничных югов! Посмотрите – пальмы-кипарисы (или как бишь их там). Голубое море, мягкий песок и много солнца! Даешь, товарищи, наш советский Лазурный берег! Даешь, товарищи, нашу, социалистическую Ривьеру!”

— Вот прекрасно, — говорит с некоторой скукой, ответственный по такого рода вопросам, член Политбюро, — отдохнет наш советский человек. Вы только эту «Ривьеру» бросьте. Чем «Голубое взморье», к примеру, плохо?
— Да вы послушайте, товарищ Ответственный, — томно втолковывает инициатор, — при чем тут «наш советский человек»? Наш советский человек много где отдохнуть может; давно, к примеру, пора развивать туристическую отрасль и в глубине страны. Великолепны леса и горы Сибири, прекрасны степи Казахстана и пески Средней Азии… ну... в целом. А тут речь не об этом. Ну сколько им, капиталистам, суздальские церкви показывать-то можно? Далось им это реакционное наследие. Буржую – что? Воздух, море и Мартини. Шезлонг, бассейн, безыдейная музыка. А нам – деньги.

Товарищ Ответственный смотрит на интуристовского чинушу средней руки с некоторой опаской, но, слово «деньги» свое волшебное воздействие оказывает. Заинтересовался.

— Застраиваем все южное крымское побережье «под Ниццу». Да хоть под Монако, или, простите, Ибицу. Сервис организуем, опыт уже есть. Завезем целый танкер «Мартини», если понадобится. А следом – целую баржу буржуев.

Свихнулся, понятно, совсем человек. Но не тут-то было. Обрисовывает дальше;

Самих советских людей из Крыма, ясное дело – геть. Нечего им с разложенным западным элементом якшаться, любому (руководящему) дураку понятно. Надо будет – кордоны выставим на дорогах, сразу за Джанкоем. Что нам, проволоку протянуть, да охранителя с овчаркой поставить, привыкать что ли? Да так, чтобы «с той стороны» не видно было. Финны, в своей стране Суоми, преспокойно собирали грибы на границе с СССР; рассеяно поглядывая на стоящие, друг напротив друга, пограничные столбы двух стран. Никакого тебе «железного занавеса», даже криво протянутой колючей проволоки не видно; советский пограничник если и детектировался, то строго издалека  и вроде дружелюбный. А все потому, что реальный кардон, со всеми жутковатыми приспособлениями, находился глубоко на советской территории; пространство, между ним и реальной границей, было разделено буферной зоной, попасть внутрь которой можно было строго по пропускам. Да, опыт был.

И вот – проект. Плюсом «Советской Ривьеры», выступила бы более низкая цена такого рода «средиземноморского» отдыха (но не факт; «Интурист» аппетиты имел фантастические, и драл с иностранцев три шкуры). Целый ряд приятных особенностей для торговой сферы СССР, как то; возможность сбагрить, потерявшим в таких условиях бдительность иноземцам, ряд советских же товаров по сходной цене. К тому моменту, сертификатная госторговля измучилась реализовывать западным туристам матрешки и прочую сувенирную дребедень, крайне неискусно имитирующую кустарный народный промысел. Взять тот же советский алкоголь. Про “советское «шампанское»” уж не будем; вермут в СССР также выпускали: а еще в Союзе ставили эксперименты по производству собственного виски и рома. Сейчас считается, что это была формальная отрыжка советской пищевой промышленности, ставившая себе цель расширить спиртосодержащий ассортимент праздничных столов. Особенно на фоне, удивительно удачно прижившихся у советского мещанина, советских же игристых вин. Попытка внедрения крепких спиртных напитков с малознакомыми, но отличительными названиями, среди граждан страны Советов провалилась – посконную водку вытеснить подобное не могло; к тому же, типовой гражданин задавался вопросом, чем этот ром и виски всерьез отличается от банального самогона. Шампанское прижилось по совершенно простой причине, потому что «с пузыриками» – простого пролетария искренне восхитило, что не только пиво, но и вино может быть газированным.

Сейчас, скорее всего, уже невозможно узнать, существовал ли вообще в природе хотя бы один представитель западного мира, который лично попробовал солодовый, а вернее сусловый, напиток производства СССР. Если не существовал, наверное оно и к лучшему; по воспоминаниям, Советский Виски представлял собой редкостную, ароматизированную дрянь. Но при должном подходе, а главное – в случае насущной необходимости, вполне можно было попытаться привести карикатурное пойло к некому потребительскому знаменателю. И даже попытаться влить в стакан нежащегося на солнце буржуя.

Если хотя бы часть Крыма, действительно превратилась в закрытый туристический анклав для иностранцев; то и, конечно, есть все подозрения, что по большому счету подобное пространство напоминало бы привилегированный бантустан. Подобное место, неизбежно пришлось бы застроить еще массой образцов западной увеселительной индустрии; и можно даже не сомневаться: все это хозяйство на балансе, отдавало бы типовой, советской имитацией «легкой жизни». А эту беззаботную курортную жизнь ведь еще более-менее подобающе сымитировать (скопировать) надо было.

Но, пока готовились воспроизвести что-то подобное; шестидесятые подходили к концу. Вместе с нестрогим, по советским меркам, десятилетием, идеологическое кокетство с Западом стало перерождаться в сердитое определение «заискивания по мировоззренческой части». Мировоззрение-то у нас, известно какое; и в высших кулуарах хорошо «понимали»: чего надо советскому передовику производства. Равно как, чего надо/не надо являть капиталистическому чужеродцу, для обеспечения его кратковременного (здесь) туристического быта. Наступил «последний» 1969 год; выкатившийся глыбой новых веяний: потому как позади, еще грохотали гусеницы советских танков на пражских улицах летом 68`, А в январе года пришедшего на смену, младший лейтенант Советской Армии, уже стреляет по правительственному кортежу транспортировавшего Брежнева. Нет, товарищи, такая социалистическая реальность нам не нужна; сколько бы видовые изменения, хоть номинальные, хоть фактические, не позволили бы с буржуинов денег стрясти. Кремлевские старички, тогда, были как бы еще не совсем унылыми, закоснелыми хрычами; но уже хронологически обогащенные идейным консерватизмом, неодобрительно смотрели на нравы советского общества, успевшие устояться за, во всех смыслах беспокойное, десятилетие. «В зоне риска» были теперь все, кому на тот момент не исполнилось сорока лет. Вдруг выяснилось, что советские граждане и, т. с., «гражданки», как-то очень фривольно ведут себя на танцплощадках. Совершают излишнее количество легкомысленных телодвижений. Из динамиков звучат Капиталина Лазаренко и Квартет «Электрон». Из этого советского лаунжа, на закате «крымского проекта», попытались изготовить музыкальный сборник; специально для «Интуриста», не для широкой продажи советскому населению. Назывался он “La Musique Sovietique. L’ete 69”, обозначение на языке Вольтера получил по вящим геополитическим причинам. Композиции на нем представленные, должны были услаждать слух иностранцев на южных советских пляжах; теоретически предполагалось, что интуристы грампластинку будут приобретать и переправлять к себе на родину, завлекая в СССР новых гостей. У Советской страны, теория не всегда переходил в практику; и, видимо, оно и к лучшему. Русскоязычное название у выпущенной “Мелодией” компиляции, тем не менее, было; «От Паланги до Гурзуфа». Вспомните Булгакова и его Преображенского; в своих научных изысканиях, и методах их достижения, простого до безжалостности. Тот кромсает советскую животину, делая из нее человека; и напевает «От Севильи до Гренады...»