Чудес на свете не бывает...

                Чудес на свете не бывает... 

                Рассказ.

                *

          Я шёл вдоль кромки маленького безвестного аэропорта, каких тысячи разбросано по просторам глухой тайги.  Слева от меня, казалось, совсем рядом, высились  седые  громады Кодарского хребта.  Там, во времена  всемогущего отца всех времён и народов, вгрызаясь в ущелье кайлом и лопатой, зеки добывали уран. Между горной цепью и мной простиралась,  сотворённая  Богом по ошибке, шестикилометровой ширины песчаная пустыня с большими,  похожими на сопки,  кочующими барханами.   Пустыню было хорошо видно с   самолёта,  но сейчас она была скрыта от моих глаз стеной непроницаемой тайги. Далеко, справа, за многими километрами чахлой лиственницы, тянулись заснеженные  вершины Удокана.  Между этими двумя величественными каменными исполинами, сонно покоилась заболоченная великая Чарская долина, разделённая пополам  жёлтыми водами Чары.
Спокон веков, в этих уникальных местах, жили эвенки.  Сейчас  здесь рыдало эхо,  ещё   недавно  гремевшей, уникальной по своему размаху, стройки, начатой десять лет назад стареющим вождём. Вождь умер, оставив после себя печальную память досрочных сдач, пятилеток ускорения и экономной экономики.   Пришли другие, которым нужны  были  не менее  грандиозные, но  уже свои, совсем другие дела,  призванные  прославить их на века. Стройка была почти забыта,  а вскоре, вероятно по причине краха экономики, была признана ненужной. Но в те ещё времена,  о которых я рассказываю, стройка продолжала по инерции, если не «греметь», то, по крайней мере, ощутимо сопротивляться летаргическому состоянию, неумолимо  подталкивающему её  к  забвению.
Торопиться мне было некуда, и я шёл, с головой погрузившись в свои проблемы. Я только сорвался с Якутии, оставив там, по  причине своего горячего характера, трудовую книжку. Чтобы не растягивать рассказ,  я опущу, произошедший там  неприятный инцидент, связанный с этой историей. Скажу лишь вкратце о том, что уволиться с предприятия на котором была ужасная нехватка рабочей силы, было весьма проблематично и администрация предприятия всячески препятствовала  массовым увальнениям.  В дальнейшем, отсутствие этого документа, рождённого в извилинах бюрократии, здорово попортило мне кровь, но, об этом я расскажу, как-нибудь, в другой раз.
А сейчас мне повезло, заявление на работу я подписал сходу, но…. Это НО, без которого наша жизнь была бы идиллией, всегда и всюду совсем внезапно выползает из своей норы,  суя сучковатые палки в наши колёса:  я не прошёл медкомиссию. Денег у меня не было ещё с Беркакита, а из Тынды я исчез,  имея три рубля в кармане.  Надо было срочно искать лазейку из создавшегося положения. А так как «голь на выдумки хитра», я и был всецело во власти решения этой задачи.
Стояли последние дни августа.
- Закурить не найдётся? - Услышал я и, повернув голову, увидел ранее мной незамеченного  парня,  полулежащего  в зарослях  берёзового  молодняка.
Я бросил ему сигарету.
- И спички.
Я дал спички. И пока парень лениво прикуривал, я успел  откровенно его разглядеть. Вид у него был  несуразно  ухарский,  что-то среднее между плетнём и роялем.  На его круглой, аккуратно  стриженой  голове,  как  шляпа  гриба на  толстой  ножке,  красовался  синий берет.  На мощном торсе не было ничего, кроме тельняшки, поверх которой тянулись, совершенно ненужные,  широкие лямки подтяжек. В хромовые сапоги-гармошки, сияющие, как  на параде, что меня особо в нём поразило, были заправлены синие в обтяжку брюки. Лицо парня, широкое и скуластое, казалось простодушно-деревенским и в то же время, сразу и не понять  в чём, чувствовалась в нём цепкая, жесткая и властная шулерская жилка.
- Спешишь? – равнодушно спросил он, возвращая мне спички.
- Нет.
Я отступил назад,  собираясь уходить.
- Выпьешь?
Левой рукой он выкатил из-за спины бутылку водки.
Терять мне было нечего - ни вещей, ни денег, настроение  - хуже некуда.  Я опустился на корточки.
- А стакан?
Он перекатился на другой бок и достал котомку, а из неё стакан, а ещё хлеб.
Мы пили не торопясь, говоря о чём-то малозначительном, скорее,  для поддержки знакомства.
У моего нового знакомого, было редкое для нашего времени имя – Феликс. Забегая вперёд,  скажу,  что он обладал великим даром хамелеона.  Его настроение менялось в зависимости от обстоятельств и в доли секунды, он из сонно-флегматичного, превращался в энергичного, находчивого  и изворотливого, блистая при этом завидным остроумием и ораторским красноречием. Но, об этом я узнал позже.  А сейчас, выслушав мою историю, он вяло сказал:
- Здесь нет трагедии, скорее, это а-ля комедия. Сказка впереди.  Комиссию, я тебе лично подпишу.  Можешь отправлять на экспертизу, в  МУРе не докопаются. Деньги?   Деньги будут. А будут деньги, будет и трудовая книжка.  Эту школу, я прошёл  давно. С золотой медалью.
Он закурил, глубоко затянулся крепким дымом и, не меняя ни темп, ни тон, спросил:
- Сейчас-то у тебя деньги есть?
Я хмыкнул и вывернул из кармана рубль с мелочью.
- Хватит.
Феликс поднялся и сунул в котомку выпитую  бутылку.  Усиленно ворочая мозгами, я покосился на Феликса,  но промолчал.
- Пошли.
Мы шли по узкой тропинке к виднеющемуся вдали посёлку.
- Ищи ещё одну пустую бутылку, - скомандовал Феликс. И просветил: - Светлую, с длинным горлом.  В  таких,  только  «Столичная».
- Зачем? – вопросы подобно льдинам наползали один на другой, но ответа я не находил. Мне было унизительно стыдно. – Мы их что, сдавать будем?
Феликс окатил меня презрительным  взглядом, отбивающим всю охоту к дальнейшим вопросам.
Я поднял валяющуюся в траве пустую бутылку. Феликс вздохнул:
- Я же сказал:  светлую, прозрачную, с длинным горлом.  Мы сейчас пили из такой. Да, нужны ещё капроновые пробки.
Мы дошли до первых изб и свернули к реке.
- Вот она, - нагнулся Феликс за грязной бутылкой. – Ничего, помоем. Ищи пробки.
Пока Феликс драил песком найденную бутылку и проверял её чистоту со всей ответственностью  кадрового работника общественного контроля,  я  нашел нужные пробки. Тщательно помыли и их.
  А вскоре мы уже стояли в магазине.  Феликс выставил две пустые бутылки на прилавок, за которым стояла чернявая, средних лет продавщица.
- Литр подсолнечного, - расшаркался перед ней Феликс.
Я одурел, даже голова пошла кругом. Мои последние, пусть и жалкие деньги, на которые всё же можно было купить  сигареты  и хлеб, уходили на какую-то касторку. Но возражать Феликсу было  поздно.
Я молча плёлся за ним по пыльной улице, безмолвно  кроя, на чём свет стоит, свою доверчивость.  Мы вышли из посёлка  и направились к лесу.
- Сейчас увидишь мою берлогу, - сказал Феликс,  ступая в чащу.
Пробившись сквозь заросли ивняка, мы вышли к ручью, проследовали несколько сот метров вверх по течению.  Наконец Феликс остановился.
- Вот и пришли. Пить хочется. – Феликс лёг на землю и припал к воде.
Я осмотрелся. У моих ног лежало холодное пепелище костра. Рядом с ним лежала толстая,  сухая  валёжина. Я присел на неё.   Утолив жажду, Феликс поднялся, отряхнулся и полез в кустарник. Только теперь я разглядел  небольшой,  тщательно замаскированный шалаш.
- Собери пока хворост, - крикнул мне Феликс из шалаша, - нам костёр понадобится.
Хворост валялся везде, я собрал его быстро. Феликс умело сложил кострище, приладил над ним котелок и  вылил в него подсолнечное масло. Робкие языки пламени, поедая дым, скользнули к закопченному днищу.
- Пока закипит, мы успеем подкрепиться,- подмигнул мне Феликс и  снова полез в шалаш. – Посматривай, чтоб пепел в котёл не летел.
Он появился из шалаша с наполненной наполовину котомкой.  Достал хлеб, консервы, ложки, стакан.  Поставил в сторонку банку томатной пасты.  Сел на валежину  рядом со мной и вытряхнул из котомки чекушку.
- Она у меня уже дня три лежит, - пояснил Феликс. – А ты думал, что я алкаш? Знаю, что думал. У тебя же не лицо, а третьяковка. На нём, как на картине Репина, всё нарисовано.
- А это что? – я кивнул на котёл, в котором начинало пузыриться  подсолнечное масло.
- Это? – переспросил Феликс и загадочно усмехнулся? – Это наши деньги. Это самое скромное – полтинник. Может и стольник. Всё зависит от нашего жлобства. Но, я не жадный, пусть будет полтинник.  Не понял? – Феликс криво усмехнулся. –  Деньги делают деньги. Теперь, доходит?
До меня не доходило.
- Ты когда- нибудь Маркса читал?  Нет? А зря. Я этих умников всех перечитал, начиная с
Аристотеля.  Никто меня не заставлял.  Я понять хотел, почему  этот мир         несправедлив. Почему учителя нас учат  одному, а сами живут  иначе.  Почему они считают своё учение последней истиной в инстанции, почему я должен молиться их  идолам, а не тому которого душа требует. Почему  им дозволено всё, а мне нельзя ничего?  Почему?  Я долго искал на все эти вопросы ответ. И не одну шишку на голове набил, прежде чем понял, что  мир состоит из
простаков и лицемеров. Я не захотел быть ни тем, ни другим.  Я предпочёл жить волком, чтоб
рвать глотки одним и закусывать другими.  Все эти Платоны,  Сократы, Канты,  Энгельсы,  Соловьёвы - просто сказочники, до умопомешательства, верящие в свои сказки. Но ещё больше среди них шарлатанов, зарабатывающих деньги на человеческом  горе и доверии. Сколько лет нам рассказывают химеру про коммунизм? Нам одно, себе другое. Тысячи лет человечеству вешают лапшу про демократию, про какой-то там свободный выбор и равные возможности. У кого они больше: у сына банкира или у сына кухарки? Всё ложь. Гнать их всех нужно к чёртовой матери.  Миром должна править стальная рука,  не мешающая людям зарабатывать хлеб и вешающая на ёлках всех,  кто мешает жить простому народу.  Но, такого никогда не будет, потому что этой железной руке, ежовая рукавица,  покажется со временем,  унизительно-простенькой и ей захочется лайковую перчатку.  И всё пойдёт по накатанному кругу.  Каждый, кто дорвался до жирного куска, размахивает руками, отгоняя от него других. Есть ли выход из этого тупика? Нет выхода, по крайней мере, я его не вижу.  Человечество катится в пропасть.  Всем жрёт нутро большая, большая жаба.  Сытый,  голодного, не разумеет.   На всё нужны деньги.  Маркс,  всё же,  прав: деньги должны  работать.  С неба  они  не падают.  Чудес на свете не бывает.  Для того чтоб капитал звенел в твоём кармане, нужно приложить усилие. Вот я его и прилагаю. Ты  свидетель.  Ладно, давай перекусим.
Я смотрел на Феликса широко открытыми глазами, не зная, что сказать в ответ на его тираду.  И потому, кивнув на  котелок,  лишь спросил:
- И всё же, что это?
- Скоро  увидишь.
Феликс  зачерпнул ложкой томатную пасту и опустил её в закипевшее масло.  Вытянув шею,  склонился над котелком, беспрерывно помешивая варево.  Из под его  насупленных бровей,  сверкал  проницательный,  сосредоточенный взгляд. В этот миг, окружающего пространства для него просто не существовало.  Сейчас он был очень похож на средневекового алхимика, колдующего над эликсиром жизни.  То и дело, он, подхватывал ложкой немного жидкости, поднимал её до уровня глаз и тонкой струйкой возвращал её снова в котёл, внимательно наблюдая за качеством чего-то известного ему одному. Снова зачерпнул ложкой немного пасты,  живо отправил её в котёл и повторил всю процедуру сначала.
- Готово! – Феликс проворно снял котелок с огня, отставил его в сторону и опять нырнул в шалаш. Вернулся он с лейкой и бинтом.
- Пусть остывает, а мы, давай всё же, поедим. Сосёт под ложечкой.
Ели не торопясь. Вопросов я не задавал, понимая, что время икс, подошло к концу. Сейчас  Феликс выложит мне всё сам.
- Ну вот, - наконец сказал Феликс, аккуратно заталкивая пустую банку  «Кильки» под валежину. – наша задача,  тщательно процедить нашу продукцию.  Стерильность, прежде всего. Это основа производства. Без неё, сгоришь в первый же день, как мотылёк над  свечкой.
Он вчетверо сложил бинт и уложил его в воронку.
- Держи осторожно, не пролей. Каждая капля на вес золота. Следи, чтоб осадок в бутылку не попал. Так, всё, хватит. – Феликс ловко закупорил бутылку пробкой и отложил в сторону. – Давай вторую.
Ту  же самую процедуру мы проделали во второй раз. Феликс тряхнул  в руке закрытой, наполненной до горлышка бутылкой. Тягучая жидкость, играя блёсткам, стекала по стенкам высокого горлышка.
- Как цвет?
- Фантастика!
Цвет жидкости, действительно изумлял.  Был он -  ясным, чистым, солнечным, тёплым, янтарно-золотистым. Я не выдержал:
-  Феликс, не томи, что это?
- Так и не дошло?
- Нет!
- Облепиха! – Феликс захохотал. – Масло облепиховое. Понял? От всех болезней. Пусть пирожки стряпают.
- И это четвертак? – я с сомнением заглянул в его смеющийся зрачок.
- Минимум!
Восторг я не выразил и Феликсу не поверил.
Феликс отнёс ещё теплые бутылки для остывания в ручей.  И пока они охлаждались, мы навели в нашем лагере порядок.
- Пошли?!
Изображая зевак, мы прошлись по посёлку.  Остановились у двухэтажного брусового здания КБО.   Феликс окинул его изучающим  взглядом,  задумчиво  поскрёб  ногтем  бровь и, наконец,  сказал:
- Нам сюда.  В комбинате обслуживания работают одни женщины. А женщины – наши потенциальные покупатели. Жди меня здесь.
Он скрылся за дверьми здания и появился неожиданно скоро. Я не успел ни о чём спросить. Феликс приподнял на уровень плеча ладонь, между пальцами были зажаты две бумажки по двадцать пять рублей. Я не поверил глазам.
- Взяли?
- С руками.


- Феликс! А Феликс! Спишь?
- Чего тебе?
- Давай поговорим!
- Спи.
- Не спится.
- Страдалец. Чего тебе?
- Феликс, ты же умный человек, но….
- Спасибо, только без этих  любезностей. Нам не нужна лесть друг перед другом, мы не на публике.  Так  в чём корень зла твоей бессонницы?
- Феликс, ты же понимаешь, к какому порогу, в конце концов, приведёт эта дорожка?
- Ах, вон ты о чём. Конечно, понимаю. А тебя что, никто и никогда не обманывает?
- Меня?
- Да всех нас! Не то, что обманывают,  нас  нагло и беспощадно грабят все кому не лень: государство, менты, чиновники, продавцы, спекулянты и прочие, прочие, прочие напёрсточники.  Недовесы, обсчёты, взятки и иные поборы.  Все цены зависят, не от затрат на производство а от аппетита и наглости разношерстных шакалов. Штрафы зависят не от твоего проступка, а от настроения и степени самодурства  мента или судьи.  Что,  не так?  Тебе справедливую зарплату платят на производстве?  Ты был хоть раз, хоть у одного чиновника в его хоромах? Нет? А мне доводилось.  Видел я всё заработанное ими непосильным трудом. Против всех  них,  я - ангел, белый, пушистый, с розовыми  крылышками.
- Но ведь в итоге, Феликс, тюрьма.
- Тюрьмы боишься?  А ты не бойся, это не худшее. Гораздо хуже, когда всей деревней бить начнут.  Держи хвост трубой, а нос по ветру и всё будет хорошо. Всё, спи.
- Феликс!
- Ну, чего ещё?
- Через месяц здесь не поспишь. Снег ляжет. Надо искать квартиру.
- Ну не медведь же я, в конце концов, чтоб в лесу зимовать. Только и на квартиру нельзя. На зиму надо искать работу. Дадут общагу.   Более полугода, государство будет чистить мои карманы. Ничего здесь не попишешь.  Давай спать.
- Феликс!
- Да спи ты. Ты мне дашь поспать? Утро скоро.


Подпольная фирма «Феликс и К», набирала обороты. Доходы значительно превышали расходы на производство продукции. Подсолнечное масло стоило копейки, а бинт и томатная паста, стоившие  сущий мизер, к тому же, покупались не всегда.  Каждый день в  осеннем лесу, лёгкое пламя костра, весело обвивалось вокруг почерневшего котла. Каждый день мы  носили  в посёлок  свой  товар, и Феликс выносил из какого-нибудь дома, ставшие привычными, деньги.  Как Феликс сбывал свою «облепиху», для меня оставалось загадкой. При сбыте я не присутствовал.  Деньги он всегда делил поровну между нами, считая меня компаньоном, а себя, как вы успели догадаться, честным жуликом. Феликс готовился к зиме.
Купил, с рук, куртку на искусственном меху, вязаные носки, из козьей шерсти и толстую  байковую рубашку.
В один из дней, после сбыта очередной партии «облепихи», Феликс остановился у поликлиники.
- Зайдём?
- Зачем?
- К хорошему,  привыкают быстро, - усмехнулся Феликс. – Ты уже передумал устраиваться на работу?
- Нет.
- Тогда пошли.
Мы остановились у  регистратуры. Ждали недолго. Подошёл парень, протянул в окно направление.
- Мне печать.
- Комиссию проходил? – поинтересовался Феликс.
- Ага, - парень хотел спрятать бумагу во внутренний карман, но Феликс его остановил:
- Дай-ка взглянуть.
Быстрым взглядом он окинул подписи врачей,  развернул моё направление на комиссию и положил обе бумажки рядом на гладкую скамью. Не сводя с них глаз, Феликс достал авторучку и усмехнулся волчьим оскалом.
- Ну что, вспомним детство, а!?
Его рука с неимоверной быстротой побежала по бумаге. Прошло всего секунд пять и Феликс откинулся назад:
- Всё!
Я ошалело переводил взгляд с одной бумаги на другую. Сходство в подписях было поразительным. Феликс протянул моё направление в окно регистратуры.
- Девушка!  Милая!  О…. колечко на руке.  Мне никогда в жизни не везло. Поставьте, пожалуйста, печать. Но, какая  девушка!  Трогательное  очарование. О, спасибо большое. Спасибо! Боже, не сводите меня с ума.
Феликс с трудом оторвался от регистратуры и, подмигнув, протянул мне моё направление.
- Держи! Иди и паши, с ускорением. Можно пятилетку за три года.


- Феликс!
- Чего?
- Не спишь?
- Нет.  Что, совесть мучает?
- Холодно.
- Мне тоже. Терпи, атаманом будешь. Бог терпел и нам велел.
- Согреться бы чем.
Феликс аж приподнялся.
- Выпить, что ли?
- Да хоть что-нибудь, лишь бы согреться.
Феликс протяжно свистнул.
- Займись физкультурой. Где сейчас выпить найдёшь? Скоро полночь, ты  хоть понимаешь чего ты хочешь?
- Что же делать?
Феликс помолчал, соображая.  Почесал  за ухом.
- Ладно, пошли. Может, брагу отыщем.
Он включил фонарик, пошарил в углу шалаша и, отыскав бутылку нашей бурды, протянул её мне. Бутылка была не полной.
- Чёрт, - выругался я, - надо же было пролить. А может она  действительно помогает? Ведь покупают не торгуясь.  Может, самовнушение.  Спросить бы кого.
- Сейчас и спросим. Может, нальют за любопытство, в счёт скорого исцеления.
Мы выползли из шалаша.  Феликс шёл впереди,  освещая   фонарём  дорогу.
Посёлок спал.  Мы прошли его вдоль и поперёк. Собаки и те не лаяли. Наконец увидели одиноко светящееся окно. Феликс облегчённо вздохнул.
- Приятно сознавать, что ты не единственный разум во вселенной.
Он шагнул к калитке и чуть не столкнулся с вышедшей из дома женщиной.
- Фу, черти, как вы меня напугали…. – женщина прикладывала руки к груди и всё не могла успокоиться. – И чего  вас, иродов, по ночам носит?
- Вы уж нас простите, - извинился Феликс,- Самогон мы ищем. Может, хоть брага где есть?  Плохо нам. Совсем плохо. Если ему не похмелиться, - указал ей на меня Феликс, - то к утру, на одного покойника, станет больше.
- Вы из леспромхозовских?
- Что, на лбу написано? – подивился Феликс её проницательности.
- Да все там алкаши, - она помолчала. - Верю, мужики, сочувствую, но помочь ничем не могу. У меня ничего нет.
- Может, подскажете, где взять?
- Да Бог её знает. Ума не приложу. Самогон не ищите, нет его здесь. А брага в любой избе может быть, но у кого именно, этого не скажу, не знаю. А все избы подряд,  не станете ведь тревожить.  Можете нарваться на неприятности. Таёжники ведь люди простые, на добро, добром и ответят. А на грубость только грубостью.
- У нас облепиховое масло есть,- сказал Феликс уж очень жалостливо. – Слышали про такое? От многих болезней помогает, если не от всех. Только похмелье не снимает. Сменяю на литр браги. Берите. А хотите, мы вам деньгами заплатим.
- Да нет у меня ничего, я же сказала. – Она попыталась нас обойти. – Жалко мне вас. Зайдите сюда, может чего выгорит.
- А есть здесь чего?
- Не знаю я, не докладывают они мне. Здесь брат мой живёт. Да знаете вы его, участковый здешний. Вообще, он не пьёт, но иногда бывает у него спиртное, на всякий случай.  А давеча, у него тёща кипятком обварилась,  может и возьмёт он облепиху. Она ведь, здорово ожоги заживляет.  Только не говорите ему, что я направила вас к нему, не надо.
Женщина проскользнула между нами и исчезла в темноте.
- Феликс!
- Чего?
- Сматываемся отсюда.
- Тс….с…. – Феликс приложил палец к губам и мотнул головой. – Пошли. Нюх меня никогда не подводил.
Я слышал, как бьётся о рёбра сердце. Мы подошли к двери. Феликс бабахнул по ней кулаком. Дверь открылась неожиданно быстро. В ярко освещённом проёме стоял средних лет  мужчина в трико и майке.
- Ты чего!? - полез он нахрапом на Феликса, но разглядев, что нас двое, растерянно попятился назад, пытаясь понять, кто мы и чего от нас следует ожидать.  А придя в себя и окатив Феликса оценивающим взглядом, спросил уже более миролюбиво:
- Чего тебе? Случилось что-нибудь?
- Случилось,  - неопределённо  ответил Феликс. – Выручай! Горим мы, как китайские петарды. Скоро взрываться начнём. Похмелиться нам надо. Ищем, ищем, да всё без толку.
Поможешь?
Наглость Феликса привела мужика в кратковременное замешательство.
- В час ночи? - тихо задал он дурацкий вопрос, но осознав  несуразность своего поведения,  перешёл в атаку. – А ну-ка, топайте отсюда. Живо.
- Постой….
- Трактир нашли?  Я вам что…. Да вы хоть знаете, кто я такой?
- Да знаем мы, знаем. Думаешь, если участковый, то мы тебя уже и за человека не считаем?  Мы же шли к тебе с надеждой, думали – поможешь. Посмотри на улицу, все давно спят.  К кому же было идти?  У тебя одного окно светится. Ты же мужик, должен понять.  Не грабить же мы тебя пришли, есть у нас деньги. Но есть кое-что и более ценное, у нас с собой масло облепиховое. Можем провести бартерную сделку. Ну, не подыхать же нам, в конце концов?
- Что-то не скажешь по тебе, что с похмелья.
- А…. – провёл ладонью Феликс вокруг своего лица, - всё это облицовка. Внутри-то как, если б кто знал. Еле смену отпахал. Думал, отлежусь. А к ночи всё из нутра вывернуло, жить страшно. Какой уж тут сон?
- Из леспромхоза?
- А то откуда же.
- Все происшествия из вашего общежития.  Мне в этот гадюшник ступать тошно, да придётся наведаться, распоясались совсем, - участковый поморщился и в сердцах выпалил:  -Когда вы его уже спалите?
Неуловимым движением, Феликс извлёк из рукава свой  «фирмач».
-Облепиха откуда?
Он взял из рук Феликса бутылку.  Повертел её перед глазами.
- Ладно,  не торчите на улице, зайдите в коридор. Только не шумите. Жена  должно быть уснула.
Я вошёл вслед за Феликсом. Скосил глаза на висевший на гвоздике милицейский китель с сержантскими погонами.
- Так откуда облепиха? – повторил он свой вопрос.
- Из Забайкалья, матушка прислала.
И тут я впервые услышал божественный дар красноречия Феликса. Пересказать его не возможно, его нужно  слышать. Как дым имеет свойство проникать во все щели, так и речь Феликса  беспрепятственно  проникала во все уголки души, завораживая жертву,  не давая ей собраться с собственными мыслями.   Звуча то громче, то тише, переливаясь  множеством оттенков, его речь гипнотизировала, одурманивала,  обволакивая  слушателя в невидимый кокон.  Голосом влюблённого в свою профессию  учёного - исследователя широкого профиля, Феликс  начал  с лечебных свойств   ягод  облепихи, особо подчеркнув, что ещё древние потомки бурят, хакасов и других северных народов, являющихся, кстати, прямыми потомками легендарных гиперборейцев,  успешно  лечили облепихой бесплодие, эпилепсию, рак и прочие тяжёлые заболевания. Но, если у вас нет, не то что тяжёлых, но  вообще никаких заболеваний, то облепиховое масло необходимо употреблять в пищу, как средство,  дарующее  вечную молодость. И  Феликс, загибая пальцы,  пересчитал, ничем не заменимые витамины, заложенные в ягодах облепихи самой природой.  Затем, Феликс переключился на ботанику и поведал о том, что облепиха является кустарником и самый ценный её сорт произрастает именно в  диких условиях забайкальской тайги. Феликс довольно подробно описал,  в каких местах она любит произрастать, когда, как и каким цветом  цветёт и как выглядят её плоды. Рассказал, когда необходимо их собирать, чтобы сохранились целебные свойства ягод и, как собирать, чтобы не поранить руки о колючие шипы кустарника. И, наконец, приступил к полному изложению новейшей технологии приготовления целительного бальзама. 
Феликс знал об облепихи всё до мельчайших подробностей и даже, как вы убедились сами, немножечко больше.  Закончил он  свою блистательную речь тем, с чего и начал:
- Если б не это чёртово похмелье, то хрен бы ты её увидал. Видишь, не полная, я оставил себе пятьдесят грамм…. мало ли чего. Матушка ещё пришлёт. Не в гроб же нам ложиться. Хоть бражчонки баночку и за то спасибо, всё ж отпустит.
- Нет у меня бражчонки, - передразнил Феликса мужик. – Есть в холодильнике бутылка магазинной водки. Хочешь, бери.
- Две! – наглел Феликс
- Одна! – оборвал мужик. – Я ими не торгую.
- Да ей красная цена полсотни! – не унимался Феликс, вырывая свою туфту из цепких рук участкового.
- Бери водку, сваливай и не попадайся мне на глаза.
- Постараюсь.
Мужик сунул  бутылку водки Феликсу в руку и вытолкал нас за дверь.
- И забудьте, что сюда приходили,  - прилетело нам в спину.
Мы вышли со двора на улицу.
- Пусть этим маслом форменные сапоги мажет, - зевнув,  сказал Феликс.


Утром, наученные горьким опытом, мы запаслись на ночь водкой.  Взяли и литр подсолнечного масла.  Не торопясь приготовили своё варево, и остаток дня провалялись на жухлой траве, греясь под ленивым осенним солнцем.
На следующий день  отправились в посёлок. Первую бутылку, Феликс без проблем сплавил в ресторане под красивым названием «Чароит». Со второй, мы подошли к овощной палатке, окружённой кучами капустных листьев. Капусту уже продали, и рыжеволосая продавщица была увлечена подсчётом выручки.
Феликс направился к ней.  А я, беззаботно привалившись плечом к толстому стволу желтеющей берёзы, остался чуть в стороне.  Вежливо поздоровавшись, Феликс с огоньком задора в голосе поинтересовался:
- А  дары полей, что ж, все, без остатка, разошлись по закромам Родины?
Занятая какими-то подсчётами продавщица не ответила ни на приветствие,  ни на вопрос. Феликс не сдавался.
- А дары лесов вас не заинтересуют?
- Какие дары? – рассеяно переспросила продавщица, и мельком взглянув на Феликса, углубилась в своё занятие.
- Облепиха. Вернее, масло облепиховое,  - поправился Феликс и понёс конька. – Изготовлено  матушкой по народным рецептам, с применением новейших технологий.  Экологически чистое, весьма дефицитное и лечебное.  Применяется, как наружно, так и внутренне. Лечит не только женские заболевания, но и мужские. Избавляет от тысячи болезней. Сохраняет женскую привлекательность, отодвигает старость.
- Тарахтишь больно много, - оборвала его продавщица, оторвавшись от своего занятия. -  От чего она помогает, я без тебя знаю. Покажи свою облепиху.
Феликс протянул ей бутылку.
- Красивое! – сказала она певуче. – Откуда такое?
- Из Забайкалья. Матушка пишет, что  в этом году урожай на неё в  тайге был хороший. Много собрали. Я бы её не продавал, да больно выпить хочется. А в кармане,  «как у латыша».
- Попробовать можно?
- Нужно! Как покупать кота в мешке?
Женщина подковырнула пробку столовым ножом. Понюхала. Приложилась к горлышку языком. Закатила глаза под лоб и вздохнула:
- Бог её знает!  В чём, в чём, а в ней я не разбираюсь. Вроде, наша ягода, русская, а я больше с бананами дело имею. Но о полезности её,  наслышана. Сколько просишь?
- Да так, пустячок.   С вас, всего четвертачок.   Другим за полтинник.
- Чего ж так дешевишь?   Ладно, четвертак, на севере, не деньги.
Она усмехнулась,  окинула Феликса оценивающим взглядом  и запустила унизанные перстнями пальцы в карман белого халата.  И вдруг, устремив взгляд мимо Феликса, расплылась в улыбке.
- Ванька! Сто лет не видела, где пропадал? Ты, кажется, с Байкала?
Остановившийся у прилавка Ванька, похожий на колобка, растеряно заморгал глазами.
- С Байкала! И что?
- Облепиха у вас растёт?
- А где же ей ещё расти, как не на Байкале?!
- Взгляни, это она? – женщина протянула Ваньке бутылку.
Ванька-колобок  повертел бутылку перед глазами, отчего -то облизнулся и степенно, не торопясь, вынес вердикт:
- Она! Облепиховое масло. Где взяла?
- Вот у него, - женщина указала на Феликса.
Ванька зубами вытащил пробку и плеснул на язык.
- Да нет,- как-то неуверенно  промямлил он и слизнул стекающую с горлышка каплю, - мура какая-то. Подсолнечное масло и ещё что-то. Ты чего туда напихал? – повернулся он к Феликсу.
Феликс  невозмутимо  повернул к нему  честное и гордое лицо.
- Облепиховое масло, Ваня, - сказал членораздельно Феликс, не повышая голоса, - готовят на подсолнечном масле.  И, если ты такой умный, то должен об этом знать.
Подошли ещё мужики, рассыпались полукругом, разинули рты. Феликс оказался внутри этого сборища, прижатый спиной к прилавку.
Решение пришло мгновенно.  Я спокойно раздвинул рукой толпу, вырвал у  Ваньки бутылку, прищурив глаз, секунду смотрел на янтарную  жидкость.   И чувствовал, что всё окружение смотрит сейчас на меня.
- Похоже на облепиху!
- Похоже, – подтвердил Ванька.
Мне даже пришлось хлебнуть этой гадости.
- Да нет, мужики, - сказал я уверено, - это облепиха. Маловато её здесь, может быть, но то, что это она, могу поклясться. Я вырос на облепихе, ошибиться не могу. А ты, Ваня, земляк оказывается! Родом с Байкала  или жил там?  Из какой, конкретно, деревни будешь?
И глядя в глаза Ваньке, я протянул  Феликсу бутылку.
- Из города я, из  Селенгинска, - растерялся Ванька, - а чего?
- Да, ну, - изумился я, сам удивляясь тому, как искренне у меня это получилось, - вот так встреча. Я же из Селенгинска, родился, крестился, в армию ушёл оттуда. Ваня! Ты где там жил, в каком районе?
Я не смотрел, но чувствовал, что толпа начала расходиться. Вместе с ней ускользал Феликс.  Мысленно  я был с ним и Ванькиного ответа не расслышал.
- А я с улицы Ленина, - нагло врал я, зная, что улица Ленина есть в каждом городе. – Не знаешь никого оттуда?
- Да так, не помню, - сконфузился Ванька.
- Как не помнишь? А Ченкайши?  Ченкайши, ты должен знать, Ваня,  его все знают.
Ванне было за сорок и явно не до Ченкайши.
- Жаль, – сказал я огорчённо, - Ченкайши был моим корефаном. Ты давно был дома?
- Только из отпуска.
- Везёт же! – я искренне  порадовался за него, хлопнул его по плечу и честно признался:
- А я вот  и  забыл, когда  ездил домой.  Ну, ладно,  Ванёк, давай.  Извини, но надо идти. Труба зовёт. Ещё увидимся.
И я поспешно ушёл в том направлении, в котором скрылся Феликс.
Феликса я нашёл метрах в двухстах от овощной палатки. При моём приближении, он поднялся с серого валуна, на котором только что сидел.
- Спасибо, выручил.
Протянул руку. Я пожал её, стараясь не показывать истинных чувств.
- Пустяк. Ты поступил бы так же.
Феликс наморщил лоб.
- Сколько мы с тобой знакомы?
-Около трёх недель.
- Кажется,  вечность, - Феликс грустно вздохнул. – Вот и всё.  Это когда-нибудь должно было произойти. Нам ещё везло. Наверно, здесь нет такого дома, где б ни стояла наша облепиха, – его голос звучал сухо, словно выжженный солнцем пустынь. – Пора  отсюда линять. Завтра я уеду.
- Куда?
- Далеко ехать незачем. Двину на Хани.
Феликс по-собачьи втянул носом воздух, поднял к небу голову, провожая взглядом летящие по небу ошмётки облаков.
- Через неделю падёт первый снег. Надо пристраиваться куда-нибудь на зиму. Поедешь со мной?
Я на миг задумался.
- Нет, Феликс. Здесь у меня заявление подписано. Возьмут ли там, без трудовой, бабушка надвое сказала. Так что, прости.
- Ты прав, - он опустил руку на моё плечо. – и всё же, трудно с тобой расставаться.
Мы вышли на окраину посёлка.  Почти вплотную подступала тайга.  Среди деревьев желтело брусовое здание.
- Феликс, подожди, я сейчас.
- Чего ты хочешь?
- Заскочу в контору, сдам бумаги. Надо и мне шевелиться со своими делами.
- Давай, спеши. Даст  Бог, будешь сегодня спать в общаге на белых простынях.
- Подождёшь?
- Нет, я пойду.
- Я к вечеру появлюсь.
- Зачем? Великомучеников из нас не получится! Ты устраивайся. Удачи тебе.
Феликс протянул мне руку.
- Больше, вряд ли  увидимся.
Я шёл к зданию конторы не торопясь, не оглядываясь, физически ощущая на своём затылке взгляд Феликса. Я был уверен, что он не ушёл. Поднявшись на низкое крылечко, я, всё же, оглянулся. И оказался прав: Феликс стоял на том же месте, где мы расстались. Кулаки его утопали в карманах куртки. В углу рта – сигарета. Я помахал ему рукой. Он не выразил никаких  чувств, даже не вздрогнул. Он стоял широко расставив ноги, чуть склонив голову на бок и молча глядел мне вслед.

                Декабрь 1992 года

                г.Покачи.