Лето и ласточки День 8

17 июня

Родительский день

Меня разбудил птичий гам. Чирикали все, кто могли чирикать или, как им казалось, петь. «Неспроста» - подумал я. И верно – на завтраке Михалыч объявил – Внимание юннаты и юннатки, а также уважаемые педагоги, администрацией нашего лагеря сегодняшний день объявляется родительским. Ждите гостей и приведите лагерь, палатки и себя в человеческий облик, морды лица отмыть – и почему-то посмотрел на меня, Арнольдовна многозначительно кивнула. Над лагерем повисло молчание. Только было слышно, как Фуцик гремит миской, долизывая остатки молочной каши. Птички смолкли, будто договорились с Михалычем. – Ответственным за лагерь назначаю Николая Степановича, дежурным готовить праздничное меню, рассчитанное и на гостей.

- Сколько банок тушенки класть? – донеслось от кучки дежурных.
Михалыч выдержав паузу, видимо подсчитывая – давайте десять, чтобы не думали, что вы здесь на экологической диете, да, чуть не забыл, чай с травками заварите, душица там, мята. Инесса Арнольдовна!
- Да, Михаил Иванович – чуть подрагивая голосом от напряженности момента отозвалась Арнольдовна.
- Вы познакомите гостей с научной работой юннатов. В помощники назначаю Машу Сиделкину. Где она?
- Я здесь Михалыч, ой, извините, Михаил Иванович. – Со стороны юннатов послышались смешки, быстро пресечённые строгим взглядом.
- Надо отвечать кратким «Я», юннат, всем понятно? В другой раз накажу внеочередным дежурством по кухне. Ишь ты?   
Фингал под глазом горел в воображении, как маяк в тумане для заблудившихся кораблей, только сейчас они перевоплотились в любопытные взгляды. Мысли носились, как наши ласточки – беспорядочные и неуловимые.
- Всем всё понятно? – отвлёк от мыслей заключительный риторический вопрос Михалыча, закурившего финальную сигарету – Николай Степанович, покажите юннатам, как делать берёзовые веники и за работу. К одиннадцати часам доложите о готовности. И подойдя ко мне добавил – откуда ты прелестное дитя? Ладно, над фингалом поработай, замаскируй, девчонок попроси.
- А может мои не приедут? – С надеждой смотря в добрые голубые глаза Михалыча спросил я.
Добрые глаза сузились – не сомневайся, юннат, и пошел к остальным раздавать ценные указания.

Бродя по кустам с веником из березовых веток в поисках посторонних предметов мне не давал покоя вопрос: - «А вдруг действительно приедут?» И в памяти всплывали голубые с прищуром глаза Михалыча. - Приедут. Но кто? Скорее всего папа. Он безработный, делать ему нечего. А вдруг нашел работу – значит мама, взяла отгулы или вышла в отпуск. На двоих я не рассчитывал. У них сейчас отношения плохие. Ругаются из-за денег. Папу жалко. Он и раньше был какой-то неприкаянный. Потерявшийся. Недаром бабушка мне рассказывала, что когда я был маленький, то говорил: – «Не ругайте папу – он бедненький». Мама, наверное, от него устала, от его бесконечных мечтаний в поисках богатства. Даже не знаю, кем он работал. Мне было стыдно идти рядом с ним, немодно одетым – какой-то пиджак потёртый, кепка на голове рабочая, в постоянно сползающих старомодных очках, которые он украдкой поправлял, от чего смотрелся ещё нелепее. Нет, фигура у него была худощавая, спортивная и он не выглядел на свои пятьдесят, а ещё полуулыбка уголками рта почему-то всегда придавала мне уверенности. Казалось говорила: - «Всё будет хорошо», будто чего-то он знал наперёд, но недоговаривал.
«Если честно признаться – они хотели развестись, но терпели из-за меня. Вот так.
От раздумий меня пробудил натужный шум двигателя. Мимо пробежал Славец, впопыхах крикнув: - «Автобус пришел!»

Мы как птенцы, ждущие родителей с червяками, с вытянутыми шеями столпились на развороте дороги, держа в руках несчастные веники, пока пазик преодолевал очередную колею. Наконец уркнув последний раз, звук мотора прекратился и двери открылись.  Показались первые гости. Основательно одичавшие юннаты нерешительно бросались в объятья родичей. У некоторых родичей на глаза наворачивались слёзы – то ли от долгой разлуки, то ли от вида одичавшего чада. Маленький Боря, непрестанно почесываясь, стоял посреди этой толпы ничего не понимая. Его-то родичи были здесь. Наконец-то показалась знакомая долговязая фигура в очках. Осмотревшись, он приветливо помахал рукой. Я ответил и двинул к нему, заметив в его руках сумки, а на плечах, вдобавок, рюкзак с притороченной «пенкой». Обнялись как-то по-мужски, неловко. Он внимательно посмотрел на моё лицо, но промолчал. Фингал от этого взгляда заметно притух.

Вдали показался автомобиль, за ним еще один.
- У нас гости – обернувшись изрёк папа – наверное ваше начальство.
- Ты разве не сегодня уедешь?
- Мы договорились с вашим руководителем на ночевку, а завтра уедем.
- С Михалычем?
- Я Мишу давно знаю, еще со студенчества.
- ……?! Ты не говорил.
-  Зачем? Сохранял интригу.
К нам бежала Маша. – Пап, давай я тебя познакомлю с моей … коллегой, ну напарником что ли – вон, бежит.
- Здрассе - запыхавшись выдохнула Маша – это хорошо, что вы приехали. Меня зовут Маша – и протянула коричневую от загара ладошку.
- Павел Андреевич. Очень приятно, Маша. Ну как, нашли общий язык с моим сыном?
- Вполне, он у вас клёвый. Я хочу вас с родителями познакомить, пойдемте.
Мы двинулись к подъехавшему внедорожнику. Около него уже толпилось всё наше начальство. Навстречу, ухмыляясь, двинулся Михалыч.
- Пашка! Сколько… лет бы тебя не видеть.
- Привет Миша. Тебя с бородой и не узнать. Барбудас Съенфуэгос.
- А то. Давай с москвичами познакомлю – это Петр и его супруга Полина. Они шефы нашего экологического лагеря. – Очень приятно, Павел, мой сын Василий. – А это наша дочь Маша ответил Петр. – мы уже познакомились – вставила Маша – Мы с Васей коллеги, выполняем научный проект «Особенности жизнедеятельности ласточек береговушек riparia riparia в условиях Средней полосы России» - и хитровато так ухмыльнулась.
 – Как интересно, тема на кандидатскую тянет, покажете объекты вашего исследования?
– Обязательно.

«Уже и заковыристое название придумала, биолух» – закралось у меня. Тут Михалыч прервал беседу – приглашаю в лагерь. Отобедаем. Дежурные заждались.
Со стороны столовой доносились звуки дребезжавшей от ударов железки. Все засуетились, Степаныч, невесть откуда взявшийся, галантно подхватил сумку Полины и начал прокладывать путь к столовой, остальные двинулись за ним. Путь уже был усеян пакетами от чипсов, шоколадок и прочей снеди. Утренняя уборка пошла прахом. За столами царило оживление.  Воссоединившиеся семьи о чем-то беседовали. 
- Минуточку внимания! – Михалыч сделал попытку прекратить анархию – Дорогие родители, сейчас нас ждёт праздничный обед, затем я расскажу о нашей проделанной работе, а потом мы дадим время пообщаться и насладиться красотами этого места. Кто за регламент, кто против, воздержался, принято единогласно.  Вопросы.
Над столами был слышен только писк комаров и шлепки укушенных. Дежурные нарушили молчание, подтащив котёл с варевом прямо к столам. Началась движуха. Были вытащены припасенные для кормёжки котлетки, жареные окорочка, вареные яйца, пицца – тот корм, которым питаются в поездах дальнего следования. Отец вырыл из рюкзака пакет – на-ка вот, мама собрала. Ну блин, еще бы засохший пряник вынул из-за пазухи. Родители же чинно отведали варево, раздаваемой дежурными, кстати очень вкусное, ибо не поленились картоху почистить.
 
После обеда мы с Машкой и её родителями отправились к нашим пернатым объектам. Мой остался с Михалычем и Степанычем пообщаться, будто я вчера родился и не чую, что собрались бухнуть. Сначала шли молча.
Внезапно машкина мама спросила – Вася, а почему мама не приехала?

- Она не может, у неё работа.
- А вы давно с Машей дружите?
- Нет, в лагере познакомились.
- Мама, ну хватит – заныла Маша.
- А мы вот с Петей, Петром Анатольевичем, со школы дружили – не обращая внимание на реплику дочки.
- Полина, не приставай к парню, засмущала – до того снимавший пейзажи Пётр опустил фотокамеру и утирая платком пот произнёс -  лучше панамку надень. припекает.
- Биология, мне кажется, самая интересная наука. Мы с Петей посвятили ей всю жизнь. И не напрасно. Он у нас директор института, профессор, а ваш папа где работает?
Меня тут разобрало – он безработный, бомжует.
- Как жаль. С виду такой интеллигентный.
- Мама, Вася шутит. Не приставай.
- Мне даже слово нельзя сказать. Набросились с отцом.
К счастью показался спасительный откос, выглядевший как кекс с изюмом норок.
- Вот мы и пришли.
- Ну-ка посмотрим на ваших питомцев. Встаньте–ка вот сюда, я сниму на фоне склона с ласточками.
- Как тут прелестно! – Воскликнула Полина – река, ласточки, лето. Я запомню этот момент на всю жизнь, Петя ты снимаешь?
- Да, дорогая – раздался едва сдерживаемый от срыва ответ.
 
В этот момент со стороны реки донеслись крики. Все обернулись. Знаменитая желтая лодка наших ихтиолухов плавала кверху брюхом, а несколько человек барахтались в воде, вернее стояли по пояс и пытались лодку перевернуть. Среди них выделялся Лёха в тельняшке, другие двое видимо были родителями. Мы с машкиным папой бросились на помощь. На самом деле спасать было никого не надо. Лёшкина мама уже направлялась к берегу, одной рукой усмиряя платье, которое то раздувалось пузырём, то вызывающе прилипало к телу. Другой рукой она делала плавательные движения. Петр Анатольевич галантно взял её под свободную от платья руку – позвольте я помогу – произнёс он голосом Карлсона, и они начали подгребать вместе. Я же достиг лодки.
 
- Покатались б-ть – сплёвывая воду процедил Лёха.
- Ну-ка не матерись – осадил его отец, косясь при этом на удаляющуюся спину супруги, поддерживаемую незнакомцем – чуть мать не утопил. Хорошо, что мелко. А это кто?
- Это отец одной девочки, Маши. Она тоже юннатка – пытаясь зацепиться за скользкий борт ответил я.
Мы с Лёхой сопя пытались тянуть полупогруженную посудину к берегу, а отец Лёхи подталкивал сзади. Наконец мы достигли берега и рухнули на песок. Подбежали Полина с Машей.
- Как прошло кораблекрушение, все спаслись? – Пошутила Полина
- Лодка расклеилась. Мы её вчера только заделали. Думали выдержит – ответил Лёха.
- Это руки у некоторых из задницы растут – изрёк папа Лёхи – кстати я отец этого оболтуса.
- Очень приятно, Полина. Мы с моим мужем Петей родители Маши.
Вот и познакомились – бодро отозвался Петр Андреевич – а теперь пойдемте в лагерь и мы потащили мокрую резину проверенным путём.
 
Вечер обещал быть зачётным. Степаныч объяснил, как делать «пионерский» костёр. Для этого мы принесли сухие еловые стволы и сложили их домиком. Немного поколдовав внутри этого домика, он плеснул бензина и бинго – заполыхало свечой. Пламя летело ввысь и искры терялись в закатном небе, а мы сидели кружком, обнявшись с родителями и прихлёбывали обжигающий чай с травками вприкуску с оставшимися печеньками. Для родичей Степаныч приготовил отдельный котёл, как он сказал: - «с лечебным снадобьем» - бухлом по-нашему. Толпа повеселела. Откуда-то появилась гитара. – Паша, давай нашу – протянув гитару моему отцу предложил Михалыч. Отец как-то странно посмотрел в мои вытаращенные, видимо, глаза, уголки его рта приподнялись, в очках плясали отблески костра, а потом он покрутил колки, настраивая и запел. Он пел про стоящие у печки лыжи, горы, ушедших друзей – много песен. Как только помнит. Я в школе, если честно, выучил два – «Какой-то там жаждою томим…и шестикрылый Серафим, короче» и Бородино «Скажи-ка дядя ведь недаром Москва, спалённая пожаром…».
 
Отца-то я совсем не знаю – терзала мысль – привык к его треникам, кривым очкам, сутулости, прожектёрству. В жизни он был другим? Выходит, у него была настоящая жизнь и с нами, ненастоящая, стало быть. Променял зачем-то. Мне стало стыдно то ли за него, то ли за себя и ляпнув что-то про туалет устремился к откосу. Усевшись на влажный песок уставился на отражение звёзд, мерцающих в чёрной воде, не заметил, как подошел отец. Он присел рядом, обнял меня, и мы так сидели, молча. Казалось, он всё понял, а если и нет, то это не имело никакого значения. Просто мы сидели – два мужичка у лесной речки и каждый думал о своём.
- Холодно, пойдем к костру – нарушил молчание он.
- Да, папа. А я вспомнил, как ты мне пел, когда я был маленький, только не помню, что.
- Набор слов про ёжат, зайчат, бельчат, кротят и ещё кого вспоминал, которые спят, а ты не засыпал, паразит, и орал то ли от колик в животике, то ли ещё от чего.
Мы дружно засмеялись.

Позже отец куда-то делся в компании Михалыча, Степаныча, Петра Андреевича с женой, а я отправился спать в черноту палатки. На душе было светло, как днём.

Продолжение http://www.proza.ru/2018/09/19/1776