Овод

           Троллейбусная кондукторша Овод Нина Ивановна, маршрут номер тринадцать, обожает читать. Например, Пруста, «По направлению к Свану», да и другие романы серии. То есть ей пресловутые двадцать страниц описания ковыряния героя в носу, не в тягость, а в радость. Даже наслаждение. Все эти колеблемые дыханием волоски и опадание на землю парашютиков микроскопически-тонкой слюды – фрагментов эпидермиса. Ведь, как известно, пыль на девяносто процентов состоит из того, что сыпется с нас. То есть омертвелой кожи. А если знать, что этот самый эпидермис состоит из пяти слоев – много пыли, много.
           («Парашютиков», подойдет для фамилии мимолетного героя).
           И вот эта самая пыль не давала Нине Ивановне покоя. Скапливалась в огромных количествах по углам ее малогабаритной квартирки на первом этаже хрущевской панельной, почему-то желтой, пятиэтажки.
           Вот хоть целый день мой.
           С утра протерла, вроде, чисто, к обеду лежит комками. В обед помыла, к ужину – опять тоже самое. Плюс кот по имени Оскар Уайльд. И кошка Галантерея.
           Сначала она была Галатея. Но потом, в устах приходящих к Нине Ивановне подруг, таких же троллейбусных кондукторш Оли и Мани, только с других маршрутов, стала Галантереей. Сокращенно Гала или Галя. Ни к жене художника Сальвадора Дали ни к дочери Брежнева, это отношения не имело. Кошка на смену имени не обиделась, она была дама покладистая, мягко говоря, пофигистка. Есть даже мнение, что она ее, смену, просто не заметила.   
           А шерсть они с Оскаром Уайльдом давали на регулярной основе. Качественно и много. Такие плотные мячики. С Оскара – черные с легкой проседью, а с Галантереи – рыжие. Нина Ивановна эти мячики шерстяные с кряхтением и рядом малоцензурных выражений, вытаскивала из кухонного «гуся», что под мойкой. Как они только туда умещаются, вроде, маленький комочек, а вытащишь, хоть сейчас на чемпионат мира по футболы посылай.
           С маршрутами тоже все непросто.
           Куда назначат. И если ты, допустим, привык ездить по маршруту семнадцать, сроднился с ним, пророс, так сказать, всей кровью, как в любимых, никого это не колышет. Точнее, начальника маршрутов Виктора Корнеевича Парашютикова. И то, что там дивный киоск по ходу движения, где и пирожки с ливером и ледяная рюмашка тминной, в том смысле, что полтишок в пластиковом стаканчике, и туалет в кафе у Ашота Кирилловича – прекрасного человека и предпринимателя, и… да много чего еще. И никого это не волнует. Перекидывают на девятый маршрут. Или шестнадцатый. А там, кроме алкоголиков, норовящих проехать обязательно бесплатно, а где им, болезным, денег взять, когда у них на выпивку нет? ничего и никого. Одни пассажиры, в общем.
           А читать когда?
           Берет Нина Ивановна с собой в рейс, на линию, книгу, прячет ее в пластиковый пакет с рекламой мебельного магазина, а погрузиться в сладостный обман ни времени, ни возможности. Прут, мерзавцы, целый день. Только задумает она отвлечься от суровой действительности и уйти в идеальный советский рай романов Ильфа и Петрова, как на тебе, лезет старуха, кряхтит и сходу скандалит. Машет, зараза, карточкой. Шипит. Хватается за валидатор, вместо валидола, бесстрашная, как Маугли. Нарушает структуру.
           Поэтому и не любит Нина Ивановна Овод реалистической литературы. Не уважает писателей досконально и точно описывающих нашу жизнь. Любит – фантасмагорию и лепоту. Шолохова и Макошу. Чтобы ни-ни, не дай бог, хоть что-нибудь отдаленно напоминающее жизнь, видимую из окна троллейбуса.
           Одно утешение, когда у них совпадают выходные, они: Нина, Оля и Маня, собираются у Нины на квартире и обсуждают прочитанное Ниной. Оля с Маней сами не читают, только пальцем у виска крутят, но послушать любят. Под нормальную закуску. Нина Ивановна им много чего уже пересказала.
           И «Поднятую целину».
           И Веру Инбер.
           И Сейфуллину.
           И даже Михаила Кольцова фрагментами.
           Потом они выпивают самогоночки, что изготавливает Ольгин отец Иннокентий, хорошей самогонки – настоянной на бруснике, поют несколько русских народных песен, и расходятся по домам. Завтра всем на линию.
           И зря их в троллейбусном парке недолюбливают. Они такие же как все. Просто немного отличаются.
           В лучшую сторону.
           А не наоборот.

           ЗЫ. Романа Воинич «Овод», Нина Ивановна не читала. Принципиально. И в школе, конечно, дразнили, и героя жалко. (Она кино смотрела). Аж плакать хочется, а забот ей и так хватает, чтобы еще дополнительно черпать из сокровищницы мировой литературы.
           Да и Оводы они не от названия романа, а от насекомого. Типа мухи. Вся деревня. Хотя тот Овод тоже может быть от мухи.
           Сейчас, пойди, разбери.
           Столько лет прошло.