Ч. П Кремлёвский курсант

              Небо грустило и хмурилось. Весна затяжная и тоскливая. Пора наступить лету. Но оно заблудилось и не приходило. Листочки на ветках не дождались тепла, вылезли наружу. Маленькие, липкие, любознательные. Ближе к закату подул нежный ветерок. Тучи нехотя уползли. Над горизонтом вспыхнуло на доли секунды и скрылось солнце, вселяя надежду на скорое тепло, предупреждая: «Вот и я скоро буду!»  Черёмуха копила силы, а с первыми лучами восходящего, до боли в глазах яркого солнца вздохнула и выбросила наружу пушистые, как снег, цветы. Чудный дух, хмельной и терпкий, ворвался в палату, вытеснив остальные больничные запахи.
    Обход прошёл обычно: каждому больному уделено должное внимание.  Послушали, простучали, смерили давление. Доктор Николай Петрович, добрый, знающий своё дело, с большим жизненным опытом и навыками, внимательно посмотрел в сторону пациента: «Ну, что, Алексей Петрович! Хочу порадовать: анализы в полном порядке! Как и обещал – отпущу! Минут через десять загляните в ординаторскую за выписным эпикризом. Но здоровье надо беречь». Задумался, помолчал, а потом высказал мысли вслух: «А после обеда на это место придёт ложиться ЧП».  Встал и вышел. Интрига висела в воздухе до самого обеда.
 Массивная дверь офицерской палаты, скрипя, открылась: «Здравствуйте, люди добрые! Разрешите составить компанию на непродолжительное время!» На пороге стоял поджарый, как волк, с суровым серьёзным взглядом, коротко постриженный парень лет тридцати. Он подошёл к Виктору Потаповичу, вечно недовольному, подозрительному и осторожному, уверенно протянул руку: «Давайте знакомиться. Я Ленин! А Вас как зовут?»  В палате зависла тишина.  Потапович неуверенно поинтересовался: «А Ленин -это имя или фамилия? Уж очень как-то непривычно слышать, а Вы это ничего не перепутали? Точно в нашу палату?» Он смотрел на окружающих, ища поддержки. «Нет, не имя и не фамилия! Просто у меня жену зовут Лена – вот я и Ленин! А Вашу, извиняюсь, как зовут? Люся?  Ну, тогда Вы Люсин! - неожиданно поразил окружающих широкой, открытой улыбкой. Видимо, изображать из себя сурового и серьёзного человека долго не мог. - Пашкой меня зовут, фамилия Чубриков, а сокращённо -ЧП. Благодаря моему хулиганистому характеру, прозвище и прилипло».
     Он знал столько анекдотов и весёлых жизненных историй, что мир, окружающий его, становился светлее. Смех из нашей палаты доносился с регулярным постоянством. Единственный, кого не устроило его появление, так это Потапыч.
 -Болтун – находка для шпиона. Балабол! Где ты только так трепаться научился? Чему тебя в училище… С гауптвахты, наверное, не вылезал? - недовольно бурчал суровый дед.
- Да что Вы такое говорите!? Я все четыре года был кремлёвским курсантом.
- Каким? - перебил Потапыч. - Ты что в училище Верховного Совета? В Москве? Да туда таких на пушечный выстрел…
- А я и не говорил, что в Москве! Танковое училище заканчивал и совсем не в столице. А вот и не вру. Нас, кремлевских курсантов, на училище было только трое. Спросите у любого выпускника Дальневосточного танкового тех лет, и он вам подтвердит. Могу рассказать. По окончании первого курса выдали проездные документы на поезд до места проведения отпуска, туда и обратно. А по «железке» из центра России до Дальнего Востока не сутки в вагоне прозябать. Дома каждому хочется побыть как можно дольше. Билеты на самолет в те времена были и не такие уж дорогие.  В нашем городке Зарайске, стоящем на границе Московской и Рязанской областей, есть достопримечательность – Кремль шестнадцатого века. А напротив него- автобусная станция. Перед самым отъездом стоим, три друга -красавца в парадной форме. Ждём автобус, любуемся на Кремль. А возле стены лежит кучка кирпичей. Видимо, после реставрации осталась, а убрать забыли.
 Я возьми и пошути: «Может, парни, по одному кирпичику в чемоданчик на память? И под подушку, чтобы помнить о родных местах!» Посмеялись, представляя такую картину. До прихода автобуса еще минут пятнадцать было. Скинулись. Монетку бросили. Выпало мне бежать за мороженым… Добирались с пересадками. Сотню километров проехали, и вот аэропорт Домодедово. Я тогда был сильный, широкоплечий. Гирю двухпудовую играючи в небо подкидывал, это сейчас- дохляк, а тогда… Ну, да ладно. Таскаю чемодан, и кажется мне, что уж очень он тяжёлый. Поделился проблемой с друзьями, а они ржут, не останавливаясь: «Это, видимо, мама пирожков сыночку в дорогу переложила!»  Поставил для контроля на весы. Перевес более десяти килограммов. А сотоварищи за животы схватились и от смеха только по полу не катаются. «Ты, Паша, вовнутрь загляни, если что, мы все твои пирожки по нашим чемоданам разложим, другу помогать надо!» - и дальше ржать. Апогей весёлости у них наступил, когда я открыл чемодан, набитый до самого верха кремлёвскими кирпичами.  Из зала аэропорта помогли мне вытащить раритетный груз и аккуратно стопочкой сложить у скамейки. Выслушав оправдания друзей, простил и отпустил их на улицу покурить, а сам, учитывая тот факт, что тяги к сигаретам никогда не имел, остался охранять чемоданы.
     До родного танкового училища добрались вовремя. Зайдя в казарму, доложили ротному о прибытии. Глядя на наши улыбающиеся лица, он заподозрил неладное и решил проверить чемоданы…
 «Чемоданы к осмотру! Не спешить! Всё по команде! Замками ко мне на одной линии открыть, но крышки не поднимать! По счёту раз – правой рукой берёмся за крышку. По счёту два – фиксируем её в вертикальном положении (вокруг собралась толпа зевак).  Делай – раз! Делай – два…Удивление окружающих, попавших взглядом внутрь чемоданов, словами выразить было невозможно. Таких   загадочных и задумчивых глаз ротного я больше никогда не видел.
  «Вот вам, бабушка, и юркни в дверь! Тоси - боси… рас -табоси ! - прохрипел он от неожиданности. - А прикол - то тут в чём? Для чего их сюда тащили?  Поди, ещё не одну тысячу километров?» Все были удивлены, включая друзей. Все, кроме меня, выполнившего просьбу товарищей (Если тяжело тебе одному такой груз нести – поделись с товарищами).
Повисла тишина…
 - Так это… с нашей малой родины… из Кремля…как память о доме…Мы их, чтобы под подушку на ночь… Ну, чтобы помнить… - начали лепетать друзья.
От взрыва громкого хохота качались стены и звенели стёкла на окнах. Ротный, вытирая слёзы на глазах, произнес фразу, которая запомнилась надолго: «Молодцы, – «кремлёвские курсанты»! Были у меня всякие, а вот «кремлёвские» в первый раз! Правильно сделали, что привезли! Унитазы кирпичом не пробовали чистить? Напрасно, незаменимая вещь! Вам их до самого выпуска хватит!»
Так и прилипло прозвище!
        Человек, пока живёт, постоянно борется с холодом, голодом… - всё, конечно, не перечислить. Даже госпитальная палата не исключение. После обеда – борьба со сном, а ночью - с бессонницей. Лежишь в полнейшей темноте и пялишься раскрытыми глазами в потолок, пересчитаешь всех баранов, изругаешь себя самыми последними словами, что не устоял и уснул во время тихого часа…
 Поворачиваешься нехотя набок, включаешь настенное бра… и начинаешь листать страницы «снотворного» в надежде, что глаза сами собой сомкнутся. И слышишь
 слева и справа щелканье выключателей, шелест страниц. Понимаешь, что не одинок – таких, как ты, большинство. Единственное исключение из правил– Потапыч. Он спит и днём, и ночью, после завтрака, после обеда, есть подозрение, что и на унитазе. Но самое страшное, чего мы боимся, соблюдая тишину, – это его разбудить. Если, не дай Бог, это произойдёт – всем придётся слушать ворчания:  «Это злостное нарушение распорядка дня с нашей стороны, и ... Мы обязаны понять, что при свете он просто не может спать с самого детства. На что Пашка, прирождённый дипломат, способный уговорить любого, и тот опустил руки.
 «Потапыч, не хочу обидеть, но Вы по природе своей эгоист! При свете, видите ли, спать не может. А я вот с самого детства темноты боюсь и без света спать не могу. Предлагаю консенсус- день спим со светом, следующий - в полной темноте!»  Но всегда побеждал Потапыч…
    Десять утра- время обхода лечащим врачом. Вся палата в сборе, за исключением Потапыча, который, как обычно, задремал на унитазе со свежим номером газеты «Красная звезда».
«Мужики, огромная просьба! Очень хочу проучить Потапыча! Постарайтесь не ржать и утвердительно кивать, когда я доктору буду рассказывать».
 Дверь скрипнула. Николай Петрович поздоровался. И, наткнувшись взглядом на пустующую кровать, поинтересовался: «Где больной?»
«Даже и не знаю, как сказать, - сделал паузу и продолжил Паша. - Посмотришь на человека, вроде бы в годах, серьёзный, а как дитё малое! Который день в туалет сходить не может! Мы ему говорим – доктору скажи! Ну, поставят тебе клизму или слабительное дадут, и все проблемы будут решены. Что за человек такой!  Чуть не с кулаками бросается… Тут делов- то, а он…
Дверь отворилась. Извинившись за опоздание, больной протиснулся и присел на краешек кровати.
- Если не секрет, Виктор Потапович, где вы так задержались?
Смущаясь и краснея от неожиданного вопроса, Потапыч прохрипел:
- Так в туалете.
- А как у Вас дела обстоят со стулом?
- С каким стулом? - совсем теряясь в догадках и осматривая рядом стоящий стул, прошептал Потапыч…
 -Вот видите, Николай Петрович! Вроде взрослый человек, - подхватил Пашка и продолжил убеждать и доктора, и Потаповича в необходимости приёма слабительных. А мы молча кивали и кивали…
 В ту ночь никто не мешал в чтении книг. Выяснилось, что найти тапочки под кроватью Потапычу при свете проще, чем в темноте. А двойная доза слабительного, на которую уговорил Паша медсестру, совсем не вредит организму больного и хорошо влияет на его характер. Ещё несколько дней недовольно бурчал Потапыч на самоуправство, косо поглядывая в Пашкину сторону.
  - Кто такой Чубриков? - ворвался звонкий голосок через открытую дверь. Симпатичная, молоденькая практикантка впорхнула в палату и остановилась возле Пашкиной кровати: «Вас завтра будут углубленно обследовать, поэтому необходимо промывание кишечника. Пойдёмте, я Вам клизму поставлю!»
 Пашка, услышав это, аж поперхнулся! «Кто, кому и чего там вставит! Нет, ты смотри – нашлась «вставлялка»! Вставит она мне! Пошли, посмотрим, кто кому и что вставит!» - кинул на плечо полотенце и полетел в сторону туалета, где ожидала медсестра с огромной клизмой. Время отбоя давно прошло. В отделении стояла сказочная тишина. Даже было слышно, как надоедливая муха жужжит над ухом Потапыча. И вдруг – громкий, душераздирающий женский крик: «Люди! Помогите, спасите, кто может!» Мы все сразу же подорвались и … Но дежурный врач, выскочивший раньше, загнал всех по палатам. «Вот разве нормальный человек этот ЧП,- скрипел Потапович,- наверняка, это он девчонку обидел! Посмотрим, кто кому чего вставит! Вот и вставил!»
  Дверь скрипнула. Вошел серьёзный и суровый Пашка. Ни на кого не глядя, лег на кровать и молча отвернулся к стене. Тишина из сказочной превратилась в гнетущую. Все молчали в ожидании дальнейших событий.
- Ну, как Вы могли? Взрослый человек, а она совсем ещё ребёнок, - читал нотацию дежурный врач, присев на кровать. - Нет, ну надо же до такого догадаться! Забегает взъерошенная – «Помогите, люди добрые! Я его убила! Лопнул! Всё, теперь меня посадят! И в обморок - бух! А я не знаю, что мне делать и куда бежать!». И вдруг схватился за живот и так заразительно засмеялся! Пашка повернулся и, улыбаясь, спросил: «Правда, здорово получилось?  А то - я вам вставлю». Оказывается, дойдя до туалета, Пашка придумал, как наказать юную обидчицу. Он пристально посмотрел на клизму внушительных размеров:
- А не велика ли она? У меня кишечник, как у воробушка, маленький, а тут целое ведро! А если лопну? Перельёте, и вода наружу вырвется, что тогда делать будете?
- Больной, штаны снимайте и ложитесь на бок! И побыстрее!
- А воды попить перед кончиной не возбраняется? - Пашка нагнулся к крану, попил и набрал полный рот воды. Снял штаны, лег на топчан и повернулся к стене.
Процедура подходила к завершению, когда сестра неожиданно заметила, что пациент не подаёт признаков жизни. Одной рукой она принялась трясти его за плечо: «Больной, вам плохо? Вы как себя чувствуете?» Тонкая струйка воды под огромным напором вырвалась изо рта и ударилась в кафельную плитку. Девчонка с ужасом в глазах и криком бросилась бежать за помощью в ординаторскую. Дежурный врач, убедившись, что покойник чувствует себя нормально и удачно заканчивает процедуру, сказал ему пару ободряющих слов и поспешил спасать медсестру.
- До свидания, люди добрые! Был рад знакомству! Здоровья всем и успехов! А Вам, Николай Петрович, Ангел мой- хранитель, всего вдвойне! - крепко пожав руки, Пашка побежал вниз, где его ждали друзья.
- Хороший, весёлый парень! Повезло его Лене! С таким не соскучишься, - неожиданно буркнул, улыбнувшись, Потапыч.
- Нет у него никакой Лены! Это прикол такой, - с грустью в голосе сообщил Николай Петрович. - Я его еще по Афгану помню. Ротным был в разведывательной роте. Хохмач. Самый весёлый капитан. Первое ранение в руку – неделю походил, всё как на собаке зажило! А вот второе через месяц, осколочное, похуже – в живот. Сам себе кишки внутрь запихал, перевязочным пакетом перемотал, на спине выполз и бойца ещё на плащ- палатке вытащить умудрился. Врачи - не боги, что могли, сделали. И я там руку приложил, что удалось сшить, сшили, а остальное удалили. У него от кишечника и от желудка осталось так мало, что и поесть - то по - человечески не может. Думали, по инвалидности спишут, а он уперся. До Афгана холостой был, а сейчас и подавно – кому такой нужен? Да и жить - то ему осталось год, а может, два от силы, если только чудо какое не случится. Он и сам без нас об этом знает.   Доктор из палаты зашёл в ординаторскую. На столе стояла коробка с тортом, две бутылки шампанского и большая стопка с плитками шоколада. На коробке надпись: «Спасибо огромное за всё! Здоровья всем, удачи! Шоколад только медсестре – пусть учит анатомию! Успехов! ЧП»
……
  Прошло более тридцати лет. Сижу в сквере на лавочке в ожидании своего рейса. Город незнакомый. В нем впервые.  Прямо с поезда - на автовокзал. С билетом   повезло. Подождать минут тридцать, а там -  автобус, и через пару часов на месте. Интересно наблюдать за окружающими. Куда-то и зачем - то едут. Молодая женщина с маленькой девчушкой, если предположить?  И предполагать не надо. Малышка всю дорогу лепечет: «К бабе, к бабе». Всё понятно: в гости к бабушке, в деревню. А вон тот мужчина в шляпе. Стоп! Где-то я это лицо уже видел и хорошо запомнил. Где?  Где-то в далёком прошлом. Мы встретились с ним глазами, и вспомнил сразу. Далёкий сибирский город. Окружной военный госпиталь. Николай Петрович! Здравствуйте, доктор! Вы меня, конечно, не помните! Сколько у Вас за жизнь больных перед глазами прошло – разве всех упомнишь!?
    Долго с удовольствием болтали про молодые годы и светлое, забытое время. В памяти возник образ Пашки – неугомонного ЧП. Напомнил доктору про его хохмы, про случай, когда он лопнул.
  - Чудесный и весёлый был человек! А Вы случайно не в курсе, сколько лет он ещё прожил? Вы же тогда говорили, что судьбой отведено год или максимум два?
- Зря о нём в прошедшем времени. Я говорил год или два, если только не произойдёт чудо! А чудо произошло. Через полгода женился. Помните ту практикантку, при которой лопнул? Вот на ней и женился. Живут в рязанской области. Два пацана – копия он, такие же хохмачи! Ох, и достается же его Ленке! Но она выносливая – всё на себе тянет. Вот и живут счастливо. Иногда бываю у них в гостях! Привет передам обязательно…