2 глава повести Егоровы клады

Тимофей, цыганистого вида паренек, с черными, как смоль, волосами, прирабатывал чисткой обуви недалеко от базарной площади. Работа была не очень-то прибыльная. в храм ходили уже наряженные да начищенные. Вот самое прибыльное место, где любил сидеть Тимофей, это у кабака. Выходили оттуда купцы уже моченые и очень добрые. Им обязательно нужен был какой-нибудь слушатель, вот они и подсаживались на Тимофееву скамеечку и совали свои сапоги на подножку. И тут уже Тимофей начинал свое дело. Руки со щетками так и летали вверх-вниз, не углядишь за ними. Платили купцы щедро, сверх меры и еще рассказывали всякие истории. Зеленое вино хорошо развязывало языки. Всего-то паренек наслушается вдосталь и про нездешние места, где купцам приходилось бывать, и про всякие случаи, которые по трезвозти никто рассказывать не стал бы.
-  Ты, жулик, верно, цыганенок? - подсел к Тимофею на скамейку очередной клиент, рыжебородый мужик, с рыжими же бровями и в темном армяке, с растрёпанными волосами .
-  Не-а, я не цыган вовсе! - возмутился Тимофей.
-  Да че уж не цыган, самый он! - топнул ногой в сапоге мужик, да так, что тимофеевы щетки да банки с ваксой разлетелись.
Паренек понял, что спорить с пьяным себе в убыток и, молча, стал собирать свои принадлежности в наплечную сумку.
-  Что, фармазон, раскусил я тебя? - орал мужик. Выпитое в кабаке все больше разъяряло его.
-  Ты хоть знаешь, что рыжие похитрее вас, цыган, будут!
-  Ты чего к парнишонке пристал! - приостановилась шедшая с базара бабенка в шали да с какими-то узлами в руках.
-  А тебе какое дело? - крякнул мужик и вскочивши со скамейки, обернулся к бабе. - Ты, може, пособница, что-то уж больно рьяно заступаешься!
-  Тьфу, проклятый, залил зенки-то и куражится!
Баба пошла прочь, а Тимофей уловив момент, подхватил скамеечку, все свои причандалы, и быстро-быстро улизнул от надоеды. От него теперь не отвяжешься, работать он не даст.
Рыжему побег чистильщика не понравился. Он затопал сапогами и заорал вслед:
Держи его, враженка!


Тимофей нырнул в проулок, а там вверх по своей улице. И вот он дома. Дряхленький маленький домишко в два окна, кособокая дверь, скрипучие доски на крылечке... Но все же крыша над головой. Сел Тимофей  на ступеньку передохнуть. Дома его никто не ждал. Отца Тимофей и не знал. Маменька померла об эту весну.  А больше у него, почитай, никого и не было, только тетка где-то под Вязниками. Но к ней он не ходок. Жадоба тетка. После похорон заграбастала из  дома почти все, что у них было. Как  сказала слезным голосом: "на память об сестренке", да и вся недолга.
А пригласить его, Тимошку, к себе и не подумала даже в гости. Да, ну и ладно. Тимофею многого не нужно. Лишь бы было на чём спать да на чём есть. А уж что есть, найдется.
Тимофей ссыпал на ладонь монеты, которые он нынче заработал. Маловато, конечно, но это рыжий спугнул. Ничего, с голоду не помереть, хватит.
Зашел Тимофей в огородик у дома, пощипал вишню. Она уже поспела черная, сладкая да и насытился. Прошлой весной маменька сажала в огороде всякую овощ. А этим годом все заросло травой. Только вот вишня созрела да на яблонях есть  яблочки. За ними ухаживать не надо. Он раньше помогал маменьке в огороде, о чем она просила. А теперь-то для одного и настроения никакого нет.

На следующий день Тимофей опять  отправился со своими щетками к базарной площади. Успел только  всё разложить, как кто-то схватил его за шиворот и приподнял над землей. Скосил Тимофей глаза, тот, рыжий. Как будто тут ночевал. Глаза торжествующие, усмешка во все лицо:
-  Ну что, попался, цыганенок!
Тимофей дернулся в его руке, но не тут-то было.
- Да что я тебе сделал? - отчаянно выкрикнул парнишка.
-  А и сделал! - выкрикнул рыжий, тряханул Тимофея. - Обокрал ты меня вчерась, как я пьяный был. Я тебя с самого утра стерегу, пащенка!
- Да я вас знать-то не знаю, как я мог вас обокрасть? - сердце Тимофея наполнилось обидой и страхом.
-  А уж это мне не ведомо, цыганское отродье, как вы это делаете!
-  Да какой я цыган, взгляни получше?
-  Цыган! Цыган! Истиный цыган! - захохотал рыжий. - Меня вокруг пальца не обведешь! Сейчас сволоку тебя в участок, и всего делов-то, али околотошному сдам.
-  Да сдавайте! - отчаянно дернулся Тимофей в руках рыжего.
Околоточный дядя Василий знал его хорошо, он не поверит этому сумасшедшему пьянице.
-  Ах вон что! - захохотал рыжий, словно прочитав его мысли.- Ты с околотошным статкнулся, ничего не боисси? Знамо, цыганенок.
-   Пусти меня! - Тимофей стал вывертываться из рук рыжего. - Что я тебе сделал, рыжий черт?
Мужик поволок его куда-то переулками не по направлению околотка. Всем, кто останавливался и спрашивал, в чем, мол, дело, рыжий объяснял, что тащит вора в полицию. Тут Тимофей понял, что надо во что бы-то ни стало удирать от этого рыжего. В участке он наговорит, что ни попадя, наврет с три короба. Отмывайся потом. Тут он начал и ногами рыжего пинать и кулаками молотить.
Мужик выругался и вдруг резко и отрывисто  ударил Тимофея кулаком по голове. Руки и ноги парнишки обмякли и белый свет в глазах померк.

Тимофей очнулся в какой-то тьме. Что-то ему мешало. Он дернул правую руку и загремела цепь,  которая не пускала ее дальше. Ноге тоже что-то не давало двинуться. Страх обуял Тимофея, неужто он в тюрьме? Да за что?  За какую такую провинность?  Что там этот проклятый рыжий наговорил на него?
Тимофей задергал ногой и рукой и закричал что-то невнятное:
-  А-а-а-а-а-а!  У-у-у-у-у-у!
Наверное с полчаса кричал Тимофей, выражая этим криком свой протест и отчаянье, но все было бестолково. Никто не отозвался. Кругом было совершенно темно, даже окон не было видно, иначе бы глаза, привыкнув к темноте, различали формы предметов. Свободной рукой он ощупал то, на чем лежал, какая-то ветхая подстилка на земляном полу.
А дальше, куда мог протянуть руку, пустота.
Страх от неизвестности овладел Тимофеем. Кажется, что он в какой-то могиле находился.
-  Где я-а-а! Лю-у-уди добрые отзовитесь! - кричал он с отчаяньем в голосе до хрипа, до изнемождения.  И неожиданно забылся во сне.
Очнулся из-за того, что почувствовал свет , колеблющийся и мигающий. Раскрыл Тимофей широко глаза и в свете горящей свечи, понял, что лежит он в землянке. А со свечкой возится какая-то женщина в странном одеянии.
-  Где я?  Кто вы? - просипел он осевшим голосом и дернулся, зазвякав цепью.
-  Что не нравится? - хохотнула хрипло женщина. -  в Комзяках мы в густом лесу. Осип тебя приволок. Понравился ты ему, цыганенок!
-  Да какой же я цыганенок? - выкрикнул парнишка. - У меня отец с матерью русскими были!
- Ну так еще лучше, в табор не сбежишь!
-  Отпустите меня! - забился в цепях Тимофей.
-  Охолони, малец, охолони. - успокаивала его женщина. - все одно ключ-то от кандалов у Осипа.
-  У рыжего гада что ли? - ненавидяще прошипел Тимофей. - Я ему не холоп, чтобы меня на цепи держать!
- А у нас тут не холопей, не господ нет. Мы птицы привольные, разбойнички вольные. Слыхал про таковских-то?
Знал Тимофей, что водится в Комзяках разбойный люд. Все их опасаются и через комзяковский овраг никто не ходит.
-  Зачем я вам надобен? - выкрикнул Тимофей.
-  Мне ты без надобностей, - ответила старуха. -  Осипа спроси, когда он придет.
-  Я его убью, гада! - скрипнул зубами парнишка.
-  Ну это уж сами разбирайтесь, мое дело маленькое.
Старуха разожгла печурку и поставила в нее котелок с каким-то варевом.
Понял Тимофей со старухи бесполезно требовать, что бы она его отпустила.
-  А ты тоже  что ли разбойница? - поинтересовался Тимофей, когда ярость его немного остыла.
-  Да, а кто же? - охотно поддержала она разговор. - Чай в разбойничьей шайке живу.
-  Ну а где же все другие?
-  Ишь, какой любопытный стал, отошло от  сердце-то? - рассмеялась старуха.
Тут при входе в землянку послышались голоса . Ввалились несколько заросших бородами людей, в том числе и рыжий.
-  А, мой крестник пробудился? - воскликнул он приветственно.
-  Я не твой крестник, тать ты окаянная! Пошто ты меня сюда притащил?
-  Да не серчай уж. - примирительно ответил рыжий. Его лицо было не такое свирепое и злое, как раньше.
-  Сними ты с меня эти кандалы! - задергался Тимофей.
-  Ах, уж извиняй. - проговорил Осип и, достав откуда-то ключик, отомкнул замок и освободил Тимофееву руку и ногу.
-  Какой прок тебе, гад, от меня, ни денег, ни богатств нет. - Тимофей растирал затекшую руку.
-  Приглянулся ты мне своей цыганской породой.
-  Кой раз я тебе твержу, что русский я!
-  А по мне хошь хранцуз, хошь германец, главное, что похож на цыганенка. Будешь в ватаге жить. Хочешь быть разбойником, а?
Осип и все сидевшие рядом мужики загоготали.
-  Еще чего! - возмущенно воскликнул Тимофей. - мне это без надобностей.
-  Ну это ты говоришь, пока не знаешь свово счасья. Будет у тебя все: и одежка, и обужка. Кралю себе заведешь, деньгами ее обсыпать станешь. Не жись, а малина!
Землянка снова ухнула от смеха.
-  Убегу я от вас и приведу сюда жандармов! - вне себя выкрикнул Тимофей.
Осип криво усмехнулся на это:
-  Ну что ж, и тут у нас есть выход. Коли не хочешь быть с нами, то тебе одна дорога на тот свет. Ножи-то у нас вострые, а робята мы ушлые. Закопаем тебя где-нито под березками, никто и искать не станет.
Все это он сказал спокойно, равнодушно, будто бы само собой разумеющееся, от чего у Тимофея заледенело в груди.
-  Ну что, душа в пятки ушла? - понял состояние парнишки Осип. - То-то же, не балуй!
-  Я не хочу быть в разбойниках. - с дрожью в голосе прошептал  Тимофей.
-  А ты думашь мы хотели! - хмыкнул Осип. - жись привела. Дак мы себя не разбойниками прозываем, а вольными людьми. Что хотим, то и делаем, ни царь ни батька нам не указ.
Тимофей решил похитрее быть. Что толку злить этих отчаянных головушек. Для них зарезать человека ничего не стоит. Придется притвориться, а при случае и бежать.
-  Дадим тебе прозвище Цыган и будешь лошадей красть! - снова слова Осипа потонули в хохоте.
-  Но я не умею лошадей воровать! - с отчаяньем выкрикнул Тимофей.
-  Научисси! - хохотал Осип, открыв широко рот, где торчало несколько зубов.
Понял Тимофей, что попал в переплет и выбора у него нет никакого. Искать в Вязниках его никто не будет, тем более многие видели, что рыжий тащил его, обвиняя в воровстве. А кривда-то, она далеко бежит. Спросят, а куда, мол, делся чистильщик-то, парнишонка? Да баяли что чего-то он у кого-то украл. Поговорят денька два да, и позабудут его.
-  Ну что надумал-то ? Ась? - испытующе прищурился рыжий.
Горько стало на сердце у Тимохи, зарыдал он, сотрясаясь всем  телом, от отчаянья.
-  Ничего, ничего, - ухмыльнулся Осип. - золота слеза не вытечет.