В сердце через всю жизнь

Который день бушевала снежная буря.
Ветер насквозь пронзал маленькие и лёгкие домики. И они не взлетали только потому, что крепко держали их снежные барханы. Утром я еле вышла на улицу посёлка. Шла по остро отточенному ветром гребню снега.  А люди откапывались, как могли из снежного плена, вылезали наружу. Поднимались дымки затопленных печек над горами снега.

Говорят, что именно в такую лютую погоду заблудилась прямо в посёлке, выбилась из сил и замёрзла молодая учительница, которая провожала детей до дома. Она отрабатывала свой последний год и должна была уехать домой. Когда поднимаются такие бури, надо отводить детей по домам.

Вот и я не могу идти лицом вперёд, надо поворачиваться спиной, иначе обожжет моё лицо злой ветер.

Я так хотела поехать после вуза работать в Казахстан. Моя  старшая сестра, учащаяся авиационного техникума, ездила туда летом поднимать целину. И я помню фотографию. Степь. Палатка и молодые девчата и ребята.

Когда метут такие ветры,  вода замерзает в колонках.  Подхожу к колонке. Да, воды нет. Надо делать факел и отогревать её. А факел - это палка, на вершину которой наматывается тряпка, поливается горючим материалом, бензином или соляркой и  поджигается. Пока прогревала колонку, подходит женщина-казашка и спрашивает меня:
- Су бар?
 - Су йок, - отвечаю я.
Меня почему-то всё время принимают за свою. А я поняла, о чём она меня спросила. Она спрашивала, есть ли вода.

И когда  наступит время уезжать после трёх лет работы в здешней школе, одна из этих женщин скажет мне слова, которые я запомню на всю жизнь:

- Слушай! Зачем уезжать? Оставайся! Ты нам, как сестра.

Нет, родина зовёт к себе.
В дни тоски, а они бывают и в юности, я шла почти до изнеможения по твёрдой степной дороге, вглядывалась в маленькие, извилистые стволы диких вишен, в красные трепещущие флажки маков, в сухие травы и голую, седую от выступившего пота землю солончаков.

Где-то далеко-далеко, куда могут унести только поезда, есть родина моих предков, древний старый, в морщинах скал Урал- Батюшка.
И если и придётся  мне умирать, то только под родной сосной.
Вот такие мысли бывали у меня.

А простосердечию и доброте казахов удивляюсь и сейчас.
Однажды с молотком в руках приходит в школу пожилая казашка  и говорит строго:
- Где хозяин?! (Она имела в виду директора школы).
Почему  в партах гвозди торчат? Почему моя внучка порвала форму? Я пришла заколачивать  гвозди!

  В школе был маленький старый грузовичок, который мы с любовью звали «Зойка». Зойка - это полуторка. Ночью наше  дежурство на элеваторе.
 Я первая влезаю в кузов и ложусь на постеленную солому. Смотрю в звёздное небо. И вдруг слышу по радио на какой-то сумасшедшей волне эфира, принесённой сюда,  такие слова:
- А сейчас выступает ансамбль «Бригантина» Пермского государственного университета.
И я заплакала. Как далеко отсюда мой город Пермь, моя мама, родные улицы.Какое большое надо мной звёздное небо. Ноя вижу знакомые с детства созвездия. Вот Кассиопея, Большая Медведица. А вот и Мицар, маленькая точка. Есть у этой звезды и второе имя Наездник.

   Элеватор.
Это высокие горы зерна прямо на твёрдой земле.
Это нескончаемые машины с зерном, которые мне нужно взвешивать на больших весах.
Это солдаты, которые ведут  машины.
Это бессонная ночь, в которой я - просто пылинка.

Мне дают огромный  жестяной совок, которым я буду кантарить, то есть перегребать  ручьи и реки этого зерна. И надо взобраться опять в кузов машины. Но я маленькая, и мне сделать это нелегко.
Вдруг сзади почувствовала  сильные руки на моей талии. Руки подкидывают меня в кузов.
Ко мне никто никогда не прикасался.
 Я,  не разобравшись, разворачиваюсь и наотмашь бью ладонью  этого человека по лицу.
Воцарилось гробовое молчание. Это был солдат. Видно, что он кавказец.
Но пауза проходит. И я извиняюсь. И снова ритм работы.

Уже позже мне скажет наша техничка Гаус:
- Ой, Татьяна Ивановна! Я тумала, он вас упьёт лапатай!

Здесь я почувствовала впервые горячий пульс земли, отдающей человеку свою энергию. Рокот машин и снующие люди - всё слилось воедино. А утром не спавшие мы пойдём в классы.

И у нас даже мысли не было,  заплатят ли нам за эту работу на элеваторе.
Мы жили в другом государстве, в другой эпохе, с другими героями.
И ещё не знали, что мерилом благополучия будут материальные ценности, отдых за границей, счета в банках

 И командовал всем этим большим хозяйством, совхозом- миллионером замечательный человек Фёдор Фёдорович Латыш. Для меня он останется навсегда примером настоящего руководителя и просто справедливого человека. В святое время уборки он мог просто вырвать  бутылку из рук загулявшего механизатора и разбить её о заборчик. И никто не смел возражать. Он знал дорогу в школу. Он руководил  людьми  разных национальностей.
 Однажды я шла мимо машинного двора. Красные комбайны стояли рядами.
Я насчитала пятьдесят. Вот какой был размах работ.

Можно было только восхищаться той общественной баней, которую я помню до сих пор.
В баню меня тащили почти принудительно под руки мои девчонки коллеги. Я не могла себе представить, как же я буду мыться среди моих учениц и их мам.
И вот я в очереди в женское отделение.  И посреди этой степи была прекрасная баня с цветными витражами на стеклянных дверях, со скамьями из мраморной крошки, с парилкой.
Да, разглядывают откровенно, даже в парилке. Подходит ко мне казашка, оценивающе смотрит на меня  сквозь клубы пара с головы до ступней ног.
Она оценивает мою крепкую смуглую фигурку,
испуганные глаза,
 спрашивает, где я работаю и сколько получаю зарплаты.

Однажды я заболела. Ко мне пришла молодая учительница Сауле Еркановна и принесла гостинец от своей мамы. Это была баночка домашних пельменей из конины, залитых горячим бульоном. И я изумилась доброте и отзывчивости чужой матери, которую я никогда не видела. Она отнеслась ко мне, как к своей дочери.
 Они  были так добры.  И это запомнилось мне.

Потом я назову  это время  школой моей жизни.
Я  никогда не пожалею о том, каких людей узнала здесь,
какие песни мы пели на казахском, русском и украинском языках.
Это было время песни «Червону руту нэ шукай вечорами…».
Это было время свадеб, которые играли под открытым небом.
Это была моя молодость.

И по -  особому в тишине классов звучали Пушкинские строки.
Весь урок литературы я слушала, как дети, волею судьбы родившиеся здесь,
в голой безбрежной степи, дети сосланных немцев Поволжья, украинцев, казахов…., в степи, продуваемой ветрами, читали Пушкина.

Это было Письмо Татьяны Лариной. Его читали девочки, ещё не знающие, что такое любовь.
Но больше всего я запомнила, когда вышел к доске
мальчик. Лицо его было медным от природы, глаза смотрели куда-то поверх нас.
Он так вдохновенно читал Ответ Онегина Татьяне.
Это прошло со мной в сердце через всю жизнь.
….

Нет, весь я не умру. Душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит –
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
И назовёт меня  всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус и друг степей калмык.
….
фото из интернета