Школьная практика

Несмотря на то, что рассказ этот я назвал именно так, речь в нем пойдет о том, как я и еще несколько пацанов после окончания восьмого класса решили как раз таки избежать этого, на наш взгляд, принудительного, несовместимого со свободоустремленными чаяниями души вчерашних восьмиклассников, мероприятия. Поскольку я догадываюсь, что эта самая летняя школьная практика в том виде, в котором существовала до девяностых годов, была не чем иным, как продуктом нашего советского прошлого, неизвестным современным школьникам и даже молодым родителям, позволю себе буквально в двух словах, дабы не утомлять нетерпеливых читателей, остановиться на этом удивительном явлении, которое одни сочтут анахронизмом, другие с ностальгией вспомнят незаслуженно забытые социалистические начинания. На случай, если я все-таки ошибаюсь, и на просторах нашей необъятной родины где-то сохранились еще старые, добрые традиции, следующий абзац осведомленным в этом вопросе можно пропустить.

Суть летней школьной практики заключалась в том, что сразу же после наступления летних каникул в течение, кажется, недели, но, возможно, и двух – память начинает уже подводить, надо было проявить трудовой энтузиазм либо на пришкольном участке, либо на расположенном неподалеку от школы каком-то механическом заводе, где мы на уроках труда осваивали профессию токаря. И все! До первого сентября свободны, что называется, как ветер. Что такое пришкольный участок? Очевидно, надо пояснить по той же причине, на которой я останавливался выше. Это несколько соток земли (что-то мне подсказывает, что не более шести), где силами трудовых коллективов, то бишь, школьных учителей и остальных работников, а также учеников, выращивались некоторые сельскохозяйственные культуры типа огурцов, томатов, кабачков и далее по списку. О судьбе ежегодно выращиваемого урожая ничего не могу сообщить любознательному читателю, поскольку просто не в курсе.

Конечно, в пятом, шестом или даже седьмом классе мы покорно, и, несомненно, с известным энтузиазмом воспринимали смену порядком поднадоевшей за время учебного года умственной деятельности на принудительный физический труд. Но только не в восьмом! Ковыряться на школьных грядках наравне с какими-то пятиклашками? Ни за что на свете! Даешь романтику неизведанного!

Чья была идея воспользоваться разрешением отработать практику в любом колхозе или совхозе, которых было в избытке на просторах донских степей в шестидесятые годы прошлого столетия, – а именно в этом регионе происходили описываемые события, если более конкретно, то речь идет о моем родном городе Шахты Ростовской области, в котором я не родился, но вырос, и из которого затем отправился в свободное плавание, – доподлинно неизвестно. Но помню, что инициативу взял в свои руки Витька из параллельного класса со сложной фамилией, которую не хочу воспроизводить, чтобы не исковеркать. Уж не знаю, с помощью чьих агентурных данных он выяснил, в какой день, в какой колхоз, от какого места в городе отправляется машина со взрослыми людьми на сезонные работы. Но, получив не без некоторых колебаний и тяжелых вздохов добро от родителей, наша группа в составе шести человек в назначенный час вместе со всеми отъезжающими разместилась в кузове грузовика ГаЗ-51. А через каких-то пару часов тряски по ухабам проселочных дорог новоиспеченных тружеников села принимали гостеприимные хозяева одного из колхозов Семикаракорского района.

Сразу же нас разместили в неплохом, по моим нынешним воспоминаниям и прошлым представлениям, общежитии, накормили вкусным обедом и проинструктировали относительно предстоящего первого трудового дня. Было отрадно, что руководство правления колхоза стараниями Витьки пошло навстречу «трудящимся», и вся наша боевая группа оказалась в одной бригаде. Забегая вперед, отмечу, что общежитие было заполнено до отказа самым разношерстным людом как по возрасту и половому признаку, так и по географическим данным в смысле постоянного местожительства, куда после окончания, так сказать, полевых работ должны были возвратиться блудные сыны и дочери, но, как впоследствии выяснилось, далеко не все. Мы были самыми молодыми участниками битвы за урожай, и этот факт сразу же бросился в глаза обитателям общежития, поглядывавшим на нас – одни со здоровым любопытством, другие с недоумением, а некоторые с откровенными насмешками. Но нам на это было наплевать с высоты, можно сказать, девятиклассного возраста, потому как с нетерпением ждали начала трудового дня. Ну, очень хотелось заработать.

И он не замедлил наступить, этот первый трудовой день. После завтрака нас вывезли в поле, снабдили инструментом в виде тяпок для прополки, а доброжелательная тетенька средних лет четко определила фронт работ и продиктовала норму выработки. Задача была примитивна, как формула площади прямоугольника – прополоть от сорняков несколько рядов, уходящих к горизонту и далее, недавно взошедших ростков огурца. Ну, или какого-то другого овоща, уже не помню. Обливаясь потом под нещадно палящим солнцем, изнывая от жажды, мы мужественно старались выполнить установленную норму, и не исключено, что у кого-то это получилось, если не в первый, то на второй день – за давностью лет с такой точностью трудно восстановить события. Но на третий день произошло чудо: разразилась гроза, и с утра до вечера шел проливной дождь, о котором мы начали мечтать с первых мгновений трудовой деятельности, как о манне небесной. Посовещавшись, единогласно решили, что хотели бы видеть в гробу эту прополку, и надо срочно попытаться сменить профиль. И опять Витек куда-то исчез, а когда вернулся, мы ушам своим не поверили – вся наша группа назавтра была допущена к сбору урожая черешни. На радостях вечером наскребли по сусекам необходимую сумму, на которую были куплены и выпиты две бутылки дешевого портвейна.

Если кто-то из читателей, не будучи сельским жителем или просто садоводом, когда-либо оказался в роли сборщика черешни, он поймет совершенно простую вещь: ягод мы сожрали больше, чем должны были сдать по норме, которая шла в зачет. В первый день эта хамская выходка была великодушно прощена. Но в следующую смену ситуация повторилась один в один, после чего вся наша немногочисленная бригада с черешни была с позором изгнана. К сожалению, память не сохранила информацию о дальнейших трудовых достижениях сплоченного коллектива, но остались обрывки воспоминаний об обитателях общежития, на чем я коротко останавливался выше.

Картина увиденного несколько отличалась от представления о нашем обществе, сложившегося в процессе получения знаний в школе и родительских наставлений. И надо сказать, не в лучшую сторону. Я встретил там влюбленных, явно не достигших совершеннолетнего возраста, скрывшихся от родительского неприятия чересчур рано возникших чувств. История, рассказанная этими, в сущности, детьми, немногим старше меня, напоминала печальную повесть о Ромео и Джульетте. Трудно представить, на что они надеялись в своем бегстве из родительского дома, и чем, в конце концов, закончилась эта история. Запомнилась беременная девушка, которая скрывала, сколько хватало сил, свою беременность. Затем, разоблаченная, сбежала, Бог знает, из каких краев, от разгневанных родителей. На вопрос о том, как дальше собирается жить, ответа не находила. Ну, и, конечно же, немало было молодых, и не очень, людей мужского пола весьма мрачного вида, явно утаивавших свое происхождение. А по слухам, укрывавшихся по тем или иным причинам от правосудия – неплательщики алиментов и даже беглые зэки. В общем, по вечерам жизнь в общаге была насыщена разнообразием, в обязательном порядке подкрепленным спиртными напитками. И даже на обычных сезонных рабочих приходилось в эти часы смотреть с опаской – как бы не попасть под тяжелую горячую руку.

Короче говоря, трудового энтузиазма хватило ровно настолько, чтобы получить справку, позволяющую считать летнюю школьную практику пройденной. Наш в силу возможного честный труд был щедро оплачен в размере пятнадцати, как сейчас помню, целковых. Это были первые в жизни самостоятельно заработанные деньги, и я сохранил их, не потратив ни одной копейки, чтобы по возвращении домой вручить матери, которая с нетерпением ждала своего непутевого сына. Чувства, которые мне при этом пришлось испытать, можно сравнить разве что с тем временем, когда в моих руках оказалась первая лейтенантская зарплата.

Честно признаюсь, крестьянский труд меня не вдохновил, не пришелся по душе, но уважение к сельским труженикам я сохранил на всю жизнь. Прошли годы, из нашей импровизированной бригады двоих друзей уж нет на этой грешной земле, а еще двое, в том числе Витек, затерялись в пространстве и времени. И лишь друг мой Вовка, ставший впоследствии доктором биологических наук, и я иногда при редких встречах вспоминаем с улыбкой наш первый трудовой опыт.