Rip current возвратное течение. Танго либерти. 41

предыдущее - http://www.proza.ru/2018/06/06/1089

- Да всё просто, Чес – тихо и успокаивающе зажурчал её голос. – Моя дочь родилась в Америке, и сюда я  приехала с ней. Ей было два с половиной года. Мы приехали, потому что ситуация стала пугающей, когда началась эта жуткая история. Мои русские знакомые сказали: уезжай сама и увози ребёнка от греха. Я отвезла её родителям, просто спрятала. И сама спряталась.
 - Я плохо помню, - сказал я, не открывая глаз. – Кто-то из ваших друзей попался на наркотиках, так? И ты из-за этого оказалась здесь?
- Младший брат мужа... Но там были и другие замешаны, в общем, когда это начали разгребать, вскрылись всякие гнусные дилерские связи, муж пытался выручать брата - больше брата, чем меня, нам начали звонить, угрожать, шантажировать… и я не выдержала, я просто уже была в истерике. А дома были родители, был папа, который мог помочь, была заботливая мама…  единственные люди, на которых я могла положиться...
- Вот почему ты была грустной… - сказал я.
- Да. Я всё время думала о дочери, и не знала, чем всё кончится. У меня так хорошо складывалось там с карьерой... Через два месяца после рождения дочки я уже была на сцене. Мой отъезд разрушил все планы, сорвался интересный проект, ради которого я училась в Аргентине…
- Ясно, - сказал я, открывая глаза и глядя в потолок. – А почему ты не осталась со своими? С дочкой?
- Просто страх, Чес… Я боялась, что через меня выйдут на дочь. И папа хотел, чтобы я пожила у моря, отдохнула и пришла в себя. По старым джанкойским связям мы нашли здесь возможность работы, чтобы я не теряла квалификацию, и этот домик… Всё сложилось, и я очутилась здесь в ссылке…
- И встретила в этой ссылке меня… - задумчиво сказал я, глядя в потолок. – То есть, когда ты говорила, что едешь к родителям, ты…
- Да, я ездила видаться с дочерью. И звонила… чтобы слышать её голосок…
- Ясно, - сказал я опять… - Вот теперь всё ясно. И вы уехали, пока я был в армии. Так?
- Сначала я одна. Убедилась, что ситуация безопасна. Потом переехала в Лос-Анджелес, начала всё сначала. Прошлое отступило. Потом привезла дочь, ей пора было в школу…
Она тихо, бесшумно подошла и присела рядом на кровать.
- А как её зовут? – спросил я.
- Бэкки, - произнесла она тепло, и я повернулся к ней.
- Бэкки? Бэкки Тэтчер?
- Да… ты тоже помнишь? Мне так нравилось это имя с детства… Моя любимая книжка. – она улыбнулась. – Всегда мечтала назвать сына Томом, а дочку – Бэкки… Поэтому она Ребекка.
 - Ребекка Вейзен… - сказал я. – Красиво… Слушай, какой я дурак… тебе ведь было совсем не до меня… прости меня.
 - За что?
- За то, что ничего не знал. За то, что не умел утешать. За то, что тебе попался именно я, а не какой-то умный взрослый мужчина…
- Перестань…
Она прилегла рядом, и я обнял её и поцеловал в висок. У неё был утомлённый вид, и я спохватился, что она за эти дни почти не отдыхала толком…
- Тебе надо отдохнуть, - сказал я озабоченно. – Мы почти не спали эти ночи. Помочь тебе собрать вещи?
- Я уже собрала, – сказала она, - не волнуйся.
- Тогда ложись. Тебе надо поспать хоть несколько часов.
Она послушно вынула из-под подушки ночную сорочку, я помог ей надеть её, она привычно свернула халатик, чтобы подложить под шею, и облегчённо вытянулась рядом.
- Чувствую себя таким идиотом, - сказал я, обнимая её. - Ты занимаешься делом, вся твоя жизнь осмысленна… зачем я тебе только встретился, такой щенок зелёный…
- Зачем встретился… - Она тихо засмеялась, удобно укладываясь на моей руке. – Я скажу… Я тебе рассказывала, что родилась в Венгрии, и мы жили там пять моих лет – так вот, у меня был там знакомый местный мальчик, его звали Бела. Он действительно был беловолосый, такой неожиданный блондин среди чёрненьких детей.  Мы с ним дружили, играли… Однажды он принёс мне подарок – круглую брошку голубенькую, из пластмассы. Я её долго берегла в коробочке со своими драгоценностями. Мы переезжали с места на места, и коробочка ездила со мной. Из Венгрии в Польшу, из Польши в Прибалтику, потом в Москву, потом – в Джанкой… И я этого мальчика всё время помнила, это был такой самый-самый Первый Мальчик в жизни. Та детская жизнь была спокойной под крылом взрослых, папа-мама большие, умные, все знают, как надо… И этот мальчик был символом того покоя. Такой рассудительный, он был старше, почти взрослый, и он тоже был для меня защитой. А потом мы уехали, я росла, мой мир, светлый, детский, куда-то пропал. От него осталась только брошка, как голубое солнышко, я иногда смотрела сквозь неё на солнце… И уже совсем смутно вспоминала светлые голубые глаза, светлые волосы…
А потом я очутилась в вашем городе. От моей безмятежности к тому времени не осталось следа, я боялась всех, не верила собственному мужу, была мнительной, вздрагивала от стуков, мне чудилась слежка, в каждом взрослом мне виделся враг, я подозревала каждого отдыхающего, который начинал за мной ухаживать, или просто приглашал танцевать, или даже просто бросал взгляд. Я боялась за дочь, за родителей, и целыми днями изводилась, решая, как придётся жить дальше, если всё будет совсем плохо.. Спокойной я была только с вами, с ребятами. От вас не могло быть угрозы, с вами была лёгкость, радость, бездумное, щенячье счастье, которого мне так не хватало, чтобы нормально жить. Я сразу заметила тебя. Светлые волосы, голубые глаза… словно из моего детства, где был покой, защита… Такой повзрослевший, подросший Первый Мальчик…
- Значит, поэтому ты меня звала этим именем… А почему ты мне тогда не рассказала про этого мальчика?
- Ты был мал, и ты был слишком ревнив… Чтобы понять эту историю, нужно быть взрослым, что-то пережить…Ты бы ничего не понял, кроме одного: что так звали кого-то другого, а не тебя... А на самом деле это было не имя, это было просто слово: светлый…
- А я тогда как раз забил на танцы, - сказал я. – Оля Одинец уехала, и я разобиделся на весь мир.
- Вот и я разобиделась на весь мир, - вздохнула она. - А когда ты пропал, и всем городом тебя ловили, я же сразу поняла, что всё хорошо с тобой. Просто ты так взрослеешь. Самоутверждаешься. Конечно же, те студенты-американцы сразу выдали тебя с потрохами, я же была для них своей… - она улыбнулась. – В общем, все метались, одна я была спокойна среди взрослых. Но потом мне стало жалко твою мать, и я нашла тебя на берегу…
И когда мы сидели с тобой всю ночь у моря и разговаривали, я вдруг увидела, что мы похожи. Мы оба были загнаны обстоятельствами. У меня они были реальными, у тебя – возрастными. Я думала: он придумал себе сложности. Может быть, и мои сложности наполовину придуманы…
Понимаешь, ты мне был нужен, чтобы я забывала с тобой свой страх.  Я же тогда не могла даже дочь защищать, только тряслась за неё. И я думала: бог послал мне этого мальчика, чтобы я переставала бояться, чтобы поняла, что кому-то бывает хуже… Такая простая истина: если тебе плохо, помогай тому, кому хуже... если ты боишься, помогай тому, кто слабее… Вот за этим ты встретился мне...
- Как-то всё сложно, - сказал я, осторожно гладя её по волосам. - Но, наверное, ты права... Слушай, а как там дальше про детство: открыть окно средь белых стен… Дед Мороз, мамина рука… а потом?
- *Улыбка сонная в постели и мамы теплая рука... – заговорила она нараспев сквозь улыбку. - Оно так близко, так знакомо, звенит, цветным дождем маня, в какой-то сладостной истоме вчерашним днем вокруг меня. И хоть на шаг, чуть-чуть, немножко хочу я к детству подойти, но милого того окошка не получается найти... *
...Голос её, такой знакомый и нужный, голос тихо выговаривает простые фразы, такие простые и ясные, но почему-то до них приходится додумываться всю жизнь, продираясь через заблуждения и отрешения, через несогласие и отчаяние…
- Не получается найти, да... - повторяю я почти с болью, - да…не получается... – у меня вдруг начинает щипать в глазах. Я вдруг ясно осознаю, что она улетает завтра. И завтра будет у меня уже совсем другая жизнь...
И чтобы вдруг не заплакать, я ныряю в её волосы…
- Слушай, слушай… - бормочу я, - ну почему так всё устроено… Почему люди должна расставаться?.. Зачем тогда встречаться, если потом расставаться?… Зачем всё происходит, если всё потом пропадает, что за идиотизм…
- Ну, почему идиотизм… - шепчет она. - Всё правильно устроено… Люди встречаются, да. Люди иногда не могут забыть друг друга годами. Но это вовсе не для того, чтобы им жить бок о бок всю жизнь. Иногда эти встречи всего лишь для того, чтобы просто подарить голубое солнышко, или сказать друг другу какие-то несколько слов. Которые потом будут светить всю жизнь, спасать всю жизнь…
- Чтобы сказать друг другу несколько слов – и всё?… И из-за этого столько мучений?
- Просто не надо ощущать это, как мучения…
- А как это надо ощущать?
- Как подарок…
- Как подарок… - эхом откликаюсь я. – Как подарок… Значит, ты – мой подарок…
- Да, я твой подарок… а ты – мой…
Она засыпала в моих руках, она ещё что-то шептала, что-то успокаивающее, мягкое, женское, но шёпот обрывался, становился невнятным, затихал, она засыпала - а я не мог уснуть ещё долго, лежал, боясь шелохнуться, просто лежал, слушая, как рядом со мной, положив аккуратно под шею свёрнутый свой бежевый халатик, спит моя любовь…Мне казалось, что я так и не усну до самого рассвета, но я всё-таки в конце концов провалился в какое-то клубящееся перепутанное небытие - не столько в сон, сколько в видения - именно в небытие, в котором так же обнимал её, и по привычке искал своими губами её губы, и находил, и она отвечала мне…

------------------------------------
*стихи Эльвиры Шамиловой

продолжение http://www.proza.ru/2018/06/10/1130