Глава 2. Долгое сейчас

После бешеных сборов и дикой гонки по трассе я примчался в аэропорт, успел забрать свой билет и сразу прошел на посадку на свой рейс в Перу. Когда я прошел в хвост самолета и сел на свое место у окна, на меня навалилась тяжелая усталость.

Я думал подремать, но вытянув ноги и закрыв глаза, понял, что не могу расслабиться. Я вдруг почувствовал, что нервничаю и неоднозначно отношусь к своей поездке. Было ли сумасшествием уехать без всякой подготовки? Куда я отправлюсь в Перу? С кем буду говорить?

Уверенность, которую я испытывал на озере, очень быстро истаяла до скептицизма. И Первое Откровение, и идея культурной трансформации вновь казались нереалистичными фантазиями. И пока я раздумывал над этим, само содержание Второго Откровения стало восприниматься, как сомнительное. Каким образом новая историческая перспектива могла определить наше восприятие всех этих совпадений и поддерживать их осознание в человеческих умах?

Я вытянулся и глубоко вдохнул. Может быть, это будет бесполезная поездка, решил я, просто сгоняю в Перу и обратно. Выброшенные деньги, но никакого вреда.

Самолет дернулся и вырулил на взлетную полосу. Я закрыл глаза и отдался легкой дремоте, пока большой реактивный лайнер набирал нужную скорость и поднимался в плотный слой облаков. Когда мы достигли круизной высоты, я наконец расслабился и заснул. Минут через тридцать-сорок резкая турбулентность разбудила меня и я решил сходить в туалет.

Проходя зону отдыха, я обратил внимание на высокого мужчину в круглых очках, стоявшего у окна и беседовавшего со стюардом. Он мельком взглянул на меня и продолжил разговор. Это был темный шатен лет сорока пяти. На мгновение мне показалось, что я его знаю, но, вглядевшись, я понял, что мы не знакомы. Проходя мимо них, я невольно услышал часть разговора.

- Тем не менее, благодарю вас, - говорил мужчина, - я просто подумал, что вы летаете в Перу так часто, что, возможно, слышали о Манускрипте.

Он повернулся и пошел в нос самолета.

Я онемел. Неужели он говорил о том самом Манускрипте? Я вошел в туалет и попытался придумать, что делать. Часть меня хотела бы забыть об этом. Возможно, он говорил о чем-то другом, о какой-то другой книге.

Я вернулся на свое место и опять закрыл глаза, намереваясь вычеркнуть этот эпизод и радуясь, что я не должен был спрашивать у этого человека, что он имел в виду. Но сидя так, я вспомнил о том волнении, которое почувствовал на озере. Что если у этого человека действительно есть информация о Манускрипте? Что могло бы тогда произойти? Если я не расспрошу его, я никогда этого не узнаю.

Я еще несколько раз прокрутил все это в голове, затем встал и пошел в нос самолета, обнаружив мужчину в середине салона. Прямо за ним было свободное место. Я вернулся назад и сказал стюарду, что хочу пересесть, собрал свои вещи и занял пустующее место. Через несколько минут я похлопал мужчину по плечу.

- Извините, я слышал, как вы упомянули рукопись. Вы говорили о той, что найдена в Перу?

Он выглядел удивленным, затем настороженным.
- Да, - сказал он испытующе.

Я представился и сказал, что моя подруга недавно побывала в Перу и рассказала мне о существовании Манускрипта. Он явно расслабился и представился Уэйном Добсоном, ассистент-профессором истории Нью-Йоркского университета.

Во время нашего разговора я заметил раздраженный взгляд сидевшего рядом со мной господина. Спинка его сиденья была откинута, и он явно пытался заснуть.

- Вы видели сам Манускрипт? – спросил я профессора.
- Только отдельные части, - сказал он, - а вы?
- Нет, но моя подруга рассказала мне о Первом Откровении.

Мужчина рядом со мной заворочался.
Добсон посмотрел на него.

- Простите, сэр. Я знаю, что мы вас беспокоим. Не будет ли слишком большим беспокойством для вас поменяться со мной местами?
- Нет, это даже предпочтительно.
Мы все вышли в проход, затем я проскользнул к окну и Добсон сел рядом.

- Расскажите мне, что вы слышали о Первом Откровении, - сказал он.

Я помедлил, стараясь суммировать в уме все, что я понял.

- Мне кажется, что Первое Откровение говорит об осознании того, что таинственные случайности меняют жизнь человека, о чувстве, что действует какой-то другой процесс.

Я понимал всю абсурдность того, что произнес.
Добсон это заметил.

- Что вы думаете об этом откровении? – спросил он.
- Я не знаю.
- Это не совсем подходит нашему современному здравому смыслу, верно? Не кажется ли нам, что лучше отпустить эту идею и вернуться к мыслям о практических материях?

Я рассмеялся и кивнул утвердительно.

- Что же, это всем свойственно. Даже несмотря на то, что нам иногда случайно, но явно открывается, что в жизни происходит что-то еще, наш привычный образ мышления расценивает такие идеи как неподдающиеся познанию и затем отбрасывает их вместе с убежденностью в их существовании. Вот почему необходимо Второе откровение. Как только мы понимаем историческую подоплеку нашей убежденности, она начинает казаться более обоснованной.

Я кивнул.

- Как историк вы считаете предсказание Манускрипта о глобальной трансформации точным?
- Да. Но смотреть на историю следует правильно.
Он сделал глубокий вдох.
- Поверьте мне, я говорю это как тот, кто много лет изучал и преподавал историю неправильно! Раньше я фокусировался исключительно на технологических достижениях цивилизации и на тех великих людях, которые способствовали этому прогрессу.
- И что не так с этим подходом?
- Ничего в общем-то. Но в оценке каждого исторического периода действительно важно лишь то, что люди думали и чувствовали. Чтобы понять это, мне потребовалось много времени. Предполагается, что история дает нам знание о более длительном отрезке времени, внутри которого проходит и наша короткая жизнь. История является не только развитием технологий, это эволюция мысли. Поняв, какой была реальность для людей, живших до нас, мы можем понять, почему мы сами смотрим на мир именно так, как мы это делаем, и какой вклад мы вносим в дальнейший прогресс. Мы можем точно определить, куда мы придем с развитием Цивилизации, и это позволяет нам прочувствовать, куда мы движемся.

Он помолчал, затем добавил.

- Смысл Второго Откровения в том, что он дает нам именно такой вариант исторической перспективы, по крайней мере с точки зрения западного мышления. Оно помещает все предсказания Манускрипта в более длительный контекст, что делает их не только правдоподобными, но и неизбежными.

Я спросил Добсона, сколько откровений он видел, и оказалось, что только первые два. Он их нашел, по его словам, услышав слухи о Манускрипте и незамедлительно совершив короткую поездку в Перу три недели назад.

- Как только я прибыл в Перу, я тут же встретил пару людей, которые подтвердили существование Манускрипта, но до смерти боялись даже говорить о нем. Они сказали, что правительство преследует и даже угрожает физической расправой любому, кто имел его копии или распространял информацию о нем.
Его лицо стало серьезным.
- Это нервировало меня. Но потом официант в моем отеле рассказал мне о священнике, которого он знал, и который часто говорил о Манускрипте. Официант сказал, что этот священник пытался бороться с попытками правительства скрыть артефакт. Я не мог сопротивляться желанию пойти в частный дом, где этот священник, предположительно, проводит много времени.
Я должно быть выглядел удивленным, потому что Добсон спросил, что не так.
- Моя знакомая, та, которая рассказала мне о Манускрипте, узнала все, что ей было известно, от священника. Он не назвал своего имени, но один раз он говорил с ней о Первом Откровении. Она условилась еще раз встретиться с ним, но он больше не появился.
- Это может быть тот же самый человек, - сказал Добсон, - потому что я тоже не смог найти его. Дом был заперт и выглядел пустым.
- Вы его больше не видели?
- Нет, но я решил осмотреться. Там за домом был сарай, он был открыт, и я почему-то решил его обследовать. За грудами мусора под слабо державшейся доской я нашел в стене переводы Первого и Второго Откровений.
Он значительно посмотрел на меня.
- Вы вот так чисто случайно их нашли? – спросил я.
- Да.
- Вы взяли их с собой в это поездку?
Он покачал головой.
- Нет. Я решил тщательно их изучить и оставить у одного моего коллеги.
- Не могли бы вы кратко рассказать мне о Втором Откровении? – попросил я.

Последовала долгая пауза, затем Добсон улыбнулся и кивнул.
- Думаю, именно поэтому мы здесь.
- Второе Откровение помещает нашу сегодняшнюю осознанность в более длительную историческую перспективу. Ведь когда закончатся девяностые, мы покончим не только с двадцатым веком, но и с тысячелетним периодом истории. Прежде чем мы на западе сможем понять, где мы сейчас находимся и что будет происходить дальше, мы должны разобраться, что в действительности происходило последнюю тысячу лет.
- Что именно сказано в Манускрипте?
- В нем говорится, что в конце второго тысячелетия, то есть сейчас, мы будем в состоянии увидеть весь этот период истории как целое, и выделить определенную проблему, которая возникла в конце второй половины тысячелетия, так называемом современном времени. Наша сегодняшняя убежденность в происходящих совпадениях представляет своего рода пробуждение от этой озабоченности.
- От озабоченности чем? – спросил я.

Он легко и озорно улыбнулся.
- Вы готовы прожить это тысячелетие еще раз?
- Конечно, расскажите мне о нем.
- Для меня недостаточно просто рассказать вам о нем. Помните, что я говорил до этого: чтобы понять историю, вы должны уловить, как развивались ваши каждодневные представления о мире, как они формировались реалиями тех людей, которые жили до вас. Потребовалась тысяча лет, чтобы сформировался современный взгляд на действительность, и чтобы по-настоящему понять, где вы сегодня, вы должны вернуть себя в тысячный год и двигаться затем сквозь все тысячелетие вперед, как если бы вы сами реально прожили весь этот период за одну человеческую жизнь.
- Как я это сделаю?
- Я буду вашим проводником.

Я помедлил мгновение, рассеянно глядя в окно на поверхность земли далеко внизу. Время уже начинало восприниматься иначе.
- Я попытаюсь, - сказал я наконец.
- Хорошо, представьте себя живущим в год одна тысяча, во времена, которые мы называем Средневековьем. Первое, что вы должны понять, это то, что реалии того времени определялись могущественными священнослужителями Христианской церкви. Занимаемое ими положение определяло их огромное влияние на умы людей. И мир, который описывали эти священнослужители, как реальный, был еще и духовным. Они создавали реальность, которая помещала их идею божьего замысла в самый центр жизни человека.
- Вообразите это, - продолжил он.
- Вы обнаруживаете себя принадлежащим к классу своего отца, в основном к крестьянам или аристократам, и вы знаете, что всегда будете ограничены этим классом. Но, независимо от того, к какому классу вы принадлежите, и какую именно работу вы выполняете, вы скоро поймете, что социальное положение вторично по отношению к духовной реальности жизни и определяется священнослужителями.
- Вы обнаружите, что жизнь подобна попытке пройти духовный тест. Церковники объясняют, что Бог поместил человечество в центр вселенной, окруженной всем остальным космосом, с одной единственной целью: обрести или потерять спасение. И в этом испытании вы должны сделать правильный выбор между двумя противоположными силами: силой Бога и тайными искушениями дьявола.
- Но поймите, что вы не стоите перед этим испытанием в одиночку. В действительности, как отдельный человек, вы даже не способны определить свой статус. Это уже область священнослужителей; они существуют для того, чтобы толковать тексты и определять на каждом вашем шагу согласуется ли он с Богом или вас одурачил Сатана. Если вы следуете их инструкциям, вас уверяют, что в награду вы получите загробную жизнь. Но, если вы терпите неудачу в следовании предписанным курсом, тогда, увы… последует исключение из общения и определенные проклятия.

Добсон напряженно смотрел на меня.
- В Манускрипте говорится, как важно понять то, что каждый аспект мира Средневековья назывался иносказательно. Все явления жизни – от случайного грома или землетрясения до хорошего урожая или смерти любимого человека – определяется или как воля Господа, или как козни дьявола. Не существует концепции климатических или геологических сил, агрокультуры или болезней. Это все придет позже. Сейчас вы полностью доверяете священнослужителям; мир, который вы принимаете как должное, действует исключительно духовными средствами.
Он замолчал и посмотрел на меня.
- Вы там?
- Да, я вижу эту реальность.
- Хорошо, а теперь представьте, что эта реальность начинает разваливаться.
- Что вы имеете в виду?
- Средневековый взгляд на мир, ваш взгляд на мир, начинает распадаться на части в четырнадцатом и пятнадцатом веках. Во-первых, вы замечаете определенные неправильности в поведении самих священнослужителей: тайком нарушают собственные обеты целомудрия, к примеру, или принимают денежное вознаграждение за то, что отводят глаза, когда официальные лица государства нарушают установленные законы.
- Эти неподобающие поступки настораживают вас, потому что эти самые служители церкви почитают себя единственным связующим звеном между вами и Богом. Не забывайте, что только им позволено трактовать писание, только им решать, достойны ли вы спасения души.
- Вы неожиданно оказываетесь в самой гуще всеобъемлющего восстания. Группа людей, возглавляемая Мартином Лютером, призывает к полному разрыву с христианством, возглавляемым Папой. Служители церкви коррумпированы, говорят они, требуя положить конец господству священников над умами людей. Создаются новые церкви, основывающиеся на идее свободного личного доступа к писанию для каждого человека, на праве самого человека трактовать писание как он желает, без посредников.
- Не веря происходящему, вы наблюдаете, как восстание добивается успеха. Священники понемногу проигрывают. Столетиями эти люди определяли реальность, и теперь на ваших глазах они утрачивают доверие. Как следствие, весь мир оказывается под вопросом. Соответствие природы вселенной и целей человечества, как его описывали священники, утрачивается, - оставляя вас и всех людей западной культуры в весьма опасном окружении.
- Вы привыкли к тому, что в вашей жизни всегда было кому определять ее реалии, и без этого внешнего управления вы чувствуете смятение и потерянность. Если описание священнослужителей реалий этого мира и задач существования в нем человека не верно, спрашиваете вы себя, то что же верно?

Он помолчал.
- Видите воздействие этой катастрофы на людей того времени?
- Полагаю, это было нечто тревожащее, - сказал я.
- По меньшей мере, - ответил он.
- Это был огромный сдвиг. Старый взгляд на мир повсюду подвергался сомнению. В действительности, в 1600 году астрономы доказали, что вне всяких сомнений солнце и звезды не вращаются вокруг Земли, как утверждала церковь. Земля явно была одной из небольших планет, двигавшейся по своей орбите вокруг одного из меньших солнц нашей галактики, в которой существовали миллиарды таких звезд.

Он наклонился ко мне.
- Это очень важно. Человечество утратило свое место в центре Божьего мира. Вы понимаете, какой эффект имел этот факт? Теперь, когда вы наблюдали за погодой, или ростом растений, или видели чью-то неожиданную смерть, вы чувствовали тревожное замешательство. В прошлом вы могли сказать, что за все отвечает Бог, или дьявол. Но с разрушением этой идеи в Средние века, была утрачена и определенность. Все, что вы воспринимали как должное, теперь требовало новых формулировок, особенно природа Бога и ваши отношения с Богом.
- C этого понимания и начинается современная эпоха. Растет демократический дух и массовое недоверие папской и королевской власти. Все определения вселенной, основанные на рассуждениях и письменной вере, больше не принимаются автоматически. Вместо утраченной определенности мы не хотели рисковать, получив новую группу, управляющую нашей реальностью, как это делали священнослужители. Если бы вы были там, вы бы участвовали в создании обновленного мандата доверия науке.
- Создании чего?

Он рассмеялся.
- Вы бы обозревали всю эту огромную, еще не определенную, вселенную и думали бы, как все мыслители того времени, что нам нужен метод построения взаимопонимания, способ систематического исследования этого нашего нового мира. И вы бы назвали этот новый способ открытия реальности научным методом, который был бы ничем другим, как тестированием некой идеи о том, как работает этот мир, после чего вы приходили бы к каким-то выводам и затем предлагали свои заключения другим, чтобы увидеть, согласны ли они с ними.
- Затем вы бы готовили исследователей, которым предстояло отправиться в этот новый мир, вооружившись научным методом, и вы бы преподнесли им их историческую миссию: Исследуйте этот мир и выясните, как он работает, и что означает тот факт, что мы живем именно здесь.
- Вы знали, что уже утратили свою убежденность в том, что Бог управляет вселенной, и, в следствии этой утраты, вы потеряли и само понимание природы Бога. Но вы чувствовали, что у вас есть метод, есть процесс выстраивания понимания, и поэтому вы могли раскрыть природу всего, что вас окружает, включая и Бога, и истинную цель существования человечества на этой планете. Поэтому вы посылали этих исследователей понять истинную природу сложившейся ситуации и доложить вам.

Он замолчал и посмотрел на меня.
- В Манускрипте говорится, что именно в этой точке возникла та озабоченность, от которой мы пробуждаемся сейчас. Мы отправили этих исследователей в мир, чтобы они принесли нам полное объяснение нашего существования, но вселенная оказалась слишком сложна, и они были не в состоянии вернуться немедленно.
- О какой озабоченности идет речь?
- Вернитесь опять в тот период времени. Когда научный метод не смог дать новой картины Бога и смысла существования человечества на планете, то эта нехватка определенности и понимания глубоко отразилась на западной культуре. Нам нужно было что-то делать, пока мы ждем ответов на свои вопросы. В итоге мы пришли к тому, что казалось очень логичным решением. Мы посмотрели друг на друга и сказали: Ну, что же, так как наши исследователи еще не вернулись с истинным объяснением духовной ситуации, почему бы нам не обжиться в этом нашем новом мире, пока мы ждем? Мы определенно узнали достаточно, чтобы управлять этим новым миром к собственной выгоде, так почему бы не заняться повышением уровня жизни и нашего чувства безопасности в этом мире?

Он посмотрел на меня и ухмыльнулся.
- И мы так и сделали. Четыреста лет назад! Мы избавились от чувства потерянности, взяв все в свои руки, сосредоточившись на покорении планеты и используя ее ресурсы для улучшения собственного положения, и только сейчас, приближаясь к концу тысячелетия, мы можем понять, что случилось. Наша сосредоточенность постепенно стала постоянной озабоченностью. Мы полностью потеряли себя, создавая общественную безопасность, экономическую безопасность, заменяя ими духовную, которую утратили. Вопрос о том, для чего мы живем, что на самом деле происходит в духовном смысле, постепенно отодвигался в сторону и вообще был подавлен.

Он напряженно посмотрел на меня и сказал:
 - Работа по созданию более комфортного образа выживания разрослась в чувство внутренней и внешней завершенности, как смысла жизни, и мы постепенно и методично забывали первоначальный вопрос… Мы забыли, что все еще не знаем, для чего мы выживаем.

За окном, далеко внизу, я видел большой город. Судя по маршруту полета, я подозревал, что это Орландо, штат Флорида. Я был поражен геометрическим рисунком улиц и авеню, задуманной и осуществленной конфигурацией того, что построили люди. Я посмотрел на Добсона. Его глаза были закрыты и он, казалось, спал. Целый час он рассказывал мне о Втором Откровении, затем принесли ланч, и мы поели, а я рассказал ему о Шарлин и о том, почему решил приехать в Перу. Потом мне хотелось только смотреть на горы облаков и думать о том, что он рассказал.

- Итак, что вы думаете? – неожиданно спросил он, сонно глядя на меня, - вы поняли Второе Откровение?
- Я не уверен.

Он кивком указал на других пассажиров.
- Не чувствуете ли вы, что у вас появилась более ясная перспектива будущего человеческого мира? Вы понимаете, насколько все были озабочены? Эта перспектива многое объясняет. Сколько вы знаете людей, которые одержимы своей работой, которые принадлежат к типу А или имеют болезни, вызванные стрессом, но не могут притормозить? Они не могут затормозить, потому что им нужна их каждодневная рутина, чтобы отвлечься, чтобы сузить жизнь до ее практического смысла. И они делают это, чтобы не вспоминать, насколько они не уверены в том, для чего вообще живут.
- Второе Откровение расширяет наше осознание исторического времени. Оно показывает нам, как рассматривать культуру не только с точки зрения нашей длительности нашей собственной жизни, но и в перспективе всего тысячелетия. Оно раскрывает нам нашу озабоченность и тем самым поднимает нас над ней. Вы только что пережили такую более долгую историю. И теперь вы проживаете более долгое сейчас. Когда вы посмотрите на человеческий мир сейчас, вы должны суметь ясно увидеть эту одержимость, напряженную озабоченность экономическим прогрессом.
- Но что с этим не так? – протестующе сказал я, - именно это сделало западную цивилизацию великой.

Он громко рассмеялся.
- Вы правы, конечно. Никто и не говорит, что это было неверно. На самом деле, в Манускрипте говорится, что озабоченность была необходима, как этап человеческой эволюции. Сейчас мы, однако, потратили достаточно времени, устраиваясь в этом мире поудобнее. Пришло время пробудиться от этой озабоченности и вспомнить наш первоначальный вопрос. Что стоит за жизнью на планете? Зачем мы здесь?

Я долго смотрел на него, потом спросил:
- Вы думаете, что другие откровения объясняют это?

Добсон вскинул голову.
- Думаю, стоит посмотреть. Я просто надеюсь, что никто не уничтожит остальные части Манускрипта раньше, чем у нас появится шанс найти его.
- Как перуанское правительство может рассчитывать уничтожить важнейший артефакт без последствий?
- Они сделают это скрытно. По официальной информации Манускрипта вообще не существует.
- Я бы сказал, что научная общественность воспримет это в штыки.

Он посмотрел на меня с выражением решимости.
- Да. Поэтому я и возвращаюсь в Перу. Я представляю десять выдающихся ученых, требующих, чтобы оригинал Манускрипта стал доступен общественности. Я послал письмо в соответствующим главам департаментов перуанского правительства, сообщая о том, что приезжаю и рассчитываю на сотрудничество.
- Понятно. Интересно, как они отреагируют.
- Возможно, будут все отрицать. Но, по меньшей мере, это будет официальным началом.

Он отвернулся, глубоко задумавшись, и я опять стал смотреть в окно. Глядя вниз, я вдруг осознал, что в самолете, на котором мы летим, заключены технологии всех четырех столетий прогресса. Мы многому научились в манипулировании ресурсами, обнаруженными на Земле. Сколько людей, поражался я, сколько поколений потребовалось для создания вещей и тех знаний, которые сделали возможным существование этого лайнера? И сколь многие из них провели всю свою жизнь, сосредоточившись на одном крошечном аспекте, на одном маленьком шаге, не поднимая головы и не отрываясь от своей сосредоточенности?

Вдруг, в это мгновение, тот промежуток истории, который мы с Добсоном обсуждали, полностью вошел в мое сознание. Я мог ясно видеть это тысячелетие, как если бы оно было частью моей собственной жизненной истории. Тысячу лет назад мы жили в мире, в котором Бог и человеческая духовность были четко определены. Затем мы утратили эту определенность, правильнее сказать, мы решили, что в этой истории было что-то большее. Соответственно, мы отправили исследователей найти истинную правду и сообщить ее нам, и, когда оказалось, что им требуется слишком много времени, мы стали поглощены новой мирской целью хорошо устроиться в этом мире, сделать свою жизнь более комфортной.

И мы устроились. Мы обнаружили, что можно плавить железную руду и делать из нее всевозможные орудия. Мы изобрели источники энергии, сначала пар, затем газ, электричество и расщепление атома. Мы систематизировали фермерство и массовое производство и теперь управляли гигантскими хранилищами товаров и обширной сетью их распределения.

Осуществление всего этого было зовом прогресса, стремлением индивидуума обеспечить себе свою собственную безопасность, его личной целью в ожидании истины. Мы решили создать себе и своим детям более удобную и приятную жизнь, и за каких-то четыре сотни лет наша озабоченность этим сотворила человеческий мир, где сейчас производятся все мыслимые жизненный удобства. Проблема в том, что наша сосредоточенность и одержимость в завоевании природы для собственного удобства, загрязнили все природные системы планеты до угрозы коллапса. Так не могло продолжаться.

Добсон был прав. Второе Откровение делало наше новое осознание неизбежным. Мы достигли предела своих культурных задач. Мы завершали то, что сообща решили сделать, и когда это произошло, наша озабоченность треснула и мы пробудились для чего-то другого. Я почти явно видел, как этот момент Современной эры замедляется, достигая конца тысячелетия. Одержимость последних четырех веков исчерпала себя. Мы создали средства материальной безопасности, и, казалось, теперь были готовы – фактически, обречены, - узнать, зачем мы все это сделали.
На лицах пассажиров вокруг я видел подтверждение их озабоченности, но я также думал, что отмечаю и проблески осознания. Сколькие из них, гадал я, уже замечали совпадения?

Самолет наклонился вперед и начал снижение, когда пилот объявил, что мы скоро приземлимся в Лиме.

Я дал Добсону название своего отеля и спросил, где он остановился. Он сообщил мне название своего и сказал, что его отель всего в паре миль от моей гостиницы.
- Каков ваш план? – спросил я.
- Я думаю об этом. – ответил он, - Первое, полагаю, это визит в американское посольство, чтобы рассказать им, зачем я здесь, и просто отметиться.
- Хорошая мысль.
- Затем, я собираюсь поговорить с возможно большим количеством перуанских ученых. Ученые из Университета Лимы уже сказали мне, что не знают о Манускрипте, но есть другие ученые, которые работают на разных раскопках, возможно они захотят поговорить. А вы? Каковы ваши планы?
- Никаких планов. – ответил я. – Вы не против, если я пристроюсь к вам?
- Нет, конечно. Сам собирался вам предложить.

Когда самолет приземлился, мы собрали свой багаж и договорились встретиться позже в отеле Добсона. Я вышел на улицу и в тающих сумерках махнул рукой, подзывая такси. Воздух был сух и ветер свеж.

Мое такси отъезжало, когда я заметил еще одно, быстро тронувшееся вслед за нами, но позже отставшее в уличном потоке. Несколько поворотов оно держалось за нами, и я смог рассмотреть одинокую фигуру на заднем сидении. Живот скрутил приступ нервозности. Я попросил водителя, который говорил по-английски, не ехать прямо в отель, а немного покататься вокруг. Я сказал ему, что меня интересуют достопримечательности. Он согласился без комментариев. То такси следовало за нами. Что бы это значило?

Когда мы приехали к отелю, я велел водителю оставаться в машине, открыл дверь и притворился, что плачу за проезд. Следовавшее за нами такси подъехало, остановилось на некотором расстоянии, мужчина вышел из него и медленно пошел ко входу в отель.

Я вскочил в машину, захлопнул дверь и крикнул водителю трогаться. Когда мы уже мчались прочь, тот мужчина выбежал на проезжую часть и наблюдал за нами, пока мы не скрылись из виду. Я мог видеть лицо водителя в зеркале заднего вида. Он пристально смотрел на меня с напряженным выражением лица.

- Извините меня, - сказал я, - просто решил сменить отель.

Я делал усилия, чтобы улыбнуться, называя ему отель Добсона, хотя часть меня явно хотела отправиться прямо в аэропорт и первым же рейсом вернуться в Штаты.
За половину квартала до нашей цели я велел водителю припарковаться.

- Ждите здесь, - сказал я, - я скоро вернусь.

Улицы были заполнены людьми, в основном местными перуанцами. Но тут и там я проходил мимо американцев или европейцев. То, что я видел туристов, давало мне чувство большей безопасности. За пятьдесят ярдов до отеля я остановился. Что-то было не так. Вдруг, пока я осматривался, раздались выстрелы и воздух наполнился криками. Толпа передо мной рухнула на землю, открывая обзор. По тротуару ко мне бежал Добсон, с дикими глазами, в панике. Его преследовали несколько человек.
Один из них выстрелил в воздух и приказал Добсону остановиться.

Подбежав ближе, Добсон, силясь сфокусировать взгляд, наконец узнал меня.
- Бегите! - завопил он, - ради бога, бегите!

Я повернулся и в ужасе побежал по аллее. Впереди дорогу перегораживал дощатый забор, футов шести высотой. Добежав до него, я подпрыгнул так высоко, как только мог, и ухватился руками за доски, закинув правую ногу на забор. Перекидывая левую ногу и падая на другую сторону, я оглянулся. Добсон отчаянно бежал по аллее. Раздались еще выстрелы. Он споткнулся и упал.

Я слепо продолжал бежать, перепрыгивая мусорные кучи и штабеля картонных ящиков. На мгновение мне показалось, что я слышу за собой шаги, но я не посмел оглянуться. Впереди аллея выходила на следующую улицу, которая тоже была полна людей, казавшихся ничем не взволнованными. Выбежав на улицу, с колотящимся сердцем, я решился бросить взгляд назад. Там никого не было. Я торопливо пошел по тротуару направо, стараясь затеряться в толпе.
- Почему Добсон побежал? – спрашивал я себя, - его убили?

- Подождите минутку, - сказал кто-то громким шепотом за моим левым плечом. Я дернулся бежать, но человек схватил меня за руку.
- Подождите, пожалуйста, - повторил он, - я видел, что произошло. Я пытаюсь помочь вам.
- Кто вы? – спросил я, дрожа.
- Я Уилсон Джеймс, - сказал он, - я все объясню позже. Сейчас мы должны убраться отсюда.

Что-то в его голосе и интонации успокоило мою панику, и я решил последовать за ним. Мы прошли по улице и вошли в магазин товаров из кожи. Кивнув человеку за стойкой, он провел меня в затхлую пустую комнату в глубине магазина, закрыл дверь и задернул шторы.

Это был мужчина за шестьдесят, хотя выглядел моложе. Блеск в глазах или что-то в этом духе. У него была темная кожа и черные волосы. Он выглядел перуанцем, но его английский звучал почти по-американски. На нем была яркая голубая футболка и джинсы.
- Какое-то время вы тут будете в безопасности. – сказал он.
 – Почему они гнались за вами?

Я не ответил.
- Вы здесь из-за Манускрипта, да? – спросил он.
- Как вы узнали?
- Я думаю, что и человек, который был с вами, тоже здесь по этой причине?
- Да. Его зовут Добсон. Как вы узнали, что нас двое?
- Моя комната на аллее, и я смотрел в окно, когда они гнались за вами.
- Они застрелили Добсона? – спросил я, ужасаясь тому, что мог услышать в ответ.
- Я не знаю, - сказал он, - я не смог определить. Но как только увидел, что вы сбежали, выбежал через заднюю лестницу, чтобы опередить вас. Я подумал, что, возможно, смогу помочь.
- Почему?

Мгновение он смотрел на меня, как будто не знал, как ответить на мой вопрос. Затем выражение его лица смягчилось.
- Вы не поймете, но я стоял там у окна и мысли о моем старом друге всплыли во мне. Сейчас он мертв. Он погиб из-за того, что считал – люди должны знать о Манускрипте. И когда я увидел, что происходит на аллее, я почувствовал, что должен помочь вам.

Он был прав. Я не понимал. Но у меня было такое чувство, что он со мной абсолютно правдив. Я был готов задать еще один вопрос, но он заговорил опять.
- Об этом мы можем поговорить позже, а сейчас нам лучше перейти в более безопасное место.
- Минутку, Уилсон, - сказа я, - я просто хочу найти способ вернуться в Штаты. Как я могу это сделать?
- Зовите меня Уил, - сказал он, - я не думаю, что вам следует пытаться в аэропорту, не сейчас. Если они все еще ищут вас, они будут ждать там. У меня есть друзья за городом. Они вас спрячут. Есть другие дороги из страны, можете выбирать. Когда будете готовы, они покажут вам, куда идти.

Он открыл дверь комнаты и осмотрел магазин, затем вышел наружу и тоже осмотрелся. Вернувшись, он жестом пригласил меня следовать за ним. Мы прошли по улице к синему джипу, на который указал Уил. Когда мы сели в машину, я заметил, что на заднем сидении были аккуратно уложены пакеты с едой, палатки, рюкзаки, как для продолжительного путешествия.

Мы ехали молча. Я откинулся на пассажирском сидении и пытался думать. Живот скрутило от страха. Такого я не ожидал. Что, если бы меня арестовали и бросили в перуанскую тюрьму, или просто убили? Я пытался оценить свое положение. У меня не было одежды, но были деньги и одна кредитная карта, и по каким-то причинам я доверял Уилу.

- Что вы и – как его, Добсон? - сделали, что те люди погнались за вами? – вдруг спросил Уил.
- Ничего, насколько мне известно, - ответил я, - я познакомился с Добсоном в самолете. Он историк и ехал сюда официально исследовать Манускрипт. Он представляет группу других ученых.

Уил выглядел удивленным.
- А правительство знало, что он приезжает?
- Да, он написал некоторым членам правительства, что надеется на сотрудничество. Не могу поверить, что они пытались арестовать его, у него с собой даже не было копий рукописи.
- У него есть копии Манускрипта?
- Только первые два откровения.
- Я и понятия не имел, что в Соединенных Штатах есть копии. Где он их раздобыл?
- В предыдущей поездке ему рассказали, что некий священник знает о Манускрипте. Он не смог найти его самого, но нашел копии, спрятанные за домом.
Уил выглядел печальным.
- Хосе.
- Кто? – спросил я.
- Это он тот друг, о котором я вам рассказывал, тот, кто был убит. Он был непреклонен в том, что как можно больше людей должны знать о Манускрипте.
- Что с ним случилось?
- Его убили. Мы не знаем, кто. Его тело нашли в лесу за много миль от его дома. Но я уверен, это были его враги.
- Правительство?
- Некие люди в правительстве или в Церкви.
- Его церковь зашла бы так далеко?
- Возможно. Церковь тайно борется с Манускриптом. Есть несколько священников, понимающих документ и тайно защищающих его, но они должны быть очень осторожны. Хосе говорил о нем открыто с любым, кто хотел знать. Я предупреждал его за месяцы до его смерти, просил быть более скрытным, перестать давать копии любому встречному. Он отвечал, что делает то, что должен.
- Когда был обнаружен Манускрипт? – спросил я.
- Его впервые перевели три года назад. Но никто не знает, когда он появился. Мы думаем, оригинал годами перемещался среди индейцев, пока Хосе не нашел его. Он в одиночку сумел перевести его. Конечно, как только Церковь выяснила, о чем говорится в Манускрипте, они попытались полностью запретить его. Сейчас все, что у нас есть, это копии. Мы думаем, они уничтожили оригинал.

Уил выехал из города, двигаясь на восток, и теперь мы ехали по узкой двухполосной дороге через орошаемые земли. Мы проехали мимо нескольких дощатых домишек, затем мимо большого пастбища с очень дорогим ограждением.
- Добсон рассказывал вам о первых двух откровениях? – спросил Уил.
- Он рассказал мне о Втором Откровении, - ответил я. – Моя подруга рассказала мне о Первом. Она раньше разговаривала со священником, похоже, с Хосе.
- Вы поняли первые два откровения?
- Думаю, да.
- Вы понимаете, что случайные встречи часто имеют более глубокое значение?
- Мне кажется, что все это путешествие было одним совпадением за другим.
- Это начинает происходить, как только вы становитесь бдительным и подключаетесь к энергии.
- Подключаюсь?

Уил улыбнулся.
- Это то, о чем говорится в Манускрипте далее.
- Хотелось бы послушать об этом.
- Давайте поговорим об этом позже, – сказал он, кивая в сторону покрытого щебенкой съезда, на который он сворачивал. В сотне футов впереди был скромный деревянный дом. Уил въехал под высокое дерево справа от дома и остановился.

- Мой друг работает на владельца большого фермерского хозяйства, которому принадлежит и большая часть земель вокруг. Этот человек очень могущественный и он тайно поддерживает Манускрипт. Здесь вы будете в безопасности.

На крыльце зажегся свет и невысокий коренастый человек, который оказался местным перуанцем, поспешил к нам, широко улыбаясь и что-то с энтузиазмом говоря по-испански. Подойдя к джипу, он похлопал Уила по спине через открытое окно и приветливо посмотрел на меня. Уил попросил его говорить по-английски и представил нас.
- Ему нужна небольшая помощь, - сказал Уил этому человеку, - он хочет вернуться в Штаты, но он должен быть очень осторожен. Думаю, мне лучше оставить его у вас.
Мужчина пристально смотрел на Уила.
- Вы опять отправляетесь за Девятым откровением, да? – спросил он.
- Да, - сказал Уил, выходя из машины.

Я открыл свою дверь и обошел машину. Уил и его друг шли к дому, разговаривая, но я их не мог слышать.

Когда я подошел, мужчина сказал, что начнет собираться, и ушел. Уил повернулся ко мне.
- Что он имел в виду, когда спрашивал вас о Девятом Откровении? – спросил я.
- Существует часть Манускрипта, которая никогда не была найдена. В оригинальном тексте восемь откровений, но еще одно, Девятое, в нем упоминается. Многие ищут его.
- Вы знаете, где оно?
- Не совсем.
- Тогда как вы собираетесь найти его?

Уил засмеялся.
- Так же, как Хосе нашел оригинальные восемь. Так же, как вы нашли первые два, а потом встретились со мной. Если человек может получить доступ и собрать достаточно энергии, то случайные события начинают происходить постоянно.
- Расскажите мне, как это сделать, - сказал я, - в каком это откровении?
Уил посмотрел на меня, словно оценивая мой уровень понимания.
- Как получать доступ к энергии, это не одно откровении, они все об этом. Помните Второе Откровение, где описывается, как исследователи будут отправлены в мир, чтобы применять научные методы познания смысла человеческой жизни на этой планете? Но сразу они не вернутся?
- Да.
-  Хорошо, а оставшиеся откровения дают эти, полученные в конце концов, ответы. Но они получены не от официальной науки. Ответы, о которых я говорю, приходят из самых разных областей познания. Данные физики, психологии, мистики и религии приходят все вместе в новом единении на основе восприятия совпадений.
- Мы узнаем все больше деталей значения совпадений, того, как они работают, и, делая это, мы выстраиваем цельный новый взгляд на жизнь, откровение за откровением.
- Тогда я хочу услышать о каждом откровении, - сказал я.
 – Вы можете объяснить их мне до отъезда?
- Я выяснил, что таким образом это не работает. Вы должны открыть каждый из них другим способом.
- Как?
- Все просто случается. Просто рассказать вам – это не сработает. Вы можете иметь информацию о каждом из них, но не откровения. Вам придется обретать их в процессе собственной жизни.

Мы молча смотрели друг на друга. Уил улыбнулся. Разговор с ним заставлял меня чувствовать себя невероятно живым.
- Почему вы отправляетесь за Девятым Откровением именно сейчас? – спросил я.
- Это самое правильное время. Я был здесь проводником, я знаю местность, и я понял все восемь откровений. Когда я стоял у окна над аллеей, думая о Хосе, я уже принял решение отправиться на север еще раз. Девятое откровение там. Я знаю это. И я не становлюсь моложе. Кроме того, мне было видение, что я нашел его и постиг то, о чем в нем говорится. Я знаю, что оно самое важное из всех откровений. Оно выстраивает перспективу всех других откровений и дает нам истинную цель в жизни.
Неожиданно он замолчал, очень серьезный.
- Я бы должен был уехать тридцать минут назад, но у меня тогда было гадкое чувство, что я что-то забыл.

Он опять замолчал.
- Все это именно в тот момент, когда вы появились.

Мы долго смотрели друг на друга.
- Вы думаете, мне нужно ехать с вами? – спросил я.
- А вы что думаете?
- Я не знаю, - сказал я, не доверяя себе.
 
Я был растерян. Передо мной пронеслась вся история моей поездки в Перу: Шарлин, Добсон, теперь Уил. Я приехал в Перу просто из любопытства, а теперь скрываюсь, невольный беглец, который даже не знает, кто его преследователи. И самое странное во всем этом то, что в этот момент, вместо того, чтобы впасть в ужас и тотальную панику, я обнаружил в себе состояние восторга. Мне следовало собрать воедино всю свою хитрость и инстинкты, чтобы найти дорогу домой, а мне на самом деле хотелось отправиться с Уилом – туда, где без сомнения было гораздо опаснее.

Пока я оценивал свои возможности, я понял, что на самом деле выбора у меня нет. Второе Откровение положило конец всякой возможности возврата к моей прежней озабоченности. Если я собирался оставаться в курсе, я должен был двигаться вперед.
- Я планирую провести ночь здесь, - сказал Уил, - поэтому у вас есть время до утра, чтобы решить.
- Я уже решил, - сказал я, - я хочу ехать.