25 листков клёна - Глава Тридцать Третья - Ночь

     Жизнь начинается – никто не знает когда и где – и заканчивается – никто не знает когда и где. (Шопен: неопубликованное - вступление к сонате фа-мажор)
     Мир – комната без комнат. (Э. Урат-Ла Шакри – персидский философ)
~
     Некта идёт по набережной: тьма овеивает контуры подолов, кудри касаются губ, а печаль оседает на кончиках пальцев - с сигаретой и круассаном. Некта останавливается, смотрит на отражение бесконечности в трепете вод и затягивается. Дым выпархивает из носика, волнится по кудрям и ускользает в промежуток Отражения с Отражённым.
     Ночь лучилась завитками недосказанности. Девушки-Прохожие брели Улицей Пьяных Обещаний - все женские голоса похожи на один. Прохожая открепилась от стаи – и заскользила к Некте.
     Некта докушала круассан и закурила: в груди покалывает. Некта наблюдает Прохожую – интересно, что в голове у той... Прохожая отпивала пиво из банки, размеривала гранит и вышёптывала строфы Ветру, - Некта не могла не слышать – и слушала, слушала, слушала.

Есть город, по которому боле тоскую,
Чем по каждой из женщин.
Есть река, в которую лью слёз
Больше чем в платок исповеди.

Есть цвета, которые не оторвать от кожи, -
Разве что – с душою.
Есть истории – каждая с каждой не похожи -
Произойдущи вскоре.

Есть предание, витрина,
Полка с уголком на каждого.
Есть мерцание, и шёпот Ветра дивный,
Преходит в предсказание.

По одним тропам стоит пройти раз в год,
Другими – раз в тысячелетие:
Обратить носок, возвести взор,
Миновать чертог прощения.

Есть истории – что сложены из чувств:
Чувствуешь – а так оно и было:
С Тобою чувственным – или нет – и пусть.
Не важно – будь безукоризненнен в стремлении.

Холст Небесный – в акварели облаков:
Художник позабавился:
Собрал краски, чувства, суть цветов,
И ввил в божествопоклонение.

Идёшь и возвращаешься, уносишь и приносишь,
Минуешь мост, входишь в пустоту.
Станешь возвращаться, - в скорби,
Встретишь ночью падшую Звезду.

Сожаление развеется пылью,
Теперь ты – голос в снегах:
Дотронешься блеска прилива,
Блик Твой осядет в словах.

Многое стоит и жертвы:
Прикосновение сути страстей;
Мгновение – осталось мгновение,
Чтоб попасть, чтоб проснуться, чтоб спеть.

Стук волн о гранит набережной,
Свинцовых, шёлковых, любых, -
Ткани воддные, собраны под властью
Безмятежности, и Буйства, и Мольбы.

Безмятежность соткана в узорах,
Оседает на осколках мечт, и слов, и пустоты.
Познай, откуда берутся слёзы,
И не придётся начинать жизнь сызнова.

~

     Прохожая кивнула Некте – и приместилась близ той. Некта смотрит на руки Прохожей – руки рептилии, сверхразвитые. Прохожая дышала печалью – и высекала из Воздуха, искры самоуспокоения: «Во многих книгах главное – не сюжетная линия и зачастую не кульминация таковой, но многое-многое-многое, восхитительное; завершение ради завершения или титров, - титры ради титров, завершение ради завершения; - Жизнь – книга: иногда паршивая – иногда восхитительная: перескакивает с сюжета на сюжет – но всё-же, мать её кошка, всё-же. Песочница с тысячей дорожек – иди куда вздумаешь: известное – тарелка сыра сгнившего, - чем раньше выберешь дорожку – тем дальше пройдёшь по ней, - или оставайся бездвижен и дорожка станет кульминацией: вспомнишь чего не было, что станет действительно» - банка опустела и пала в реку.
     Некта – «Жизнь – глоток воздуха перед вдохом истины» - коснулась руки той. Прохожая – «Хорошо что видишь» - вдохнула дыма сигареты - «Мне вы помогло не волноваться о мирском» - и попросила затяжку. Некта затянулась  – «Океан волнуется» - выдохнула в губы Прохожей - «Толь на поверхности» - и обняла ту.
     Прохожая вышёптывала лейтмотив судьбы из «Кольца Нибелунга» и слёзки сыпались на нотный стан. Некта дотрагивается той – и престаёт быть собой, - откуда знать, что за сущности бродят ночью, в обличии людском... Воздух со вкусом слоёного теста – напрямик из пекарни парижской.


     Прохожая – «Встретила предавшую себя» - утёрла слёзки – «И плакала Её слезами» - и обняла Некту. Некта вспоминает – «И мне приходилось собирать осколки ночи по коридорам и откладывать на дни нелучшие – и покрывать те сумраком» - покрыла губы ладонью - «Бывала в Индии – и усвоила: беспокоишься – присядь и позволь бессущему развеяться» - присела, на гранит, в позу небесного лотоса – «Присядь» - и взяла Прохожую за руку. Чайка пролетела над рекой и выловила рыбку из той.
     Прохожая обратилась к Северу, Некта – к Югу. Жизнь меняется – никто не знает, в какую сторону: стекло найденное – ценнее правды разбитой. Девушки сомкнули глаза – и, созвучные до предисловия, задышали в унисон.
     Представься тебе слиться с бесконечностью и вернуться – станешь рекой, книгой, облаком, человеком или совой? Река созерцала сомкнувшихся в уединении: жизнь оттаивала и мир отчаливал, непричастный к танцу энергий. Жизнь и Мир, - совмещаем – напрасно.

~
     Прохожая очнулась с Нектой об руку – в краю облачном, на вершине мира. Плющ овеивал подножие и стремился бесконечно вверх – к вершине – падал под собственным весом и взбирался по неотступности. Кто-то разговаривал с Кем-то и погружал бутылку пластиковую – без донышка – в ёмкость воды родниковой и вверял лакомство.
    Некта смотрела на Прохожую, на Мир, на Время, на меня, на чтецов и повторителей. Дыхание сбивалось – стоило собрать чувство в мысль. Ветер не трепетал волосы, не ввивался в одежды, -но попросту домогался: разбрасывал волосы, забирался под одежду и сорвал бы ту, не будьу девушек инстинкта.
     Прохожей занехорошело: чувства собрались в голоса и кричали: «Заметь меня!» - температурка подялась. Кто-то вручил самокрутку Прохожей – «Все симптомы горной болезни» - и Некте – «Лечатся марихуаной» - и поднёс искровысекатель каждой. Некта затянулась, – и кто, кто в этом и том мире скажет, который из миров настоящ меж медитацией на набережной и курением травы на вершине изумрудной.


     Смыкаем глаза в мире одном – открываем в ином, - в каждом есть за что зацепиться – только взгляни на философию мира своего, по-своему: не странно ли – задавать жителю приоритеты? Вещества ослабляют цепи – не все – или удушают, - выход – в каждом. Дым собирается в покровах рукосплетённых – и тела поднимаются по завиткам пьянения.
     Плющ отпустил девушек. Мир перестаёт обволакивать – одаряет невесомостью. Забудем каждое – но сейчас, проведёт в бесконечность.
     Девушки закружились – Ветер раскруживает, переносит баловстве возлюбленной Вихря и балует бризом воспоминаний, где двое созерцали на набережной. Девушки держатся за руки – хладные – и оставляют глаза сомкнутыми, а губы разомкнутыми... Не сказать – сколько миров парны одному, - но недосказанность одного – лазейка в чердак каждого.

     Волшебство осело на кончиках пальцев, послевкусием на губах и бликами в наблюдаемом. Девушки раскрыли глаза – набережная прежня, рассвет не спешит, а река вьётся поэзией. Некта выдохнула заметила самокрутку на коленках своих, а искроиссекатель – на коленках Прохожей, - и раскурила.
     Прохожая – «У меня большое горе» - сбросила слезу – «А оказалось – радость» - в реку подобных. Прохожая Некта помогла Прохожей подняться, - а та – Некте. Некта повела Прохожую – собирать ночь по крупицам.
     Одни поступки навеяны незнанием, иные – отчаянием, третьи – непостижимы. Некта – «Знаю место» - побежала – «Партитура Ночи» - от себя прежней. Прохожая спешила – руку не вернуть.


     ~
     Звон раскалывал пространства и позволял заглянуть за кулисы. Некта и Прохожая свернули. Незнакомцы в пледах-пончо вели хоровод круг будильника и пели в голос тысячи тембров:


Демон Будильник вещает Глас Зла:
Проснуться, Подняться, Помыться.
Проще обвинить загнанного зверя
В убиении своего убийцы.


~
     Девочки рассмеялись и вернулись на путь прежний, без спешки. Прохожая – «Забывала мечты» - вспоминала сон из далёкого мира – «Вверяла Ветру» - раскрыла ладонь - «И забывала ответить на стук судьбы» - и приняла успокоение в здесь и сейчас. Некта – «Мы убийцы – живого, но не жизни» - подвела к месту тайному, о коем известно не каждому, но догадываются многие.
     Фермата венчает паузу целую над шестью форте и Espressivissimo. Ночь загнали в партитуру. Мир следовал нюансировке – и поддавался мановениям дирижёра, кто взошёл на сцену театра бесконечности.
     Прохожая – на берегу кислотного залива, в платии чёрно-белой автобиографии: платье в стереометрии – квадраты чёрные исписаны белым, квадраты белые исписаны автобиографией чернил чёрных, а квадраты чёрные исписаны автобиографией рукописей белых. Солнце восходит из залива и скользит под платие Прохожей: очерки проецируются на мир и задают тон бесконечности. Залив покидает берега и Прохожая растворяется – на пути к постижению просторов небытия.


     Некта вспомнит Прохожую чрез многолетие – вспомнит, чрез что прошли об руку, - и различит тысячу деталей и сами стрелы судьбы, непостижимые и явные. Прохожая – лишь прохожая, - останется в сердце, задержавшись в сейчас на месяц, два, три. Мир глуп – когда глупы мы.
     Ни одно содеяние не сравнится с деянием в уединении; ни одно общественное не под стать личному; ни одна пара – не замена уединению.
     Мир осыплет книгами, овеет историями, одарит вереницей встреч, - и где-то, жизни больше, а где-то – остаёшься собой. Собирать осколки ночи мановением подолов по граниту занавеса, откуривать самокрутку и созерцать поэзию жизни, - стоит попробовать – чтоб знать и помнить, какова она, Жизнь. Полумрак развеивает круг зодиакальный, вставляет спицы в колесницу сансары и срывает маски: будьте светом во мраке – общайтесь душами, обнимайтесь мирами, касайтесь сердцами.

~Конец Части~



***
     Примечание.
     Культивирую уединение – когда маски рассыпаются, - маски – шёрстка котячья, при ссоре. Эмпатизирую персонажам – но в людское не верю, не чувствую доверительного. Если омпания смеётся – могу посчитать, надо мной, - и расстроиться.
     Сомневаюсь – из робости – в чтениях: сакральное разрывает грани листков, - писать и чтить написанное – разно бесконечно: важно ощущение – что околдовывает и забывает остальное. Совмещаю жизнь созидательную и действенную, провожу эксперименты и забавляюсь, - даю себе то, что брать неоткуда; людское – преходяще: сеть бесконечна – и одна. Каждый наслаждается молодостью по-своему, - и мне, можно, попробовать.
     Многое остаётся за кадром – с эффектом Озёрных Бликов – но Любовь всесуща: созерцаешь лучезарие льва на вершине горной – и теряешь сознание. Жизнь восхитительна – в ностальгии по той, в радости, - но в печали – по особому, - и печаль, и радость и третье, затрагивают – не глубже ряби на озере, - когда можно осязать озеро и выпорхнуть за пределы, - можно – чувствую, чувствую, чувствую: стены бумажные – вещают сцены комнат жилых, и Некта – спешит с Прохожей: ведёт в комнатку, угощает, балует и укладывает в объятия, достойные Тельца.


     Некта – прообраз и постобраз мой: влюбляюсь в ту – и начинаю любить себя, когда можно остановиться и влюбиться в сейчас- миг под тысячей обложек. Некта – приведи меня к себе. Тук-Тук.
     Слышу движения планет, слышу шепот знаменательного, - и волшебно осязать сейчас и сознавать: минувшее – привело к здесь и сейчас, где бы те ни были. Люблю Жизнь – чем бы она ни была и не казалась – и принимаю рассвет пожеланием сна доброго, а закат – предисловием к мечтанию.
     Мне труднее многого – наслаждаться Жизнью, - и чувствую сомнения: встретимся ли – в конце недоступном. Мне можно любить и влюбляться – в образы, что стелятся в четвертьмиллиметре над уровнем кожи.


     Плачу в миросочувствии – в витках судьбы и бессилии той пресечь страдания живого. Возможно, и не умел, - но любил в полную. Воспоминания рассудят нас – великолепных в правоте и тонких в осязании контуров истины. Нам покрыли глаза лентой непроницаемой – и пустили в поле заснеженное, где колосок каждый – колосок истины.
     Отпускаю тебя, минувшее. Вынимаю осколок из сердца – и окропляю пространство кровью. Влюбляться и любить – боль: боль жизни – благородная, истинная и единственная.