О дедтстве

«- Все смешалось в голове у Яблонского, - сказала Она,
вынимая блендер из его уха…»


Я на этом свете появился чисто случайно. Вообще не планировал. Что я мог планировать в жутко-жидком состоянии? Просто моя маман хотела завести собачку, а завела меня. Она даже хотела избавиться от опухоли в области малого таза, и даже уже пришла в клинику чтобы избавиться от меня, раз сам не рассосался, да призадумалась… держала ли она во рту при этом сыр – история умалчивает, но я вопреки всему, таки посетил этот волшебный мир, этот рассадник «щастя» для пролетариев всех стран.

  Детство мое проходило безмятежно и весело, на сколько позволяли условия в лице моей злобной Бабули-Ягули, суровой Маман, вредной Систер, и подлого Братца. А так как о мертвых либо хорошо, либо ничего – то папеньку трогать не будем. Он был правда очень хорошим! И страстно любил своего сына – моего брата.

  А! Еще я забыл помянуть добрым словом погоды. Мы жили в двух радикально разных участках Ада – на юге в пригороде Ташкента, – где летом температура поднималась до плюс пятидесяти, в пятиэтажной хрущевке, на самом верхнем этаже. За день крыша раскалялась до бела, а вместен с ней и наша квартира. И мы плавали в рассоле из своего пота по квартире, как сыр в масле. В каком то смысле, конечно. А еще на севере, в Норильске – где зимой погода опускалась до минус пятидесяти, и в воздухе на лету замерзало все что могло замерзать. Включая матерки и сопли. Сейчас, когда я стал коренным Питерцем мне хорошо – летом не бывает жарко, а зимой холодно, но жизнь моя от этого не становится скучнее чем обычно, зачем родителей так радикально бросало? – мой не понимать.

«Школьные годы чудесные» были чудесны. Чудеса чудесных школьных год потрясали своей чудесатостью и школьностью… А что по-вашему может еще сказать о школе бывший двоечник и второгодник, которым я был? Только так, и не иначе как! Нет, правда, в школе было здорово! Я с упоением рисовал все уроки на пролет, а на переменах бегал со скоростью сверхзвукового самолета, так что учителя, попавшие в мои вихревые потоки кружились, как осенние листья, посылая мне во след благословения. Мой рост вес и прыть позволяли мне не замечать такие мелкие преграды как стеклянные двери в школьных коридорах, от чего их количество стремительно стремилось к нулю. Да-с.

Я спокойно дожил до восьмого класса и отбыл на волю. Наша класуха лично подсказывала мне на экзаменах – ей хотелось освободиться от ярма в моем лице, и не потерять статус Великого педагога-тысячника, способного перевоспитать любого засранца в Строителя Коммунизма.

Не смогла, чего уж там. И ни то чтобы я был такой подлец распоследний, просто я всегда был сам при своем мнении. Даже в пионеры я вступал отдельно, потому что на общешкольное мероприятие я опоздал, на классное – прогулял. Потом просто прижали к доске выслушали клятвы – раз порядок такой, и повязали. От комсомола я уже умышленно откосил – сказал, что не достоин своими ужасными отметками и поведением осквернять стройные ряды… и прочий бред. Председатель совета дружины Лариска понимала, что я глумлюсь и издеваюсь, но формально я все-таки был прав. Так я и не стал Комсомольцем – дойной коровой, на взносы которых жирели Коммуняки.

После школы я познал секс. Случайно. Страстно. Хорошо. Вышел, обдумал все и вернулся. Познал его еще раз и пошел домой. Это было время обучения на повара. Как сейчас помню…

Учился я радикально. По спец предметам – только пятерки, по школьным дисциплинам – только двойки! Учителям на их недоуменные вопросы я оскорбительно пояснял, что мне, как повару, совершенно ни к чему их физика, химия, новейшая история, полит экономика, и даже программирование на Фортран. И даже этика и психология семейной жизни, с примерами на тычинках и пестиках ни к чему! Учителя рыдали по ночам понимая, что они зря сорок лет копили знания по быстрому счету на палочках, по теоретическому программированию без компьютера в тетрадке в клеточку! А после обучения… а иногда и вместо него я продолжал познавать секс. По вечерам я делился со школьными друзьями подробностями, заставлявшими их уши полыхать как будто я познавал секс с их ушами. Но мне было все по фигу.

Так же «по фигу» пошла и учеба. Потом армия, потом много еще чего… была пережита перестройка, гласность и демократия. Я отучился на повара, на художника оформителя, потом работал слесарем сантехником, потом фриттовщиком, потом еще и еще кем-то… за десять-пятнадцать лет я сменил столько профессий что у меня кончилась трудовая книжка. И лишь к двадцати восьми годам я начал понимать, что я всё же более лирик чем физик. И не надо на меня махать тентаклями! То, что я плохо учился в школе не делает меня дураком! Скорее наоборот! Моя разлюбимая подружка в школе была хулиганкой, и ее учителя плакали бы от счастья если бы узнали, что она не стала Атаманшей из Бременских музыкантов, а даже наоборот – учит людей хорошему доброму и вечному, но не поносу, а дизайну. И меня тоже учила она. А, например, одна золотая медалистка из моей школы стала уборщицей в продуктовом магазине. О чем бишь я? Да ни о чем. Соль басни найдите сами, у меня думать голова устала…