Провинциалы. Глава 7

Утром в Саратове было прохладно. Сквер, в котором решили собраться «Провинциалы», находился далеко от стадиона, а это значит, опасаться вражеских скаутов, учитывая и довольно ранее время, 10 часов, не было нужды. На лавочках рядом с памятником сидели озябшие «молодые», их лица были помяты, волосы на головах взъерошены. Также здесь были и те, кого ночью не дождались на вокзале. Было видно, что многие вообще не спали, предпочитая этому экспромт алкогольного угара. Боксер поздоровался с Длинным и Медведем, и основа отошла в сторонку, чтобы обсудить детали предстоящей акции.

- Что, как прошла ночь? - поинтересовался Боксер у Медведя, отбивая из горлышка бутылки минералку.

Длинный выглядел бодро и собрано. Медведь — как и молодые, был слегка опухшим. На вокзале он и несколько его парней не ночевали.

- Сидели в какой-то дешевой забегаловке до самого утра, к счастью, наткнулись на круглосуточную, вот только оттуда. Сам-то как? - сказал Медведь.   
 
- Да полная жопа. Мы сидели в пабе, поначалу все было нормально, а потом — как всегда, - усмехнулся Боксер, пересказав товарищам хронику ночных событий.

Выслушав приятеля, Длинный потянулся, а затем сказал:

- Hooligan's don't stop, вашу мать. Вы даже до футбола потерпеть не могли, обязательно нужно вляпаться в какие-то неприятности.

- Да не гони, чувак, - нахмурился Боксер. - Все вышло совершенно случайно. Никто не хотел никаких разборок.

- Ага, знаю я ваше случайно, - улыбнулся Длинный. - Ладно, проехали, какие у нас расклады?

Медведь поправил воротник ветровки и сказал:

- В общем, мы тут ночью с парнями покумекали и вот к чему пришли. Во-первых, номеров местных фантиков у нас нет. Соответственно, возможность забиться с ними — сразу отпадает. Во-вторых, где они тусуются, мы тоже не знаем, что исключает возможность спланировать акцию и накрыть их. Таким образом, остается третий вариант — обозначаться ближе к началу матча, то есть примерно за час до него двигать к стадиону через центр города.

Длинный пожал плечами:

- Ты думаешь, это нормальный вариант? А если они спалят нас, соберут приличный моб и накроют? Что им может помешать?

- Я же и говорю, - ответил Медведь. - Мы двинем за час до матча. Даже если они спалят нас, скажем, где-то в паре кварталов от стадиона, то не успеют собрать слишком большой состав. А наш полтинник тоже не лыком шит, даже если их будет щей на двадцать больше нас — не факт, что они нас положат, а там паче — не побегут сами. Мы же ребята с норовом.

- А если мы спокойно дойдем почти до стадиона, и они прыгнут на нас там, то положить нас, с учетом сильно превосходящего состава, им не позволят мусора, - вступил в беседу Боксер. - Так что предложение Медведя мне нравится. Возле стадиона мы так же, как в прошлый раз Тула, можем встать возле стены, и хрен что они с нами сделают. Пару реп точно расхерачим.

- Ну, тоже верно, - согласился Длинный.

- Значит, порешали! - довольно воскликнул Медведь. - Теперь предлагаю найти место, где можно затариться хавкой и перекусить, что-нибудь в этом районе, а потом будем думать, что делать дальше.

Когда приезжаешь во враждебный город, главным правилом футбольного хулигана является — не спалиться раньше времени. Ребята едут не на курорт и не на экскурсию. На каждом углу может подстерегать опасность. Случайная встреча с ультрас из местного движа чревата крупными неприятностями. Произойти она может где угодно: в торговом центре, на остановке общественного транспорта, в парке или на оживленной улице: когда твой моб пялится на какую-нибудь длинноногую красотку, где-нибудь в толпе тебя уже могут вычислять скауты оппонентов. Скаут — это, как правило, совсем зеленый хулиган, старшие забрасывают их в места вероятного появления приезжих ультрас с целью оперативно вычислить и отзвониться: «Вижу их на перекрестке Марата и Щедрина, порядка 30 щей, направляются в сторону ТЦ «Линия». Информация передана, скаут выполнил свою миссию, все остальное — дело старших товарищей. Они решают, сколько человек нужно, чтобы накрыть вражий моб, прыгают по бричкам и выезжают на акцию. Дальше — все зависит от выбранной тактики и стиля. «Провинциалы» любили действовать по принципу махновского летучего отряда. Высаживались неподалеку от места, где должны появиться оппоненты, группировались и, используя эффект неожиданности, прыгали с устрашающими зарядами. Оппоненты терялись и неминуемо проигрывали. Пока они пытались сообразить, что произошло, их уже бодро окучивали топбои фирмы, а затем — добивали молодые. Когда понимание наконец приходило, от атаковавшего моба оставались лишь сверкающие вдали пятки. Оставалось лишь глядеть им вслед и подтирать разбитые носы. Этакая трехходовка: быстро вычислил, быстро накрыл, быстро соскочил. А дальше — жалуйся, кому хочешь, «Провинциалы» уже опустили в свою копилку очередной бонус и закрепили свои высокие позиции в общероссийском рейтинге околофутбольных группировок.

Репутация все, сломанная челюсть — ее средний ценник.

На часах четверть третьего. Начало матча — в 16:00. «Провинциалы», вдоволь нагулявшись по местным окраинам, были готовы выступать. Боксер и Медведь приняли решение идти к стадиону по главным улицам. Пан или пропал, чьи-то карты сегодня обязательно будут биты. Ультрас выстроились в пять шеренг по десять человек в каждой, между которыми было выбрано оптимальное расстояние: так, чтобы в глаза обывателей не сильно бросалась кучная группа, и в то же время так, чтобы в случае опасности можно было мгновенно сомкнуть ряды.

- Ну что, парни, давайте за нами, если видим оппонента, прыгаем только по команде, - сказал напоследок Боксер, и моб двинулся.

Дикий шел в первом ряду. Он уже пару лет в движе, но его еще не покидало это странное чувство, которое испытываешь, когда идешь, окруженный несколькими десятками товарищей, и вот-вот может произойти заварушка. Чувство локтя — наверное, что так. Но в своем нетривиальном значении. Когда ты знаешь, что тебя поддержат в какой-либо обыденной или даже экстренной ситуации знакомые, члены семьи, сослуживцы или родственники — это одно. Совсем другое, когда каждый из тех, кто рядом, точно знает, - и ты знаешь то же самое, - что в случае угрозы, он будет биться за тебя, так же, как за себя. Если тебя повалят наземь и сейчас последует пенальти в голову, тот, кто в строю рядом с тобой, тут же бросится наперехват и сделает все возможное, чтобы защитить тебя от серьезной травмы. Ты знаешь, что готов сделать все, чтобы не дать врагу покалечить друга, и это бойцовское единение прибавляет сил и двигает вперед, заставляет сердца биться в унисон и не отступать назад ни при каких обстоятельствах.

Не так страшен черт, как полтинник ультрас, говорили «Провинциалы». И шли, не опуская забрала, на любую вражью нечисть.

Дикий всегда считал, что в бойцовском братстве есть что-то мистическое, что не способен понять простой человек, не побывавший однажды в этой шкуре. Порой ему казалось, что их проходы по враждебным городам заставляют время и все вокруг останавливаться. Чувство, когда есть только твои парни, вы идете по улице, а кругом все замерло, покрытое какой-то снежной пеленой, никогда не покидало его. Нет никаких звуков, нет красок, нет голосов. Только пять десятков человек, подобных 300 спартанцам, идущим навстречу триумфу или гибели, и не задумывающимся о том, каков будет исход. Это, безусловно, стоило того, чтобы жить этой жизнью, поступаясь обыденностью городского бюргера, маменькиного сынка, офисного клерка или преуспевающего бизнесмена, думал Дикий. Он часто думал о том, что было бы, если бы однажды он не сделал свой выбор. Какой бы была его жизнь? Работа, семья, дом, кино по выходным, ужин с родителями по воскресеньям, боулинг с коллегами, карьера, рыбалка, выставки и музеи? Нет, братишка, оставь все это себе. Ты, ****ь, себе и представить не можешь, какое удовольствие я получаю, когда моя нога врезается в челюсть того ублюдка, и из его рта брызжет кровь, а с головы слетает новенькая бейсболка Henri Lloyd. Я эту тему не променяю ни на что на свете, засунь себе в зад свой буржуазный рай со всеми его драгсторами, таймбилдингами и долбанными Rolex. А еще лучше — вставай рядом с нами и хоть раз в жизни почувствуй себя мужиком. Правила жизни среднестатистического хулигана просты и понятны. Только для своих, чужие не поймут.

На улице Кирова всегда оживленно. После обеда вроде бы распогодилось. На площади перед консерваторией многолюдно. Туда-сюда снуют прохожие, парочки жмутся друг к другу на разбросанных по периметру лавочках, дети катаются на самокатах и скейтбордах, полные женщины спешат куда-то с огромными пакетами, набитыми одеждой и домашней утварью, возле гостиницы «Лира» стоят двое мужчин, один из которых что-то эмоционально объясняет другому, активно жестикулируя руками. «Провинциалы» не спеша идут по площади, разглядывая здания и всматриваясь в проносящихся мимо людей. Дикий замечает впереди, метрах в пятидесяти, группу из примерно пятнадцати-двадцати человек. Это молодые люди, у некоторых из них на головах кепки-уточки, или, как их еще называют, хулиганки. На ком-то одет черный бомбер; подойдя ближе, Дикий разглядывает на ногах одного из парней ботинки «гриндрес».
- Вот они, - говорит он своим, отрывая их от обсуждения местных аборигенов.
«Провинциалы» тут же останавливаются и группируются. Боксер с Длинным выходят вперед, чуть позади становятся Медведь и Дикий, остальные держат строй. Боксер командует:

- Идем медленно, парни, пока они нас не заметили, как только замечают, сразу заряжаем и прыгаем!

Дикий почувствовал, как в жилах начинает бурлить кровь. Знакомое и до боли приятное чувство. Вот-вот начнется, осталось совсем чуть-чуть. Несколько метров, и можно будет наконец выпрыснуть скопившуюся за день злость. Дикий оглядывается на товарищей, их лица сосредоточены, при этом на физиономиях молодых заметен некоторый мандраж. Азимут разминает шею, Хмырь засовывает в рот боксерскую капу, Бритый доматывает бинт на вторую руку и злобно скалится. Внешне почти все спокойны, но Дикий знает, что это лишь маска, внутри всех распирает от притока адреналина. До вражеского моба остается около двадцати метров.

Боксер, шедший первый, не выдерживает, и начинает заряжать:

- Зелено-белые!

- Зелено-белые! - остальная группа подхватывает заряд и делает три хлопка и громко скандирует название своего города, основанного больше 400 лет назад Иваном Грозным.

 Ошеломленные саратовские хулс, услышав заряд, растерянно поворачивают головы и, выпучив глаза, смотрят на стремительно приближающихся оппонентов. Остается десять метров, как вдруг они резко поднимают руки и начинают кричать:

- Стосы, стойте! Мы не будем драться!

Этот неожиданный возглас вводит «Провинциалов» в ступор. Боксер автоматически останавливается и расставляет руки, сдерживая остальных. Прохожие останавливаются и со всех сторон испуганно наблюдают за происходящим. Перед их взором предстала картина, на которой две кучки молодых людей, одна из которых без сомнений агрессивно настроена, а вторая находится в крайнем замешательстве, стоят друг напротив друга, и тоже замерли. Но тут относительное спокойствие нарушает Дикий. Он отталкивает руку Боксера, выбегает вперед, и со всей силы бьет в голову парнишке в черном бомбере. Тот падает и, держась за голову, корчится от боли. Дикий оборачивается к своим и кричит:

- Парни, х*ле встали?!

В этот миг Медведь хватает Дикого за плечо и оттаскивает обратно в свой моб. Боксер кричит:

- Подождите, бл**ь! Не рыпаться!

Затем он смотрит на саратовских ультрас и говорит:

- Что за х**ня, стосы? Мы вас тут сейчас положим на хер!

Один из саратовских, крепкий парень в кепке-утке и в джинсовой куртке Levi's, делает полшага вперед, все так же продолжая держать руки поднятыми вверх.
- Парни, мы не будем драться, - говорит он, глядя в глаза Боксеру. - Нас пятнадцать человек, вас целый состав. Если хотите, в**бите нас тут, мы не будем сопротивляться. Но это не сделает вам чести, а вся движуха узнает, что вы вальнули саратовских трижды превосходящим по количеству составом. Что подумают люди?

- Слышь, Боксер, не слушай этого урода, валим их и дело с концом! - кричит Медведь.

- Хорош их слушать, давай закончим дело! - добавляет Дикий.

Остальные «Провинциалы», переполненные противоречивыми чувствами, явно нервничают. Все настроились на драку и сейчас едва сдерживаются, чтобы, наплевав на приказ лидера, не прыгнуть на оппонента. Кто-то даже слегка подпрыгивает на месте.

Боксер оборачивается к мобу и твердым голосом говорит:

- Ничего не будет, парни. Сейчас мы спокойно собираемся и идем на стадион.

На него направлены недоумевающие взгляды. Боксер не обращает на них внимания, поворачивается к саратовским, тоже не понимающим, что им делать, но до сих пор перепуганным, что читается на их лицах.

- Меня зовут Лёха Боксер, я лидер «Провинциалов», - говорит он парню в джинсовой куртке. - Ты кто такой?

- Я Сеня Рыба.

- Слушай меня, Сеня, - продолжает Боксер. - Мы вас сейчас трогать не будем. Но, сам понимаешь, мы приехали сюда с определенными намерениями. И эти намерения мы хотим реализовать. И чтобы, как ты говоришь, люди чего-то там не подумали, давай сейчас вместе решим, что будем делать. Ведь ситуацию мы можем повернуть и в обратную сторону. Пустим инфу, что могучий саратовский моб очканул пятидесяти «Провинциалов», которые открыто ходили весь день по городу и искали встречи. Врубаешься?

Сеня Рыба понимающе кивнул. Он на секунду задумался, а затем достал из кармана телефон и сказал:

- Базара нет, Лёх, вот, запиши мои цифры, а дальше я встречусь со своими, мы все обсудим и найдем оптимальное для обеих сторон решение.

Боксер достал свой мобильник, вбил в него телефон Рыбы и сделал дозвон. Экран телефона Сени засветился, заиграла мелодия, вернее даже — записанная на стадионе речевка фанатов саратовского «Сокола», и на нем появились цифры Боксера.

- Отлично, есть, - сказал Рыба. - Ну, тогда что, ждите созвона, пацаны.

- Подожди, - обратился к нему Боксер. - Как ты себе все представляешь?

- Ну, как. Дождемся конца матча, а потом забьемся где-нибудь в городе. Все просто.

- Да них*я не просто, братан, - Боксер ухмыльнулся. - А ты не думал, что нас сразу же после финального свистка могут взять в оцепление и вывезти из города в сопровождении мигалок?

Рыба по-простецки улыбнулся.

- Да хорош тебе, Лёх. Это уже ерунда. Номера у нас есть, мы отзвонимся, уточним ваш статус, если мусора действительно вас везут из города, тогда мы назовем вам точку, куда вы доедете, когда они развернутся, и там все будет. Насчет подставы можете не беспокоиться, мы тоже дорожим репутаций и приветствуем принципы fair play. Больше полтинника выставлять не будем.

 Боксер повернулся к Медведю и едва слышно спросил у него, что тот думает.

- Не нравится мне все это, стос. Репутация репутацией, но какой дурак не захочет накрыть «Провинциалов», когда есть такая возможность? Потом людям всегда можно будет объяснить, что нашего количества они точно не знали.
 
- Да не пори горячку, стос, - нервно ответил Боксер. - Ну, что они нас на дерьме накрывать, что ли, будут? Сам знаешь, их тогда каждый российский моб будет вычислять, и везде будут е**шить по полной программе. Это же черная метка, подписанный самому себе смертный приговор. Не думаю, что они настолько отшибленные. А если их будет на несколько рыл больше нас, да хрен с ними. Нам не привыкать.

- Ну тогда, стос, ты отвечаешь за эту акцию. Твое решение. Думай сам и сам объясняйся с парнями.

Боксер шмыгнул носом и вновь обернулся к ожидающему ответа Сене Рыбе.

- Короче, Сеня, мы принимаем условия. Но смотри, если замутите подставу, слух расползется быстро. Вас будут гондошить в каждом городе. Сечешь?

- Я же говорю, пацаны, все будет по-честному. Никто не пожалеет, - ответил Рыба.

- Надеюсь, что ты говоришь искренне, - сказал Боксер, пристально посмотрев в его глаза. Сеня не выдержал тяжелого взгляда и моргнул, а затем потянулся к лицу рукой, как будто поймал соринку.

Тем временем «Провинциалы», явно разочарованные, двинули дальше прямо через толпу саратовских, попутно раздвигая их плечами и разглядывая, с суровыми лицами, их физиономии. Те старались не смотреть на оппонентов, понурив головы. Когда «Провинциалы» отошли на несколько метров, местные хулс обступили Рыбу и тот принялся им что-то активно объяснять, то и дело оборачиваясь в сторону удаляющихся ультрас.

- Они стопудово замутят подставу, к гадалке не ходи, - шипя, одернул Боксера Дикий.

- Да них*я они не замутят, - ответил тот. - Успокойтесь, парни, у нас пятьдесят голов на плечах, не факт, конечно, что все они не обделены способностью адекватно рассуждать, но уж подставу мы как-нибудь заметим и не купимся на нее. Давайте не будем торопить события. Сейчас идем на стадион, шизим, а уже потом разберемся с этими мудаками.

Сказав это, Боксер ускорил шаг.

- Надо было накрывать их прямо тут, - обижено пробурчал Дикий. Тут он почувствовал на своей спине чью-то руку. Это был Медведь.

- Я тоже с тобой согласен, братан, - сказал он. - Но теперь уже нет смысла поднимать кипеш, давай дождемся окончания матча.

На подходе к стадиону «Провинциалы» были взяты в оцепление. Строить их даже не пришлось, так как они и так были самоорганизованны, к тому же сопротивляться не стали. Смысла в этом не было. Зато оцепление позволяло без всякой суматохи попасть на сектор. Не нужно было искать нужную трибуну, соприкасаться с местными кузьмичами, как называли обычных болельщиков, сбегавших от своих жен и приходящих на стадион с такими же, как и они, мужиками, выпить пива, обмотавшись шарфом любимой команды. Ненароком можно было случайно выписать кому-нибудь из них по щам, и это было чревато длительными разборками с мусорами. Словом, в оцеплении были свои плюсы, и иногда их не стоило игнорировать. Заняв место на секторе, Дикий отметил, что народа на стадион пришло не так уж и много, трибуны были заполнены лишь на четверть. Впрочем, «Провинциалов» это нисколько не напрягало. Они приехали шизить за любимую команду, а не обсуждать местную гопоту. Развернув баннеры — большие зелено-белые полотнища с названием фирмы и устрашающими изображениями типа пиратского Веселого Роджера, - хулс столпились и, дождавшись свистка, сигнализирующего о начале матча, начали заряжать кричалки, петь песни и, как они это называли, всячески развлекаться. На противоположной трибуне, за воротами «Сокола», стояло порядка 200-300 голов — местных ультрас. Они тоже развернули огромные сине-белые баннеры и скандировали свои речевки. Дикий заметил, что подавляющее большинство местных фэнов представлено скинхедами. Их выдавали черные бомберы и лысые затылки.

- Смотри, Бритый, твоя гоп-компания, - усмехнулся Дикий, обращаясь к коллеге по фирме.

- Слышишь, гоп-компания! - злостно огрызнулся Бритый, - выбирай выражения. Гоп-компания это такие сопляки, как вон те малолетние модники, стоящие позади нас. Безыдейные и тупые, как пробки. У них на уме только бухло, шмары, травка и желание выпендриться перед сверстниками. Ничего полезного для страны они не делают, а только отравляют генофонд. Если бы не фирма, я бы лично прямо сейчас дал им пи3,14ды за их ущербное поведение, ты только посмотри на них.

Дикий оглянулся, позади него стоял уже успевший где-то хорошенько поддать Чавс, раздевшийся по пояс вместе с пухлым Женей Упырем и отплясывал заводной танец, имитируя круговое движение животом. У Упыря, надо признать, это получалось куда смешнее, нежели у худощавого Чавса. Дикого это позабавило, как и реакция Бритого.

- Слушай, чувак, а чем хоть ты и твои собраться отличаются от них? - спросил он.
- Вы так же бухаете, только ваше развлечение помимо этого заключается в постоянных разборках с чурками, набиванием нацистских татуировок и всякими там зарядами типа «Вся власть белым». Ты это, что ли, называешь жизнью во благо нации? Я, возможно, сейчас тебя разочарую, но любой работяга с завода по производству бетонных плит приносит стране пользы в десятки раз больше, не говоря уже о других представителях рабочего класса.

Бритого эти слова задели.

- Ты что, умника решил включить? Да весь твой рабочий класс — это стадо баранов, горбатящихся в три смены на жирного босса, а в свободное время лакающее ведрами синьку в то время, как наши города захватывают инородцы. И никому, кроме нас, правых, нет до этого дела.

- А, может, проблема в том, что ты просто однобоко смотришь на вещи? - сказал Дикий. - В стране все хреново не потому, что кто-то там приезжает и зарабатывает здесь деньги, а потому, что всем просто по хрену на то, что происходит дальше их носа? Каждый живет сам для себя, а того, кто не является для него другом, братом, сватом, членом семьи — воспринимает если не как врага, то по крайней мере, как человека, который не должен никоим образом его касаться. Принципы солидарности и взаимоуважения, какого-то единого порыва в стремлении достичь общих, более человечных вещей, подменили личной выгодой, стремлением стать круче других, выделиться, причем топчась на костях и спинах таких же простых людей. Машина, квартира, загородный дом, вилла в средиземном море — вот та картинка счастливой жизни, которая стоит перед глазами обывателя. И у него есть два пути: либо стремиться выбить себе на ней место, нарушая все правила и запреты нормального человеческого общежития, либо горбатиться на свой мышиной работе в несколько смен и смотреть на райскую жизнь по телевизору. И «чурки», скажу я тебе, тут совсем ни при чем. Твоя расовая теория — это полный бред, чувак. И все ваши движи — левые, правые, зеленые и радужные — это лишь игрушка, которую бросают в толпу властители судеб, которые удовлетворены тем, что общество такие правила вполне устраивают и не нужно ничего менять. И всем, братан, абсолютно по х**, что этот условный автомобиль в тот момент, когда мы закроем глаза и бросим руль, обязательно во что-нибудь врежется. Человеческая жизнь настолько обесценена, что порой раздирает смех, когда видишь, как с экранов телевизоров нам показывают героическую борьбу врачей и благотворителей, спасающих какую-нибудь тяжело больную девочку, а в это же самое время в другой точке планеты людей истребляют сотнями в какой-нибудь на хрен никому, кроме денежных мешков, не нужной войне. Цинизм — скажешь ты? Да, чувак, именно этот гребанный цинизм, который нынче в моде и воспевается гениями кино и литературы, и является корнем всех зол. И поэтому ваши праворадикальные теории несостоятельны так же, как мечты большевиков построить на земле коммунизм. Вы слишком циничны по отношению к простому человеку, и поэтому ваши гуманистические сентенции для всех или для избранных — смешны и безобразны. Бритый затылок или красная тряпка вместо галстука — какая, к черту, разница. Все лишь удовлетворяют собственные интересы, скрывают детские комплексы и занимаются полной херней.   

 Завершив свою речь, Дикий тяжело вздохнул и посмотрел в сторону мачт, с которых поле освещали мощные прожекторы. Он вдруг подумал, что зря затеял этот разговор с Бритым, которому все равно не понять его мысли, они всегда будут разговаривать на разных языках. Дикий всю жизнь старался на все смотреть критически и не поддаваться чужому влиянию, иногда это получалось, иногда нет, все-таки он стал футбольным хулиганом. Впрочем, что Дикий знал твердо, никакие идеологии он никогда не примет. Он смотрел на мир сквозь призму своего, пусть и не большого, но все же опыта. Начиная со старших классов, когда он познакомился с «Провинциалами», уроки ему преподавала не школа, а улица. Как поет «Каста»: «мы берем это на улице и несем сюда». Дикий нес все в свое сердце, складировал мысли и ощущения внутри себя, время от времени предаваясь легкой рефлексии.

Бритый сначала молчал, а затем отвел приятеля в сторону, подальше от запевающих легендарную «Катюшу» ультрас.

- Я человек нормальный, Дикий, ты знаешь, - перекрикивая фанатов, обратился к собеседнику Бритый. - Но все что ты сейчас сказал, мысли вредные, и я тебя попрошу в движе таких вещей не говорить, особенно перед молодыми. Я не хочу, чтобы всякие конформисты забивали русским парням голову подобной чушью, слышишь?
Дикий улыбнулся, но улыбка была скорее нервной.

- Слышу ли я? – ответил он несколько вызывающе. – Да, Бритый, я хорошо слышу. Только давай ты не будешь учить меня, что мне говорить, а что нет. Я уже взрослый мальчик и сам как-нибудь разберусь, что и с кем мне обсуждать. Ты говоришь, русские парни? Так на хера же ты сам забиваешь русским парням голову своей нацистской дурью? Для чего все эти вскидываемые руки, мертвые головы на футболках, бляхи на ремнях с символикой СС? Ты же, бл*дь, русский чувак! Только мнишь себя потомком Адольфа Гитлера. Ты считаешь, что вот это все должны хавать русские парни? Или, может быть, ты боишься, что без всей этой внешней эстетики Холокоста тебе им просто нечего предложить? А сам ты тупо испытываешь какой-то закравшийся еще в детстве в твою голову комплекс неполноценности по отношению к приезжим? Оглянись, чувак, мир цветной, а не коричневый. Ты знаешь, я не антифа и не из тех, кто говорит в таких случаях «А вот деды воевали». Базара нет, деды воевали, и это нужно признавать и уважать, но есть и другие вещи, помимо этого. Если ты сам ущербный, - я не имею в виду тебя лично, - и днями и ночами слоняешься по улицам в поисках так называемых «чурок», а у самого за душой ничего нет, кроме расовой теории и заставки с портретом Рудольфа Гесса на рабочем столе,  то какого х*я ты обижаешься, что какой-то чебурек в это время пялит русскую девку? Никогда не думал, что этот чебурек, возможно, хорошо воспитан, работает с 14 лет, и к двадцати пяти годам скопил бабла на нормальную тачку и может себя обеспечить? А может, он днями и ночами гоняет пот на тренировках, побеждает на соревнованиях и прославляет нашу общую родину, пока Вася сидит на лавке и лакает «Пикур»? Я ничего не хочу сказать, мудаки есть в каждой нации, но капнуть вглубь себя тоже не помешает, братан. Не все едут сюда, чтобы покуситься на твое, может так статься, что попросту твоего здесь ничего нет, потому что ты еще ни х*я не сделал, чтобы появилось на что-то право. Кровь и рождение – как первородный грех в Библии. Они есть сами по себе, от тебя тут ничего не зависит. И, встав на ноги, покажи, что ты чего-то стоишь, чтобы говорить, что это твоя земля и ты тут единственный вассал. И бить морды приезжим, брат, это не лучший способ самоутверждения, а уж тем более – не есть маркер, по которому стоит судить о пользе нации.

- Ну ничего себе, да ты просто Заратустра, мать твою! - рассмеялся Бритый. – Может, в таком случае расскажешь мне, во что ты сам веришь и что проповедуешь? Что, по-твоему, нужно делать, чтобы приносить пользу нации?
Дикий усмехнулся.

- Я ни во что не верю, Бритый, и ничего не проповедую, заметь, - ответил он. - Я не лезу со своим дерьмом в головы к малолеткам. Каждый пусть сам решает за себя. Но, повторюсь, ваша навязчивость, с которой вы порой садитесь людям на уши, реально напрягает. Еще чуть-чуть и вы убивать начнете. И что тогда? Весь этот твой недоделанный гитлерюгенд будет помогать нации с зоны? Не хотелось бы мне на это смотреть. Но эти идеи ведут людей в одно место, братан. Наверняка слышал про питерских, которые валили людей из дробовика, и что? Теперь им светят пожизненные сроки, а в России ничего не изменилось. Она стоит на месте или идет вперед – трактуй, как хочешь, - но уже без них. А будут последователи – и на них найдется управа. Я не спорю, чуваки хотят что-то изменить и верят, что это что-то принесет благо нашему народу, но еще Аристотель говорил, что любая самая красивая теория еще не означает, что она должна быть притворена в жизнь. Все что строится на крови, несет больше горя, нежели действительного блага. Поверь мне, через десять лет российские тюрьмы будут битком заполнены твоими соратниками. А теперь скажи мне, зачем гробить жизни и ломать сотни судеб, если исход можно просчитать с погрешностью равной одному-двум процентам? Если ты хочешь знать мое мнение, то я действительно считаю себя патриотом. Я уважаю свои корни, горжусь своими предками, своими дедами, многовековой историей нашей страны. Если придется, наверное, будут защищать ее с оружием в руках, биться за своих близких и друзей. Я готов вступиться на улице за девчонку, если ее будут обижать – и неважно, кто, чурки или русские, - но ваши идеи, братан… обречены даже не они, обречены их последователи. И это печально. С той точки зрения, что куча молодых и реально крутых парней попадут в жернова системы, но не принесут при этом стране абсолютно никакой пользы.

Бритый сурово посмотрел на Дикого. Тот заметил, что глаза скинхеда наливаются кровью. Дикий незаметно сделал полшага назад и чуть развернулся корпусом, взяв опор на правую ногу, чтобы в случае чего успеть увернуться. Он понимал, что Бритый готовится его атаковать. Скины этим часто грешат, в отсутствии иных аргументов, единственным остаются кулаки. Но Дикий сейчас ошибался. Бритый посмотрел на него еще полминуты, затем покачал головой, и, с сожалением в голосе, сказал:

- Мне тебя жалко, Илья. Надеюсь, ты отнесешься к моей просьбе серьезно.

Бритый еще раз взглянул в глаза Дикому, так, что тот почувствовал холодок, пробежавший по телу, развернулся и исчез в толпе ультрас. Дикий остался на месте. Смотрел прямо перед собой, в голове не было никаких мыслей. Но временный ступор быстро закончился, когда он почувствовал, что его зовет Азимут.

- Дикий, ты там что стоишь, как ветряная мельница? Иди сюда!

- Ага, уже бегу! - улыбнувшись, ответил Дикий. Он еще с минуту потоптался на месте, а затем поспешил к товарищу.

На табло было 0:0, когда раздался финальный свисток. Боксер нервничал и постоянно смотрел на телефон. Но долгожданного звонка так и не прозвучало. Парни уже хмуро поглядывали на него. Вопросительный взгляд Медведя давал понять, что нужно что-то ответить. Тогда Боксер сам решил позвонить Рыбе. Набрав номер, он поднес мобильник к уху, но услышал то, что уже ожидал услышать. Женский голос сообщал ему, что абонент не доступен. Тихо выругавшись, Боксер посмотрел на «Провинциалов» и развел руками.

- Похоже, нас кинули, господа.

По толпе пробежался недовольный гул.

- Ну и что теперь делать будем? – спрашивал Длинный.

- Я же говорил, надо было их сразу валить! – воскликнул Дикий.

Боксер тем временем смотрел на трибуну саратовских ультрас. Сейчас они очень быстро спешили к выходу небольшими группами.

- Мне кажется, не все потеряно, парни. Давайте потерпим, - сказал Боксер и указал остальным на саратовский сектор.

Все устремили взор туда. Медведь подошел к Боксеру и как можно тише сказал ему, чтобы парни раньше времени не поднимали панику.

- Слушай, стос, мне кажется, что-то тут не так. Ты не думаешь, что они мутят какую-то подставу? Их же там сотни три одних только бритоголовых.

- Все возможно, - так же тихо ответил Боксер. – Но давай не будем торопить события. Сейчас мы по-любому пойдем в оцеплении к автобусу, то есть прыгать на нас они не рискнут, согласен?

Медведь кивнул.

- Вот, - продолжил Боксер. – Дальше сядем в бас и будем выезжать из города. Если поедем с мигалками, то, опять же, прыгать на нас никто не будет.

- Но когда мы выедем, то мигалки останутся в городе, - перебил его Медведь.

- Ну и что? Они нам трассу перекроют? Да успокойся, эти бараны до такого не додумаются. Ты видел их состав? Там большинство малолетки. Я не уверен, что они вообще за нами поедут.

Но Боксер ошибался. Когда в оцеплении «Провинциалы» вышли со стадиона и в сопровождении мусоров двинулись к автобусу, рядом с Медведем внезапно возник незнакомец. Это был достаточно рослый мужчина, на вид 35-40 лет, невероятно толстый, на нем едва сходились пуговицы клетчатой рубашки, поверх которой была накинута ветровка Nike. Лицо его было круглым, напоминающим тыкву, и все испещрено маленькими ямочками, очевидно, последствия ветрянки. Незнакомец веселым голосом поздоровался и представился Васей Толстым. Медведь про себя отметил, что прозвище явно соответствовало типажу. Толстый был вдвое больше его самого. Как он проник сквозь оцепление, было загадкой.

- Пацаны, - обратился он к Медведю и подоспевшему Боксеру, - вы сегодня разговаривали с нашим Сеней. Он мне все передал. Я один из рулевых нашей фирмы. Мы тут подумали и решили, что мусора просто так нам не дадут подраться, поэтому предлагаю следующий вариант, если он вас, конечно же, устроит…

- Подожди, Вася, - перебил его Боксер. – Ты сначала ответь на пару вопросов. Как ты через оцеп сюда прошел и почему у Сени мобила не отвечает?

Толстый обаятельно улыбнулся, обнажив покрытые никотиновой пеленой неровные зубы.

- Как я прошел через оцепление – это мое дело, пацаны. У меня есть свои методы. А что касается телефона, то, сами понимаете, мало ли, мусора слушают трубки? Поэтому решили перестраховаться.

Боксер кивнул Медведю, аргумент был вполне разумным.

- Продолжай, - сказал Боксер.

- Так вот. Сейчас я иду вместе с вами в автобус. По моей информации, мигалки вас будут сопровождать только до главной улицы. Там я скажу вашему водиле, куда ехать дальше. Мы нашли нормальное местечко, где сможем спокойно перемахнуться. За fair play я ручаюсь. Сколько вас, полтинник? Наших будет столько же. Без дерьма, на чистых руках. Все будет в лучшем виде. А мое присутствие в вашем автобусе, в свою очередь, будет своеобразной гарантий того, что никакой подставы не случиться. Можете отмудохать Васю Толстого, если он вас подведет и не сдержит слова.

Толстый, кажется, был в восторге от своих слов. Он довольно рассмеялся, пытаясь приобнять Боксера. Но тот одним движением убрал его огромную лапу со своего плеча.

- В принципе – идея мне нравится, - сказал он. – А что за площадка?

- В паре кварталов отсюда есть пустырь. Он находится за жилым сектором, место идеальное.

- А автобус-то туда проедет? – с недоверием спросил Медведь.

- Все проедет, пацаны, доверьтесь мне, - подмигнул Толстый.

Длинный шел рядом с Диким и сказал, что ему этот парень доверия не внушает. Дикий тоже не был склонен вестись на слова Толстого. Впрочем, решения принимал Боксер. Иногда, скорее, даже довольно часто, чутье его не подводило.

Милиция сопроводила «Провинциалов» до автобуса и проследила, чтобы все вошли внутрь. Толстый тут же, по-хозяйски, занял место рядом с водителем и начал ему объяснять, куда ехать. Рядом стоял Медведь и следил, чтобы саратовский хулиган не сказал ничего подозрительного. Автобус тронулся. Снаружи послышался вой милицейской сирены. Значит, все-таки с сопровождением, сказал себе Дикий. Впрочем, мигалка отстала уже через десять минут езды.

- Вот здесь сверни направо, метров двести по прямой и на перекрестке снова направо, - объяснял водителю Толстый.

Напряжение в салоне росло.

- Ох, и не нравится мне этот тип, - говорил Хмырь Азимуту.
Тот в ответ лишь нервно качал головой.

Длинный встал с места и начал обходить парней.

- Достаем капы, мотаем бинты, стосы! – говорил он.

Толстый смотрел на «Провинциалов», которые готовились к махачу и испытывал явное удовлетворение.

- Молодцы, ребята, крепкие, спортивные. Сейчас повеселимся, - сказал он Медведю.

- Ты смотри давай, Вася, чтобы никаких подстав, - сурово взглянул на него Медведь.

Толстый достал телефон и отправил кому-то эсэмэс. Это заметил Дикий. Он подошел к нему и схватил за руку.

- Ты что это там написал? – спросил он.

- Да все нормально, братан, - улыбнулся Толстый, сунув мобилу в карман. – Девчонка волнуется, успокоил.

- Какая на хрен девчонка. Давай сюда телефон.

- Да не гони ты! – чуть повысил голос Толстый. – Я же сказал, все на мази. Мы почти приехали.

Автобус свернул на тихую улочку.

- Вот здесь остановись, дальше пешочком пройдемся, - сказал Толстый.
Водитель начал притормаживать.

- Открывай ворота, выходим.

Автобус остановился, водитель машинально открыл двери. В этот миг Толстый внезапно вскочил с места и рысью кинулся к выходу. Это произошло так быстро, что, не ожидавшие от него такой прыти «Провинциалы», не успели среагировать. Когда они поняли, что произошло, было уже поздно. Толстого в салоне не было, зато снаружи, из-за многоэтажного дома, находящегося метрах в пятидесяти от автобуса, показался саратовский моб.

- Твою мать! – выругался прильнувший к окну Боксер. - Их там рыл двести!
Толпа, выбегающая из-за угла, нарастала со страшной скоростью и напоминала грозовое облако. Десятки бритоголовых молодчиков с криками неслись к автобусу и размахивали руками.

- Они на дерьме, парни! – крикнул Дикий.

В руках бритоголовые действительно сжимали обломки арматурин, бейсбольные биты и пустые бутылки. Через мгновенье эти бутылки уже летели в автобус и, достигая цели, разбивались в дребезги.  «Провинциалы» несколько секунд пребывали в полной растерянности. Длинный, Хмырь и Азимут было кинулись к двери и уже почти выскочили из салона, однако вовремя осеклись. Идея была губительной. Но делать что-то было нужно, иначе через минуту автобус начнут громить, и отморозки ворвутся в салон. Шансов оказать сопротивление не было.  Дикий побежал в конец баса, к сумке, в которой лежали зажигательные огни – файера. Подбежав к ней, он достал несколько штук, как вдруг прямо рядом с ним со страшным грохотом обрушилось боковое стекло. В салон залетел громадный кусок асфальта.

- Парни, из баса никто не выходит! – кричал Боксер.

- Вот это, сука, подстава! – раздавались голоса.

- Ублюдки, идите сюда! – кричал Азимут, показывая кулаки приближающейся толпе.
 
- Давай, шеф, дави на газ! Ты не видишь, что ли, что сейчас автобус раз**бут ко всем чертям! – тормошил водителя Чавс. Перепуганный водила не мог поверить в происходящее, но кое-как собрался и начал трогаться. В это время автобус уже начал содрогаться от ударов ногами и битами. Саратовские хулиганы обступили его со всех сторон. Несколько человек устремились ко входу. Но Дикий во время успел перебросить файера стоявшим рядом с ним парням.

- Жгите их на х*й! – крикнул он.

Длинный, находящийся ближе всех к выходу, схватив файер, дернул за веревку и в салоне с хлопком вспыхнуло яркое красное облако. Дым перекинулся в салон.

- Твою мать, ты не здесь его жги, а в них кидай! – перекрикивал остальных парней Медведь.

Длинный перехватил файер другой рукой и метнул его прямо в чью-то голову снаружи. Парень схватился за лицо и упал на колени.  Затем Длинный зажег еще один файер и вновь метнул его на улицу. На этот раз он попал в чей-то бомбер. Толпа немного отступила.

- Жми на газ, дебил! – дал подзатыльник водителю Чавс. – Быстрее, быстрее!
Наконец, автобус начал вырываться из кольца. «Провинциалы» метнули еще несколько файеров в начавшую отставать толпу саратовских ультрас, попутно выкрикивая в их адрес слова о неминуемой расправе. Еще через несколько минут опасность полностью миновала.
 
- Вот это, сука, попадос! - сказал Боксер. – Ну и урод же этот жирный. Вы его запомнили?

- Да как такого ублюдка не запомнить, - отозвался Дикий, перематывая боксерским бинтом предплечье, которое он поранил куском выбитого стекла.

В салоне царил полный хаос. Проход был забит рюкзаками, куртками, чьими-то кроссовками и прочими вещами. В середине салона на сиденьях и под ними лежали осколки стекла. В оконной раме оставался еще один кусок, который Хмырь сразу же выбил, чтобы случайно не пораниться. Нужно было чем-то закрыть саму раму, до дома далеко, и ехать с такой дырой в автобусе – было чревато тем, что все поголовно простудятся. Поэтому, немного отдышавшись, парни принялись мастерить временную «пломбу» из зеленых полупрозрачных дождевиков, которые всегда возили с собой. У кого-то оказался скотч, так что вскоре проблема была решена. Не решенной оставалась проблема с водителем. Федя, как его звали ультрас, мужичок лет пятидесяти, сидел за баранкой и трясся. За час езды после всего произошедшего он еще не проронил ни слова. Но вид у него был такой, что он вот-вот взорвется.

- Федь, может, ты притормозишь, передохнешь немного? Такой стресс пережил, - обратился к нему Медведь, давясь улыбкой.

Для футбольного хулигана подобное тому, что произошло в Саратове, дело, по сути, пустяковое. Конечно, неприятно, что так вышло. Получить люлей, да еще и на дерьме, перспектива не самая лучшая. К тому же, оппоненты разбили автобус, а это значит, что придется собирать деньги на его ремонт и разбираться с компанией его предоставившей. Словом, хорошего мало. Но не критично. В конце концов все живы, здоровы, и даже не легли. Так что – жизнь продолжается. Что до мудаков, которые учинили такой беспредел, то кара их неминуемо постигнет. Такие вещи хулс обычно не прощают. Дело времени и обстоятельств. А вот что касается посторонних людей, то они, разумеется, к таким раскладам как правило оказываются абсолютно неготовыми. Да и чего удивляться? Везешь ты ребят на футбол. С виду все более-менее приличные, странноваты немного, но кто нынче без странностей, и тут бац – вот такая фигня, долбанный Сталинградский котел, не меньше. И что теперь делать? Фронтовые сто граммов не помогут, да и нельзя, за рулем все-таки. Денег за моральный ущерб никто, естественно, не заплатит. Может, тогда хотя бы отчитать их по самое ни хочу? Нет, чувак, это большая ошибка.

Водитель Федя ударил по тормозам, и автобус остановился у обочины. Он вскочил с места и обернулся к замершим от такой картины ультрас. Было интересно, что он собирается учудить. Его взлохмаченное лицо источало ужас и боль. Федя посмотрел на всех каким-то диким взглядом, потом прошел чуть вглубь салона, мышцы на его лице сжались, и он раздался громким матом.

- Ах вы…

Но закончить тираду ему не позволило непредвиденное обстоятельство. Как только он произнес первую часть своей гневной отповеди, откуда-то справа прямо ему в голову прилетел кулак. Причем удар был такой силы, что Федора оглушило. Он не устоял на ногах, пошатнулся, и брякнулся на пол. Полностью упасть ему не позволили.

Несколько парней тут же подхватили его под руки и усадили на кресло.

- Ты, Федя, не горячись. Вот, скушай лучше бутербродик, - протянул ему кусок батона с колбасой Медведь.

Федя посмотрел на него снизу-вверх удивленными глазами, но бутерброд одной рукой взял, другой он держался за затылок. Казалось, шоковое состояние прошло. Водителю как будто именно этого удара и не хватало. На его лице, слегка покореженном, появилась едва заметная улыбка.

- Во дела! – только и выдавил он из себя.

«Провинциалы» залились смехом. Медведь дружески похлопал водителя по плечу и сказал:

- Ты на нас не серчай, Федь, мы не со зла. Просто тебя нужно было привести в чувства. Кушай бутерброд и поехали. Автобус ведь застрахован, к тому же принадлежит фирме. Тебе не о чем волноваться. Если возникнут вопросы, вали все на нас, не стесняйся. Думаю, все будет нормально.

Медведь достал из кармана бумажник и протянул водиле две купюры по тысячи рублей.
 
- Ну, а это небольшая компенсация за причиненные страдания. Извини, сколько есть. Обычно мы и этим не богаты. Но ты мужик хороший.

Федя взял деньги и тоже рассмеялся.

- Да уж, ну и в заварушку мы попали, ребят, - сказал он. – И часто у вас такое бывает?

- Время от времени. Ты не волнуйся, Федь, мы привыкли, - усмехнулся подошедший Боксер.

Дожевав бутерброд, водитель занял свое место, и автобус помчался домой. Всю дорогу в салоне почти никто не разговаривал. Каждый думал о своем. Кто-то анализировал произошедшие события, кто-то спал, кто-то копался в телефоне. Дорога домой с выезда обычно имеет два сценария – попойка и веселые песни, в случае хорошего перемаха, или сон и спокойствие, когда все вышло не лучшим образом. В данном случае все было очевидно. Но «Провинциалы» не отчаивались, впереди их ждало много побед. А из каждой неприятной ситуации они всегда выносили что-то полезное. Невзгоды проходят – остается бесценный опыт.