Лилька

Возможно сейчас на теоретические отделения музыкальных училищ кто-то и идёт по зову сердца, а в наши времена туда шли обычно выпускницы фортепианных классов ДМШ, у которых голова работала хорошо, а в эмоциональном или техническом плане они чего-то не добирали и поэтому на ф-ные отделения им доступ был перекрыт.
Верка, например, сходу на слух могла сыграть что угодно, но я всегда удивлялась, насколько её игра обычно была пресной и не выразительной. Ну просто бесчувственное механическое пианино! Ни эмоций, ни какого бы то ни было стремления к кульминациям, ни живого интереса к тому, что в данное время исполняет!
Как на теоретическое отделение умудрилась затесаться рядом с ними Лилька, для меня всегда было загадкой, потому что она-то как раз наоборот буквально фонтанировала эмоциями. Похоже, что-то у неё во время вступительных экзаменов не сложилось, может переволновалась, может неправильно подобрала себе вступительную программу, может плохо себя чувствовала в конце концов.

Курса с третьего она уже подрабатывала концертмейстером в классе Чучваги и надежнее концертмейстера было невозможно и представить. Чуткая. Грамотная.Когда надо, суперстрастная. Всегда на подхвате. В случае провала на себе вывезет! Она не только выдерживала любые технические заморочки и темпы, но при этом ещё запросто читала их с листа. Она была как стерео, заполняла звуком всё окружающее пространство и буквально захватывала своей игрой всех присутствующих.
Короче, Лилька была пианисткой от Бога и у неё, на мой тогдашний юношеский взгляд, был только один недостаток: она была влюблена в преподавателя В. Влюблена была страстно. До безумия. До пинков и унижений. До валяния у него в ногах.

Я Лильку всегда любила, хотя и почти не общалась один на один. Она была настолько, как музыкант, умна и талантлива, что оставаться к ней равнодушной было просто невозможно. И к тому же я просто чувствовала в отличие от большинства однокурсников, в какой жуткий капкан она попала и мне хватало мудрости по крайней мере понимать и не осуждать её.
Зато преподавателя В, в отличие от Лильки, я вообще никак не воспринимала. На мой взгляд, это был не человек, а одна его оболочка, в которой не чувствовалась души, потому что её там давно уже не было.
Возможно он и не был педофилом, холодно дожидаясь, когда очередная будущая жертва созреет и ей исполнится 18, но это был именно тот тип вылощенного утонченного 45-летнего мерзавца, из-за которого во все времена отцы любимых дочерей теряли голову и без сожалений шли в тюрьму, лишь бы его прихлопнуть.
В присутствии В. у меня всегда было какое-то странное ощущение, будто передо мною не человек, а жаба. Холодная, уверенная в себе и своей безнаказанности, хорошо образованная жаба, в глазах которой совсем не было света. Это были совершенно пустые, какие-то рыбьи глаза, без искры, без сияния, без ауры. Это был ходячий мертвец, от которого чем дальше держишься, тем дольше живёшь!

В. подсадил 18-летнюю Лильку на себя, как на наркотик, а когда она оказалась уже вдруг от него в полной наркотической зависимости, стал требовать, чтобы она приводила ему и других. Кого? - Например, Верку!
Думаю, Лилька не могла не сознавать, насколько стала от него зависима и манипулируема. Она могла держаться неделю, две, не выполняя его требований, а потом снова срывалась и шла на его милость.
Верка же дурой тоже никогда не была, тем более, что я категорически ей не советовала идти на поводу у Лилькиных просьб. Но та плакала, падала ей в ноги, её было действительно жалко, и однажды Верка сдалась.

В тот вечер я себе буквально места не находила и металась по комнате от стенки к стенке. Часам к одиннадцати уже не выдержала и рванула на улицу её встречать. Наконец, в темноте появилась она - веселая, счастливая и в полном неадеквате!
Дома она уселась на пол, скрестила ноги по-турецки, и начался КОНЦЕРТ. Она визжала и хохотала, несла какую-то ахинею и несвязно рассказывала про то, где была. А я, как врач в больничной палате, с серьёзной мордой сидела на койке и наблюдала за тем, что с ней происходит.
Глаза её то фокусировались на собственной переносице, то через мгновение разъезжались во все стороны! Иногда её взгляд на какое-то время останавливался на чём-то невидимом,по-детски потешно всматривался и на лице можно было прочитать вопрос:"А это ещё что за хрень?" Затем "хрень" наконец-то была как следует "рассмотрена" и узнана, и Верка начинала хохотать! Хохотала она где-то в третьей октаве, начиная сразу на фермате с самой высокой ноты. Полночи она не давала мне спать, а, проснувшись, ничего не помнила. А может и помнила, но во всяком случае признаваться не собиралась.Ни с того, ни с сего такого перевоплощения в палату номер шесть случиться не могло, и мне лишь оставалось гадать, могла ли она обкуриться, если прежде никогда сигареты во рту не держала, или ей подсыпали чего-то в еду и питье.

Наутро был разбор полётов. Я не морализировала и даже не высказывала своего отвращения к этой жабе В. Просто, ни о чем не спрашивая, безжалостно рассказала, что она творила весь вчерашний вечер в своём неадеквате.
Не знаю, испугалась она или нет, но больше темы В. в наших разговорах не возникало, и Лилькины уговоры в моём присутствии после этого случая прекратились.

А года через три после нас в городе вдруг случился жуткий скандал, потому что В. одну из своих 19-летних учениц в результате склещивания сделал инвалидом 2-й группы, полностью поставив на ней крест, как на женщине.
То, что увидели врачи, привело их в такой ужас, что они заявили:" Мы не будем тебя лечить до тех пор, пока ты не скажешь, кто тебе это сделал!" И как девчонка ни пыталась отвертеться,сочиняя всякие сказки типа села на кран, все таки пришлось его выдать.
Врачи сшили её, как смогли, то ли выведя прямую кишку во влагалище, то ли наоборот, а это чудовище В. под дружное сочувствие и всхлипывание Лильки, К., и прочих её товарок по несчастью, наконец сел туда, где ему самое и место.

Больше всего меня тогда удивила реакция девчонок на всю эту историю. Они почти не сочувствовали жертве, они сочувствовали В.! Они пытались разжалобить и меня: ведь когда бедный В. выйдет на свободу, то станет глубоким стариком и кому он тогда уже будет нужен?
А я, вспоминая тот Веркин неадекват, прекрасно понимая, каким образом он привязывает к себе своих жертв и как ими манипулирует потом, совсем его не жалела. Он был вдвое старше своих жертв, мог бы уже научиться ответственности за свои поступки.

Спустя годы, уже в двухтысячных, когда наша Лилька благополучно состоялась как профессор консерватории, у В. случился инсульт с парализацией половины тела. Жил он в очень стеснённых условиях с престарелой матерью, доживающей последние дни. Ему светил дом инвалидов, и наша Лилька, забыв о консерватории и профессуре, уволилась с работы, переехала в его город, вышла за него замуж, схоронила его мать и ухаживала за ним до самой его смерти.
Не думаю, что это был самый удачный период в её карьере и жизни, но факт есть факт: к прежней работе она вернулась только после его похорон.
Вот такая история. И пусть теперь только скажут, что это была не любовь.
Насколько же этот человек был достоин такой любви, уже отдельный вопрос. Мужчины никогда не калечат жизнь бесталанным и некрасивым. Они предпочитают что повкуснее и получше.