До

— Ты вообще понимаешь, среди каких людей мы живем? Ты окружение свое в глаза видел? Не видел, не ври! Все они, жители бетонных сот, прячут свои глаза в экраны телефонов и идут так по своим делам, пропуская жизнь мимо. Эти гребаные дедлайны заменяют им жену и детей, хоть таковые и имеются. И нам любезно предлагают вступить в это общество анонимных дрочеров на зеленые бумажки, стать частью этой системы, которую выдумали не мы и свернем которую тоже не мы. Потому что сил у нас на это не хватит. Точнее, ОНИ уверены, что не хватит сил, ОНИ думают, что мы ее не свергнем. Но однажды у кого-то кончится терпение, и я уверен, что у кого-то из нашего поколения…

За столиком ресторана быстрого питания (кто же придумывает такие пафосные названия таким простым вещам?) сидели два может школьника, а может студента, один из которых громко и эмоционально вещал, демонстрируя весь свой ораторский талант, а второй с наигранно скучающим и безразличным видом поедал картошку. Хотя любой, кто бы соизволил хоть чуть потрудиться и приглядеться, сразу бы заметил, что молодой человек заинтересован и не на шутку взволнован.

— Бень, ну ты подумай, какая, к черту, революция, кому она нужна? Жизнь — это не твоя тоненькая книжка Паланика в мягкой обложке, наш мир — это не тоталитарный мир Оруэлла. Никому в этом мире не нужна революция, — с каждым словом изначально спокойный юноша распалялся все больше, и научный диспут грозился перейти в мордобой, — им нравятся их дедлайны, им нравится жаловаться на свои жизни, им нравится мастурбировать на банкноты, это их мир, в котором каждый из них — рыба в своем родном аквариуме на тридцать литров! Каждый говорит о том, что его не понимают, каждый жалуется личному платному или бесплатному психологу на то, что он во всем этом мире один. Штампованные индивидуальности! Беня, не нужно быть богом, чтобы понять, что никакой Бог тут уже не поможет, потому что если раньше кого-то там спасала необъяснимая вера в великого и всемогущего старца на небе, то сейчас по-настоящему верят в Бога только лютые старожилы и отбитые религиозные фанатики. Мы вдвоем не совершим революцию, за нами не пойдут люди, потому что им гораздо легче остаться дома на икеевском диванчике поглощать еду быстрого приготовления и смотреть передачу, в лучшем случае, на Discovery, про то, как трахаются обезьяны и как лев сожрал зебру.

И наступила тишина. Беня думал, чем ответить, хотя думать ему не шло. Он лучше выглядел, когда куда-то бежал, летел, ехал со скоростью звука, что-то делал. И когда он говорил. Много и красиво. В прочем, так обычно и происходило, но всегда нужны короткие перерывы для раздумий.

— Ты опять тянешься к своей идее революции, и это даже неплохо, — вспыльчиво продолжал Ал, пользуясь затишьем, — ты хоть к чему-то тянешься, но станет тебе лет тридцать и куда денется твой революционный настрой? Потонет в дедлайнах. Как и твой характер. Как и твоя пока еще нештампованная индивидуальность. Все полетит к чертям, а ты будешь сидеть и вспоминать годы, когда ты еще жил…

***

Говорят, ходить на вечеринки круто. Быть там по воле случая или по принуждению чуть менее приятно. Сидеть в самом углу комнаты и почитывать Мураками, игнорируя громкую музыку, вообще дерьмо.
Зато можно прокачивать навык избегания домоганий пьяных шлюх.
Говорят, на вписках весело. На деле, это просто толпа детей, которая безудержно бухает и курит, пытаясь казаться взрослыми самим себе и всем остальным. Они думают, что выглядят охеренно, когда пытаются трахнуть все, что движется, а на деле перепадет что-то только самым удачливым. Естественный отбор, чтоб его.
Беню оставалось ждать тридцать минут.
Там была девушка, которая была не такой, как все. Она выглядела иначе, говорила иначе (в этом Ал был уверен, игнорируя то факт, что он и слова от нее не слышал), слушала иначе.
Беню оставалось ждать 25 минут.
Девчонка была крайне хорошенькой с этими ее кудрявыми каштановыми волосами, спускающимися чуть ниже плеч и с ее голубыми глазами.
Беня обещался появиться через 15 минут.
Она же точно читает крутые книги. Не то что все эти. И музыка у нее наверняка хорошая. А еще она похожа на художника.
Беня клялся и божился приползти через 10 минут.
Говорят, если к таким девушкам подойти на светском мероприятии и сказать: «Сколько же тут звезд!», они посмотрят на небо. Хотя, такие девушки не ходят на светские мероприятия. Что она вообще забыла на подростковой пьянке?
Если Беня не появится через 3 минуты, Ал просто сойдет с ума.
Место того, чтобы попытаться заговорить с девушкой мечты (не своей мечты, разумеется, но мечты общественной), Ал выбежал на улицу и, тяжело дыша, осел на асфальт. Уже почти целиком сухой асфальт. Пришла весна…
«Почему так каждый раз?!» — недоумевал наш герой; «Почему я не могу просто заговорить с девушкой?» — проклинал судьбу центральный персонаж истории.
— Я тебе не мешаю?
Над Алом нависла какая-то бездомная. Точнее, она выглядела, как бездомная: черное пальто до колен, рваные джинсы (не те, что продаются с этими дурацкими модными дырками на коленях, а реально разодранные, будто собаками), убитые кроссовки (парень даже успел подумать, что рядом с его новенькими красными Конверсами, ее кроссовки выглядят просто нелепо), спутанные короткие черные волосы и глаза в черных кругах.
— Ало, чувак, я с тобой говорю. Ты сел на мой зонт!
Видимо, Ал слишком увлекся разглядыванием девушки и пропустил тот момент, когда эта самая девушка с силой толкнула его в бок, забрала зонт оттуда, где только что были его ноги, и ушла дальше по улице, бубня под нос что-то о психах и наркоманах.

***

Как стало ясно позже, девушка не была бездомной. Даже более того, девушка была из вполне приличной семьи. Ал узнал это, потому что оказалось, что девушка учится в его школе, но на год младше. Девушка была отличницей, но у девушки напрочь отсутствовала дисциплина. Девушка плевать хотела на школьный дресс-код, девушка общалась только с самыми закоренелыми мудаками, девушка играла в покер на деньги во время мат.анализа и таскала в школу алкоголь. Девушке было насрать на себя, но на нее не было насрать остальным. Люди наперебой кричали девушке: «У тебя великое будущее! Возьмись за ум наконец!», а девушка показывала средний палец и садилась на свой обшарпанный старый велик, который вопреки всему по утрам снова был припаркован у школьного крыльца. Девушка ехала под дождем и улыбалась. Улыбалась музыке в наушниках, улыбалась тому, что все вокруг нее выглядит слишком ванильно и киношно, улыбалась пробегающей мимо бездомной собаке и улыбалась своим собственным дурацким мыслям.
Девушка подошла к Алу, когда он сидел в столовой, пытаясь зазубрить все основы электростатики за пять минут, и спросила, какого черта он уже три недели не появлялся на МХК.
Мировая художественная культура была единственным предметом, на который девушка ходила с удовольствием, потому что этот предмет вел потрясающий учитель. Они вдвоем с девушкой постоянно пили чаек, обсуждали ренессанс и прочую ерунду. Учитель и девушка на уроке рассуждали о готике Парижа, а весь остальной класс зевал. Все остальные классы зевали.
Единственное, в чем девушка и учитель не сходились во взглядах — роль нынешнего поколения в искусстве. Учитель говорил, что все, что могло быть создано прекрасного в мире творчества, уже создано старинными мастерами и никто, по его мнению, не мог превзойти Микеланджело. Девушка сбилась со счету: сколько раз она срывала голос, пытаясь доказать обратное? Позже девушка перестала кричать, надоело. Да и учитель перестал поднимать эту тему.
Ал был ошарашен тем, что она подошла. Он думал об этой девушке слишком долго. Девушки вообще могут так вот просто первыми подходить?
— Ну так что? Ты должен ходить на МХК. А я не должна слушать жалобы на тебя от учителя.
— С чего бы ему жаловаться на меня тебе? — Ал снова не мог прекратить разглядывать девушку. В ней было что-то особенное, но он никак не мог понять, что. Она совсем не была симпатичной: черные волосы выше плеч были сухие от многочисленных покрасок, обкусанные губы кровоточили и были похожи на землю, оставшуюся на месте небольшого взрыва, а цвета они были совсем не яркого, как у сказочной Белоснежки, а тусклого и невыразительного.
— А с того, что мы говорили о мразях, прогуливающих его урок, и он упомянул некого парня с неимоверно отсутствующим лицом, а я сразу поняла, о ком речь!

Девушку звали Мария. Ал звал ее Мэри.