Семейные хроники одного среднерусского рода

Минкевич (Краснопольская) Л.Н., Минкевич Н.И.,
Рогова (Строганова) Е.О., Строганов А.О.,
Строганова (Безобразова) Т.П.










СЕМЕЙНЫЕ ХРОНИКИ
ОДНОГО СРЕДНЕРУССКОГО РОДА



















Минкевич Л.Н., Минкевич Н.И., Рогова Е.О., Строганов А.О., Строганова Т.П.

     Семейные хроники одного среднерусского рода / Под ред. Строганова А.О. – Владивосток, Москва, Пущино: Самиздат, 2003. – 33 с.




     В жанре семейной хроники, столь популярной в русской литературе (вспомним, хотя бы «Детские годы Багрова-внука» С.Т.Аксакова), написано повествование, основанное на воспоминаниях авторов и близким им людей. Ушедшие родственники жили, работали и похоронены в Москве и Подмосковье, на Тамбовщине, Новгородской губернии и Тверской земле, хотя еще более глубокие корни и боковые ответвления просматриваются далеко от среднерусской полосы – вплоть до Украины и Армении, Прибалтики и Скандинавии. Большинство их потомков, среди которых и авторы повествования, ныне живет в Москве (Строгановы – Безобразовы) и подмосковном Пущине (Минкевичи – Краснопольские).
Минкевич Л.Н., Минкевич Н.И. (ч. II); Рогова Е.О., Строганов А.О., Строганова Т.П. (чч. I. III)






















                © Самиздат, 2003
                © Строганов А.О.



ЧАСТЬ I. ПРАЩУРЫ (ИЗ СЕМЕЙНОЙ ХРОНИКИ БЕЗОБРАЗОВЫХ – СТРОГАНОВЫХ)


1. Смирновы-Покровские
     Наш дед, Павел Николаевич Безобразов, в 1920 г. женился на девице, как тогда было принято говорить, Лидии Петровне Смирновой. Лидия Петровна родилась 5 февраля 1897 г. (здесь и далее до 1918 г. даты приведены по старому стилю) в г. Козлове (ныне Мичуринске), но детство бабушки прошло в доме ее деда в селе Мучкапе Тамбовской губернии. Ее отец, Петр Иванович Смирнов, личный потомственный дворянин, служил по железнодорожному ведомству. В начале прошлого века семья переехала в Москву. Петр Иванович начал службу в дирекции Московско-Виндавской железной дороги и, как говорила бабушка, дослужился до коммерческого директора, был автором нескольких уложений, касающихся работы Московско-Виндавской дороги. В 20-е годы прошлого века он семью оставил и женился вторично, но первой семье продолжал помогать.
     Мать Лидии Петровны, Викторина Павловна Покровская, происходила из многодетной семьи, в которой было шестеро детей - пять девочек (Вера, Софья, Викторина, Ольга, Лидия) и один мальчик - Алексей. Вера дважды была замужем, но детей не имела. Софья замуж не выходила и жила в семье Смирновых - Петра Ивановича и Викторины Павловны. Лидия прожила большую часть своей жизни в семье племянницы, то есть Лидии Петровны и Павла Николаевича Безобразовых. Умерла она в 1951 г. 79 лет от роду и похоронена на сельском Желниховском кладбище под Вышним Волочком. Ольга и Алексей своих семей не создали и остались жить в Мучкапе, в большом и красивом, как помнил Павел Николаевич, родительском доме. Алексей от рождения был глухим, но не бесталанным человеком. Увлекался резьбой по дереву. Кое-какие безделицы, выполненные им, сохранились в нашем доме. Он умер раньше сестры. Ольге Павловне помогали племянницы, а когда она стала уже совсем стара и слаба, пустила в свой дом семью с условием, что за ней будут ухаживать и по-христиански похоронят. За это дом она завещала семье.
     Викторина Павловна долгие годы жила в семье младшей дочери Анны в подмосковном поселке Малаховке, что по Казанской дороге, а последние два года жизни - в семье старшей дочери Лидии в совхозе «Ульяновка» Вышневолоцкого района Тверской (тогда Калининской) области. Умерла она в 1966 г. в возрасте 89 лет и похоронена на Желниховском же кладбище, что и ее старшая сестра.
     У Викторины Павловны и Петра Ивановича Смирновых было две дочери -Лидия (1897 г.р.) и Анна (1898 г.р.). В Москве, куда переехала семья, девочек определили в одну из лучших московских частных гимназий - Лидии Самгиной. Обе учились отлично, за каждый год учебы получая похвальные листы (сохранились в семье). Образование обе получили неплохое, если не сказать Прекрасное по тем временам. Французским языком Анна Петровна владела всю жизнь так, что даже в преклонном возрасте читала французские романы в подлиннике, «ставила» произношение своему зятю Олегу Строганову, когда тот учился в аспирантуре, а также внучатым племянникам, изучавшим язык в институтах. Знаний, полученных в гимназии, Анне Петровне хватило на то, чтобы поступить работать машинисткой в «Стройиздат». Там ее быстро заметили, и через несколько лет она стала ведущим научным редактором издательства, а маститые авторы, даря ей свои вышедшие в свет книги, над которыми она работала как редактор, нередко подписывали их - «соавтору».
     Гимназистки должны были не только знать, в том числе, основы музыкальной грамоты, но и обязательно играть на каком-либо инструменте. Лидия и Анна играли в ансамбле мандолинисток. Обязательном было также обучение пению и участие а гимназическом хоре. Дело было поставлено настолько серьезно, что именно хор гимназии Самгиной пел перед входом в Храм Христа Спасителя на 300-летие Дома Романовых, когда мимо проезжал царский кортеж. Перед Храмом кортеж остановился и, как рассказывала Анна Петровна, кто-то из сановников подошел к девочкам: «Его Величество спросить соизволили, кто так хорошо поет». Между прочим, математику в гимназии преподавал Гамгнус, отец Евгения Евтушенко (о нем Евтушенко пишет а своей полуавтобиографической повести «Ягодные места»).
     После революции Анна Петровна, наделенная от природы артистическим даром, и получив хорошее образование, увлеклась театром. В 20-е годы театральные студии возникали в Москве во множестве. В одной из них она и играла. Кстати, одним из ее партнеров тогда был Анатолий Кторов, о чем свидетельствуют несколько его фотографий, подаренных Анне Петровне с теплыми надписями (переданы в музей Художественного театра).
     Анна Петровна вышла замуж за Максима Николаевича Пащенко, юриста, бывшего известным в Москве специалистом по авторскому праву. Максим Николаевич был широко образованным, интеллигентнейшим человеком. Они были счастливы в браке, но детей не имели. После смерти Максима Николаевича в 1962 г. Анна Петровна переехала жить в семью Строгановых, наших родителей, где прожила свыше 20 лет, став благодаря своему такту, образованности, доброжелательности любимой и почитаемой всеми членами семьи. Умерла она в 1986 году в возрасте 88 лет. Похоронена рядом с Викториной. Павловной, своей матерью, на Желниховском кладбище.
     Там же похоронена еще одна Смирнова - Александра Михайловна. Родственницей нашим предкам она не приходилась - случайное совпадение фамилий. Но в семье Безобразовых она прожила 25 лет, с 1928 по 1954 год, будучи няней нашей мамы и домработницей, а в последние годы жизни – фактически членом семьи. Умерла она 55 лет от роду.
     Лидия Петровна, переехав с мужем в Вышний Волочек, начала работать корректором в районной газете «Вышневолоцкая правда» (выходит по сей день), потом была диктором вышневолоцкого радио. В конце 30-х годов она окончила в Вышнем Волочке Учительский институт, получив право преподавать русский язык и литературу. По распределению (тогда это было обязательным) должна была, оставив семью, поехать работать в село Завидово Калининской (ныне Тверской) области. Правда, через год ее направили на работу в пригородную школу на станции Индустрия Октябрьской железной дороги. Одновременно Лидия Петровна училась в заочном Институте иностранных языков, и позднее, когда они с Павлом Николаевичем постоянно поселились в совхозе «Ульяновка» бабушка преподавала в неполной средней школе села Подола литературу, русский и немецкий языки. Скончалась Лидия Петровна в 1982 г. и похоронена на Желниховском кладбище.
     (О профессиональной деятельности Павла Николаевича прилагаем текст, подготовленный для Книги памяти совхоза «Ульяновка», который теперь, к сожалению, и остался только в людской памяти да в этой книге. Есть еще стенд, посвященный Павлу Николаевичу, в Вышневолоцком краеведческом музее в разделе «Наши славные земляки» и глава в книге «Город на древнем волоке». – М.: Московский рабочий, 1967).
     В 1928 г. у Павла Николаевича и Лидии Петровны родилась дочь Татьяна*, наша будущая мама. После окончания в Вышнем Волочке средней школы она под влиянием своего отца и по его совету поступила в московскую Тимирязевскую сельскохозяйственную академию на отделение декоративного цветоводства. Успешно его окончила и получила рекомендацию в аспирантуру. В это же время, в 1952 г., мама вышла замуж за Олега Алексеевича Строганова, нашего будущего отца. В их счастливом браке родились сын Андрей и дочь Екатерина. Мама служила сначала по специальности в тресте «Госзеленхоз», что базировался на станции НАТИ под Москвой, а затем, видимо, не без влияния мужа-журналиста, поступила на работу в редакцию журнала «Цветоводство», научным редактором и позже заместителем главного редактора. Потом, когда вместе с отцом ей пришлось уехать в длительную заграничную командировку в Польшу, была аккредитована там как собственный корреспондент газеты «Советская культура». После возвращения в Москву и до выхода на пенсию мама работала в Агентстве печати «Новости» на должности редактора-консультанта.
* первая дочь, Ольга, умерла в детском возрасте

2. Строгановы-Валицкие
     Мой прадед со стороны отца, Николай Федорович Строганов, был богомазом, то есть иконописцем, писал иконы и расписывал церкви. Им в частности, была расписана (первоначальная роспись) церковь Всех Святых во Всесвятском, тогдашней окраине Москвы за нынешней станцией метро «Сокол». Цокольный этаж большого дома прадеда в том же Всесвятском занимала мастерская, где работали его подмастерья и ученики.
     Николай Федорович был женат на Елизавете Алексеевне Валицкой. Ее отец, по словам нашей родной тети Светланы, был крещеным евреем, музыкантом, играл в военном оркестре. Мать Елизаветы Алексеевны, т.е. наша прапрабабка, была шведкой и до конца жизни с трудом говорила по-русски. Ее сестра вышла замуж за итальянца Доменико Педулу, музыканта, игравшего на флейте в оркестре Большого театра.
     В семье Валицких было трое детей - дочери Елизавета и Мария и сын Сергей. Сергей Алексеевич во время гражданской войны воевал на стороне красных с басмачами, в Средней Азии. Там он встретился со своей первой и на всю жизнь единственной любовью - медсестрой Любой. В семье до сих пор вспоминают их трогательные, романтические до конца жизни отношения, Сергей Алексеевич долгие годы работал главным бухгалтером крупного промышленного предприятия в Москве, где его очень ценили.
     У Николая Федоровича и Елизаветы Алексеевны родилось семеро детей - четверо сыновей и три дочери. Старший сын Федор до революции держал буфеты в вагонах первого класса поездов дальнего следования. Его жена, красавица Раиса, также держала буфет в московском Художественном театре, в Камергерском переулке. Брак их был бездетным. Старшая сестра, Татьяна, хотя, по словам родни была очень хороша собой, замуж не вышла. У нее был жених, который погиб на фронте в первую мировую войну, и его памяти она осталась верна всю жизнь. До конца своих дней она жила с родителями, долгие годы ухаживала за тяжело больной матерью.
     Сергей Николаевич, женившийся на Татьяне Деевой, имел троих детей, сыновей Александра и Николая и дочь Елизавету. Сергей Николаевич был знающим инженером и до своей трагической смерти в возрасте 86 лет работал в проектном бюро. Погиб он, как и его старший сын Александр, в 1994 г. во время пожара в московской квартире. Младший сын Николай, как и Александр, закончил художественное училище и стал профессиональным художником.
     У Анны Николаевны, в замужестве Мозолевской, родились две дочери - Ирина и Тамара. Тамара стала одной из ведущих солисток ансамбля народного танца Игоря Моисеева, а позже долгие годы сама возглавляла танцевальный ансамбль «Русский сувенир». Она вышла замуж за солиста, впоследствии хореографа моисеевского ансамбля Льва Голованова. Их сын Никита в настоящее время является одним из директоров издательского дома «Коммерсант».
     Дать образование всем детям для семьи прадеда Николая Федоровича было затруднительно. Постановили, что образование получит младшая дочь Александра. Она окончила гимназию, впоследствии свободно владела двумя языками - немецким и французским, неплохо знала и английский. Многие годы Александра Николаевна работала в издательстве «Советская энциклопедия», участвовала в составлении немецко-русских и французско-русских словарей. Замужем она была за офицером белой армии и после гражданской войны вынуждена была уехать с ним в эмиграцию. Однако когда советское правительство, по словам тети Светланы, обратилось к первой волне эмиграции с призывом вернуться, супруги с немалым трудом добрались до Родины, где муж Александры Николаевны почти сразу был арестован и исчез навсегда.
     Непросто сложилась судьба младшего сына Николая Федоровича, Владимира. В 30-е годы в юношеской компании, навеселе, он позволил себе шутку по адресу «вождя народов». По доносу он за это был репрессирован, осужден, работал на строительстве Беломорканала, как и десятки тысяч других заключенных. После освобождения несколько лет не имел права жить в Москве. После реабилитации работал инженером на многих московских строительных площадках. Романтическая история связана с женитьбой. Невеста его, Галина, катаясь на санках, повредила ногу так серьезно, что ее пришлось ампутировать. Тем не менее, Владимир Николаевич женился на ней и всю жизнь был ей нежно предан. В этом браке родилась дочь Ирина, ныне одна из сотрудниц «Моспроекта».
     Прадед и прабабушка, как уже упоминалось, жили в своем доме во Всесвятском. Отец рассказывал, что очень любил гостить в этом большом доме, где всегда было многолюдно, но всегда был порядок, установленный прадедом.
     Наш дед по отцу Алексей Николаевич Строганов родился в 1904 г. В семье сохранился его дневник, относящийся к 1918-19 гг., благодаря которому приоткрывается непростой быт многодетной семьи того периода. Тем не менее, дед после окончания шкоды поступил в Бауманское высшее техническое училище, но, по словам тети Светланы, был оттуда исключен за принадлежность к эсеровскому студенческому кружку. Впоследствии,  благодаря своим природным способностям он стал известным в Москве инженером-строителем.
     Когда началась война, Алексею Николаевичу было 37. Супруга, Надежда Михайловна, с сыном и дочерью эвакуировалась в Бузулук в Башкирии, а дед, будучи военнообязанным, ушел на фронт. В семейном архиве сохранилась его фотография в форме капитана инженерных войск. Тогда, получив кратковременный отпуск, он, кажется, единственный раз, навестил в эвакуации семью. О войне дед вспоминал не часто, но если вспоминал, то всегда с присущим ему легким юмором, очевидно, не желая бередить горькие воспоминания и ранить чувства близких.
     В сталинские годы занимал ряд ответственных постов по своей специальности. Так, был главным инженером Института цветных металлов и золота, главным инженером проекта высотного дома на Каланчевской площади. Счастье сопутствовало Алексею Николаевичу и в том, что профессия строителя стала его увлечением. Уже выйдя на пенсию, он все свободное время посвящал обустройству родового гнезда на Баковке, пристроив, в частности,  своими руками веранду к бревенчатому дому. За это увлечение он получил среди близких ласковое прозвище «скворушка». Скончался дед в 1971 г. и похоронен на Востряковском кладбище в Москве.
     В 1930 г. Алексей Николаевич женился на Надежде Михайловне Иогансон, увезя ее в ночь с 31 декабря на 1 января из родительского дома. Молодых первое время приютил у себя в Немчиновке под Москвой Сергей Алексеевич Валицкий, дядя Алексея Николаевича.

3. Иогансоны-Трунаковы
     Отец Надежды Михайловны, наш прадед по бабушке, Михаил Адольфович Иогансон, происходил из прибалтийских немцев. Он был образованные человеком, заведовал книжным магазином издательства Вольф на Кузнецком мосту. Вторым браком он женился на Софье Степановне Трунаковой. Лютеранин по вероисповеданию, он принял православие, чтобы обвенчаться с прабабушкой.
     Семья имела квартиру в Москве на углу Кузнецкого моста и Петровки. Бабушка Надя рассказывала, что квартиру эту разгромили во время первой мировой войны, когда в Москве начались немецкие погромы. Бабушке запомнился момент, когда с балкона их квартиры был сброшен на улицу рояль. Бросив все, семья перебралась в подмосковный поселок Баковку.
     Михаил Адольфович пользовался, однако, большим авторитетом в писательских кругах и продолжал работать в книжном магазине. Там же он трудился и после революции вплоть до своей смерти в 1939 г. Его библиотеку вторично постигло несчастье. Уже во время Великой отечественной войны в доме прадеда и прабабушки поселилась эвакуированная из Белоруссии семья. За неимением других возможностей печку стали топить книгами, многие из которых были подарены прадеду их авторами и имели дарственные надписи. Прах прадеда покоится в колумбарии Донского монастыря.
     Софья Степановна происходила из многодетной семьи Трунаковых, жившей в Боровичах Новгородской области. У Степана Степановича и Аграфены Исаковны Трунаковых было четыре дочери (Мария, Клавдия, Елена, Софья) и два сына (Степан и Григорий). Мария была замужем, но детей не имела. Елена Степановна (в замужестве Мошкина) имела дочь Веру и сыновей Григория и Николая. У Веры Владимировны, вышедшей замуж за Михаила Никитича Сорокина, остались две дочери - Татьяна и Ольга, у Николая - дочь Евгения, у Григория, занимавшего ответственную партийную должность в Хабаровске, - шестеро детей, двое из которых, Тамара и Владимир живут во Владивостоке.
     Клавдия Степановна вышла замуж за армянина Георгия Христофоровича Кастанаева. У них родились два сына (Николай и Христофор) и две дочери (Нина и Наталья). Николай стал известным летчиком-испытателем. В экипаже Сигизмунда Леваневского, совершавшего на транспортном самолете конструкции Болховитинова Н-209 перелет через Северный полюс в Америку, он был вторым пилотом. Самолет, как известно, пропал или погиб. Именем Николая Кастанаева в Москве названа улица - Кастанаевская в Кунцевском районе столицы.
     Софья Степановна до войны работала кассиром на Белорусском вокзале в Москве. Вернувшись в конце войны из эвакуации, она продолжала жить на Баковке, а в самом конце жизни - у дочери Ольги в Чистом переулке в Москве. Скончалась прабабушка в 1967 г., и ее прах покоится рядом с прахом прадеда в колумбарии Донского кладбища.
     У Михаила Адольфовича и Софьи Степановны было три дочери -Надежда, Ольга и Валентина. Ольга Михайловна была замужем за Никитой Петровичем Налетовым, комиссаром Красной Армии. В семье сохранилась фотография, где он запечатлен вместе с выдающимися командармами Ворошиловым и Буденным. В 1937 г. Никита Петрович был репрессирован. Вернулся больным - от длительной работы в холодной воде получил саркому костей. Последние годы жизни работал директором Центрального дома архитекторов. Похоронен в некрополе Новодевичьего монастыря. Валентина Михайловна вышла замуж за Юрия Аркадьевича Славина, в послевоенные годы известного в Москве тренера по спортивной гимнастике. В их семье родились дочь Алла и сын Игорь.
     Наша бабушка Надежда Михайловна родилась в 1911 г. Закончила курсы чертежниц-копировальщиц. Впоследствии стала самостоятельно работать над архитектурными проектами. Близкие ей родные (а таковых много) хорошо помнят так называемые «бабушкины четверги» со знаменитыми пирожками и непременным преферансом. Скончалась она в 1994 г. и похоронена рядом с мужем на Востряковском кладбище.
     У Алексея Николаевича и Надежды Михайловны Строгановых выросли трое детей - старший сын Олег, дочь Светлана и Иван. Еще один сын, Игорь, умер в младенческом возрасте. Светлана и Иван закончили строительный институт, пойдя по стопам отца и матери.






ЧАСТЬ II. ПРАЩУРЫ – 2 (ИСТОРИЯ МОЕЙ СЕМЬИ В ИСТОРИИ МОЕЙ СТРАНЫ)

Памяти Марии Григорьевны и Екатерины Григорьевны Краcнonольских,
моих замечательных бабушек

     О том, почему у меня было две бабушки с одним отчеством и одной фамилией, будет понятно из истории, ко¬торую я собираюсь рассказать. Если определить жанр моей работы, то это скромная попытка семейной хроники. Для меня она доступна примерно с 80-х годов XIX в. Несколько поколений моей семьи со стороны матери, как и вся Россия, пережили с тех пор много экономических, политических преобразований, две мировые войны, несколько революций. Я понимаю, что моя большая, ничем особенно не выделяющаяся семья - одна из миллионов семей, в судьбе которой отразилось историческое время. Как знает уже и мое поколение, жить в эпоху социальных перемен всегда трудно. Люди случайно попадают в такие времена. Но через мою семью революция и связанные с ней по¬следующие изменения в жизни прошлись по-особенному жестоко, ибо это была семья священника Русской право¬славной церкви Григория Алексеевича Христорождественского из Мучкапа Тамбовской области.
.
1. Христорождественские
     Этот корень мой начинается с деда Иова Богоявленского, отчества которого семейное предание не сохранило. Его сын, мой прапрадед, Алексей Иович Богоявленский родился в селе Семеновке Кирсановского уезда Тамбов¬ской губернии. Прожил около 70 лет, умер в мае 1917. Алексей Иович в молодости служил пономарем у архиерея Тамбова, пользовался его доверием и расположением. Специального духовного образования не познал. За при¬мерное послушание был назначен на службу в церковь Михаила Архангела в усадьбе внука Мартынова, убийцы Михаила Лермонтова. Эта церковь стояла за три километра от села Булыгина. Свою отцовскую фамилию Алексей Иович сменил по инициативе Тамбовского архиерея, уроженца Рязанской губернии, на фамилию Христорождественский. В Рязанском Кремле есть собор Рождества Христова. Внук прапрадеда Алексея П.Г.Христорождественский говорил в 1989 году у нас в доме, что храмов на Руси с таким названием было не так уж и много, ему самому было известно только три. Приход был дан деду в связи с женитьбой, тогда был такой по¬рядок. Жену Алексея Иовича звали Пелагея. У них было четверо детей, два сына и две дочери. Продолжил род только Григорий Алексеевич, родившийся в 1875 году. В его семье выросло трое детей: Павел, Екатерина и Мария (еще одна дочь Антонина умерла в детстве до революции). Все дети прадеда Григория родились в Средней Оржевке Кирсановского уезда., где у него был приход. Прапрадед Алексей имел еще младшего брата, который вопре¬ки воле старшего ушел купцом в Астрахань еще в XIX веке, разбогател там,  похоронен тоже в Астрахани. Носил фамилию Богоявленский. Алексей Иович не мог простить ему отказ от духовного звания и, как свидетельствует его внук Павел Григорьевич Христорождественский, не пожелал видеть отступника даже в свой смертный час.
     Фамилию Христорождественский носят сейчас сыновья Павла Григорьевича Виталий (1937) и Валентин (1940). Далее наследников по мужской линии нет.

2. Ростовские
     В нашем столетии была и другая ветвь из рода деда Иова. Старшая дочь Алексея Иовича. Елена, вышедшая в XIX веке замуж за священника Александра Федоровича Ростовского из Усмани, родила пять дочерей и одного сы¬на. Четыре дочери умерли в разное время от туберкулеза, одна - Анна Александровна, дожила до середины 60-х годов, но детей у нее не было. В семье сына священника Ростовского Анатолия Александровича, была единствен¬ная дочь Ниночка, скончавшаяся от скарлатины в 1939 году в возрасте 15 лет. Моя мама очень хорошо помнит Анатолия Александровича и Марию Григорьевну Ростовских. Студенткой она любила бывать у них. Жили они в большой комнате в коммунальной квартире на втором этаже дома № 44 по Сивцеву Вражку (совсем рядом с вы¬сотным зданием Министерства иностранных дел России). Еще до революции Анатолий Александрович получил образование в Варшавском университете. Он был историком. Но разве мог сын и внук священнослужителей зара-батывать себе на хлеб университетским образованием? Сын врага народа, он все-таки он получил еще и диплом инженера, имел изобретения в области кинематографии, но всю жизнь испытывал неприятности при устройстве на работу, при попытке сохранить авторские права на свои изобретения. В основном они жили на зарплату его жены - врача Марии Григорьевны. Ее отец тоже был священником. Она рано осиротела, но жажда учиться была очень большой. Искала любую работу, была нянечкой по уходу за больными брюшным тифом, постоянно риско¬вала своим собственным здоровьем, но смогла осуществить свою мечту - закончить медицинский факультет Мос¬ковского университета. Вспоминала с горечью и болью время, когда, чтобы выжить, ей приходилось говорить, что своих родителей она не помнит.
     В их довольно большой, заставленной старинной мебелью, с окнами, выходящими во двор-колодец арбатского дома комнате всегда были рады гостям. В комнате был отгорожен один угол, в котором у А.А. была настоящая фото¬лаборатория. Фотографом он был прекрасным и имел много альбомов, запечатлевших многое и многих из его жизни, из жизни семьи. В устных беседах с моей мамой и ее двоюродным старшим братом-филологом Виталием Павловичем Христорождественским, он обещал передать им свой бесценный архив (огромную коллекцию вырезок из газет, которые собирал еще студентом Варшавского университета). Правда, моя мама очень огорчила его тем, что после окончания кафедры этнографии истфака МГУ пошла в аспирантуру философского факультета. Он очень не одобрял ее решение. Его нельзя было даже переубедить доводами о возможности заниматься русской религиоз¬ной философией. По его мнению, "русская философия утонула в 1922 году". А.А. скоропостижно умер в сентябре 1967 года Письменного распоряжения он не успел оставить, да, как говорит моя мама, никто тогда в горе об этом не подумал, тем более, что его жена, тетя Маруся, оставалась родным и близким человеком для всей большой се¬мьи. Последний раз мои бабушки и родители видели ее у себя в гостях в Пущине в декабре 1972 года. О ее тоже скоропостижной смерти соседи по коммунальной квартире не сообщили, ссылаясь потом на то, что М.Г. была че¬ловеком замкнутым, адреса своих близких не оставляла, а они в это время жили в Пущине, на Украине, в Минске. Спасибо почте, сотрудники которой по долгу службы не забыли на открытке, присланной моей мамой к празднику 8 марта, сообщить о кончине адресата. Моя семья не знает тех людей, которые организовали похороны М.Г. Моя мама и Агния Николаевна Коршунова-Безобразова, которая знала А. А. с юности, пытались узнать о дате захороне¬ния праха М.Г., но им не удалось получить эту информацию. Грустно, но приходится предположить, что возмож¬ность получить антикварную мебель затмила все другое. Мои родители уверены, что многочисленные фотоальбо¬мы, рукописи А. А., письма, архив вырезок из газет были просто вынесены на помойку. Хорошо еще, что моя мама знает, на каком участке Ваганьковского кладбище похоронены Ростовские; можно придти и поклониться их памя¬ти.

3. Поспеловы-Безобразовы
3.1. Поспеловы
     Корни мои со стороны прабабушки Лидии Николаевны, жены священника со столь редкой фамилией Христорождественский начинаются с ее деда Семена Поспелова, отчество его тоже в семейном предании не сохрани¬лось. Прапрапрадед Семен Поспелов рано умер, оставив жену вдовой с шестью детьми. Прапрапрабабушка Алек¬сандра Александровна, в девичестве Надеждина, была родом из села Шапкина. От первого дня замужества до 1916 года прожила в селе Чащине в доме своего мужа. Своим детям, внукам и даже старшим правнукам запомнилась как очень властная, суровая женщина: секла пребольно розгами и детей и внуков, и правнукам перепадало. Воз¬можно, считал ее правнук Павел Христорождественский, без "строгости паче меры" ей бы не поднять без мужа шестерых детей. После его смерти получала небольшое пособие и пекла для церкви просфоры. Твердого оклада ей не было положено, а вознаграждалась она по воле отца - настоятеля храма и церковного старосты. Известно, что жила она на грани бедности, благо ее дети учились за казенный счет и все "вышли в люди". Одна из ее дочерей, Любовь Семеновна, стала народной учительницей и ярой "толстовкой". В 1916 году, как я прочла в письмах П.Г.Христорождественского (ему тогда было уже десять лет), бабушка Александра еще была “в полной силе вести хо¬зяйство”. Но в один августовский день 1916 года ее дочь Раиса с сыном Павлом всячески уговаривали отписать дом Рае. Прабабка упиралась часов до 16, но потом сникла, и ее повели в волостное управление, где она подписала со¬ответствующие документы, а рано утром следующего дня ушла пешком в Коростылево и больше никогда не была в Чащине. В Коростылеве, в двух километрах от Чащина, жил ее сын Александр Поспелов. Умерла А. А. Поспе¬лова в феврале 1919 года почти одновременно с сыном, Александром Семеновичем, от сыпного тифа. Примерно в это же время от тифа скончался и другой ее сын Виктор Семенович, живший в Филонове. Еще один сын Семена и Александры Поспеловых, Николай, мало общался с Христорождественскими, т.е. с семьей зятя своей сестры Раи¬сы. Семейное предание гласит, что сам он по натуре был человеком общительным, но находился под большим влиянием своей жены Матрены Федоровны и не бывал ни в Оржевке, ни потом в Мучкапе, где жили Христорождественские. Не помнит его П.Г.Христорождественский и на похоронах деда Николая Безобразова. Николай Семе¬нович семинарии не кончал, служил диаконом в одном из сел между Липецком и Гречами. Название села мне ус-тановить не удалось, но известно, что вблизи него находились усадьбы Г.В.Плеханова и Г.В.Чичерина.
     Много лет спустя, летом 1942 года, эшелон, в котором дивизия моей бабушки Екатерины Григорьевны от¬правлялась на фронт, долго будет стоять в Мучкапе и она случайно встретит после многих лет разлуки своего родственника, Бориса Поспелова, сына Александра Семеновича. Борис не был призван в армию из-за увечья (горб), остальные братья Поспеловы были призывного возраста. Дальше все следы Поспеловых теряются.
.
3.2. Безобразовы
     Как я уже писала, в семье Семена Поспелова было шесть детей. Одна из дочерей, Раиса, была выдана замуж за священника Николая Адриановича Безобразова. Безобразовы - сибиряки. Не удалось узнать, как они попали в Тамбовскую губернию. Точных координат их малой родины установить не удалось, известно только, что была она в сибирской глубинке и что Н. А. Безобразов с ними связи не держал. Единственный раз из Сибири в гости к брату еще в Чащино приезжал старший брат Н.А.. Остались в записи внука Павла воспоминания Раисы Семеновны: "Должно быть, богатым был, шелковую рясу носил". По тамбовским меркам, такая ряса была положена только ка-федральным протоиреям. Еще один брат Н. А. Безобразова служил диаконом в Турмасове Тамбовской губернии, имел много детей, одних сыновей было пятеро. (Их однажды видел в 1926 году Павел Николаевич Безобразов, ко¬гда ездил на конной повозке из Уварова в Морсово Моршанского уезда). Братья Безобразовы, живя недалеко друг от друга, связи между собой постоянно не поддерживали. На похороны утонувшего Н. А. Безобразова его брат из Турмасова не приезжал. Даже если предположить, что ему не была послана телеграмма, он мог узнать о гибели брата из Тамбовской ежедневной газеты, а путь из Турмасова в Усмань, где хоронили прапрадеда Николая, был не таким уж дальним.
     В доме священника Христорождественского, зятя Н.А.Безобразова, выписывали журнал "Ниву". Однажды, как вспоминал в своих письмах П.Г.Христорождественский, там был опубликован портрет генерала от инфантерии Безобразова по поводу его 75-летия. П.Г. спрашивал у своего деда, приезжавшего за два месяца до своей гибели в 1917 году, не родня ли ему этот генерал. Дед усмехнулся и сказал: "Однофамилец". В 1944 году в приказе главно¬командующего по поводу взятия Туапсе и Новороссийска была особо отмечена часть под командованием полков¬ника Безобразова. Возможно, это был один из сыновей дьякона Безобразова из Турмасова, поскольку совпадали и фамилия и отчество, но точно утверждать нельзя, так как в доступном мне времени самый старший из рода Безобразовых - Павел Николаевич, не помнил всех имен своих многочисленных кузенов.
     По воспоминаниям внуков, был дед Николай жизнерадостным и энергичным человеком, успешно справлялся с делами благочинного округа. Кроме того, вел свое довольно большое хозяйство: купил земельный участок Тур¬ки в Саратовской губернии (район Ртищева, ехать надо до железнодорожной станции Лебяжевка, а далее пеш¬ком). Дед держал там скот, птицу, имел посевы. Бывал там редко, все поручив доверенному мужику из Чигуреевки. Свою здоровую и красивую жену Раю любил до самой старости. Рая принесла ему 13 детей, из которых выжило трое: Лидия (1884), Агния (1892). Павел (1894). Все дети Безобразовых родились в деревне Чащине в доме Поспе¬ловых: дед Николай своего дома в Чащине не имел. Жили в Семеновке. А до нее прапрадед был священником в Чигуреевке (Вольная Вершина), что в семи километрах от Чащина на север В Чащине дед Николай Безобразов вплотную занимался постройкой нового трехпрестольного храма. Он строил этот храм в память о чудесном избавлении от смерти сына Павла. Сын Павел "сверзился" с колокольни храма в Чащине, но благодаря небольшой высоте и па¬дению на снятые купола, отделался ушибами, хотя и очень тяжелыми. Отец полгода носил его на руках. Ему уда¬лось возвести храм выше окон и дверей, но кирпича было заготовлено на полную достройку не только храма, но и церковно-приходской школы. С переездом прапрадеда в Мучкап темп строительства храма упал, а с началом первой ми¬ровой войны строительство было прекращено. Как рассказывал Павел Григорьевич Христорождественский, в селе, где была большая нужда в кирпиче, никто никогда не брал его из церковных штабелей, которые никем не охраня-лись, просто зарастали травой. Так, по крайней мере было до лета 1928 года. С 1916 года, как я уже писала, семья Николая Адриановича жила в доме матери Раисы Семеновны в Чащине. Н. Безобразов погиб в результате несчаст¬ного случая весной 1917 года. Подробности его гибели мне не удалось узнать. Кажется, их не знал никто из стар¬ших в моей семье. Были только версии. Свидетель смерти Николая Безобразова диакон Фиделин П.И. уклонился от прямого ответа на вопрос о гибели прапрадеда, который ему задал в августе 1930г. внук Безобразова П.Г. Христорож¬дественский. Моей маме в детстве рассказывали одну из версий гибели ее прадеда Николая: он ездил кого-то кре¬стить, лошади понесли на мосту через реку Ворону, телега упала в реку, перевернулась, диакон, бывший за возни¬цу, выплыл, а дед в тяжелом облачении не смог того же сделать и погиб. Похоронен он в Усмани. Как известно, останкам его не было покоя: могила в 30-х годах была разрыта, а гроб после досмотра выброшен в помойную яму райисполкомовского двора. Пушкинское
           "Два чувства с детства близки нам,
В них обретает сердце пищу:
                Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам"
было забыто. Объявленная обществом массового атеизма, страна таким варварским способом расправлялась с ре¬лигией, попирая все человеческие ценности...
     Младшей дочери Агнии и единственному сыну Павлу Безобразовы дали высшее образование. Агния Николаевна училась в Петербурге. Еще до революции вышла замуж по любви за офицера царской армии Медведева Ивана Алексеевича. В годы гражданской войны он перешел к Фрунзе, связь его с женой, живущей на Тамбовщине, пре¬рвалась. Затем однажды из армии прибыл вестовой и вручил ей мешок бумажных денег и письмо, в котором И. А, сообщал, что у него есть другая жена. Семейное предание гласит, что красавица Агния Николаевна, положив под голову этот мешок с деньгами, приняла морфий, но доза была слишком большая, и тихо уснуть ей не удалось. Раи¬са Семеновна применила все возможные средства и спасла дочь. Медведев потом возвратился, но Агния Николаевна была уже замужем за другим. Вторым ее мужем стал офицер уже Красной Армии Николай Михайлович Кор¬шунов. Дом старших Коршуновых стоял в Мучкапе напротив дома Христорождественских на улице Новосельцевской. С 1929 года Коршуновы жили в Москве, у них росли два сына: Юрий (1923) и Эдмунд (1927 - 1989). Именно в этой семье жила после гибели отца в тюрьме моя бабушка, Мария Григорьевна. В семье Ю.Н. Коршунова, из¬вестного теперь юриста, автора многих книг по трудовому праву, хранится донос, сообщающий в соответствующие органы о том, что подполковник Н.М.Коршунов женат на дочери священника и бывшей жене офицера царской армии и что, кроме того, в его доме приютили племянницу жены, дочь врага народа, расстрелянного священника Мучкапской церкви Григория Христорождественского. (Позже семья узнает, что донос написал человек, которой был вхож, как тогда говорили, в семью). Племянница, моя бабушка Маша, вынуждена была уехать в Сталино к матери и старшей сестре. У Н.М. Коршунова были очень большие неприятности по службе. Позже Н.М. воевал, имел много боевых наград. Умер в Москве в 1959 году, похоронен на Преображенском кладбище. С Агнией Нико¬лаевной Безобразовой-Коршуновой все Христорождественские поддерживали родственные связи. Она часто при¬езжала к племянницам на Украину, в семью моей мамы в Пущино. Бабушка скончалась в октябре 1976 года, но с семьей ее потомков моя семья до сих пор поддерживает самые дружеские отношения.
     О самом младшем сыне Р.С. и Н. А.Безобразовых, Павле Николаевиче, многое можно узнать в музее города Вышнего Волочка Тверской области. Агроном по образованию, он много сделал для создания плодопитомника в Ульяновке; элитные сорта деревьев и кустарников, выращенные им, сейчас растут по всей тверской земле. Его единственная дочь Татьяна, 1928 года рождения, собиралась в юности продолжать дело отца, закончила Тимиря¬зевскую академию. Учась в аспирантуре академии, она выходит замуж за молодого журналиста Олега Алексеевича Строганова. Сначала рождение сына, затем заботы о нем (Олег Алексеевич Строганов, как известно, участвовал в знаменитой экспедиции в Антарктиду в 1955 году), рождение дочери Екатерины в 1959 году, длительные зарубеж¬ные командировки мужа, особенно в Польшу, изменили ее судьбу. Татьяна Павловна стала журналистом. Сейчас она бабушка пятерых внуков. Дочь Катя, зять Юра и внук Дима - тоже журналисты. Олега Алексеевича. к сожале¬нию, уже нет с нами, он умер в марте 1998 г.
     Когда я была совсем маленькой, то всем говорила с гордостью, что у меня в Москве много братьев. Я имела в виду внуков Татьяны Павловны Безобразовой (их тогда было 4, сейчас есть еще и девочка Шурочка). Подробно¬сти о степени родства меня тогда не занимали, вернее, я просто не имела тогда о них представления. Главным для меня было то, что я видела членов этой семьи у себя дома в Пущине, бывала по дороге на Украину в гостеприим¬ной и уютной квартире на Ленинском проспекте, над магазином "Свет". Сейчас, когда в некоторых современных семьях даже по именам не знают своих двоюродных родственников, о троюродных мало кто и слышал, я горжусь, что семьи Строгановых, Роговых (фамилия мужа Кати Строгановой), Коршуновых, Минкевичей хранят память о наших общих корнях, поддерживают отношения друг с другом, нечасто, но навещают друг друга. Интересно, смо¬жем ли мы, самое молодое поколение семьи, сохранить такую прекрасную традицию большой семьи?

4. Прапрабабушка Раиса Семеновна (1868 - 1942)
     Как гласит семейное предание (и редкие сохранившиеся фотографии), была она невысокого роста, характером обладала твердым и независимым. Волосы у нее с детства были очень густые и очень вьющиеся, длинными не вы¬растали. На свадьбе с Николаем Адриановичем Безобразовым Рае пришлось надеть парик, так как невесте полага¬лось быть с косой, а косы у нее не вырастали. Чужая коса ей очень мешала, и она без оглядки на всякие условно¬сти, прямо за свадебным столом сбросила ее и осталась со своими кудряшками. Умерла она в 1942 году, в Москве, когда дочь Агния, в семье которой она жила в последние годы своей жизни, с двумя сыновьями была в эвакуации в Казахстане. Раису Семеновну Безобразову соседи похоронили на Минаевском кладбище, находившемся совсем рядом с домом Коршуновых на Сущевском валу, но ее могилу вернувшейся дочери никто не мог показать. Моя бабушка Маша была ее любимицей и сама очень любила бабушку Раю. Красивая и молодая, она смотрит сейчас на нас с фотопортрета, который бабушка Маша привезла из своего Белокуракинского дома.

5. Прабабушка Лидия Николаевна Христорождественская-Безобразова (1884 - 1949)
     Маршрут ее жизни составлен по письмам единственного сына супругов Христорождественских Павла к младшей сестре Марии, моей родной бабушке, по воспоминаниям последней, фотографиям из семейного альбома, немногим вещам, сделанным ее руками и бережно хранимыми в нашем доме, детским воспоминаниям моей мамы.
     Рано, в 16 лет, прапрадед Николай Безобразов выдал старшую дочь замуж. Выдал не самым лучшим образом, и не только потому, что была молода, не собиралась замуж, а очень хотела учиться. Дед Николай и сам колебался, говорил жениху, что дочь "еще и щей варить не умеет". Но погнался, по словам детей Лидии Николаевны, за при¬влекательной внешностью жениха, его красивым голосом и уникальной фамилией (Христорождественский). Дал за дочерью минимальное приданое. Из этого приданого сохранилась только ручная швейная машинка фирмы "Зин¬гер" (кстати, она до сих пор работает, у нее 100 лет трудового стажа). Средняя Оржевка, где пришлось жить моло¬дой попадье, была бедным селом: четыре небольшие улицы крестьянских изб. Жалованья от Синода не полагалось, священник должен был существовать на скудные подаяния крестьян. Было несколько десятин церковной земли. Прадед Григорий старательно обрабатывал их, всячески стремясь увеличить доход. Сеял рожь, просо, чечевицу, овес, один год даже тыквы. Но земля была неважная, и усилия его пропадали даром.
     Прабабушка Лидия Николаевна сельским хозяйством не занималась, но дети и домашнее хозяйство целиком лежали на ней. В доме были, правда, кухарка и нянька, но хозяйке, разумеется, приходилось вникать во все дела самой. В своем детстве моя бабушка Маша, родившаяся в 1915 году, уже не помнит кухарки и няньки, просто ино¬гда в дом приходили женщины, которые помогали попадье выполнять тяжелую работу. Была она похожа на свою мать, Раису Семеновну, невысокая, худенькая, очень тихая, терпеливая, ласковая, полная противоположность сво¬ему своенравному красавцу-мужу. Прабабушка сама обшивала всю семью, вязала, вышивала. Рукодельница она была отменная. О ее искусстве я могу судить по сохранившихся у нас в семье коврике-аппликации, скатерти, ру¬кавичке моей мамы, платьям ее дочерей и их подруг на сохранившихся фотографиях 30-х годов. Искусству руко¬делья она училась в соседнем с Оржевкой монастыре, куда часто ездила молиться. Купила полный набор сапож¬ных инструментов и обшивала семью брезентовой обувью. Виртуозно, как старомодно пишет ее сын, преуспела в кулинарии (что унаследовали ее дочери). Обладала по воспоминаниям всех детей, сестры и брата редким тактом и выдержкой, терпением, особенно в отношениях с мужем, в котором было своенравие деда Алексея и свое понима¬ние роли и места женщины в семье. У четы Христорождественских родилось четверо детей, выжило трое: Павел. Екатерина, Мария. К 1917 году Павлу исполнилось 11 лет, его сестрам девять и два года. Через Тамбовщину про¬неслось много вихрей гражданской войны. Однажды, когда в Мучкап пришли войска Антонова, бабушка Лида разрешила соседкам-крестьянкам воспользоваться подвалом дома священника (большой деревянный дом под же¬лезной крышей в центре Мучкапа. недалеко от вокзала, отец Григорий купил для семьи в 1915 году). В этот дом. а также в другие хозяйственные постройки, женщины спрятали от мародеров свои вещи. Дед Григорий на это согла¬сия не давал, но она стояла на своем. От гнева не только мужа, но и антоновцев ее спасло только то, что Красная Армия захватила Мучкап.
     Старший сын Христорождественских Павел после окончания школы в Тамбове пытался поступать на фило¬логический факультет Московского университета, но в начале двадцатых годов ему как сыну лишенца было отка¬зано в приеме. В это время уже известный тогда специалист К.И. Скрябин открыл в Воронеже ветеринарный ин¬ститут. Туда и поступил П.Г.Христорождественский. Перед самым выпуском он узнал, что отца забрали в там¬бовскую тюрьму. За некоторое время до этого священник Христорождественский церковными властями был отстра¬нен от служения. Его обвинили в том, что он придерживается почти монастырского устава ведения службы. В Мучкап прислали священника, который был сторонником обновленческого движения. Прадед Григорий публично резко критиковал идеи этого движения и власть. Родственники и знакомые советовали ему или молчать, или уехать с семьей куда подальше. Упрямый прадед не внял советам и продолжал открыто высказывать свои взгляды. Все это кончилось арестом. В тюрьму родственников не пускали, переписка не разрешалась. Прабабушка более полугода ничего не знала о судьбе прадеда. Однажды на его бывшем вознице она увидела шубу мужа и спросила, когда отец Григорий продал ее и зачем. Этот человек ответил: "Она ему теперь больше не нужна". Так прабабушка Лида уз¬нала о гибели мужа. Шел 1929 год. Из большого красивого дома вдову-попадью выселили. К этому времени ее старшего сына, новоиспеченного ветеринарного врача, отправили по распределению в Казахстан. Из вполне при¬личного наследства, которое он мог бы получить от своих родителей, у Павла осталась только подушка, которую дала для общежития мать в его последний до ареста отца приезд в Мучкап. Эта незаметная даже в повседневности вещь на долгие годы стала для него единственной ниточкой, хранившей тепло родительского дома. Старшая дочь Екатерина зарабатывала на жизнь, ухаживая за больными в брюшнотифозных бараках Тамбова. Самая маленькая. Маруся еще училась в школе. (Кстати, пошла она в школу сразу во второй класс, до этого училась дома из-за сво¬его происхождения). Бабушка Лида понимала, что ждет ее и детей. Поэтому, взяв машинку-кормилицу и кое-что из семейных реликвий, она уезжает на Украину. Там. в Сталине (ранее Юзовке) тогда жил ее родственник из рода Поспеловых, Иван Вениаминович Беляев. Иван Вениаминович - сын Анастасии Семеновны Поспеловой, родной сестры моей прапрабабушки Раисы, и Беляева Вениамина. Семья Беляевых жила в селе Верхний Ширяй. На Ук¬раине прабабушка (каким образом, я не знаю) возвращает себе девичью фамилию Безобразовой, а дочерям по совету родственника Беляева, дает фамилию Краснопольские. Так в моей родословной появляется эта чужая фамилия, с ней мои бабушки Мария и Екатерина Григорьевны спустя годы пройдут через жестокую войну, достойно пронесут через трудовую жизнь, она же выбита на скромных каменных плитах на их могилках в лесу рядом с Пущиным. В память о своей бабушке Лиде, спасшей этой фамилией жизнь детям, моя мама, выйдя в 1964 году замуж, оставит себе эту фамилию. Известный социолог И.В.Бестужев-Лада еще в конце 70-х годов говорил маме, что это - польская фамилия. Удивительно то, что несколько лет назад два научных сотрудника из Пущина, не сговариваясь и совер¬шенно ничего не зная об истории моей семьи, сообщили маме о том, что в Амстердаме (Голландия), где им пришлось побывать в научной командировке, есть гранд-отель "KRASNOPOLSKY". Один из них подарил моей семье сделанные им самим фотографии отеля, другой - рекламный проспект отеля и фирменную ручку. В проспек¬те есть фото конца XIX века семьи Краснопольских, основателей отеля. Очень хочется выяснить, связана ли эта семья с теми Краснопольскими из Сталина, которые дали моим бабушкам новую фамилию.
     Вернемся к моей прабабушке, Безобразовой Лидии Николаевне. На Украине осиротевшей семье священника Христорождественского пришлось хлебнуть много горя и трудностей. Основной доход семьи состоял из того, что прабабушке Лиде удавалось заработать шитьем и вязаньем. Старшая дочь Екатерина заболела туберкулезом, и ее пришлось лечить. Несколько раньше в Казахстане, в Чилике Уральской области, заболел той же болезнью сын Па¬вел. Он просил профсоюз направить его на лечение в Крым, но его деятели сказали, что сыну врага народа пора умирать, и вместо Крыма отправили его на работу в отдаленный колхоз. Но мир, как говорится, не без добрых лю¬дей: простая женщина, казашка, пожалев молодого, умного, приветливого парня, не выясняла, чей он сын, она просто лечила его по своей методе кумысом. И вылечила. К ней в 1931 году Лидия Николаевна привезла спасать дочь Екатерину. Младшую Марию отправила под присмотр к сестре Агнии в Москву. Там, как я уже писала, пре¬бывание в семье Коршуновых племянницы из семьи священника не осталось незамеченным. В 1931 году Л.Н. с дочерьми снова в Сталине, снова скитается по чужим углам, пытается своим замечательным рукодельем зарабо¬тать девочкам на учебу. Ей самой не пришлось получить образование, но, несмотря на все тяготы жизни и невзго¬ды, она мечтала дать его детям. Девочки сами всем, чем и как могли, поддерживали друг друга. Жили бедно, но дружно. Бабушка Маша вспоминала, что часто лучшей едой в доме было конопляное масло с хлебом или просто конопляное масло с помидорами. Сначала в фельдшерско-акушерскую школу пошла учиться Екатерина, а млад¬шая Мария работала экспедитором в горном институте. Отлично сдавшая выпускные экзамены в школе, Катя мог¬ла остаться в Сталине, тем более, надо было еще помочь получить специальность младшей сестре. Но на дворе был уже 1937 год. Довольно большой город Сталино застывает в тревоге по поводу массовых арестов. И тишайшая, хрупкая Лидия Николаевна снова обращается к спасительному расстоянию: по ее совету дочь Катя уезжает в глу¬бинку, в село Белокуракино, что на самом севере соседней Ворошиловградской области. В Белокуракине (кстати, оно много ближе Сталина к Тамбову) уезжает из города и Лидия Николаевна. Марию оставляют на попечение (на квартире) в рабочей семье, семье людей глубоко порядочных, дочь которых Сонечка (по мужу Цуканова) училась в зубоврачебном институте вместе с моей бабушкой Машей. (Дружескую переписку с семьей Софьи Цукановой мои бабушки вели до конца своей жизни).
     В Белокуракине мать с дочерью не успели и оглядеться, как Катю призвали в действующую армию. Шло, как тогда говорили, освобождение Западной Украины. Бабушка Лида снова в дороге, но маршрут ее жизни тянется к единственному сыну, которого она давно не видела, на Херсонщину. Там она тоже нахлебалась горя. Жила с сы¬ном и его семьей с двумя детьми в одной комнате с семьей бывшего ветврача, состоящей из четырех человек. Даже питание было общим. П.Г. Христорождественский в одном из своих писем вспоминает, что прабабушка моя тер¬пела многое в этом слишком коммунальном быте и только иногда говорила: "Жизнь, жизнь, когда же ты похужаешь..." После окончания так называемой польской кампании, снова уехала в Белокуракино к дочери Кате. Жила вместе с ней в общежитии, потом больница выделила молодому специалисту и ее маме жилье в бывшей хозяйст¬венной постройке прямо на территории больницы. На одной из фотографий виден этот маленький, сложенный из мела и глины домишко, покрытый соломой. Дочь Екатерина вышла замуж за украинца, учителя истории Бондаренко Тихона Тимофеевича. Сам он был образованный и интеллигентный человек, но с его семьей Л.Н. не найдет общего языка, и чтобы не усложнять жизнь дочери, самоотверженная и терпеливая, опять тронется в путь, на сей раз в Астрахань, новое место жительства семьи сына Павла, где уже трое детей.
     Интересно, что в письмах Павла Григорьевича я встретила его размышления о том, что женщинам из рода Безобразовых не везло в семейной жизни. В известном смысле он, наверно, прав. Женщины Безобразовы не были вполне счастливы в своей семейной жизни, хотя отличались красотой, умом, преданностью детям. Вот история первого брака Е.Г. Ее муж, учитель истории Бондаренко Т.Т., останется в Белокуракине; во время войны: у него было заболевание глазного нерва. Человек очень веселого нрава, однажды он расскажет безобидный анекдот. Но кому-то покажется, что вместе с пребыванием на оккупированной территории, это достаточное свидетельство его политической неблагонадежности. Тихон Тимофеевич попадает в тюрьму как враг народа. Из тюрьмы, полностью реабилитированный, он выйдет после 1956 года, почти полностью слепой. Есть любопытный документ в семье: справка о переаттестации гвардии старшего лейтенанта Краснопольской Е.Г. О ее муже, уже арестованном, знали все, а вот в графе социальное происхождение и социальное положение читаю: "служащая, из крестьян". Трудное материнское решение о смене фамилии и в этой ситуации спасло мою бабушку Катю. В конце войны Е.Г. выходит замуж за своего сослуживца Болотова Ивана Николаевича. Этот брак тоже окажется несчастливым. Когда, как рас¬сказывает семейное предание, Болотов снял мундир, за ним ничего не оказалось, кроме пристрастия к вину и праздному образу жизни. К тому же он скрыл от жены, что до войны у него в Саратове была семья. Бабушка Катя, как и все в ее семье, не приносила зла другим людям. Позже, после возвращения из архипелага Гулаг первого мужа, все его попытки еще раз соединить свою и Катину судьбу оказались неудачными, но до конца своих дней они ос-тались друзьями.
     Но вернемся после длинного отступления к крутым маршрутам жизни моей прабабушки Лидии Николаевны. Мы расстались с ней на дорогах 1940 года. Летом дочь Мария успешно закончив зубоврачебный институт, также просится на работу “в глубинке" и получает ее в амбулатории большого села Ново-Пскова в 30 километрах от Белокуракина, в долине живописной реки Айдар. Вполне возможно, что именно в это время моей прабабушке показа¬лось, что бежать в неизвестность больше не надо, жизнь в какой-то степени налаживается: дети все живы, получи¬ли образование, создают свои семьи. У сына Павла уже вместе с приемным трое сыновей, его жена ждала еще ребенка. Снова есть крыша над головой, хоть и очень непохожая на отчий дом и семейное гнездо в Мучкапе, но все-таки в отдельном доме. Однако судьбе угодно было вовлечь Лидию Николаевну еще в один трудный маршрут. 22 июня 1941 года грянула новая страшная беда - война. Беда для всей страны. Дочери, как медицинские работники, в ок¬тябре 1941 года были призваны в армию. Сын Павел то время был уже снова в Казахстане, престарелая мать - одна в Москве, сестра Агния - в эвакуации в Алма-Ате, брат Павел Николаевич - в Ульяновке Тверской области. Об этом, конечно, она узнает только после войны. Летом 1942 года немцы приближаются к Белокуракину. Передо мной эвакуационное удостоверение Безобразовой Лидии Николаевны, выданное Белокуракинским военным ко¬миссариатом. Ей предлагается эвакуироваться "вглубь страны". Опять в никуда и ни к кому! Опять одна, совсем одна, теперь уже на пороге шестидесяти своих лет. Маршрут оборвался недалеко от Белокуракина. Прабабушка попала в расположение румынской части. Завоеватели не побоялись ограбить уже совсем седую, измученную, от¬чаявшуюся женщину. Так всегда бывает на войне? Война неизбежно раскрывает самые низкие человеческие глу¬бины? Грабить в котомке беженки было нечего, но на пальце у нее было массивное, червонного золота обручаль¬ное кольцо. Солдаты хотели его снять, а пальцы прабабушкиных рук уже были поражены ревматизмом, кольцо не снималось. Грабители собрались рубить палец, так велико было желание получить старинное кольцо. Бабушка взмолилась и просила не калечить ее, в противном случае она лишится последнего куска хлеба, который только и могла заработать шитьем и вязаньем. Рука солдат не поднялась на палец старой женщины. Но с досады они жесто¬ко избили ее ногами, пинали и машинку, повредив футляр и челнок. Избитая, с окончательно подорванным здо¬ровьем, волоча на себе кормилицу-машинку, бабушка Лида вернулась в уже оккупированное немцами Белокура¬кино. О своих детях, матери (Раисе Семеновне), других родственниках до конца оккупации ничего не знала. С семьей зятя не общалась.
     Итак, еще одна чаша горя выпала на долю этой хрупкой, бесконечно доброй и одновременно мужественной, терпеливой женщины, так похожей на мою бабушку Машу. Дочери нашли ее сразу после освобождения Белокура¬кина в 1943 году. Но война продолжалась, и тревога не отпускала сердце матери. Одна светлая радость пришла все-таки к ней в эти годы. В декабре 1943 года из армии была демобилизована ее дочь Мария, она ждала ребенка от любимого человека, своего коллеги по госпиталю, хирурга Берганта Н. А. Девочка Люба, ставшая потом моей ма¬мой, родилась 31 января 1944 года. Очень скоро, после рождения внучки, Лидия Николаевна с дочерью переезжают из Ново-Пскова в белокуракинский домик. Мария Григорьевна начинает работать в больнице зубным врачом. А жизнь готовит Лидии Николаевне новые испытания. Из Москвы от вернувшейся из Алма-Аты сестры приходит известие о кончине Раисы Семеновны, которую никто из детей и близких не смог проводить в последний путь и запомнить место ее последнего пристанища. Дочь Катя, военфельдшер роты связи, продолжает шагать со своей ротой связи по трудным военным дорогам через Днепр на Будапешт. На принудительных снегозаготовках зимой 1944-1945 гг. дочь Мария, Маруся, еще кормящая мама, изнывая от жажды, глотает комок снега и заболевает инфекционным гепатитом. Несколько месяцев она находится между жизнью и смертью. Моей крошечной маме даже нашли усыновительницу, Куценко Ф.Ф., так как мой дед уже сообщил о своем невозвращении в семью. С фотографии в альбоме на меня смотрит красивый молодой офицер. Почему он так поступил? Может быть, испу¬гался трудностей быта, которые непременно ожидали его в семье с маленьким ребенком, тяжелобольной женой и старой тещей? Бабушка Маша, судя по всему, очень его любила. Никто в большой семье никогда не слышал о моем деде ни одного плохого слова. Его адрес семье был известен, но никогда и ни в чем бабушка не просила у него поддержки. В новом жизненном испытании только искренние молитвы, любовь, заботливый уход вернули Марусю, мою бабушку Машу, к жизни, хотя следы этой тяжелой болезни преследовали ее все оставшиеся годы. Во вре¬мя войны связь Лидии Николаевны с сыном Павлом была потеряна, так как он из Астрахани уехал снова в Уральск. В 1944 году со случайным человеком бабушка передала письмо ему в Астрахань, но сына там уже не бы¬ло. К счастью, знавший новый адрес П.Г. врач, взял письмо и переслал его адресату. Но в это время чаша страда¬ний моей прабабушки уже переполнилась. Едва поставив младшую дочь на ноги, успев обнять уцелевшую на вой¬не "вояку Катюшку", найдя старшего сына, она слегла сама. Весной 1947 г. маленькая семья переехала в строение, когда-то наспех сооруженное для хозяйственных нужд, стоявшее буквально за забором больничного двора (это домик под старыми огромными акациями даже я помню и считаю родным местом на земле). Моя тогда маленькая мама помнит, что прабабушку Лиду везли сначала на лошадях, а потом конюх Павел Артемович Заяц вносил ее на руках в помещение. 17 марта 1949 года эта преданная и самоотверженная Мама, великая труженица, терпеливица умерла, унеся с собой, наверно, многие тайны своей жизни. Светлая ей память!

6. Христорождественский Павел Григорьевич (1906 - 1995)
     Старший сын священника Григория Христорождественского, единственный из семьи после гибели отца со¬хранил до конца своей жизни его фамилию. Любопытная деталь из биографии П.Г.: когда он еще учился в Тамбо¬ве, в классе, "в соседнем ряду, - пишет П.Г. в письме к своей сестре Марии - протирал штаны будущий отец тепе¬решнего митрополита Володя Нечаев". (А его отец, дед митрополита Питирима, сидел, как потом выяснилось, в одной камере с отцом Григорием в Тамбовской тюрьме). Филолог по призванию, но в силу своего происхождения не допущенный к экзаменам на филологический факультет Московского университета, получивший высшее обра¬зование в Воронежском ветеринарном институте, Павел Григорьевич всю жизнь проработал ветеринарным врачом. Сначала в г.Чилике в Казахстане, откуда его, заболевшего туберкулезом, отправили в отдаленный колхоз умирать, сочтя это лучшим вариантом для сына врага народа, и где ему не дала умереть старая казашка, считавшая челове¬ческую жизнь самой высокой ценностью. Потом на Херсонщине, в Астрахани и снова в Уральске, недалеко от Чилика. В 50-е годы его семья переехала в Белоруссию. После выхода на пенсию он поселился в Минске. Страстный книгочей и эрудит, свою любовь к литературе чуть-чуть утолил, работая продавцом в книжном киоске Минского мединститута. Любовь к литературе более всего реализовала себя в письмах, которых он написал множество за свою большую жизнь. Через эпистолы, как он любил говорить, поддерживал связи со своими институтскими това¬рищами. Однажды они решили соединить свои жизни, переселившись с разных концов страны на Кавказ. Выбрали красивое место в районе Апшеронска (16 км от города, на бывшем казацком пикете). Когда наступил обговорен-ный год, месяц переселения, оказалось, что готовы переселиться только двое - Павел Григорьевич и вдова одного из его недавно скончавшихся друзей. Безнадежный романтик, он все-таки уезжает из Минска и до 1992 года живет на так называемом 16-м километре. Там в 1978 году он похоронит жену Любовь Константиновну, в эту же землю после его смерти в 1995 году его дети Лидия и Виталий опустят урну с его прахом. Очень далеко от родной Оржевки и Мучкапа, от Минска, где живут его дети, от московских и подмосковных родичей. Но все-таки мы все зна¬ем, где его последнее пристанище в жизни. А где могила его отца, нашего деда и прадеда, священника Григория? И существует ли вообще она?
     Я помню Павла Григорьевича. Он гостил у нас в Пущине, когда мне было уже почти семь лет. Скромный, ти¬хий, добрый человек, прекрасный рассказчик. Однажды к моей маме зашли в гости приехавшие на международный симпозиум коллеги, доктора и кандидаты наук. Он сначала смущался и не хотел выходить к ним. А потом вышел сам со словами: "Здравствуйте, вот и я, реликтовый родственник". Потребовалось несколько минут, чтобы именно он очаровал своих собеседников манерой говорить, тонким юмором. Очень гордился своей фамилией. Весной 1993 года рассказал моей маме уже в Минске смешную историю. Однажды он не получил вовремя пенсию. Когда при¬шел уточнить, в чем дело, выяснил, что виноват компьютер, которому, как и большевикам в молодости, не понра¬вилась его "одиозная фамилия". Она не поместилась на строке и просто потерялась из-за неопытности служащих собеса. В нашем доме много его "исторических писем", которые очень интересно, хотя и трудно читать: П.Г. рано стал плохо видеть. Его эпистолы многое мне рассказали. Письма в Пущино он подписывал своей фамилией, а вот в Белокуракино они приходили с фамилией его жены Долгих Л.К. Он был очень дружен с сестрами, особенно с младшей, любил и берег их, но боялся лишний раз напомнить о себе, боялся, чтобы еще раз они не пострадали от своего непролетарского происхождения. До 1969 года встречался с семьей только в Москве. Кстати, в семье жур¬налистов Строгановых-Роговых, потомков его кузины Татьяны Безобразовой, тоже бережно хранят и перечитыва¬ют его письма, так хорошо они написаны. Сложись его жизнь иначе, не попади он в разряд изгоев, детей врага на¬рода, русская литература, вероятнее всего, имела бы в нем не только своего верного рыцаря. Сколько же таких, не состоявшихся не по своей вине талантов, было в России XX в.! Даже большинство имен ей, России, неизвестны. Среди них и имя Павла Григорьевича Христорождественского. Могу только с гордостью сказать, что его дочь, моя тетушка Лида из Минска, кандидат филологических наук, написала и издала уже несколько учебников по англий¬скому языку. Зайцева по мужу, Лидия Павловна издала учебник под своей девичьей, так настрадавшейся в XX веке фамилией, Христорождественская. Дедушка Паша дождался выхода этой книги в свет. Несостоявшуюся в его соб¬ственной судьбе профессию филолога выбрали в жизни и его старший сын Виталий, внучка Ирина Витальевна.
     Мои занятия семейной хроникой убедили меня в том, что судьбы людей часто удивительным образом пере¬секаются. Вторым браком Ирина, урожденная Христорождественская. замужем за нидерландским бизнесменом. Род Христорождественских и семья Краснопольских снова как бы встречаются, только уже не в Сталине, а в Ам¬стердаме и в иной ситуации. Как удивительна судеб связующая нить...

7. Сестры Христорождественские-Краснополъские
     Сестры Краснопольские появились, как я уже писала, в Сталине. Этой фамилией Екатерину и Марию Хри¬сторождественских пыталась спасти от участи детей врага народа тихая, преданная, самоотверженная прабабушка Л.Н. Христорождественская-Безобразова. Самый старый документ, сохранившийся в семье от этого периода жиз¬ни - справка о работе старшей из сестер химизатором на Сталинской государственной малярийной станции (июль 1929 - октябрь 1929). Думаю, что "рождение" сестер с этой фамилией и произошло в 1929 году. Часть архива семьи периода 30-х годов, в том числе и дипломы сестер, погибли во время неудачной попытки Лидии Николаевны эва-куироваться в 1942 году. Перед выходом на пенсию бабушкам пришлось ездить в Донецк и восстанавливать ди¬пломы о специальном медицинском образовании.
     Свое имя моя старшая бабушка получила от великомученицы Екатерины, память которой русская православ¬ная церковь празднует 7 декабря по новому стилю. Она родилась именно в этот день в 1908 году. (Известно, что в том году человечество столкнулась с таким явлением как Тунгусский метеорит. Мне трудно что-нибудь утвер-ждать, но чуть ниже левой ключицы и бабушки Кати было нечто напоминающее шрам. Она считала, что это у нее было с детства, хотя никаких травм и операций никто из старших не помнил). В паспорте у Кати в графе о месте и годе рождения было записано: 20 октября 1912 года. По этому году и измерялись последующие события ее жизни, но день рожденья неизменно отмечался 7 декабря.
     Мамина мама, бабушка Маша родилась в ночь с 28 на 29 марта по старому стилю, поэтому наречена была именем святой великомученицы Марии Египетской. День рождения отмечала обычно 14 апреля по новому стилю. Родилась она, как и остальные дети отца Григория, в Средней Оржевке. Рождения еще одного ребенка ждала вся семья, особенно брат Павел и сестра Катя, которые, как гласит семейное предание, не подчинились в тот день даже воле своего строгого отца и отправились спать только после того, как им лично предъявили маленькую сестренку. В паспорте у бабушки Маши было записано, что родилась она в селе Коростылеве. Год рождения указан правиль¬но. В 1917 году семья Христорождественских перебирается в Мучкап, в дом погибшего весной отца Лидии Нико¬лаевны. Николая Адриановича. Безобразова.
     По словам моей мамы, из мучкапского периода жизни бабушки вспоминали чаще всего милые детские радо¬сти, шалости, книги, особенно подшивки журнала "Нива", поездки к бабушке Рае в Чащино, свои первые кулинар¬ные опыты, учителей, самые яркие школьные впечатления. Любили вспоминать родственников Безобразовых, По¬спеловых и Ростовских. На вопросы моей мамы о дедушке Григории рассказывали историю своего деда Николая Безобразова. Чаще вспоминали годы, прожитые в Сталине. Кстати, этот период их жизни можно "прочесть" с по¬мощью немногих сохранившихся в семье фотографий и документов. Итак. Екатерина сначала работает химизато¬ром на малярийной станции, затем медсестрой терапевтической больницы на Донской стороне г. Сталина (1929 -1932). С июля 1932 года по ноябрь 1935 года она старшая медсестра венерологической клиники г. Сталина. Конеч¬но, еще в Тамбове она получила медицинское образование, так как имела достаточно эрудиции и опыта, чтобы быть старшей сестрой (просто нехваткой кадров медицинских работников этого не объяснишь). Но диплом был выдан на имя Христорождественской Екатерины, которая перестала уже формально существовать. Предъявить Катя могла только свои знания и талант, но не диплом. Кстати, и школу она закончила еще в Тамбове, следова¬тельно, документ об ее окончании был выдан на имя Христорождественской Е.Г. Поэтому в 1931 - 1932 году мы встречаем ее в сталинской вечерней школе рабочей молодежи, пройдя второй курс которой, она получает образо¬вание соответствующее семилетней школе. Справка об окончании школы сообщает, что своих выпускников школа готовила к специальности "металлург", очень далекой от интересов Кати. В сентябре 1935 года она поступает в Сталинскую фельдшерско-акушерскую школу. Студентка учится, как она любила говорить моей маме "играючи", особенно по специальным дисциплинам. Трудности были у нее только с украинским языком. Она его понимала, но говорила, читала и писала (даже производственные отчеты) только на русском до конца своих дней. Очень способ¬ный во всем человек, она веселила мою маму-школьницу своим неумением прочесть правильно хотя бы страничку текста на украинском языке и сочинить предложение. Мы с мамой теперь думаем, что язык стал для нее прочной ниточкой в прошлое, он сохранил в Екатерине Григорьевне Краснопольской Катю Христорождественскую, какой она знала себя первые 20 лет своей жизни. Время окончания учебы Катей совпало с 1937 годом. И я уже писала, почему она вместе с Лидией Николаевной приезжает в поселок Белокуракино в степном районе Луганщины. Волей судеб именно Белокуракино станет для сестер Краснопольских самым родным местом на земле, местом, где прой¬дут самые творческие годы их жизни, где они, наконец, перестанут чувствовать себя беженцами в родной стране, где их знали и любили многочисленные их пациенты, где они нашли добрых друзей, где посадили прекрасный сад, воспитали человека, свою единственную дочь и любимую племянницу. Поэтом я прерву свое повествование и рас¬скажу немного о Белокуракине.
     До 1990 года мои родители с детьми каждое лето приезжали в этот растянувший на несколько километров с двух сторон реки Белой, утопающий весной и летом в зелени садов, поселок. Река Белая, приток Айдара, как вспо¬минает моя мама, всегда была мелкой, а я уже видела почти ручеек среди луговой травы. (Такой река стала после опытов мелиораторов в конце 60-начале 70 годов). С запада и востока Белокуракино окружают гряды меловых гор. Лесов там мало. Самый ближайший лес под название "Зруб" находится в 4 км от поселка. История Белокуракина начинается со времен Азовского похода Петра I. Пересекая меловые горы с западной стороны нынешнего Белоку¬ракина, царь, как гласит легенда, залюбовался пейзажем и остановился на отдых. В честь этого события на одном из меловых холмов стоит крест. Легенда далее гласит, что Петр подарил все земли, которые было видно с этого холма, своему любимцу, князю Куракину. Последний сам редко бывал в этих краях. Зато его повеса - сын, наобо¬рот, часто отдыхал здесь от светской жизни в столице или Париже. Барский дом был разрушен еще до революции (на некоторых фотографиях в семейном альбоме запечатлен только еще сохранившийся до войны барский сад, но и его в 50-е уже годы выкорчевали и проложили улицу под названием "Новый путь". Пути не очень сложились, и незадолго до моего рождения улицу переименовали в честь той гвардейской стрелковой дивизии, которая освобо¬ждала поселок в 1943 году). Память о пребывании молодого Куракина в поместье запечатлелась в названиях окре¬стных деревень. Деревня Лизино возникла как подарок молодого князя своей самой любимой наложнице Лизе. С южной своей стороны Белокуракино плавно перетекает в село Лубянку, куда Куракин регулярно селил других своих наложниц с детьми и строил им маленькие хатки под лубяными крышами.
     В прошлом веке земство построило в Белокуракине из кирпича красивую школу с высокими потолками и просторными классами, два корпуса больницы, здание управы, церковь. Когда моя бабушка Катя в печально из¬вестном 1937 году приезжает в Белокуракино, активисты Союза безбожников эту церковь уже взорвали и на ее месте построили клуб, разбили парк. Еще одна церковь, Каплановской Божьей Матери, стояла возле кладбища, через дорогу от земской поликлиники. Ее в то же время постигла та же участь. Хотели построить на ее месте мага¬зин, но кирпич разворовали. Магазин встанет на месте храма уже в 60-е годы. Улицу, которая ранее соединяла од¬ну церковь с другой, назвали улицей Ленина. Это свое название она носит до сих пор. Но моя мама говорит, что, сколько она себя помнила в Белокуракине, люди, живущие на ней в районе взорванного храма и больницы всегда отмечали в сентябре престольный праздник, посвященный иконе Каплановской Божьей Матери. На сохранившем¬ся во всех передрягах церковном погосте под кустами сирени находится последний приют моей прабабушки Христорождественской-Безобразовой Лидии Николаевны.
     В сентябре 1939 года вместе с другими медицинскими работниками из Белокуракина Екатерина Краснопольская участвует в польской кампании. Она работает хирургической сестрой в эвакогоспитале № 484. В какой-то момент их направляют на финский фронт, но все боевые действия на нем кончаются, и Екатерина возвращается в Белокуракино. Летом 1940 года, закончив институт, в соседний с Белокуракиным поселок Ново-Псков приезжает младшая сестра. Теперь они часто встречаются, у них много общих друзей: Ф.Ф.Куценко, сестры и брат Муром¬цевы, К.Мацегора. Сестрам Екатерине и Марии, как и их маме, кажется, что жизнь, наконец, входит в нормальное русло. Конечно, в Европе идет война, много разговоров о ней, но войну у себя дома не ждут... А она все-таки при-ходит.
     На фронт сестры Краснопольские призываются Белокуракинским военным комиссариатом 18 октября 1941 года. Вернувшаяся недавно от сына из Астрахани Лидия Николаевна остается в Белокуракине одна.
     Фронтовые дороги гвардии старшего военфелъдшера Краснопольской Екатерины Григорьевны начались в октябре первого года войны в стационаре города Инза Куйбышевской области, а закончились на озере Балатон. Ей пришлось пережить горечь отступления на Дону, Сталинградскую битву, переправу через Днепр, бои под Буда-пештом. Четыре года ее руки, руки акушерки, призванные первыми встречать новую жизнь, спасали от ран и смер¬ти солдат и офицеров. О том, каким она была солдатом, говорят ее фронтовые награды медали "За оборону Ста¬линграда", "За отвагу", “За освобождение Будапешта", "За победу над Германией". Войну бабушка Катя закончила старшим военфельдшером 543-ей отдельной кабельно-шестовой роты 64-ой Армии. Из действующей армии она была демобилизована 5 января 1946 года.
     Герою фильма С. Спилберга "Список Шиндлера" спасенные им люди подарили кольцо с надписью: " Если ты убил одного человека, значит, ты убил весь мир. Если ты спас человека, значит ты спас весь мир". Моя бабушка спасала и выхаживала сотни бойцов, а  сколько же их было в годы войны, медицинских сестер, нянечек, спа¬савших человеческую жизнь в бою, в госпитале, в тылу! Стоит ли где-нибудь в России памятник, символ их самоотверженности, любви, мужества, терпения?
     С 1946 года Е.Г. еще более двадцати лет служила любимому делу. Короткое время была заведующей женско-детской консультацией в селе Ровное под Саратовом, куда увез ее второй муж. С весны 1949 года до выхода на пенсию в 1967 году работала акушеркой Белокуракинского родильного дома. Свою работу, профессию моя бабуш¬ка очень любила и гордилась. Была, по словам моих родителей, профессором акушерского искусства. Моя мама помнит, как в ее детстве тетушку часто вызывали по ночам в роддом, когда были трудные роды. Даже врачи чувст¬вовали себя увереннее, если рядом была она, акушерка, которая могла сделать все, чтобы помочь новому человеку родиться на свет. Папа вспоминал, как однажды позволил себе иронически что-то заметить по поводу очень тща-тельной подготовки "тещи №2" (как ее в шутку называли дома) к уколу заболевшей подруге. Добрейшая теща вдруг обиделась, а потом сказала: "Да, я горжусь, что за все 40 лет в медицине не сделала ни одного абсцесса!" В семейном архиве сохранился рабочий отчет Е.Г. за 1962 -1963 годы. Из него я узнала, что за полтора года она приняла 186 родов. Сама. Следовательно, за 28 лет работы акушеркой через ее руки увидели мир больше трех ты¬сяч детей!
     Меня ее руки приняли крошкой, приехавшей из Серпуховского роддома со всякой инфекцией. Она сама, не обращаясь в больницу, "выходила" меня и мою маму. Я помню ее добрые, нежные, теплые руки, ее голос, читаю¬щий мне книжку, постоянное обращение ко мне "лапушка моя", помню, как уютно и спокойно было мне сидеть на ее коленях. Даже после первого инфаркта она разрешала мне посидеть немного на них. И еще я помню, как мы ходили с ней на парад ветеранов, я задирала нос, потому что у моей бабушки было много наград. В тот год ей, как и всем ветеранам, вручали орден Отечественной войны. Бабушку вызвали для награждения первой, не по алфавиту, и я помню, что от неожиданности она очень разволновалась. Я знаю о ее жизни на фронте в основном из рассказов родителей и бабушки Маши. Но и мне, маленькой, бабушка Катя успела рассказать несколько историй. Первая - история о ложке. Вернее, она просто давала мне ложку, которую привезла из армии в подарок моей двухлетней маме. У ложки был один край очень тонкий, и она говорила: "Твоя мама за едой не капризничала, от старания даже ложку съела". Я знаю, что Советскую армию часто обвиняют в том, что ее солдаты и офицеры занимались грабе¬жом в странах Восточной Европы. Уверена, что так воспитанные люди, как моя бабушка Катя, не могли грабить. Можно ли считать мародером человека, который, привез с фронта ложку, куклу и плитку шоколада для любимой племянницы? Кстати, эта маленькая племянница отказалась от шоколада, сочтя его горьким, и попросила "пирожки с мясом". А мясом она называла распаренный жмых от семян подсолнуха. В воюющей Европе был шоколад, а в стране-победительнице семья врача питалась отходами маслобойни. Продолжая эту тему, я скажу, что шоколада в Белокуракине не будет и спустя десять лет после войны, когда он будет очень нужен моей заболевшей маме-школьнице. Племянниц выручит Агния Николаевна Безобразова-Коршунова, которая пришлет из Москвы, посылку с какао-порошком.
     От мамы я знаю, что бабушка Катя не любила вспоминать о тяжких минутах на фронте, предпочитала вспо¬минать подруг, запомнившихся ей чем-то раненых бойцов, города, в которых приходилось бывать, особенно в Венгрии, Австрии. Но кое-что страшное она все-таки вспоминала. Одним из самых страшных мгновений, пережи¬тых бабушкой Катей на войне, был случай в донской степи, когда ее с одним офицером направили на машине за ранеными в село. Они подъезжают к этому селу, а там уже немцы. Офицер, который был знаком с местностью, у которого карта, документы, выпрыгивает из машины и исчезает в толпе бегущих по степи людей. Шофер пытается заехать в небольшой лесок, но появляются немецкие самолеты. Один из них преследует машину. Растерявшиеся водитель и моя бабушка выпрыгивают в какую-то яму на обочине дороги, а летчик начинает кружить прямо над ними. По словам мамы, бабушка Катя уверяла, что она прекрасно видела его смеющееся лицо. Пожилой шофер накрыл собою молодого военфельдшера и молился, перемежая молитву с крепкими выражениями в адрес пресле¬дователя. Трудно сказать, почему немецкий летчик не расстрелял их в упор. После того, как самолеты улетели, водитель и бабушка Катя пешком добрались до своей части.
     Книги о войне бабушка Катя читала не все. "Врут много", - говорила она. Исключения делала для книг Г. К. Жукова и Штеменко. Любила читать К. Симонова и Б. Васильева, слушать записи Л.Руслановой и К.Шульженко. Публикации В. Гроссмана в 80-е годы произвели на нее сильное впечатление, она просила купить ей книгу (читала журнальную публикацию). Образ Сталинградской битвы, созданный Гроссманом, был и ее Сталинградом. Терпеть не могла всяких парадных мероприятий, но с удовольствием уже в Пущине ходила, когда приглашали, в класс к внуку Коле и детям соседей. Рассказывала всегда просто о том. как люди жили на войне, как радовались. Напри¬мер, о том, как они, медсестры, в один из редких вечеров затишья под Сталинградом устроили танцы. Было очень холодно, оделись понарядней, а потом пришлось лечить обмороженные пальцы ног, терпеть боль, выполняя зада¬ния командиров. Рассказывала о том, почему ей на фронте надоел яичный порошок и крабовые консервы. Когда ввели всякие продуктовые заказы для ветеранов войны, очень огорчалась, говорила: "Нас на фронте могли убить каждый день, мы это знали, но нас кормили, а люди в тылу голодали". Потом стала получать эти заказы и раздавать своим знакомым-ровесницам, "бойцам тыла", как она их называла. Всю жизнь почитала два праздника: День По¬беды и день 23 февраля. Всегда пекла в эти дни очень вкусные пироги. 9 Мая надевала свой любимый костюм с на-градами и шла на манифестацию ветеранов. Только в мае 1987 года, за месяц с небольшим до смерти, осталась в этот день дома, смотрела по телевизору Красную площадь. Каждый год 9 Мая и в Белокуракине, и в Пущине в доме были гости, это была традиция. День Победы был для нее самым радостным праздником. Вспоминая военные годы "вояка Катюшка", как я уже писала, рассказывала о чем-то удивительно светлом, радостном. Но все понимали, что на войне, как на войне: тяжкого было неизмеримо больше. Это тяжкое, конечно же, оставляло свои следы в сердце. И ночь одной из годовщин начала войны стала последней ночью гвардии старшего лейтенанта...
     Ее младшая сестра, мамина мама, Краснопольская Мария Григорьевна, за год до окончания войны получила диплом зубного врача. Военная страничка в ее биографии началась, как и у Кати, в октябре 1941 года в том же го¬роде Инза. Старший лейтенант медицинской службы и на фронте продолжала сражаться с зубной болью в 26 вос-становительном железнодорожном батальоне. Конечно, приходилось не только лечить зубы. Моя бабушка была очень грамотным врачом, она видела человека не по частям, а в целом. Любила вспоминать своего старого препо¬давателя терапии в Сталине, немца по национальности, который каждый день в аудитории начинал лекцию слова¬ми, вернее, вопросом, обращенным к студентам: "Как у вас сегодня работает желудок?". Так он учил будущих зуб¬ных врачей находить истоки зубной боли. Сейчас кругом рекламируют аспирин, многие пьют его не только от простуды, но и от головной боли. Бабушка Маша и в те времена, когда аспирин ругали, рассказывала в семье, как на фронте она выводила бойцов из стресса аспирином, принимала его сама, вообще она сама была прекрасным диагностом. К ее мнению всегда прислушивались пациенты, коллеги, родственники, друзья. Мама уверена, что и свой последний диагноз она поставила себе сама. Когда ее, совсем ослабевшую от ударившего в ночи инфаркта, увозили в больницу, бабушка Маша нашла в себе силы утешать свою дочь и даже дать советы сотрудникам ско¬рой помощи, как правильно переложить такого пациента с постели на носилки...
     На войне к Маше пришла большая любовь. В семейном архиве хранится документ под названием "Предпи¬сание". Согласно ему, моя бабушка Маша "убывает" из 26 восстановительного железнодорожного батальона в го¬род Ново-Псков "для прохождения дальнейшей службы". "Служба" - дочь Люба, появится на свет 31 января 1944 года в Ново-Пскове. Марии Григорьевне еще придется перенести предательство любимого человека, одиночество, смерть матери, тяжелую болезнь, сделавшую ее инвалидом в 32 года. Но ей был дан дар любви, любви, мужества и терпения. Вопреки всему, она выжила, выжила ради дочери. Моя мама рассказывала, как ей было страшно, когда мама болела, как она просила ее не умирать, а бабушка говорила ей: "Пока ты не вырастешь, я не умру". Но сестру Катю после смерти Лидии Николаевны позвала к себе. С 1949 года они жили все вместе в маленьком домике под акациями. Крыша была соломенная, две комнаты и две печки, достать топливо, для которых всегда было пробле¬мой. Летом готовили на керогазе, а после того, как в 1953 году от керогаза сгорел дом, перешли на керосинки. Дом после пожара с трудом отстроили. Заработков зубного врача и старшей сестры районной больницы едва хватило на камышовую крышу (под которой дом простоял до 1980 года). Когда в 50-е годы отменили налоги на фруктовые деревья, бабушка Маша посадила сад. Я его помню. В нем были яблони, груши, сливы, вишни, абрикосы, малина, крыжовник. И еще цветы, много цветов: георгины, гладиолусы, тюльпаны, астры. Рядом была школа, и учитель ботаники приводила детей на занятия на клумбы моих бабушек. Однажды после этого визита все сортовые тюль¬паны, которые ей прислал дядя П.Н.Безобразов, исчезли. А бабушка совсем не расстроилась, она только сказала: "Вот и хорошо, красоты в Белокуракине будет больше". Самыми прекрасными деревьями в ее саду были абрикосы. Когда я увидела их, это были уже большие четыре дерева. Бабушка кормила фруктами всю семью и московских родственников. И никогда ничего не продавала. Если был большой урожай, она ведрами раздавала его всем знако-мым, своим пациентам. Каждый год, при любом урожае, она просила моих тогда совсем молодых маму и папу мыть фрукты и носить в детское отделение больницы. Она спешила делать добро. Всегда. Всю жизнь. В детстве она мечтала быть агрономом, как и ее дядя Павел Безобразов, но стала врачом, как и сестра, отдала сорок лет жиз¬ни медицине и никогда не жалела об этом. Жалела только о том, что осталась зубным врачом со средним образо¬ванием. У нас сохранился ее документ, подтверждающий то, что она врач высшей категории, но иногда бюрократы от медицины напоминали ей, что она не стоматолог, а зубной врач. Ее это, конечно, задевало, но она им проща¬ла. "Отличник здравоохранения" (есть у нее и такая награда) самой большой наградой за свой труд считала доверие и уважение пациентов, самые робкие из которых без страха садились в ее старенькое кресло. Ее пломбы, сделанные, разумеется, из отечественных материалов стояли долго. До 1960 года бабушка Маша была единственным вра¬чом на весь район, потом врачей стало больше, но она оставалась самой любимой. Папа рассказывает, как уже по¬сле выхода на пенсию бабушка летом 1980 года решила выйти на пару месяцев в зубной кабинет. Об этом он сам рассказал на автобусной остановке в одной из деревень района случайной попутчице. Женщина, до этого мирно беседующая с ним о жизни, вдруг сорвалась с места и побежала по деревне с криком: "Слышали - старая вышла на работу, собирайтесь скорее, поедем записываться." Папа, не знающий украинского языка, сначала растерялся, так как слово "слышали" звучало как "чули", и он не сразу его перевел. А самая первая его встреча с отношением к теще в Белокуракине даже похожа на анекдот. Папа пошел на рынок, оттуда он пришел очень растерянный с жи¬вым петухом в руках (горожанин, он раньше этого никогда не делал). Кроме неожиданной встречи с петухом, его поразило то, что продавщица на рынке в маленьком поселке сразу вычислила в нем чужака и спросила, "чей ты будешь". Получив информацию, тотчас же сказала: "За то, что ты зять Григоровны, я уступаю тебе рубль". Статус "зятя Григоровны" звучал как повышение в должности", - иронизирует мой папа.
     И маме, и мне бабушка Маша рассказывала, как в своем детстве очень хотела понять тайну жизни и смерти. Ее успокоили, убедили слова первой учительницы, которая рассказала детям, что, умирая, человек превращается в траву, траву съедает корова, ее молоко пьют маленькие дети, и жизнь продолжается. Совсем как в стихах Геннадия Шпаликова, которые мама положила в бабушкин альбом после ее ухода от нас:
Я к вам травою прорасту,
Попробую в вам дотянуться,
Как почка тянется к листу
Вся в ожидании проснуться...
А я осенняя трава,
Летящие по ветру листья,
Но мысль об этом не нова,
Принадлежит к разряду истин.
Желанье вечное гнетет -
Травой хотя бы сохраниться,
Она весною прорастет
И к жизни присоединится.
     Время, в котором выпало жить моим бабушкам, не баловало их. В детстве и отрочестве на их семью обруши¬лось эхо первой мировой войны, огонь событий революции 1917 года, изменивший статус их семьи, превративший отца из духовного наставника односельчан во врага народа со всеми вытекающими из этого положения последст¬виями для детей. Они потеряли отчий дом, полунищими скитались по чужим углам, голодали, перенесли туберку¬лез. И самое мучительное для них - им пришлось сменить свою настоящую фамилию на совсем чужую. Да, я знаю, что люди и сейчас меняют фамилии, имена. Но ведь одно дело сделать это по доброй воле, а не под давлением ре¬жима власти. Моя прабабушка решилась на такой шаг от горя и страха за жизнь дочерей. А что еще, кроме своей любви и преданности, могла хрупкая женщина противопоставить чудовищу тоталитаризма. Мои бабушки, сестры Христорождественские, ставшие изгоями в 30-е годы, лейтенантами медицинской службы Краснопольскими, пройдут через дни и ночи страшной войны, которую навязал миру фашизм. Для них понятие Родины было свято. Ей они и на войне, и в повседневных трудах без громких слов, без ожидания наград отдавали все, чем были одаре¬ны, чему научились. Личных обид на "державу" не держали. Дома никогда политических бесед не вели, предпочи¬тали чтение сказок, радиопередачи "Театр у микрофона". На обязательные в определенные времена политзанятия ходили, но книга "Краткий курс истории ВКП(б)” просто лежала дома, ее никто не читал. (Зато теперь моя мама показывает ее своим ученикам). Они не участвовали в движениях протеста против сталинского режима, но моей маме однажды преподнесли урок, который она запомнила. Шла весна 1953 года. В Белокуракине почему-то еще было холодно, лежал снег. Почти вся средняя школа проводила большую перемену на льду реки Белой или спус¬калась по ледовым дорожкам с довольно высокого берега. Вдруг прибежали заплаканные учителя и сообщили: "Дети, Сталин умер, что мы теперь будем делать?" Всех отпустили с уроков, велели дома шить траурные повязки. Придя, взбудораженная и готовая тоже расплакаться,  домой, моя мама-школьница увидела свою маму, которая пре-спокойно белила дом. После первого класса маме подарили книгу о Павлике Морозове, ее поколение учили счи¬тать его образцом для поведения. Но моя мама слишком любила свою маму и очень ей доверяла. Она только спро¬сила, почему мама не плачет, ведь Сталин умер. И услышала в ответ: "Я свои слезы раньше выплакала". Мама ма¬ло что поняла, но запомнила слова и интонацию. В большом коридоре земской больнице, где был кабинет бабушки Маши, висел огромный портрет Сталина во весь рост в шинели (так его помнит моя мама). Он висел на стене, дале¬ко от окон, поэтому моей маме не было понятно, почему дома вечером говорили о том, что может быть, теперь портрет снимут и светлее станет.
     Думаю, что мои бабушки считали, что им повезло: не попали в лагеря, выжили в 30-е годы, вернулись с фронта. Все трудности (и немалые!) после войны переживали без нытья. Во всем пытались добиваться лучшего. Нет, они не шли на подвиги каждый день. Они просто старались, чтобы в доме всегда была натоплена печка, чтобы все были одеты, чтобы на столе была еда. И чем бы эта еда ни была, в их маленьком домике ее делили на всех своих и обязательно несли нуждающимся соседям. Несли не остатки, а самые хорошие кусочки. Жили всегда небогато, чаще всего еле дотягивали с помощью огородика и сада от зарплаты до зарплаты. И, тем не менее, ухитрялись обя¬зательно отложить на книги, на кино, на летнюю поездку в город (театр, музей), на скромные лакомства для доче¬ри (пряники, мороженое, ситро). Жили по тем нравственным нормам, уроки которых получили в родительском доме, о котором часто вспоминали. Сейчас у нас в Пущинской квартире много книг, они делятся на папины, мами¬ны, мои.... Но есть общий фаворит - большой том Пушкина, изданный к его 150-летию. Эту прекрасную книгу приобрела на свой более чем скромный заработок моя бабушка Маша для дочери-первоклассницы. В традициях семьи были походы по воскресеньям в библиотеки. Мои бабушки работали с утра до ночи, но успевали следить за кругом чтения своей любимицы. Отпустили ее, имея доход в два оклада по 67 рублей 50 копеек, учиться в Московский университет за 859 км от дома. И все ее университетские дела, а потом и преподавательские, переживали как свои. На чердаке маленького дома хранились бережно сначала школьные тетрадки и учебники, потом и университетские. Они всегда спешили делать добро, иногда слишком забывая о себе...
     В маленькой хатке на Украине все сверкало чистотой и стояло по своим местам. Одежда штопалась и пере¬шивалась (на том же "Зингере"), но была всегда отутюжена, накрахмалена. Только в середине 50-х годов смогли провести электричество в дом, а до того пользовались керосиновыми лампами. Тогда же сменили земляной пол на доски. Моя мама, как только чуть-чуть подросла, смазывала этот земляной пол кизяком. Летом его покрывали после смазки травой, а зимой - домоткаными ковриками. В семье шутили, что это ее вклад в медицину: зубной врач и акушерка даже дома всегда помнили о своей работе и берегли руки от грязи. "Септика” и “антисептика" - эти слова моя мама очень рано выучила не из букваря. Денег на рабочие перчатки не всегда хватало, часто и перча-ток просто нигде не было, Поэтому мои бабушки после работ в огороде или по дому обязательно устраивали ма¬ленькую постирушку, даже если очень уставали. Совесть и чувство долга никогда не покидали их..
     Бабушка Маша любила повторять строки любимого ею Д. Самойлова: "Когда-нибудь я к вам приеду, когда-нибудь, когда-нибудь..." И мне бы хотелось видеть их рядом с собой сейчас... Мне жаль, что я радуюсь без них, без них разбираюсь в переплетениях жизни. Время, увы, нельзя повернуть вспять, мне и дальше придется жить без них. Говорят, что забывается все, что время стирает все. Я не могу с этим согласиться. Не помню многих деталей, но просто чувствую, как они меня любили, как жили моей жизнью, как помогали во всем, были моими друзьями. Я горжусь своими бабушками и завидую самой себе маленькой и благодарю судьбу за то, что они у меня были.
     Какими они были, мои бабушки, мои Катя и Маша, как они разрешали мне себя называть? Какими мне за¬помнились? Великими труженицами, красивыми, чистыми, совестливыми, смелыми, преданными, ласковыми, ти¬хими. Кому-то покажется, что они стояли в стороне от главных исторических движений, что писать о них? Но, во-первых, эти движения прикасались к их жизни, а прикасаясь, проявляли свою суть. И во-вторых (и в главных), в потоке самых разных исторических событий мои бабушки в повседневности хранили вечные ценности: любовь, красоту, добро, совесть. А на чем же, как не на этом, держится мир?

Вместо P. S.
     Конечно же, у меня была еще одна бабушка, папина мама, Минкевич Мария Иосифовна. Она умерла, к сожа¬лению, за восемь лет до моего рождения. Знаю ее по рассказам папы, фотографиям в альбоме. В доме у нас есть вещи из ее дома в Серпухове, они тоже могут что-то рассказать об их владельце, есть книги, которые она покупала своему сыну. В отдельной папке хранятся ее документы. Я просматривала весь этот архив. Мне показалось, что судьба Марии Иосифовны во многом похожа на судьбу моих бабушек Краснопольских, у них много общего в про¬исхождении, образовании, жизненных ценностях, даже профессии. И день рождения у бабушки Муси был в тот же день, что у бабушки Маши, правда, она была старше маминой мамы ровно на десять лет. Мне просто труднее пи¬сать о ней, так я ее не видела живую. Поэтому я решила просто воспроизвести в форме постскриптума ее автобио¬графию, датированную 1966 годом. В тексте автобиографии будут и мои примечания, выделенные курсивом.
АВТОБИОГРАФИЯ
врача Минкевич Марии Иосифовны.
     Родилась в Засулье Минской области (губернии) в 1905 году. Отец, Минкевич Иосиф Андреевич, был свя¬щенник, он умер в 1905 году (в семье сохранилась фотография отца Иосифа Андреевича, игумена Андрея). Мать (Варвара Федоровна) умерла в 1920 году. Она была учительница, как до Октябрьской революции, так и после нее. Национальность моя русская. Образование: в 1920 году окончила среднюю школу в г. Томске (2 ступень единой советской трудовой школы). В 1927 году окончила медицинский факультет Томского государственного универси¬тета. По окончании медицинского факультета начала самостоятельно работать в должности врача. До этого нахо¬дилась на иждивении у родственников - дяди и тети, у которых воспитывалась после смерти отца. Дядя был счет-ным работником, тетя домашняя хозяйка. (Тетя - Минкевич Вера Андреевна, по мужу Захаревич, дядя -муж Веры Андреевны, Александр Семенович Захаревич, из крестьян. Вера Андреевна после войны жила с племянницей, помо¬гала ей растить моего папу. Ее единственный сын, Георгий Александрович Захаревич, умер в начале 60-х годов, не оставив детей. Вера Андреевна умерла и похоронена уже в Серпухове). Детей у матери от первого брака было 5, от второго - трое детей. Все имеют высшее образование. Старший - профессор-физик, заведующий кафедрой в Бе¬лорусском университете, младший брат и сестра - инженеры, работают в Москве. (Варвара Федоровна Минкевич после ранней смерти мужа осталась вдовой с пятью детьми. Выжили трое - Михаил, Антонина и Мария. Вто¬рым мужем Варвары Федоровны стал Иван Федоров, в последствии известный белорусский писатель Янко Мавр. У них выросло еще трое детей: Федор, Арсений и Александра. Михаил Иосифович стал математиком, последние годы жизни работал в Новосибирске, умер в конце 50-х годов. У него было пятеро детей: Воля, Либерт, Свято¬слав, Светлана и самая маленькая - Астра, Ася, как ее зовут в семье. Имена двух старших детей Михаила Иоси¬фовича и его жены Валентины, тоже математика, носили отпечаток своего времени, в имя младшей дочери они вложили свое увлечение астрономией. Анна Иосифовна оставалась в Белоруссии, в годы войны она была в парти¬занском отряде, где и погибла. Дети от второго брака - Федор Иванович Федоров (1911 -1994), известный физик, академик Белорусской Академии наук, Арсений Иванович Федоров (1915), Александра Ивановгна Копылова (1919) инженеры по образованию, живут сейчас со своими детьми и внуками в Москве.) По окончании медфака я 3 года работала в Сибири, - два года - в Барабинском округе и один год в Мариинском округе. С 1930 года по 1946 год работала на Кавказе: в Ингушской АССР, в Северо-Осетинской АССР и в Дагестане. В Сибири работала на вра¬чебных участках врачом общей специальности. На Кавказе работала с 1930 года до 1937 года санитарным врачом и школьно-санитарным врачом. С 1937 года работала врачом маляриологом в Северо-Осетинской АССР по 1946, заведовала малярийной станцией. С 1946 года по 1952 год работала начальником Тульской областной малярийной станции. С сентября 1952 года работаю в Серпуховской санэпидстанции санитарным врачом. В армии я не служи¬ла, на фронте и на оккупированной территории не находилась, в плену не была. (В документе об аттестации Е.Г.Краснопольской на фронте в 1943 году и в автобиографии М.И. Минкевич, написанной в 1966 году, есть слова о пребывании на оккупированных территориях. Что же получается: несчастье человека, попавшего в оккупацию, может быть объявлено его виной? Чем объяснить необходимость такой строчки в невоенном 1966 году?) В пе¬риод Отечественной войны принимала участие, находясь в Орджоникидзе, в оборонных работах в тылу, за что имею награду - "Медаль за оборону Кавказа", удостоверение № 008359 от 9 января 1945 г. по указу Президиума Верховного Совета СССР от I.V.1944 г. Я беспартийная, ни в каких партийных организациях не состояла. В Со¬ветских органах по выборам не состояла. Под судом не была. (И эта моя бабушка, как и бабушки Краснополъские, состояла, если можно так сказать, в единственно возможной для себя партии - партии труда, труда с детства, постоянного, самоотверженного. И основным судом был для нее суд собственной совести. Не сочтите это за банальные громкие слова: именно такими людьми я увидела их в их письмах, документах, наградах, газетных пуб¬ликациях о них). С 1933 года по 1936 год состояла в браке с дагестанцем Мусаевым М.М., рождения 1904 года, с которым разведена и после развода связь потеряла. От этого брака имела дочь Людмила, которая умерла в 1939 году. Вторично состояла в незарегистрированном браке с учителем Калустовым Г.В., который умер в 1946 году. От этого брака имею сына Игоря, рождения 1940 года 6 ноября (свидетельство о рождении № 4051853, выданное загсом г. Орджоникидзе СО АССР от 29. XI 1940 г.). Сын женат (семья Игоря Георгиевича Минкевича и Любови Наумовны Краснопольской, моя семья, родилась 19 ноября 1964 года в МГУ, где они оба учились). Родственников, живущих за границей, а также лишенных избирательных прав не имею. (Бабушка Мария Иосифовна пишет авто¬биографию в 1966 году. Казалось бы, культ личности Сталина уже осужден с трибуны XX съезда КПСС, постра¬давшие от него и выжившие в лагерях люди возвращаются, их реабилитируют, но судя по тексту, моя бабушка не чувствует себя защищенной. Она ведь - дочь и внучка священника. Она помнит, что ее сыну, золотому медали¬сту, сначала зачисленному в 1957 году в Московский энергетический институт, получившему даже ордер на об¬щежитие, потом без объяснения причин было отказано в зачислении. Она знает немного биографию семьи своей невестки. Ко времени написания текста автобиографии уже была история с Нобелевской премией Б. Л. Пастер¬нака, уже надвигались "писательские процессы". От сына и его жены М.И. знала о том, что в университете вре¬мя от времени отчисляли студентов и аспирантов за участие в собраниях на площади Маяковского. Короткая "оттепель" в стране уже кончается, и Мария Иосифовна это уже чувствует, понимает.
     Три странички рукописного текста в архиве обычной семьи, а в них сама история.

     Примечание: ч.II написана от первого лица Минкевич Н.И.


ЧАСТЬ III. ДЕДЫ

1. САДОВОД (Павел Николаевич Безобразов)
     Основатель и первый директор плодопитомнического совхоза "Ульяновка" Павел Николаевич Безобразов родился 18 июня (по старому стилю) 1893 года в селе Чащине Тамбовской губернии. Окончив тамбовскую же гимназию, он поступил на юридический факультет Мос¬ковского Университета. Но началась первая мировая война, и судьба его круто переменилась: по мобилизации он уходит на фронт. После захвата государственной власти большевиками в октябре 1917 г. выходцу из семьи священника стало невозможным ни продолжать обучение, ни занимать сколько-нибудь значимый пост на государственной службе. Закончив армейскую службу, он решает посвятить себя земле. После учебы в Воронежском сельскохозяйственном институте переезжает с женой Лидией Петровной в Вышний Волочек, что в 120 километрах от Твери, и начинает работать в Жилотковском лесничестве.
     В 1933 году ему поручили создать у Мстинской плотины в Вышневолоцком районе небольшой, на плошали всего два гектара, питомник .лесодекоративных культур. Дела хозяйства пошли столь успешно, что было решено на его базе основать плодовый питомник. Потребность страны в посадочном материале росла год от года, особенно, когда суровые зимы 1939/40 и 1941/42 гг. нанесли серьезный ущерб садоводству северо-западной и центральной полосы России. Старые яблони погибли, а молодые значительно пострадали от морозов.
     Главной задачей плодопитомника "Ульяновка" стало выращивание чистосортного высококачественного посадочного материала - в основном яблонь, а также ягодных кустарников и земляники. Первым шагом стала закладка большого маточногo сада, который обеспечивал семенами и черенками районированных сортов потребности самого питомника и других хозяйств. Вскоре по¬явилась и школа сеянцев, где за один-два года выращивали дички подвоев. Иx высаживали в собственно питомник для прививки, И через лва-три  года саженцы были готовы к реализации. В питомнике проводилось и первое формирование кроны деревьев.
     Районированныe сорта - именно на это П.Н.Безобразов обращал осо5ое внимание. Сорт, наряду с высокой агротехникой, определяет урожайность, зимостойкость деревьев и вкусовые качества плодов. Прежде всего, в маточном саду были высажены старые русские сорта, проверенные временем и опытом поколений отечественных садоводов. Из летних сортов Павел Николаевич особенно ценил Грушовку московскую, Папировку, Коробовку; из осенних – Осеннее полосатое (Штрейфлинг), Коричное полосатое, Боровинку; из зимних -  Антоновку, Анис, Пепин литовский, Уэлси…
     В Ульяновке прошли испытание и сорта, выведенные советскими селекционерами. К размножению были приняты те, которые лучшим образом  проявили себя в условиях севера Московской области (тогда в нее входил Вышневолоцкий уезд-район). Это, главным образом, сорта И.В.Мичурина – Пепин шафранный, Китайка золотая ранняя, Славянка, а также других селекционеров, и в частности, выведенные на Ленинградской опытной станции садоводства.
     П.Н.Безобразов к тому времени заканчивает заочно Институт плодоводства в г. Мичуринске (ранее Козлове), устанавливает личные связи с известными садоводами профессорами Яковлевым, Горшковым, Черненко, Метлицким, Булаговским, от которого из Тамбовской области «Ульяновка» получила так называемые карликовые подвои. Яблони, привитые на них, вступали в плодоношение значи¬тельно раньше обычных. Прикрытые зимой снегом, они были защищены от мо¬розов, а уборка урожая с низкорослых деревьев не требовала дополнительных приспособлений.
     Наступила война. Мобилизации Павел Николаевич не подлежал в силу возраста – 48 лет. Но когда враг осенью 1941 г. в ходе наступления на Москву захватил Калинин (ранее и ныне Тверь) и важнейший железнодорожный узел Бологое, создав тем самым своеобразный «вышневолоцкий выступ», дед пошел добровольцем в ополчение. Рыл окопы, строил блиндажи, надолбы, эскарпы. Награжден медалями «За оборону Москвы» и «За победу над Германией». В семье сохранилась, нередкая впрочем для военного времени,  реликвия – дюралевый портсигар, изготовленный каким-то фронтовым умельцем из фюзеляжа сбитого фашистского самолета. А курить он в то время бросил, выменивая табачное довольствие на хлеб, который отправлял жене и дочери, оставшимся в Вышнем Волочке. Недолгую свою службу позднее вспоминал не без юмора, именуя часть «дикой дивизией».
     Когда немцев отогнали от Москвы, дед вернулся к довоенной работе. Директор питомника сам начал заниматься выведением новых сортов, пригодных для условий северо-западной полосы России. Терпения и времени эта работа требовала немало. Новый сорт проявляет свои качества через 10-15 лет. Гордостью П.Н.Безобразова являлась новая гибридная яблоня, созданная им в Ульяновке. Она родилась в 1948 г., а 11 лет спустя Павел Николаевич смог сделать вывод о перспективности этого сорта. Так как в том году у него родилась внучка, то сорт получил название Внучка; другие сорта назвали по местным топонимам – Мстинское и Ульяновское.
     Одного маточного сада питомнику стало уже недостаточно, поэтому были заложены еще три. Хорошие урожаи давали плантации земляники, черной и красной смо¬родины, крыжовника. Для успешного опыления всего этого растительного богатства хозяйство с самого начала обзавелось пасекой. Питомник превратил¬ся в плодопитомнический совхоз, высокотоварный, весьма рентабельный, с устойчивыми и росшими год от года доходами, широко известный по всей  тогдашней уже Калининской области и далеко за ее пределами. В период сбора урожая плодов и ягод в Ульяновку приезжали покупатели из районных и областного центров и даже из Москвы и Ленинграда.
     В 1945 году на базе совхоза начала действовать двухлетняя Школа мас¬теров плодоводства, которую за восемь лет существования окончили око¬ло ста посланцев колхозов и совхозов разных областей России. В ней учи¬лись и многие молодые рабочие совхоза "Ульяновка", ставшие основой его дружного трудового коллектива. Занятия в Школе проводили специалисты совхоза. Павлу Николаевичу удалось привлечь к преподаванию и видных ученых. Так, два года в летний период здесь работал профессор московской Тимирязевской сельскохозяйственной академии Н.Э.Фере. Между прочим, в молодые годы ему довелось работать агрономом в колонии А.С.Макаренко. В «Педагогической поэме» он выведен под именем Эдуарда Николаевича Шере.
     Много внимания П.Н.Безобразов всегда уделял общей культуре землепользования. А земли совхоза уже тогда раскинулись от Серебряников до Кишарина по берегам озера Мстино и вытекающей из него реки Мсты (протяженностью около четырех километров), и он оставался компактным рационально управляемом хозяйством. Дело заключалось не только в передовой агротехнике и организации производства, но и в бережном отношении к природе, умножении ее красоты. Образцом мог¬ла служить тогдашняя центральная усадьба - территория так называемой Красной Дачки, где был разбит розовый сад, цвела сирень известного се¬лекционера Колесникова, к озеру вела аллея жасмина (правильное название чубушник), на самом спуске на фоне голубых елей пламенели осенью рябины. От магазина сельпо к лесу тянулись ухоженные посадки лиственницы, глав¬ный маточный сад яблонь защищала от северо-западных ветров густая лесо¬полоса также из лиственниц и тополей.
     Отовсюду, где доводилось быть, Павел Николаевич и его товарищи по совхозу привозили саженцы диковинных деревьев и кустарников, размножали то, что осталось от помещичьих усадеб. Так появились в Ульяновке маньчжурский орех, кедр, крупнолистная липа, лох серебристый, раарезнолистная береза, туя... Дальневосточный виноград (в открытом грунте!) украсил спуск к озеру от маточного сада. Была построена и специальная виноград¬ная теплица, где уже настоящий крупноплодный виноград хорошо развивался и обильно плодоносил.
     Успехи совхоза "Ульяновка" позволили ему быть в течение ряда лет участником Всесоюзной сельскохозяйственной выставки в Москве - позднее Выставка достижений народного хозяйства СССР. Директор совхоза П.Н.Безобразов был награжден Малой серебряной, а затем и Большой серебряной и Малой золотой медалями Выставки.
     В Ульяновку потянулись специалисты - перенять опыт, садоводы-люби¬тели - приобрести сортовые саженцы, школьники из окрестных пионерлагерей - на экскурсии, отдыхающие из домов отдыха «Валентиновка» и «Серебряники» - полюбоваться садами, послушать рассказы самого Павла Николаевича или его помощников, если он был занят. Круг его общения был чрезвычайно широким - как он сам шутил, «провинциальная элита: банкир (председатель отделения Госбанка) Ярцев, промышленник (директор фабрики) Черноморцев, потомственный интеллигент Дауэ и, конечно, аграрий Безобразов». Приезжали и именитые столичные гости, например, академик Бошьян, писатель Федор Панферов, художники. О последних стоит упомянуть особо. Основанная еще в 1874 г. И.Е.Репиным  «Академическая дача», ныне Дом творчества Союза художников России, из года в год собирала на берег Мсты известных мастеров и начинающих художников со всей страны. Павел Николаевич водил дружбу со многими знаменитыми, а для него порой молодыми, живописцами – Гавриловым, Бубновым, Прибыловским, Сысоевым, братьями Ткачевыми, Рыбачуком (из Владивостока!), многолетним директором Академички П.Н.Козельским. Зачастили корреспонденты центральной и местной прессы. Об Ульяновке написано во многих книгах, посвященных Тверскому краю, Вышневолоцкой земле. Вышла в свет и книжка П.Н.Безобразова, которая так и называется «Плодово-ягодный питомник «Ульяновка».
     Ее автор в 1958 году ушел на пенсию, но не прекратил активной общест¬венной и профессиональной деятельности, оставаясь еще долго депутатом районного Совета, председателем его постоянной сельхозкомиссии, предсе¬дателем ревизионной комиссии Алексеевского сельпо. До самого конца в 1979 году своей долгой жизни он часто выступал перед молодежью, охотно делился профессиональным и жизненным опытом, учил любить бесценное богатство, дарованную нам свыше, - природу.
     И никогда Павел Николаевич не позволял себе природу оскорбить, хотя и отдавал дань всем «трем охотам». Собственно охоту он любил не страстно, а вот рыбалке и собирательству отдавался с пылом, пристрастив к ним и внуков, и даже правнука. Благо чудесный вышневолоцкий край щедро одаривал любящих его рыбой, грибами, ягодами… И в этом своем увлечении он достиг мастерства. И с этими целями к нему приезжали не только родные. Потому что кто лучше Безобразова мог знать омуты и ямы, стремнины и просто течения, где в любое время года ловил он рыбу? И так до последнего. Второй инфаркт случился у него зимой за год до смерти после того, как он в свои 84 года провалился под лед. И так же до конца любил изготавливать снасти своими руками. Удилища вырезал из орешины, лишь впоследствии оценив преимущества бамбуковых трехколенок и телескопических стеклопластов. Крючки гнул, грузила и блесны отливал сам. Для поплавков использовал пробку, гусиное перо, сосновую кору. И никогда не использовал браконьерские орудия лова. И совсем редко возвращался пустой. А лес! К русскому лесу он сохранил любовь со времен молодости в лесничестве. И лес отвечал ему взаимностью, открывая самые потаенные уголки, где прятались самые крепкие боровички, самые красношапочные подосиновики, самые в соку грузди и рыжики, самая крупная и сладкая черника…
     Из его домашних увлечений, помимо чтения (а читал он много и старался следить за современным литературным процессом), нельзя не упомянуть преферанс, особенно, долгими зимними вечерами. С женой своей, Лидией Петровной, правда играл «гусарика» не часто, зато отводил душу и в Ульяновке, и во время нередких наездов в Москву за «пулькой» с сестрой Агнией, свояченицей Анной, племянниками Юрием и Эдмундом, зятем Олегом, внуками. Играл не без азарта, но и без неоправданного риска. Записав за взятку на вистах, приговаривал: «Курочка по зернышку клюет, и то сыта бывает». А больше самого процесса игры, пожалуй, любил душевную при этом компанию.
     На закате жизни Павел Николаевич не раз повторял: «Слава Богу, еще одну зиму пережили…» Зима 1978/79 гг. выдалась не менее морозной, чем за сорок лет до нее. Сад не пережил. И хотя яблони еще стояли, САДОВОД Павел Николаевич Безобразов не мог не понимать их обреченности. Уходило его детище, дело его ума и рук. Ушел и он 15 января 1979 года. В райские кущи.

2. ЖУРНАЛИСТ (Наш отец Олег Строганов))
     Наш отец Олег Алексеевич Строганов родился в 1930 г. С детства он проявлял склонность к русскому языку и литературе, рано начал писать стихи (в семье сохранилась тетрадка с его школьными стихами), в стихах же им было написано сочинение на выпускных экзаменах в школе, которую он закончил с медалью.
     В 1948 г. отец поступил в Московский университет на отделение (позднее преобразованное в факультет) журналистики  В истории рода он стал первым, выбравшим такую профессию, Учился отец блестяще, получал именную стипендию имени Воровского, проявлял себя ярко во всем, чтобы он ни делал: писал стихи любимым девушкам или занимался, например, конным спортом. Был чемпионом МГУ по конному спорту, перворазрядником.
     После окончания Университета отец был направлен на работу в отдел информации газеты «Известия». И уже через два года, в 1955 г., получил ответственное редакционное задание - командировку в составе первой советской антарктической экспедиции.
«Как ныне сбирается вещи Олег,
                Совсем еще юноша с виду,
              Отважно поставить на сумрачный брег
                И нам описать Антарктиду» -
писала тогда редакционная многотиражка «Известинец». Эта командировка длилась почти два года, включая зимовку на полярной станции Мирный.
     Творческая отдача спецкора «Извести» из страны ледяного безмолвия - серия информаций, репортажей, очерков, десятки фотографий на страницах газеты, сообщения по московскому радио, впоследствии сценарии двух документальных фильмов об Антарктиде - «Огни Мирного» и «Вглубь ледяного континента», одного полуигрового - «Повесть о пингвинах», фотовитрина «Известий». Прошел год после возвращения - и снова к полюсу, на этот раз - к Северному на борту советского атомохода «Ленин», участие в создании станции «Северный полюс - 10».
     Приход Алексея Ивановича Аджубея на должность главного редактора «Известий» изменил газету, она стала боевой увлекательной, любимой многомиллионной аудиторией. Отец пришел в «команду» Аджубея, разделяя его стремления и усилия, стал первым ответственным секретарем первого тогда приложения к центральной газете - еженедельника «Неделя». Из печати выходят его книги «Рукопожатие полюсов», «Коллекционер из Норильска» о собирателе репродукций советских и зарубежных художников Рехлове, который не только коллекционировал репродукции, но и устраивал по всему Красноярскому краю передвижные тематические выставки, «Четверо в океане» о советских моряках Зиганшине, Крючковском, Поплавском и Федотове, которые оказались на барже, оторвавшейся от берега во время шторма на Камчатке, повесть «Где-то там за полюсом» об истории полета С.Леваневского, где вторым пилотом был Николай Кастанаев. Среди многочисленных очерков, репортажей, информаций, опубликованных отцом на страницах «Известий» и «Недели», стоит сказать о серии очерков «Золотой запас страны», как результат его командировки на золотые прииски Бодайбо. Эти материалы были первыми по «золотой» тематике, получившие разрешение цензуры на их публикацию.
     В 1964 г. по совету А. И. Аджубея и по рекомендации редакции отец поступает учиться в аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС в первую журналистскую группу этой аспирантуры, однако, не оставляет творческой деятельности. Большой общественный резонанс вызвал его очерк «Земля не уравняет», опубликованный в «Неделе» и посвященный насущным и жестоким вопросам деревенской жизни людей. В 1967 г. он успешно защищает кандидатскую диссертацию по внешнеполитической пропаганде США (защита была закрытой). Главной публикацией по теме стала его книга в соавторстве «Стратегия лжи».
     В этом же году газета направляет отца собственным корреспондентом в Польшу. Теперь его многочисленные материалы из этой страны публикуются уже на полосе международной жизни. Надо сказать, что страну, ее красоты, польский народ, его культуру он полюбил сразу безоглядно, что можно ощутить в его материалах и что он пронес через оставшуюся жизнь, даже не будучи профессионально связанным с этой тематикой.
     Вскоре после возвращения из Польши отец получает приглашение Агентства печати «Новости» и переходит на работу туда на должность политического обозревателя. Материалы политического обозревателя АПН Строганова публиковали тогда газеты и журналы, без преувеличения, всего мира. В 1977 г. отца снова направляют в длительную командировку в Польшу на должность заведующего бюро АПН в этой стране и главного редактора советского журнала на польском языке «Край рад»». Собственно его 45-летний трудовой стаж делится почти поровну между «Известиями» и АПН. Однако в глубине души он всегда оставался газетчиком и до конца дней своих считал себя известинцем.
     В 1990 г. отец осуществляет свою давнишнюю мечту - построить собственный дом на территории совхоза «Ульяновка». Став в 1992 г. пенсионером, он все силы отдает этому дому, благоустройству участка и делает это почти профессионально, как впрочем все, за что бы он ни брался. Отец ушел из жизни в 1998 г. полный сил, энергии, планов, желания жить.

Сведения об авторах
     Минкевич (Краснопольская) Любовь Наумовна, 1944 года рождения, выпускница исторического факультета МГУ, канд. философ. наук, главный научный сотрудник научного центра РАН в Пущине. Домашний адрес: 142292, г. Пущино, микрорайон "АБ", д. 7. кв.8; тел.: 73-02-00.
     Минкевич Наталья, Игоревна, 1982 года рождения, выпускница ПСЭШ 1999 года, в настоящее время студентка 5 курса биологического факультета МГУ. Домашний адрес: 142292, г. Пущино, микрорайон "АБ", д. 7. кв.8; тел.: 73-02-00.
     Рогова (Строганова) Екатерина Олеговна, 1959 года рождения, выпускница факультета журналистики МГУ, воспитатель детского сада в Крылатском. Домашний адрес: 121609, Москва, Осенний бульвар, д.5, к.1, кв.282; тел.: (095) 412-95-90.
     Строганов Андрей Олегович, 1953 года рождения, выпускник факультета международных отношений МГИМО, канд. экон. наук, заведующий кафедрой международных отношений Владивостокского государственного университета экономики и сервиса. Домашний адрес: 690014, Владивосток, ул. Толстого, д.38, кв. 61; в Москве: 103104, Москва, ул. Б.Бронная, д.2/6, кв.6; тел.: (4232) 43-11-18; e-mail: stroganovao@vvsu.ru
     Строганова (Безобразова) Татьяна Павловна, 1928 года рождения, выпускница отделения декоративного цветоводства ТСХА, пенсионерка. Домашний адрес: 117261, Москва, Ленинский пр., д.74, кв.239; в Ульяновке: 171125, Тверская обл., Вышневолоцкий р-н, п/о «Серебряники», Красная Дачка, д.8; тел.: (095) 930-02-71; в Ульяновке 8 (08233) 7-51-73.