Абсцесс

(Медиумический рассказ, написанный при помощи "яснослышания".)

Я лежал на диване, болела голова, ныла спина и ещё что-то – болело всё. Врач посоветовал беречь горло, которое я так берёг: болело оно постоянно, молитвы не помогали и врач тоже.
  - Ну что, молодой человек, будем лечиться?
Это он спросил в который уж раз.
  - Конечно, доктор, - шипя и стараясь выдавить из себя звук, промямлил я, - очень хочу поскорей вернуться к делам.
  - Ну, что ж, приступим. Молодой человек, вам ходить надо.
  - Как? – недоумённо прошипел я.
  - Ножками, ножками. Видите ли, вам требуется ходьба: с пятки на носок, с пятки на носок…
И всё это он показывал своей ногой, обутой в светло-серый туфель.
Я уставился на ногу врача, зачарованно рассматривая «па», выписываемые той самой туфлей.

Прошло некоторое время и вот я уже здоров, хожу, встречаюсь с друзьями, коллегами по работе.
  - Когда на службу?
Мой закадычный друг всегда здоровался со мной вопросом.
  - А так ли ты, мой любезный Палыч, ждёшь меня? Уж, поди, забыл?
  - Не забыл, не забыл, дела тебя дожидаются давно, выходи, прошу.
  - Через недельку, не раньше: доктор покой прописал.
  - Ну, так тому стало и быть, - проворчал сослуживец, - ты вот ещё что…
И стал объяснять, зачем я ему именно сейчас нужен.
  - Один мой приятель, ты знаешь его…
Приятеля я знал и даже слишком хорошо, лечился у него: его «новаторскую» школу освоил вдоль и поперёк.
  - Так вот он заглянул не далее как вчера и попросил об услуге. Ты помнишь дело о серебре: «серебряным» называем?
  - Как не помнить? Оно у меня на столе лежало.
  - И всё ещё лежит, - заверил меня друг, - и будет ещё лежать, - всё более вдохновляясь, продолжил, - его интерес в этом деле, несомненно, есть: чувствую есть. Он просит меня, посмотри, мол. Но я, как могу? Ты же у нас главный по его делу.
  - Дело не его, там замешаны другие люди. А вот его интерес в другом…
Я не стал объяснять другу, в чём же интерес моего врача состоял: теперь только сам понял.
  - Хорошо, - заверил я сослуживца, - выйду на службу, посмотрю тот час же.
Он похлопал меня по плечу.
  - Здоров! Как бык!
  - Не торопи. То ли ещё будет.
Мы посмеялись. Всем хорош друг, но лезет из кожи, чтобы угодить приятелям приятелей. Все у него «любезные» и «правдивые речи несут в массы» - это его излюбленное выражение.

Неделя прошла незаметно в хлопотах и заботах. Служба встретила меня настроением близким к упадку. Никто не собирался брать за меня работу, но от срочных дел отказываться не могли, а их было на редкость много. С моим приходом дела пошли веселей, работа начала налаживаться. Дошёл черёд до «серебряного» дела. Вот оно, на столе у меня: с первой до последней страницы – ложь. Лгут свидетели по делу, представители истца – лгут, и сам истец не говорит всей правды. На доследование надо бы, да следователи все наперечёт, а того кто вёл дело, в живых нет – поручили мне: «Разберись». Пришлось самому вести допрос и от каждого получить очередную порцию неправды.
Суть состояла в том, что некий господин N, принял в залог серебро, старинный сервиз ручной работы. Стоил немало, потому в залог и попал. Ссуженные деньги потрачены были попусту, а сервиз – отдай. «Как так? - возмущён господин N. – Верни деньги, забери свой сервиз». Однако в суд подают на него – не возвращает, есть, мол, расписка. В руках дают смотреть, а отдать только судье при рассмотрении дела могут, не доверяют следователю.
  - Хорошо, - сказал я, - покажите расписку, в руках посмотрю.
Показывают. Почерк правдив, все завитки совпадают.
  - Здесь клякса, - говорю, - и чернила не совпадают.
Расстроился истец, но заготовил ответ. Мол, не одна была бумага писана, лежали другие и прибор письменный с разными чернилами.
«Наведаюсь, - решил я, - к чернильному прибору». Поехал, господина N ростовщиком назвать нельзя, скорее коллекционер: «Хорошую вещь возьму, а так…»
Прибыл, г-н N уж поджидает.
  - Не знаю зачем, сам бы приехал.
Всегда расстроенный в последнее время, он вызывал сочувствие: на пройдоху похож не был.
  - Чем обязан? – продолжил он.
  - Хотел бы посмотреть чернильный прибор, которым вы воспользовались для данной расписки.
  - Нет у меня его здесь. Зачем он вам нужен? Ещё доктор заходил, интересовался.
Я уточнил фамилию доктора, так и есть – он, мой лекарь.
  - А прибор, - я настаивал, - письма, поздравления, чем писать изволите?
  - Ничем. Не пишу сам, всё он – мой помощник строчит, - он кивнул на юношу в глубине комнаты.
  - А подпись под документом ваша стоит?
  - Моя, - раздался из угла голос, - у дяди рука, на войне оторвало, а левой никак, без пальцев тоже.
Участливый голос юноши заставил насторожиться.
  - Что ж вы раньше об этом не сказали?
  - Его-то зачем ещё? Отдам ироду его сервиз, хоть денег его не видел.
  - С племянником придётся поговорить.
  - Не племянник он, так помогает, сирота. Учу кой-чему, а так – пропасть не дам.
Юноша в углу хлюпнул носом.
  - Хорошо, обижать не буду, а допросить должен.
Разговор ни к чему не привёл «племянник» разревелся, будто вся обида и есть разговор со мной. Пришлось осмотреть помещение, где стоял сервиз. Под двумя замками дверь, обшитая железными ободами, внушала доверие к сохранности.
  - Ключи у меня, - гордо заявил владелец, – показываю.
Дверь распахнулась, и мы уже на пороге поняли – сервиз исчез. Г-н N облокотился на дверь и пополз вниз, держась за грудь. Дело обретало серьёзный оборот.
Расследование ни к чему не привело. Комната без окон содержалась в чистоте, пыли не было, следов тоже. Замки не имели царапин, ключи в одном экземпляре висели на поясе хозяина. Сейчас он лежал мучимый наставлениями своего, а в прошлом, и моего врача. Волшебное действие его наставлений возымело благотворное действие на меня, молодого и крепкого, а для измученного душевными переживаниями старика (он был немолодых лет), стало губительным. Через два дня господин N скончался, оставив «с носом» чувствительного на вопросы юношу.
 Не сразу нашлись родственники, но узнав ущерб, который, возможно, придётся возмещать при вступлении в наследство, попятились. Затем поразмыслив и посчитав остаток – приняли. Убогая старушка Марья Дмитриевна не хотела ничего слышать про суд. Всё делала сама и в помощниках не нуждалась, парнишку выгнала: считала его виновником смерти родственника, которого сама невзлюбила ещё при его жизни.
Суд состоялся спустя три месяца после смерти ответчика. На суде его представляла Марья Дмитриевна, законная наследница всего его состояния.
Истец торжествовал, это видно было по лицу. Всё заседание он ёрзал, оборачиваясь то и дело, и принимая поздравительные кивки знакомых. Но в один момент заседание пошло не в том, от ожидаемого, направлении. Я взял слово в качестве консультанта по делу: на моих глазах разворачивалась часть этих событий.
  - Господа, - начал я, - я осведомился заранее: могу ли я занять больше времени на изложение сути расследованного мной дела? Господин судья дал на это своё согласие. И так. Вся суть вопроса и последующего преступления лежит в мошенничестве с целью завладения чужим имуществом. Всё было предусмотрено заранее.
Далее я описал сделку – хранение серебряного сервиза, в котором обманут был совсем другой господин…
Дело было задумано задолго до этих событий. Двое: один – приятной наружности, немолодой, но искренне обаятельный мужчина, другой – молод, не менее обаятелен, но в поступках простоват, с видом обеспокоенным, что характеризовало его особу. Родственниками не были, но коренились как заправские мошенники от природной склонности. Решили они провести одного купца. Немолод, богат, родственники есть или нет – обходят стороной. Изувечен, нуждается в помощнике грамотном и лучше бессемейном. Звёзды сошлись.

Бенедикт Львович, так звали первого мошенника, занимался извозом: не купец, но делом не брезговал. Сам «на коня не садился», а извозчиков много держал. Спрашивал, кого подвозил, интересовался разговорами. Платил исправно, так что сами начали рассказывать странные случаи. И вот один из них: «…свёз один помещик сервиз – продать не продал, а так, под залог отдаёт…» Смекнули «братья» - можно взять поживу и купца того знают. Устроился Ветляга (так в узком кругу называли) к купцу писарем, работу исправно делает и хозяину вместо слуги: раздеть, обуть. Где ещё такого сыщешь, чтоб всю работу разом по дому исполнял? Уволил купец своих помощников, Ерёму оставил, нашего Ветлягу. Сироту жалеет (прикинулся сиротой, а родители есть). Как время выкупа подходит, тут и Бенедикт Львович тут как тут с осмотром, капель надавал. «Сердце пошаливает», - сказал и ушёл. В другой день накапал побольше, «чтоб справить недуг». Сам не свой, купец бумаги подписал, деньги взял. А лекарь не отстаёт – «лечит». С памятью совсем худо у купца: «Денег не брал, - говорит, - серебро моё». Пока следствие вели, дело перекладывалось со стола на стол, а тут моя болезнь – абсцесс, это уже настоящий доктор диагноз поставил. Бенедикт Львович, по совету друга, «лекарил» моё простуженное горло «движением». Видя «успехи исцеления» столь простым средством, он и не заподозрил моего внимания к советам настоящего доктора. Противоестественные советы Бенедикта Львовича мне сразу показались подозрительными, и я доверился личному доктору моей маменьки, она в этом знает толк. Пришлось поплатиться: рассказ не столь живописный, но о моём здоровье он всё же поведал - «желательно следить».
Как отпетый мошенник у меня в докторах оказался, это история с продолжением… Мой друг, сокурсник, во всём – храбрее, умнее, начитаннее, страдал «любовью к ближнему». Советы друзей (старше себя по званию) берёг и лелеял в памяти. Как только я не смог подняться с постели и прислал слугу сообщить о моей болезни, тут же на следующее утро «спаситель», лечащий движением, прибыл по рекомендации «здравомыслящих» друзей. «Ещё бы день промедления, - как сказал маменькин доктор, - и посох в руки». Это его типичное высказывание в непоправимых случаях. Друг, сам не зная, помог найти виновников кражи серебра. Если бы Бенедикт Львович не откапал следующую дозу господину N, в этот злополучный для него день, то составить общую картину, было бы не в пример труднее.
Ветляга раздевал беспамятного хозяина, усыплённого лже врачевателем, и брал ключи. Осматривал, примеривал, докладывал хозяину. Когда время пришло, вынес через задний двор всё дочиста и с надёжными людьми отправил в заранее условленное место.
С моим прибытием за чернильным прибором, наступила развязка. Не приходя в сознание, оболганный и обворованный господин N, умер, не умея и не имея возможности себя защитить в суде.
  - Ваша честь, смею я просить снять всякие обвинения с покойного? – закончил своё выступление вопросом я.
Вердикт судьи – не виновен.
Позже все виновные в мошеннических действиях предстали перед судом. Лжеврач получил по заслугам как отравитель (о себе я промолчал). Справедливость была восстановлена не без труда.