Олег Погудин. Акценты Высоцкого
Идея публичного открытого концерта, посвященного такому любимому и дорогому нам человеку, как Владимир Семенович Высоцкий, соответствует духу его творчества. Его песни - тепло и свет нашего детства и юности. От них до сих пор щемит сердце, ибо они нам родные, когда-то мы их выучили наизусть по большим и маленьким пластинкам, вплоть до мельчайших интонационных переходов и пауз. И запомнились они именно в исполнении Владимира Семеновича: "Дом хрустальный", "Песенка о переселении душ", "Моя цыганская", "Туман" и многие-многие другие живут в нас на уровне подкорки, не потому ли так трудно воспринимать вариации, неожиданно новую аранжировку, например, в стиле шансона.
Нынешнее звучание этих песен чаще всего очень далеко от оригинала, что и понятно. И как горько осознавать, что для многих певцов, берущих в свой репертуар эти песни, они всего лишь словно пустой кокон без наполнения - нет в их музыкальном рисунке той глубины и боли, что рвалась наружу из самого Высоцкого. А ведь в нем эти песни не просто жили: он рождал их в муках, он ими страдал за нас, за страну, за наше время, они болели в нем; подчас он выплевывал эти песни, как чахоточный писатель - свои легкие. С каждой песней становилось меньше его самого, потому что они были им самим, его живой тканью, его здоровьем, бессонными ночами, страхом за близких, болезнью, печалью, которую не залить вином и не вырезать из себя как ампулу. Эти песни вытачивали из него Творца, они же сжирали его, подобно раковой опухоли. Он не мог не рождать эти песни, не мог не петь, не мог не быть Артистом. Хотя понимал: его надолго не хватит. Бог послал ему любовь, которая продлила его жизнь. И привередливые кони принесли его к краю чуть позже, чем это могло быть.
Огромная Дворцовая с печальным ангелом на вершине Александрийского столпа, продуваемая перекрестными ветрами, уж, сколько музыкальных прим и маэстро она слышала?! И вот сегодня, 2 июня 2018 года, здесь звучал Высоцкий! Говорят, камень - материя мертвая, ему все равно. Тогда почему, когда на сцену вышел Олег Погудин, и зазвучала первая песня - "Бокал", каменная кладка словно ожила, музыка, будто слилась с ней, и все стоящие перед высокой, недосягаемой сценой зрители ощутили дыхание музыкальных ладов у себя под ногами. Ритм, отталкиваясь от мостовой, улетал в небо. Одна строка за другой, словно высекали невидимые искры, и в каждом слове во весь рост вставал могучий, талантливый человек, так нами любимый, знакомый нам и незнакомый – Владимир Высоцкий.
Погудин пел, - «Так дымно, что в зеркале нет отраженья, и даже напротив не видно лица, и пары успели устать от круженья, но всё-таки я допою до конца!...», - и на сцене рождался целый сюжет с действующими лицами, с теми, кто оказался вовлечен в жизненную драму, и сейчас, спустя десятилетия, она шагнула со сцены на площадь - к людям. Все, что подтачивало, болело, рвало душу в этой песне - нашло выход через певца, подобно тому, как ручей находит выход в полноводную реку: "В оркестре играют устало, сбиваясь, смыкается круг, не порвать мне кольца! Спокойно, мне нужно уйти, улыбаясь, но все-таки я допою до конца...". Благодаря Погудину, песня вливалась в каждого слышащего ее под открытым небом, опрокидывая преграды, с каждым новым куплетом наполняясь силой яви все больше и больше. И последняя фраза в исполнении Артиста уже больше, чем речь – «А, может быть, просто разбить бокал?!», - в ней слышится звон разбитого бокала. Это конец истории. Разрыв.
После "Бокала" была "Цыганская песня". "Камнем грусть висит на мне, в омут меня тянет....". И опять не просто слова и мелодия, но "картинки жизни" - ночные поля, цыганский табор, всполохи костра, гитарный перебор, глубокий сильный голос, качающий невидимую колыбель, плавные руки словно дирижируют природой, сообщая правильный ритм ветру и колыханию листвы. Над головой - звездное небо, в сердце - смятение - самого Высоцкого, героя песни и нынешнего ее исполнителя - Олега Погудина. Все эти картинки, как фрагменты жизненной широкоформатной панорамы. Мы не просто видим сюжет, но чувствуем за ним его героев, автора, создавшего этот сюжет, певца, возвратившего к жизни мгновения тягостного прошлого. И снова "пепел Клааса стучит в мое сердце", почти как у Шарля де Костера - пусть немного не о том, о чем писал великий фламандец, но о том, что роднит нас с нашими предками не только через десятки, через сотни и тысячи лет. В центре всего мирового искусства - сила сопричастности, талант одних рождать миры и новые реальности, и как ответ на это - способность зрителя или читателя входить в эти миры, впускать их в себя.
Сам Владимир Высоцкий появился незримо лишь дважды: первый раз, когда на сцену вышел Никита Владимирович и прочитал одно из самых пронзительных и горьких стихотворений отца «Я бодрствую…». И второй раз благодаря Олегу Погудину. Петь Высоцкого, не значит - петь как он, хрипя на сцене так, чтобы краснело лицо и вздувались жилы на шее. И так терзать гитару, что у нее рвутся струны. Все равно спеть, как пел он тогда, сегодня не сможет никто. Суть не в художественно-выразительных приемах артиста, не в копировании его манеры, а в том душевном накале и принятии жизни, как ее принимал он. Мы же все знаем, в какое непростое время он жил, и понимаем, что он хотел сказать. Суть в конфликте Художника с тоталитарной системой, в борьбе противоположностей. Большинство исполнителей песен Высоцкого сегодня, - говоря "большинство", имею в виду лишь часть, далеко не всех, - не в конфликте с властью, они успешны, сыты, Гамлет в них глубоко спит, в них нет протеста. А если и есть, то сопротивление это касается не столько идеологии государственной системы, сколько неприятия сугубо бытового, повседневного устройства жизни. И это все проступает в манере исполнения. Песни Высоцкого – «лакмусовая бумажка», в них видна любая фальшь, видна людская порода, они мгновенно высвечивают "того, кто не стрелял", то есть, того, кто не в нынешней системе. Как верно он сам о себе сказал: «Я в колесе – не спица». Возможно, в этом секрет правильного исполнения его песен – надо быть такой же «не спицей», как и он.
Потому-то и Олег Погудин смотрелся в череде остальных исполнителей совсем иным. 2 июня на Дворцовой площади в основном царила стилистика рока, иногда свои "пять копеек вставлял" шансон, иногда цыганщина. Погудин же это стилистика благородной интеллигентности в духе русского дворянства, это - романс с его элегичностью и мягким свечением. В романсе не приживаются порванные тельняшки и баррикадные лозунги, в них не может быть сатиры, хлесткого, бьющего наотмашь юмора и зубовного скрежета до сердечных судорог.
Романс - это тоже про жизнь, про любовь, про тоску по родине, про боль талантливого человека, противостоящего системе (как в случае с Вертинским и Козиным), но в иной музыкальной манере. Романс также не лишен драматизма, это не бесхребетный художественный организм, в нем тоже есть место «Гамлету». И в Погудине есть «Гамлет», просто он совсем иной, нежели Гамлет Высоцкого - в рубище, опутанный цепями, мгновенно вышедший за пределы Таганки в бурлящий океан жизни. Гамлет Погудина элегантно одет, он не рвет на себе цепи, не бьет посуду, а если "бокал" и разбивается, то его осколки никого не ранят. Но он тоже против неправильности нашей нынешней системы. Он также бунтует, пусть по-своему, через упорное честное просветительство - ни у кого из ныне выступающих певцов нет такого широкого и серьезного спектра концертных программ - тематических и монографических: "Городской романс", "Элегия", "Вальс, танго, романс", "La serenata" (итальянская песня), "Je chante" (французская песня), "Песни любви", "Звезда любви", "Любовь останется" (советская лирическая песня), "Молитва" (религиозно-духовная тематика), "Народная песня", "Песни великой войны", "Вертинский", "Любовь и разлука" (Песни Исаака Шварца), "За столом семи морей" и " Надежды маленький оркестрик" (песни Булата Окуджавы), "Чайковский", "Пушкин. Лермонтов", "Трагический тенор эпохи"...
Весь этот обширный культурный материал подается Олегом Евгеньевичем на высоком исполнительском уровне, по законам музыкальной гармонии, в манере интеллигентной благожелательности, с любовью к зрителю. И, выходя петь Высоцкого, Олег Погудин делает ставку не на копирование внешней манеры барда, он по-своему - мягко, но страстно преподносит зрителям суть песен Высоцкого, чем и покоряет.
Песни Владимира Высоцкого - это нуклеотиды, из которых состоит наша национальная культурная ДНК. Они самые что ни на есть живые. Они составляют особый язык, который изобрел Владимир Семенович. Говорить на этом языке могут лишь равные ему. Иначе никак.
Свидетельство о публикации №218060900837