Девочки в 16 лет

Агата живет на моем аккумуляторе, я сижу на батарейках за пять рублей. После шести я уже не ем ее вчерашний суп, она ждет, когда я сделаю обещанный завтрак. Я хожу в грязной обуви по свежевымытому полу, и выключаю  лишний свет в кухне и ванной. Там радугой висят мои носки, а на балконе черными флагами сушится ее одежда. Она говорит, что я ничего не понимаю, я думаю:  хватит уже держать меня за идиота, и хватит думать, что я держу за идиота ее. Она говорит, что не такая дура, какой может показаться со стороны, я с искренним удивлением отвечаю, что никогда не замечала, что со стороны она кажется  таковой. 

У нас в кухне голубые стены. И на холодильнике висит голубая картинка с глупой анимешки, которую мы смотрели с громкими визгами пару недель назад. Я медитативно, с выражением,  крошу в чай шесть капсул какой-то настоветованной мамой биодобавки. Она сидит рядом,  сидит с улыбкой до ушей, глаза светятся,  и спрашивает - травишься? Наконец-таки я дождалась! Ну травись, травись, я посмотрю!
Я вот травлюсь, а она топится. Она ходит топиться по два раза в день. Особенно она любит это делать часа в 2 ночи, когда я сплю. И я ворочаюсь в кровати,  ругаясь, что она опять не выключила свет в коридоре, слыша как скрипят об ванну тазики и мучаюсь кошмарными видениями, что хозяевам этажом ниже  все это тоже слышно и завтра с утреца нас отсюда выселят. Что поделаешь – я все-таки параноик.
Иногда мы не разговариваем целыми днями. Случайно встретившись на кухне, я робко говорю - привет, а Агата отвечает убийственным взглядом. Я периодически ною, что меня все достало, что я не хочу домой, что заберите от меня это чудовище. А потом, вечером, перед тем как в  очередной раз утопиться,  она тихонько заходит ко мне и долго что-то рассказывает, а я сонно слушаю. Мы идем на кухню пить чай. Она ложечками ест сухое молоко, а я сижу, задрав ноги на холодильник, и умиленно смотрю на  японского персонажа.  Или  будит меня рано утром, делает кофе,  и пересказывает все прошедшие события, без вступлений, всегда прямо  с кульминации, «о, ты такое пропустила!»,  а я слушаю сквозь сон и думаю – ну как же можно было вчера вечером ее ненавидеть?..

Мы любим обсуждать  сны и безумные мечты. И что мы должны пространству за их исполнение. Она поднимает глаза к потолку и говорит – где мои желания, я уже отдала квартиру, очень хорошую, просто так, за красивые глаза. За красивые глаза, вы меня слышали?
Это правда была хорошая квартира, я тоже ее любила. Впрочем, хошая для нас, а не для жизни. Коммуналка, с четырехметровыми потолками и розовой шторой на кухне. В общем туалете всегда было темно, а ванной никогда не было теплой воды. А коридор – как волшебная шахта, полная загадочных сюрпризов: там можно было найти любую бесполезную фигню, например старый баян или гигантского волка из «ну-погоди!». Все это так очаровывало меня, что я ночевала у нее в гостях по пять дней в неделю, хотя сама жила в нормальных условиях.  Пару месяцев назад хозяйка выгнала ее с той квартиры –  она пришла к Агате,  оглядела стены, оклеенные готичными плакатами,  и сказала, что не намеревается сдавать свою квартиру всяким сатанистам.  Агата   говорила, что хорошо было бы, уж если хозяйке так хочется видеть в ней сатаниста, оставить после себя пентаграмму на весь потолок – но, черт возьми – четыре метра, все-таки. Поэтому она ограничилась тем, что залепила оконные рамы глиной – тот еще сюрприз.

А вот еще, насчет сатанистов  - был у нас один. 
Он  был очень  харизматичным продавцом из музыкального магазина, рисующим странные картинки, лет эдак двадцати трех.  У него была такая наглая рожа, такие красивые глаза, такая белая бандана и ноутбук, что мы, шандарахнутые на всю голову шестнадцатилетние студентки художественного училища, были не в силах устоять перед его обаянием. 

Сидя на  той самой коммунальной кухне, часа в два ночи, мы поглощали грибной суп с глазированными сырками и разговаривали о Нем. А на следующий день, после занятий, пытаясь успеть до закрытия, со всех  ног неслись к нему в магазин. Агата с гордостью уверяла, что говорит ему в лицо всякие гадости, я, как всегда,  отпускала в пустоту абсурдные глупости, никак не связанные с ситуацией. (Это вообще мой коронный способ общения с людьми, по сей день.)  Она ждала  альбом томных финнов, я ждала сольник сурового армянина,  которые должны были выйти примерно в одно время – это и было официальным поводом для посещения магазина. Мы приходили каждый день с горящими глазами и спрашивали – появилось?  Думаю,  мы его пугали.


- Сегодня кстати день рождение Вилле Вало.
- Так вот почему нет твоей безумной подружки! Она наверное пошла бухать?
- Нет, она накупила глазированных сырков и пошла к кому-то в гости.
- Передай ей, что сырки плохо влияют на фигуру.
Я передала ей этот диалог и  с тех пор сырки для нас так и остались какой-то ритуальной пищей.

Через два месяца он уволился и исчез,  разбив наши хрупкие сердца. Но в день, когда он уволился,  в продажу поступил ожидаемый мной сольник, так что моя душевная рана затянулась быстро.
Постепенно сатанист  все-таки забылся – у нас всегда было достаточно свежих персонажей для восхищения и перемывания костей, мы никогда не стояли на месте и не останавливались на достигнутом.  Правда, мы вспомнили о нем, когда нашли в местной газете объявление о продаже ноутбука (ну кто еще может продавать ноутбук в городе Краснодаре? Никто!). А еще была песня, которая ну точь-в-точь про него – про то как человек идет домой в наушниках и поправляет свой капюшон – эта песню умиляла нас  и напоминала о нем несколько дней. Что забавно, потому что в нашем-то воображении он никак не отделялся от прилавка.

Когда хозяйка обвинила Агату в сатанизме, она  почти сразу позвонила мне. Это была полночь в середине декабря, я уже крепко спала, и взяла трубку сквозь сон. Я тогда почти   ничего не поняла из сказанного, и только сонно пробормотала – да, да, конечно. И уже в  субботу смотрела на кучу чужих вещей в коридоре, и думала о том как интересно иногда все поворачивается. Она сразу же повесила на кухне шторы, вытащила этикетки от сырков из-под дивана и навела уют - развесила шутки ради  по всей квартире плакаты попсовых групп (таких,  где мальчики совсем как девочки), и сковородки над порогом (охранные амулеты от духов выше, чем метр семьдесят),  – гости приходили и удивлялись, а нам было весело. 

Сейчас Агата в северной столице, учится на художника театра, а я меняю профиль и готовлюсь к Москве. Иногда мы говорим по телефону каждый день, по часу, по два – обсуждаем греческие мифы, классическую литературу, современные сериалы и время нашей учебы в училище.  Объекты наших восхищений нынче  не стыкуются. Она рассказывает мне про какого-то мальчика – как по мне, так у него внешность рок-звезды, ей-богу, но самое главное – у него имя нашего любимого сатаниста из прошлого. Иногда мы не разговариваем неделями – но оно и понятно. У нее там просмотры, сессия. У меня тут  экзамены и творческие метания.

2014 г.