Женщины рода. А счастье было

А счастье было…

Я знаю точно, что счастье было в жизни моих прадеда и прабабушки.
Оксана наверняка любила своего супруга, как и он любил ее.
Семья была традиционно набожной. Воспитание детей, ведение дома и хозяйства целиком входило в обязанности прабабушки.
Казалось, что Оксана умела делать все.
Следует сказать, что главным ее умением, было все-таки знахарство. Сегодня эти способности называют экстрасенсорными.
Вначале, думаю, прабабушка лечила своих близких, детей, супруга. Затем ее помощью пользовались слуги, работники завода, соседи. Помощь при родах, снятие жара, температуры, зубной и иной боли, залечивание ран, переломов… – все это умела моя прабабушка Оксана. В арсенале знахарки были молитва и травы, решительность и желание облегчить страдания человеку.
Прадед, как и многие мужчины в его семье до него, страдал легочным заболеванием. Мужчины рода обычно «не дотягивали» и до сорока лет, умирали от скоротечной чахотки. Мой прадед прожил намного дольше рокового срока, благодаря стараниям Оксаны.
Чего не могла предотвратить Оксана, так это революции 1917 года.
По воспоминаниям моей бабушки Юли, предпоследнего ребенка в семье, старшие братья, их было семеро, были уже самостоятельными, служили или просто поддерживали различные политические силы в стране и крае. Кто-то был в белой гвардии, кто-то был соратником Махно, кому-то ближе был революционный настрой Ленина… В те страшные мятежные 1917-1918 годы сыны собирались в родительском доме только на большие праздники: Пасху и Рождество Христово. Подвыпив и сытно пообедав, иногда начинали ссориться, громко доказывать правоту своего выбора, хватались за оружие… Но все успокаивались лишь при одном тихом слове мой прабабушки Оксаны. Никто и никогда не смел ей перечить, ослушаться, не исполнить того, что она требовала. Порой достаточно было одного ее магического взгляда.
Где они – мои двоюродные деды?.. Как сложились их судьбы, судьбы их семей? Остались ли потомки? Есть ли где могилы?..
Теперь не узнать, не заглянуть к ним в прошлое хотя бы одним глазком, не понять их мысли и чаяния… А так хочется!
Уничтожены, стерты с лица земли города, села… Миллионы людей умирают мученической смертью… «Человеки» уничтожают друг друга, отнимая имущество, здоровье, жизни…
Что мог сделать мой прадед, как хозяин сахарного завода, против озверевшей толпы? Конечно, рабочие завода во главе с прадедом были наслышаны о том, как проходит «экспроприация» заводов и фабрик, поместий и имущества. Николай вместе с рабочими несколько суток находился на территории завода, охраняя свое детище, созданное многолетним трудом семьи.
Можно только предполагать, как происходил захват сахарного завода. Все рабочие были жестоко убиты, имущество разграблено и разломано, запасы сахара со складов вывезены в неизвестном направлении.
Мой прадед был найден неподалеку в сосновом лесу, окружавшем завод. Этот лес, как и сосновая роща вокруг усадьбы, был посажен и тщательно оберегался далекими предками ради целебного воздуха, так необходимого в условиях хронического легочного заболевания, преследовавшего род Николенко.
Как долго умирал мой прадед, не знаю. Истерзанное тело его было привязано к дереву с вырезанными кусками кожи на спине и груди. Знаю лишь со слов прабабушки, а та, в свою очередь, по свидетельствам очевидцев, что Николая, замученного и окровавленного, убийцы привязали к сосне и оставили умирать долгой мучительной смертью.
Прабабушка обо всем этом поведала своей дочери Юле, спустя много лет, да и то в полголоса и при условии, что «ни одна живая душа» никогда не узнает об этом.
В какой именно момент усадьба подверглась нападению, во время ли разграбления завода или раньше, трудно определить.
Моя бабушка Юля хорошо запомнила то страшное событие, когда на глазах у нее, ее матери (Оксаны), младшей сестренки Зины так называемые революционеры тащили из их дома все подряд. А что не могли унести, разбивали, раздалбывали, поджигали…
Женщины рода стояли перед собственным домом в каком-то оцепенении, не в силах ни говорить, ни плакать, ни кричать…
Не знаю, какая участь постигла бы моих бабушек, но из этого ступора прабабушку вывел работник усадьбы (то ли сторож, то ли дворник, то ли еще кто) по имени Евсей. 
Он схватил, совсем не по этикету, прабабушку за руку, подхватил младшую Зиночку на руки и потащил всех к повозке. В руках у прабабушки был какой-то узелок – это было все, что она успела захватить при приближении орущей толпы.
Евсей, конечно, совершил подвиг по тем страшным временам. За такой поступок его вместе с моей прабабушкой и девочками могли убить те же революционеры.
Однако все обошлось. У Евсея была хатка в соседнем селе Капустино, куда редко и мало кто заглядывал в обычное время. А уж в те лихие времена никому до отшельника не было дела. Домик стоял на отшибе.
Прабабушка с девочками долгое время не выходила из дома. Затем Евсей рассказал всем соседям, что женился и что жена из соседней деревни. В принципе это и было правдой.
Дед Евсей был человеком мудрым и основательным: умелец, хозяин. Оксана долго привыкала к простолюдину, училась заново жить в простой обстановке, в бедности и скромности.
Знаю, что ему потребовалось немало терпения и времени, чтобы уговорить Оксану стать его женой.
А Оксана в свои сорок лет по-прежнему была необыкновенной красавицей с яркими голубыми глазищами, русой косой, стройной фигурой. Однако все это разглядеть, думаю, не удавалось никому, кроме самого Евсея. После страшных событий для прабабушки традиционным стал наряд в темных тонах.
Такой и я ее помню – всю в черном, когда меня впервые привезли на родину моих родителей из Молдавии в 1960 году.