В мае

Весна две тысячи восемнадцатого года напоминала начало зимы: погода стояла промозглая,  дождь сменялся снегом, а в конце мая и вовсе снежный настил засыпал землю, лишь трава пробивалась изредка сквозь него. Но неожиданно тридцатого числа температура подскочила почти до двадцати градусов, и сразу заторопились преобразиться нежной зеленью деревья и кусты, клейко запахло раскрывающимися почками, а на задворках в затишье расцвело единственное скороспелое черемуховое деревце, оно закуталось с головой белой фатой, кружевной, изысканной, тончайшей работы, едва кое- где стыдливо проглядывая первыми листочками. Заблагоухало все вокруг. Но природа обманула всеобщие надежды : к вечеру налетел порывистый, северный ветер, крушивший преграды на своем пути, стремящийся сорвать с деревца белые узорные лепестки, выгибая и выламывая изящные веточки- руки, кружил, метал недовольный. Хрупкая черемуха, опоясанная строениями, противоборствовала ему, тужилась сохранить свою неповторимое, легчайшее одеяние. Стихия гневаясь, обрушила, в добавок, ливень, ударявший по ветру косыми, сплошными струями. Затем внезапно исступление закончилось спокойным, мелким дождем. Деревце съежилось, но не сломалось, упрямо расправляя свой  сырой, чуть примятый наряд, уронив немного лепестков.
Улыбнулось солнце и оно заточило сладостный аромат. И ветер, перестав куражиться, угомонился, смирился перед его кроткой красой.