Выпрямление имен. Глава 29

 Эта смерть не самая плохая:
 Дрогнет небо, вскинется рука…
 Золотые кони Урянхая
 Пролетят по лезвию клинка.
 


В такой обстановке дед находился в Красноярске и следовал через Омск в Москву. Из письма  родственникам стало известно, что в Омске дед заболел тифом и лежал 17 суток. Физическая слабость, анти санитария в поездах и голод явились главными причинами последующей трагедии. В дороге из Омска в Москву дед заразился дизентерией и умер 16 августа 1920 года в Первом коммунистическом госпитале в Лефортово и был похоронен на Лефортовском кладбище, как было написано в письме.
Я искал в Москве Лефортовское кладбище, но, увы, такого не оказалось. Нашлось рядом с ныне Главным военным госпиталем им. Бурденко, Введенское. Поиски могилы деда, в том числе, по церковным учетам, с помощью интернета, результатов не дали. Архивы госпиталя за 1920 год не сохранились. Более того, позднее выяснилось, что умерших в военном госпитале на Введенском кладбище не хоронили, а хоронили на рядом расположенном Семеновском военном кладбище. Там мне побывать не пришлось, потому как его сравняли с землей. Вот что по этому поводу обнаружилось.

В статье, написанной для сборника «Первый госпиталь и военная медицина России: 300 лет служения Отечеству», за авторством Геннадия Медведева, Марины Овчинниковой, и Александра Смирнова про Семеновское кладбище говорится:
“Семеновское кладбище в XIX – начале XX в. было непосредственным местом массовых захоронений нижних чинов российской армии, умиравших в расположенном поблизости, в Лефортово, Московском военном госпитале. (На карте видно, что кладбище расположено в Лефортовском районе, рядом с Московско-Казанской железной дорогой. Бывший 1-й Коммунистический госпиталь, а ныне Главный военный госпиталь им. Бурденко, находится на Госпитальной улице, здание его на карте плотно затушевано по сторонам, рядом с р. Яуза, ниже надписи «Введенские горы». Госпиталь отвечал за оповещение родных и близких покойного, достойное захоронение умершего, отдание ему последних воинских почестей. Видимо письмо госпиталя и дошло каким-то чудом до бабушки.

Именно связь с Московским военным госпиталем придала Семеновскому кладбищу характер первого и основного московского военного некрополя, где в течение многих десятилетий погребались российские воины, погибшие в Отечественной войне 1812 г., в русско-турецких войнах, в русско-японской войне, в начале первой мировой и в других военных конфликтах XIX – начала XX в. И на эту функцию Семеновского кладбища постоянно обращалось особое внимание московских властей, органов городского управления и духовного ведомства, что отражено в многочисленных документах, хранящихся в московских архивах.

Семеновское кладбище, в прошлом – одно из самых больших в Москве, располагалось за Семеновский заставой Камер-Коллежского вала, за перекрестком нынешних улиц Большой Семеновской и Семеновского вала, у начала Измайловского шоссе.
Подмосковное село Семеновское, упоминающееся в исторических документах с первой половины XVII в., получило название по храму во имя святого Симеона Богоприимца (до 1657 г. это село именовалось Введенское – по церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы). Здесь, в живописном районе под названием Соколиная Гора, находился двор Алексея Михайловича, отца Петра I, где обучали царской охоте соколов и кречетов. Именно здесь юный царь Петр создал «потешное» войско, из которого был сформирован в 1683 г. Семеновский лейб-гвардии полк, ставший позже, наряду с Преображенским, ядром русской регулярной армии. В XVII в. здесь возникла Семеновская солдатская слобода.

В селе стояла деревянная Введенская церковь. Сохранилось упоминание о том, что она была построена супругой Михаила Федоровича царицей Евдокией Лукьяновной в 1643 г. К Введенской церкви в Семеновском было приписано небольшое кладбище – сельский погост. На самой старинной из сохранившихся к началу ХХ в. могильных плит стояла дата «от сотворения мира», соответствующая 1641 году Р.Х., и была надпись: «Евфимия жена гостя Андрея Никифоровича». Здесь, при храме, были упокоены родители ближайшего соратника императора Петра I светлейшего князя А.Д. Меншикова. Позже на Семеновском кладбище были похоронены и две его дочери – Наталья и Екатерина (после смерти отца в сибирской ссылке им было позволено возвратиться в Москву). Во время эпидемии чумы в Москве (1770-1772) Семеновское кладбище было единственным «не чумным» в кольце кладбищ за Камер-Коллежским валом.
В конце XVIII – начале XIX в. владения военных в этих местах потеснили дворы купцов и мещан, появились первые мануфактуры. В 1855 г. на Семеновском кладбище на средства купца Михаила Николаевича Мушникова по проекту А.П. Михайлова был построен храм Воскресения, освященный митрополитом Московским Филаретом (Дроздовым). Детали его убранства выполнены по образцам архитектора К.А. Тона – автора проекта храма Христа Спасителя.

К концу XIX в. кладбище представляло собой большой парк, «с красивыми густыми аллеями, шпалерами подстриженного кустарника, из-за которого крестов почти не видно. Редко, редко по дорожке пройдет задумавшийся посетитель “мертвого сада”…», – писал в своем труде «Очерки истории московских кладбищ» исследователь А.Т. Саладин
Постоянно поднимался вопрос о расширении территории кладбища «по многочисленности безвозмездно погребаемых покойников, особливо привозимых из Военного госпиталя, Карабинерного полка, Кадетских корпусов, также из Екатерининской, Преображенской и Мещанской богаделен и из других казенных заведений»
Территория кладбища была разделена на разряды, каждый из которых предназначался для определенных захоронений. Все воинские захоронения осуществлялись в 7 разряде, который и был, судя по документам, самым насыщенным по количеству могил, и о расширении которого, собственно, и ходатайствовали периодически перед московскими властями местные священники.
Позднее на Семеновском кладбище были похоронены участник Кавказской войны генерал-лейтенант Н.К. Цеймерн (1800-1875); начальник артиллерии Московского военного округа генерал-лейтенант К.В. Сикстель (1826-1899); участник Крымской и русско-турецкой войны 1877-1878 гг. генерал от инфантерии В.К. Жерве (1833-1900).

В 1905 г. во время декабрьских баррикадных боев на Красной Пресне Московскому военному госпиталю было дано задание выделить большую группу врачей, сестер милосердия и санитаров для оказания помощи раненым солдатам и доставки их в госпиталь. Как свидетельствовали в своих воспоминаниях врачи-ветераны, госпитальный морг был в эти дни переполнен: погибших от ранений привозили из разных районов Москвы.
И вновь росли ряды могил на Семеновском кладбище…«Оторванные от близких людей, от родных полей и деревень, одиноко умирали в Военном госпитале и лазаретах больные солдаты. Печальная весть доходила наконец до деревни, там оплакивали потерю, а на окраине Москвы прибавлялась новая могила, которую в большинстве никогда не посетит близкий человек», – писал А.Т. Саладин.
 
В Первую мировую войну …из всех военных госпиталей в самых тяжелых условиях находился Московский военный госпиталь», – отмечал в своем докладе на имя командующего войсками Московского военного округа окружной военно-санитарный инспектор Миртов. Госпиталь должен был принимать всех раненых с пропускаемых транзитом через Москву военно-санитарных поездов и поэтому был переполнен, причем наиболее тяжелыми больными. Всего за время войны 1914-1917 гг. в госпиталь поступило 376 тыс. тяжелораненых и больных. «И растет с каждым годом рать наскоро сколоченных солдатской же рукой четырехконечных крестов со скатными кровельками, – писал о военном Семеновском кладбище А.Т. Саладин, будучи свидетелем этих событий. – В особенности увеличился этот рост со второй половины 1914 г. Могилы роются одна за другою в последовательном порядке, почему даты на крестах получаются хронологически правильными. Эта наглядная картограмма нарисована уже почти до конца кладбищенской черты, и скоро придется искать нового места».

К 1917 г. в условиях затянувшейся войны стали проявляться грозные признаки нарастающей разрухи, что не могло не отразиться на деятельности Московского госпиталя. В апреле 1918 г. он впервые в своей истории был закрыт на 5 месяцев для полной реорганизации. Когда начальник патологоанатомического отделения госпиталя генерал-майор А.Р. Злобин – старейший сотрудник, состоявший в нем на службе с начала (1902) до середины XX в. – вернулся в госпиталь с фронта в октябре 1918 г., он застал его в плачевном состоянии. «Внешний вид госпиталя был точно после большого пожара, – пишет он в своих воспоминаниях. – В главном корпусе много выбитых стекол… Возле анатомического театра гора наваленных в беспорядке гробов, частью полуразвалившихся, из которых торчали руки, ноги трупов…» Благодаря усилиям оставшихся добросовестных сотрудников и нового руководства удалось сделать, казалось бы, невозможное – в кратчайшие сроки возродить лечебное учреждение, «строить и налаживать новую жизнь госпиталя во всех частях его огромного хозяйства». Работать приходилось в тяжелейших условиях экономической разрухи, голода, эпидемий брюшного, сыпного и возвратного тифа и холеры, но, как бы ни было трудно, работники госпиталя честно исполняли свой долг.

«На Военном Семеновском кладбище, – пишет А.Р. Злобин, – которое находилось в ведении госпиталя, было выстроено 3 деревянных барака-морга с ледниками; в каждом из них можно было поместить до 300 тел умерших. В эти морги и были свезены все скопившиеся на территории госпиталя умершие раненые и больные (более 700). В дальнейшем для захоронения умерших из всех госпиталей Москвы доставляли прямо на Семеновское кладбище в эти морги без заноса в госпиталь, как это практиковалось до того времени». Увы, те, кто в 20-е – начале 30-х годов XX в. хоронили своих родных и близких на Семеновском кладбище, не знали, что дни его были сочтены.
Судьба некрополя Семеновского кладбища, не столь заметного, на первый взгляд, среди прочих исторических некрополей Москвы, именно в связи с тем, что захоронения здесь были массовыми и по основному составу погребенных вполне рядовыми (в прямом и переносном значении этого слова), была решена уже в начале 1930-х гг., в разгар антирелигиозной кампании и процесса уничтожения церковных и монастырских некрополей.

В 1931 г., кладбище было закрыто. С 1934 г., когда Моссовет принял решение, зафиксированное в Протоколе от 26 февраля №7, утвердить постановление Президиума Сталинского райсовета от 3 января 1934 г. о досрочной ликвидации части закрытого Семеновского кладбища размером 4,2 га, «вызванное государственной необходимостью» (!), в связи с прирезкой земель к территории завода №24, началось уничтожение уникального исторического некрополя – некрополя воинской славы России.
Уничтожая Семеновское кладбище, не пожалели никаких могил. Рядом с кладбищенским храмом Воскресения Христова был похоронен почивший ктитор, на средства которого строился храм – купец Михаил Николаевич Мушников. Здесь же были похоронены и все ее клирики: первый настоятель храма протоиерей Александр Сергиевский и его сын Николай Сергиевский (1827-1892) – протопресвитер Успенского собора в Кремле, настоятель университетского храма св. Татианы и профессор богословия, логики и психологии Московского университета; о. Константин Остроумов (1827-1899), основатель первого в Москве общества трезвости. В 1931 г. здесь похоронили архиепископа Енисейского и Красноярского Мельхиседека (Паевского), умершего в алтаре Покровской церкви на Красносельской улице, где он готовился к богослужению. Это произошло в присутствии двух будущих патриархов – Сергия (Страгородского) и Алексия (Симанского).

Нашлись и такие сведения. В 1838 г. в Лефортовском госпитале умер нижний чин Александр Полежаев. Один из самых талантливых поэтов пушкинской поры, он прожил короткую и на редкость несчастную жизнь. За первые же его сочинения император Николай Павлович лично распорядился определить Полежаева в солдаты. Полежаева отправили на Кавказ, где за «отлично-усердную» службу его чуть было не произвели в офицеры. Но император повелел «производством Полежаева в прапорщики повременить»… В конце 1837 г. тяжелобольного поэта поместили в Московский госпиталь в Лефортово, откуда он уже не вышел. В метрической книге госпитальной церкви была сделана запись: «1838 года января 16 дня Тарутинского егерьского полка прапорщик Александр Полежаев от чахотки умер и священником Петром Магницким на Семеновском кладбище погребен». Полежаев так и не узнал, что он умирает офицером. Высочайшее повеление пришло слишком поздно… Остались строчки:

Любовь к прекрасному, природа,
Младые девы и друзья,
И ты, священная свобода,
Все, все погибло для меня

В 1936 году прямо по кладбищу прошел Семеновский проезд, разделивший его на две неравные части. Так, закрытое, простояло Семеновское кладбище до начала Великой Отечественной войны. А когда война окончилась, оказалось, что кладбище исчезло…
. … Через несколько дней после начала войны многих наших студентов, - вспоминал студент Института истории, философии и литературы, который в свое время окончил Твардовский, - и меня в том числе, вызвали в комитет комсомола и объявили мобилизованными на рытье котлована для большого авиационного завода.
На заводе нас встретили радушно, дали лопаты и повели... на кладбище. Оно начиналось прямо за оградой и терялось где-то в зеленой дали. Задача формулировалась достаточно просто – рыть котлован и не обращать внимания на могилы. То есть, как – “не обращать”? А так! Война. Нужны боевые самолеты. Предстоит расширять завод, возводить новый корпус...

Мы рыли с утра до вечера в дневную смену и с вечера до утра в ночную. Днем жара, но и ночью дышать тяжело. Рыли старательно, пытаясь подавить внутреннюю растерянность. Лопаты сокрушали гробы. Вместе с землей в тачку попадали кости, черепа, куски истлевшей ткани. Иногда в гробах обнаруживали клады – стеклянные банки с драгоценностями и золотыми монетами. Мы вызывали дежурившего неподалеку милиционера и передавали ему находку....
…. Приходил молчаливый десятник. Покуривая, делал замеры, что-то писал в своем блокнотике. Однажды он вдруг разговорился. Попросив не передавать услышанное ребятам. Оказалось, вырытые нами котлованы закапывали другие бригады таких же работяг, как мы. Но почему? Зачем? Было мобилизовано большое количество молодых москвичей, преимущественно студентов. А у руководства нет уверенности в строительстве нового корпуса. Не исключено, что завод предстоит эвакуировать... “Как же кладбище?” – неуместно спросил я. Но ответа не удостоился. Докурив папиросу, десятник сказал лишь, что мы – ребята старательные. Глядишь, когда-нибудь нам сгодятся землеройные навыки...

Историческую память можно и нужно восстанавливать, хотя и по крупицам. Все это в целом будет способствовать возрождению той особой «государственной нравственности», которая, по словам Н.М.Карамзина, «ставит уважение к предкам в достоинство гражданину образованному...».  Мертвые, как известно, «сраму не имут». А живые?
Главный клинический военный госпиталь им. Бурденко.  Именно так сейчас называется бывший Первый Коммунистический Красноармейский военный госпиталь, в котором скончался дед А.Х. Чакиров.
История госпиталя давняя.  25 мая (старого стиля) 1706 года Петром I на имя боярина Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина был дан указ «…построить за Яузой-рекою против Немецкой слободы в пристойном месте гошпиталь для лечения болящих людей. А у того лечения быть доктору Николаю Бидлоо, да двум лекарям… да из иноземцев и из русских, изо всяких чинов людей, набрать для аптекарской науки 50 человек…».

Так в России было основано первое государственное лечебное и медицинское учебное учреждение. В заглавной статье «Московского листка» от 18 ноября 1907 года, посвященной 200-летию госпиталя, о состоянии медицины в период, предшествующий этому событию, сказано так: «До этого времени все на Руси – от холопа до думного боярина включительно – лечились только у знахарей, а наезжавшие временами иностранные врачи пользовались некоторым вниманием только при царском Дворе, да и тут к ним относились большей частью с недоверием и подозрительностью… Сознавая, что подобное отношение к заморским врачам явилось результатом не только недоверия темных масс к наукам, но и следствием иностранного происхождения врачей, Великий Петр решил возможно скорее создать свою русскую больницу, которая была бы не только местом врачевания, но и первой школой для русских врачей».

Примечательно, что, выполняя высокую историческую миссию, Главный госпиталь стал не только первенцем российской государственной медицины, но и колыбелью отечественной медицинской науки. С началом Первой мировой войны 1914–1918 годов взамен врачей, направленных на укомплектование различных формирований, в госпиталь прибыла целая группа известных специалистов. Среди них особо следует отметить хирурга В.Н. Розанова (впоследствии оперировавшего и лечившего В.И. Ленина после покушения на него эсерки Ф. Каплан) и будущего академика М.А. Скворцова. За годы Первой мировой войны медицинскую помощь в госпитале получили 376 тысяч больных и раненых.
После Октябрьской революции решением Исполкома Московского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов от 30 декабря 1918 года Московский генеральный императора Петра I военный госпиталь был переименован в Первый Коммунистический Красноармейский военный госпиталь, а уже в марте 1919 года в его стенах была открыта Государственная высшая медицинская школа, призванная готовить военных врачей для Красной армии. В 1920 году, в год смерти деда,  с целью ознакомления с процессом подготовки врачей для Красной армии госпиталь посетил Председатель Совета народных комиссаров СССР Михаил Иванович Калинин.
А вот еще случайно обнаруженная находка:  «...Осенним утром 1923 года в Москве, в Лефортове, из ворот старинной военной больницы вышел человек в длинной кавалерийской шинели. Листья в садике напротив госпиталя уже пожелтели, ветер срывал их с деревьев.

Поправив на плече небольшой вещевой мешок, человек зашагал по улице вниз к
Яузе. В кармане его гимнастерки лежал аттестат № 10079.
"Дан сей от 1-го Красноармейского Коммунистического военного госпиталя
бывшему комполка 58-го отдельного полка по борьбе с бандитизмом Голикову Аркадию в том, что он при сем госпитале удовлетворен провиантским, приварочным, чайным, табачным, мыльным довольствием..." Со временем Аркадий Голиков станет Аркадием Гайдаром.
Как долго был дед А.Х. Чакиров в Лефортовском госпитале, трудно сказать. Также не известно оказался он там сразу по прибытию в Москву, или до этого находился в изоляторе для проверки. Весной 1920 г. в одной Бутырской тюрьме сидело около 2000 офицеров различных белых армий, причем несколько тысяч погибли в предшествующую зиму в результате расстрелов и повального тифа (ежедневно оставалось до 150 не вывезенных трупов). Тогда же несколько тысяч офицеров содержалось в Покровском и Андрониковском концлагерях в Москве, в июне 1920 г. офицеры, содержавшиеся в Покровском лагере (1092 чел.) были отправлены на Север и расстреляны.

Успокаивало, что дед уже не был офицером и находился в отставке. В боевых событиях участия не принимал.
В Лефортово, как позднее выяснилось, был еще один госпиталь, он был развернут во время Первой мировой войны по ул. Красноказарменная 14 А. Он находился  в Анненгофской роще за Проломной заставой в бывших складах Российского общества Красного Креста. Здесь же находился эвакуационный пункт, откуда раненых, прибывавших с фронтов, распределяли по московским лечебным учреждениям. Госпиталь был соединен специально проложенной трамвайной линией с Красными казармами в Лефортове.


В 1915 г. на территории госпиталя появился «походный», т.е. устроенный во временном помещении храм Николая Чудотворца, в котором 28 марта слушала вечерню великая княгиня Елизавета Федоровна. Храм существовал еще в первые годы Советской власти, но в 1919 - 1920 годах был перенесен в одну из подмосковных деревень. Нынешние краеведы не могут найти его следы. Не найти и нам, но может именно в этот госпиталь попал на лечение дед? Возможно.
Известно, что позднее в здании госпиталя располагалось конструкторское бюро промышленного предприятия, позднее – научно-исследовательский институт. Нынче здание снесено.