Во имя любви

В полночь встретились налегке у склада на окраине аула.  В руках у них были  маленькая котомка с документами и ещё кое-что из личных вещей Салимы. Глубоко вздохнув от дерзкой мысли о побеге, взявшись за руки, они решительно направились в сторону Урала.
Шли тихо, молча, стараясь оставаться незамеченными. Они обошли летний загон колхозной фермы, где коровы сквозь сон грустно жевали свою жвачку, и чуть слышно пофыркивали лошади, по очереди расслабляя ноги. Они прошли мимо сеновала, и вышли к крутому оврагу, примыкавшему к Белоглинном яру.
Ночь стояла по-летнему теплой. Со стороны реки веяло легкой прохладой. В воздухе стоял аромат свежескошенного, душистого  сена. Подойдя к оврагу, Турак и Салима  бросили прощальный взгляд на спящий аул.
***
Аксуат,  аул в тридцать мазанок, спал крепким сном после трудового, летнего дня. Приземистые, вросшие в землю, обмазанные глиной стены и крыши, обласканные доброй, женской рукой мазанки хранили мир и уют. Не знающие замков, готовые распахнуть двери настежь гостю или доброму путнику, наполненные терпким запахом полынного веника, они хранили тепло зимой и прохладу летом.
А жили в них аулчане, простые люди с добрым сердцем и открытой душой, пережившие  все тяготы войны. Богатством они не блистали, но считали себя счастливыми, старались своим трудом продолжить победу, но уже на трудовом фронте. Они растили хлеб, выращивали скот и жили с надеждой на светлое будущее.
В один из погожих дней, тихую, размеренную жизнь аулчан, потревожил слух о любовных связях  председателя колхоза Турака и колхозницы  Салимы.
***
Председатель был приезжим, из соседнего аула  Кабыл Тобе. О нем было известно, что он работал директором Красной школы  и приехал в 1948 году ( в числе двадцатипятитысячников) по направлению райкома партии. Он сменил Наурзалиева Тасбулата. У него жена, две дочери старшеклассницы и один сын, а самому перевалило за сорок лет. Был он выше среднего роста, широкоплечий, крепкого телосложения, с высоким лбом и светлым лицом.
Одевался аккуратно, ходил в старой,  выстиранной белой рубашке-косоворотке, с расстегнутой верхней пуговицей. Широкие, светлые штаны были заправлены в старые хромовые сапоги. Эта форма одежды у него осталось ещё со школы, он привык так одеваться и этим он отличался от колхозников.
С наступлением весны начиналась самая жаркая пора для колхозников. Рано утром Турак выходил на небольшую возвышенность, рядом с аулом и ждал колхозников на работу. Он неторопливо ходил, заложив руки за спину, думая о чем-то, всем видом показывая, что нужно спешить. Он не ругался, не повышал голоса, но взгляд его был твердым. Увидев председателя, люди спешили на работу, оставив все домашние дела. Турак с первых дней сумел завоевать уважение. Был он справедливым и требовательным, и его уже успели полюбить в ауле.
Вскоре Салима  заметила, что она часто думает о Тураке и ищет любой возможности встречи с ним. И  вскоре  поняла, что уже не может не думать о нем.
К этому времени Салима была уже засватана,  а осеньюу неё должна быть свадьба. Лукпан, сверстник Салимы, ещё со школьных лет бегал за ней. Худощавый, среднего роста он был шустрым, подвижным парнем. Он всеми силами старался завоевать благосклонность Салимы, а когда добился своего (она  дала согласие на замужество), он ходил с нескрываемой радостью. Он очень любил  Салиму.
Только теперь Салима поняла: ой, как она поторопилась с замужеством.
***
Стоя на  краю оврага, Турак и Салима переглянулись. При лунном свете черты лица девушки  казались особенно красивыми, и эта легкая улыбка краешками губ и легкий испуг особо остро подчеркнули нежность. Глядя в глаза Салимы, Турак вспомнил взгляд, который врезался в его память, как острый клин, и повсюду преследовал его: на работе, дома, в поле… На его лице появилась улыбка. Вспомнил день, когда он повстречался с этим взглядом. Да, негде -нибудь, а на её свадьбе с Лукпаном в 1949 году.
 Свадьба шла своим ходом. Гости ели, пили, шутили, пели песни, благословляли молодоженов. По обычаю молодожены должны пройти по кругу, приветствуя гостей. Когда молодые подошли к Тураку, сидящему среди аксакалов, Салима подняла глаза, и они встретились взглядами. Взгляд был острым, наполненный грустью и мольбой. Сердце у Турака кольнуло. Он чуть не вскрикнул. В чуть влажных глазах он увидел безмолвный крик души, отчаяние и боль. Только они вдвоем слышали этот крик в  ее мимолетном   взгляде.
- Будьте счастливы, - с трудом произнес Турак, чувствуя слабость и неповиновение собственного голоса. Он не понимал, что произошло. Один взгляд и полный крах покоя. С тех пор этот взгляд преследовал его всюду. Он потерял покой, мучился, но держал себя в руках.
Шли томительные дни, недели, месяцы. Было уже поздно – свадьба сыграна,  любимая вышла замуж за другого…
 Боль в душе стала притупляться, но не исчезла. Салима родила сына и проводила мужа в армию на три года. Турак председательствовал. Вверенный ему колхоз развивался и был в районе на хорошем счету. Он чувствовал, что скоро его могут направить в другой колхоз.
Когда сын Салимы немного подрос, она стала оставлять его у сестры мужа Жумаш, а сама вышла на работу. Она работала на складе на пару со своей   сверстницей Калимой. Время от времени Турак заходил в склад, проверял состояние зерна. Они перебрасывались отдельными фразами, но он,  чтобы не теребить душу, садился на коня и уезжал по колхозным делам.
***
Очередной год выдался урожайным. Турак подъехал к складу, чтобы убедиться в готовности  к приему зерна. Створчатые двери склада были открыты настежь. Внутри Калима подметала земляной пол.
- Здравствуй, Калима! Как идут дела? Готовы к приему зерна? А где Салима?
- Здравствуйте, Турак-ага. Салима, скоро придет, она пошла,  покормить сына. Вчера мы обмазали пол глиной, но он ещё не совсем высох. Думаю, что при такой жаре к завтрашнему дню высохнет – ответила Калима.
- Хорошо. Через день, другой начнем возить зерно, - сказал Турак  и повернулся к выходу. Тут в дверях показалась Салима. Проем широких складских дверей показался ему подобным  киноэкрану, на котором появилось красивое, молодое, женское тело. Салима после родов  в меру округлилась и похорошела.
О, Аллах! Он не мог оторвать взгляд от силуэта в дверях. Мощное  июльское солнце, словно рентгеновский аппарат, четко вычерчивало сквозь тонкое ситцевое платье её статную фигуру. При ярком свете Салима казалась голой. Турак онемел от неожиданной красоты. Он стоял, не двигаясь, и не мог оторвать взгляд от Салимы.
Салима после яркого солнца плохо видела в темном складе и не сразу заметила реакцию Турака. Она прошла вглубь склада. Глаза постепенно стали  привыкать к темноте, и они встретились взглядами. В молчаливом  взгляде было всё -  и приветствие, и согласие, и надежда.
- Завтра начнем возить зерно, - сказал Турак, сконфуженно. Он направился к выходу, о чем-то усердно думая.
- Ой -бой, Салима! – воскликнула  Калима. -  Ты видела, как он смотрел на тебя? Ты вся светилась, и твоё тело насквозь было видно. Стыд какой?! Ты словно голая стояла.
- Что, правда? - Салима игриво засмеялась и что-то напевая себе под нос, пошла готовить место для приема зерна.
***
Лето 1953 года стояло невероятно жарким. После  с небывалого снега зимой выдался хороший урожай.  Накануне, к концу 1952 года, райком партии направил в колхоз очередного, нового председателя Жусупкалиева Ибрая, а Турака планировали направить в другой колхоз. А пока он исполнял обязанности парторга. Турак отвечалза уборку урожая и  поэтому ему пришлось задержаться в колхозе  до конца жатвы.
После очередного объезда полей Турак завернул в аул и первым делом направился к складу.
От палящего солнца и сорокоградусной жары всё живое в ауле попряталось -  кто в тени, кто в доме. На улице было уныло, пусто. Казалось, что жизнь в ауле остановилась. Стояла мертвая тишина. Турак подъехал к складу. Он знал,  что летом в складе всегда прохладно, чисто и здесь можно спастись от жары. Обычно женщины брызгали земляной пол холодной колодезной водой, прибивая пыль, а затем подметали веником из полыни. Поэтому в помещении летом стояла прохлада колодезной воды и терпкий запах полыни. Оставив коня в тени, Турак зашел в склад, на ходу вытирая платком  лицо  от пота
- Дайте попить, пожалуйста, - попросил он.
Салима, открыла флягу, зачерпнула полную  кружку и подала Тураку. Тот, не о чем, не подозревая, сходу сделал глубокий глоток, утоляя жажду. И вдруг внутри всё обожгло. От этой горечи он потерял дар речи и как тонущий человек, хватающийся за последние глотки воздуха, он стал истерично качать головой. Салима, стояла, чуть дыша, ожидая ответной реакции. От выпитого  он стал задыхаться. Только теперь он сообразил: Салима дала ему полную кружку прохладной водки.
          В те времена стеклянной тары не хватало и поэтому водку обычно привозили во флягах и хранили в колхозном складе. Выдержав испытательную паузу, Салима залилась громким смехом. Её смех был звонким. Турак для себя отметил, что и смех у неё особенный, какой-то сочный. Он смотрел в её сторону обескураженной улыбкой.  Калима, встала как истукан, не понимая в чем дело. Она смотрела то на Салиму, то на Турака. Не могла взять в толк, почему Салима заливается от смеха, а Турак на какое-то время стал глухонемым. Зная строгость Турака, на всякий случай Калима резко выскочила на улицу и убежала в соседний склад. Салима задыхаясь от смеха, упала на ворох  свежесобранного зерна.
Турак не ожидал такой шутки. Он понял, Салима этой дерзкой шуткой сделала смелый шаг, о котором он всё думал и  никак  не мог решиться. После этой мысли Турак преобразился в простого залихватского, парня, как когда-то в молодости. Не думая, он рухнул на зерно, рядом с Салимой, обхватывая её крепкой рукой. Он прижался к её упругой груди, обнял и притянул к себе. Затем, недолго думая, прильнул к губам. Она не сопротивлялась, отвечала взаимностью. Через мгновение, они оба, как-будто по чьей-то команде, подняли свои туловища от вороха, но продолжали сидеть. У них учащенно бились сердца.
В проеме двери, мелькнула Калима. Видя,  сидящих на ворохе зерна Турака и Салиму, она поняла: что-то неладное.
Они сидели молча. Гнетущая тишина пугала их. Что дальше? Как быть? Только теперь Салима, поняла свое положение. Она в два раза моложе, замужняя женщина с ребенком. Такие же мысли роились в голове у Турака. Он сорокапятилетний мужчина, имеющий двух взрослых дочерей и сына, жену, которая в последние годы болела. Как, бросить их? Это не справедливо. Но что это? Это не прихоть, не похоть, не забава. Бывали в жизни и  раньше сиюминутные увлечения, но это? Что-то внутри сломалось, заныло. Он впервые почувствовал это состояние. Гнетущее состояние одновременно и пугало и радовало.
         Как по команде, они оглянулись друг на друга и громко засмеялись. Калима тихо вошла в склад и стала  в недоумении. Турак смотрел на Салиму и не мог оторвать взгляд от её красивой ступни. Он восхищался высоким подъемом ступни, тонкими, утонченными  пальцами на ногах.  Ноги, полусогнутые  в коленях, были стройными и загорелыми. Они встретились взглядами и вновь засмеялись во весь голос. Платок, обвязанный вокруг головы, слегка сбился. В глазах сверкали искорки озорства и полной любви. Потом она встала, подошла к ведру с холодной водой, зачерпнула, в ту же кружку, чем угощала до этого, и протянула  Тураку. Взяв кружку, он поднес к губам, для вида понюхал, а затем залпом выпил  воду. Поблагодарив её за воду, он близко подошел к ней и тихо сказал: 
- Будь готова, уезжаем в Алма-Ату, навсегда. Она растерялась и даже опешила.
- Как, когда?  - еле слышно спросила она.
- Завтра скажу точное время, собирайся. Много вещей не бери. Главное, возьми документы. 
И не дожидаясь ответа, он сел на коня и поскакал.
Салима, сразу замолчала. Она думала о чем-то своем. На вопросы не отвечала. Калима поняла, произошло что-то очень важное.
***
Ещё днем, не находя себе места от создавшейся ситуации, Турак отправился на колхозный сеновал, где работали его друзья Ермек и Карагойши. Ермек сильный, высокорослый, один из самых крепких мужчин в ауле, подавал копнами сено. Карагойши стоял на верху скирды и раскладывал сено. Был он худощавым, среднего роста. Друзья знали о том, что сохранность сена в дождливую осень и суровую зиму во многом зависит от правильного скирдования, и поэтому этот ответственный участок работы доверили им.
За время председательствования в колхозе Турак успел с ними крепко подружиться. Они были почти одногодками, с разницей в один-два года, и поэтому называли себя курдасами. У них была особая, мужская солидарность. Они шутили между собой, а порой и разыгрывали друг друга, от чего жизнь становилась более интересной, оптимистичной. Главное, они прислушивались к мнению и советам друг друга.
Сухопарые, жилистые, не знающие усталости, они светились на солнце бронзовым отливом от загара. Увидев Турака, они сразу поняли, о чем пойдет речь, и отложили вилы в сторону.
В ауле тихое перешептывание женщин постепенно превращалось в стойкий гул, и об этом знали все. Пожав руки, приветствуя друзей, Турак, без особых вступительных слов начал:
- Родственники Лукпана, узнав о нас с Салимой, написали жалобу в райком партии. Мол, он, коммунист, председатель колхоза, разрушает молодую семью советского воина, выполняющего свой долг перед Родиной. Говорят, что скоро приедет комиссия из района.
- А у вас это серьезно? - спросил Ермек.
- Да, очень серьезно, -  твердо ответил Турак.
- А как же твоя семья, Танзиля, дети?
- Я их не брошу. Вот обустроюсь на новом месте, тогда и заберу их к себе.
- Вчера, я слышал от Сундета, что они хотят, хоть силой, но удержать Салиму до приезда Лукпана из армии. Жумаш с Амантая глаз не спускает, боится, увезут,  - вступил в разговор Карагойши.
- Они обложили все дороги. Караулят все подступы и дороги в райцентр, в Уральск, -  вздохнул Турак – не знаю, как и быть?!
- А куда вы собрались ехать? - Ермек вопросительно посмотрел на Турака.
- В Алма-Ату, подальше, где нас не достанут…
- Понятно, что здесь думать?
 Ермек возбужденно предложил:
- Нужно уезжать, и как можно скорее. Со дня на день должен вернуться Лукпан из армии, а там и комиссия райкомовская.
- Да-а-а, шум будет нешуточный, - вздохнул Карагойши.
- Нет, не из-за трусости, не из боязни встречи с Лукпаном, - начал Турак, - нужно будет, выйду на встречу и с Лукпаном, и со всей его родней. Если надо, то отвечу и перед райкомовской комиссией.
Ермек и Карагойши молча соглашались со словами Турака, зная о его смелости, решительности. Да и физически он был очень крепким, и обладал силой духа.
- Главное, я хочу спасти нашу любовь! - продолжал Турак. -  Никогда не думал, что в 45 лет, придет ко мне настоящая любовь. Это чувство я не могу объяснить словами. Раньше я не был знаком с этим чувством. Я уважаю свою жену Танзилю, мать моих детей, но любви такой к ней не имею. Боюсь испортить всё то красивое, о чем вообще никогда не думал. Это какой-тоДАР, - выпалил Турак и сразу же почувствовал облегчение. 
Ермек и Карагойши молча выслушали друга. После такого откровения сразу образовалась небольшая пауза. Каждый  думал о чем-то своем.
- Да, друг, тебя зацепило! – согласился Ермек. Карагойши молча, кивал головой.
- Нужно на лодке, ночью, вот отсюда, - Ермек показал рукой в сторону оврага. -  Сюда не сунутся ночью. Шайтанов боятся, -  засмеялся  он. -  Только вот нет никаких шайтанов! Я вон сколько хожу, ни одного не видел.- Он немного оживился от своих советов.
- Спуститесь по тропе к реке. От оврага напрямик через Урал. От реки через песчаную косу с тальником, можно выйти к лесу, а там и Трекино, казачья станица. От Трекино короче добираться до города.
- Главное, добраться до железнодорожного вокзала Уральска, от него и долгожданный путь в Алма-Ату, - согласился Турак.
- А перевезешь ты, Караке, на тебя никто не подумает. Поймите меня правильно,  мне никак нельзя. Мы родственники, сваты. Если узнают, что я переправил вас, то будет скандал и обида на всю оставшуюся жизнь. А сам я, специально, сегодня вечером наведаюсь к сватьям. Проведаю их, а заодно отвлеку их внимание.
- Да, хорошо, - согласились Турак и Карагойши.
Глаза Ермека сверкали от его планов и идей, которые казались самыми верными в данный момент.
- Лодка привязана к тополю веревкой. Её ты легко отвяжешь. Не бойтесь, лодка надежная, хорошо просмоленная, - какбы между прочим успокаивал  своих друзей Ермек.
- Ты только держи лодку правее, наискосок течению,  чтобы течением не унесло к обрывистому берегу. Старайся на косичку, на песок…
- Ладно, разберусь, - глухо ответил Карагойши.
***
Нужно спешить.  Летний сон хоть и крепкий, но очень короткий. Не ровен час, проснутся люди, застанут врасплох…
Глядя на аул, Турак и Салима  мысленно прощались с родными и близкими им людьми.
Они убегали. Спасали свою любовь от осуждений ненавистников, от причитаний родных и близких им людей, от суда райкомовской комиссии.
- Как она могла бросить сына, мужа? Бессовестная. Все бросает и бежит, с сорокапятилетним мужчиной, почти в два раза старше её!
- А он, отец троих детей, дочерей и сына. Где же нравственные устои коммуниста, вчерашнего председателя колхоза? – будут говорить оскорбленные родственники, язвить злые языки.
Да только, кто-нибудь тихо, вполголоса скажет: - Как красиво! Прямо как Толеген и Кыз Жибек.
Но это будет потом, когда их уже не будет здесь.
Одно радовало их - они вместе. Они уедут далеко, за тысячи километров, к своему счастью. Начнут новую жизнь, основанную на любви. Они полюбили друг друга. И пусть простят им близкие люди: его жена Танзиля, её муж Лукпан, а главное - дети. Так уж случилось. Зарубцуется душевная рана, заживёт боль и обида, привыкнут, простят…
Время -  лучший лекарь, -  думали Турак и Салима, глядя на спящий Аксуат.
***
Поддерживая друг друга, Турак и Салима стали спускаться к реке. Склон оврага был сложен из мела. Он был крутым и глубоким. Тропа, проложенная по склону, представляла собой серпантин из самых замысловатых ступенек. Даже днем, без особой сноровки, спускаться по этой тропе было делом не простым. При лунном свете тропинка казалось сплошной полосой, так что, приходилось ощупывать ногой очередную ступеньку, убеждаться в устойчивости и делать очередной шаг. Турак шел впереди, осторожно переставляя ноги, поддерживая Салиму.
Незнакомая тропа требовала к себе внимания и предельной осторожности, тем более в ночное время. Повернувшись лицом к тропе, Турак стал спускаться, упираясь правой рукой в уступы ступенек,  убеждаясь в устойчивости, он делал шаг за шагом. Левой рукой он поддерживал Салиму. В дневное время, карабканье, на четвереньках, двух взрослых людей, выглядело бы довольно комичным. Но этот способ спуска в ночное время, было единственным правильным решением с высоты (25-20) метрового склона.
Обычно по этой тропе ходил  Ермек, рыбак и хозяин лодки. Он знал эту тропу и мог пройти по ней с закрытыми глазами. Когда-то, Ермек сам прокладывал эту тропу, подкапывал ступеньки.
Сюда аулчане приходили крайне редко, да и то только днем, когда шли за мелом для побелки.
Глубокий овраг пугал своей таинственностью. В ауле шла молва: в овраге находится логово шайтанов. Для устрашения люди говорили, что главный шайтан появляется в образе козы. Напевая тоненьким голоском, стуча копытцами, коза – шайтан наводила жуткий страх среди аулчан, хотя сами люди в глаза не видели, а только слышали, и то друг от друга.
Спуск проходил медленно. Каждый неверный шаг мог скатить Турака, а вместе с ним и Салиму. Поэтому, он думал, только о безопасности Салимы. Она сильнее схватилась за руку Турака, будто боялась потерять его. Он посмотрел на неё и улыбнулся при свете луны.Тем временем они успешно преодолели крутую тропу, облегченно вздохнули и пошли к берегу, где их ждал Карагойши.
***
Все трое молча сели в лодку. Неуклюже оттолкнувшись от берега, они поплыли на другой берег, от устья оврага. Лодку слегка покачивало. В движениях беглецов просматривалось полное отсутствие навыков обращения с лодкой.
Урал в этом месте делал крутой поворот, от чего здесь течение было  быстрым. Вести лодку в быстрине, без навыков лодочника, было делом не из легких.
- Если течением унесет к противоположному, обрывистому берегу, то выбираться на берег будет трудно, - вспоминал наказы Ермека Карагойши, и что есть силы, налегал на весла. Чтобы выйти на косичку, нужно было вести лодку, чуть  ли не против течения, на что уходило немало сил гребца и времени. Только теперь, все трое заметили, как не хватает Ермека. Пока отчаливали от берега, течением немного унесло лодку. Карагойши пришлось немного поволноваться, но вскоре он вошел в ритм гребли и курса лодки, и ему осталось только налегать на весла.
Стояла тишина. Каждый молчал, боясь нарушить тишину, а вместе с ней и планы бегства. На небе мерцали звезды, и уже тише скрипела уключина, от чего еле слышен был плеск весел.
Турак сидел на носу лодки, пристально присматриваясь на противоположный берег. Обрывистый берег вдали, при лунном свете, выглядел черной, устрашающей полосой.
Время от времени он поворачивался назад и смотрел на старательно гребущего Карагойши и на Салиму, которая сидела на корме.
- Интересно, о чем она думает? - подумал Турак. Ему показалось, что Салима вся как-то сжалась в комочек, толи от страха неизвестности, ожидающей впереди, то ли от большой воды  (ведь она впервые на лодке), а может от боли расставания…
Кромешная тьма освещалась лунным светом. В такие минуты Салима сжималась, стараясь оставаться незамеченной. Мысли кружились в голове. Их могут увидеть с берега, и тогда начнется нешуточная погоня. И благодарно смотрела на очередное облако, закрывающую луну. В темноте она немного расслаблялась. Вскоре она заметила, от постоянного напряжения мышцы стали «деревенеть», но, глядя на Карагойши, старательно гребущего, она успокоилась и потихоньку стала расслабляться. Она поняла, погони нет. Но все больше и больше её терзала мысль о сыне, Амантае. Ему скоро исполнится три годика. Он родился через месяц, после призыва Лукпана в армию.
- Совсем большой стал, - говорила про себя Салима. Он уже ходил и пытался говорить. Слезы наворачивались на глаза. Она пыталась вытереть платочком слезы, но представив перед собой сына, пытающегося что-то говорить, объяснить и смеющегося, от этого Салима ещё больше заливалась слезами. Чем дальше отплывали от берега, тем безудержнее, тихо всхлипывая,  плакала она.  Всё сильнее становилось боль разлуки с сыном. Она укоряла, винила себя: - не надо было оставлять сына. В то же время она понимала, убегать  с маленьким ребенком, не зная, что ожидает впереди очень опасно.
- Вот приедем в Алма-Ату, устроимся на новом месте, когда всё утрясется и наладится, заберем к себе сыночка, - успокаивала себя Салима. Немного успокоившись, она вновь представила перед глазами Амантая, как он утром просыпается и бежит, в комнату Салимы, чтобы обнять маму, как он делал обычно, а затем убегал к Жумаш. И вдруг он видит пустую, холодную постель, Салима вновь залилась слезами. Вытирая слезы, она пыталась успокоить себя. Она стала искать хоть какое-то оправдание себе, от этих мыслей у неё ещё больше шли слезы.
 Жумаш, сестра Лукпана, с первых дней рождения Амантая привязалась к малышу, полюбила его. Она вечно возилась с ним, купала, гуляла, пела песни ему. Особенно она сблизилась с Амантаем, когда Салима отнимала сына от груди. Постепенно Амантай так привязался к Жумаш, что начал называть её мамой. Он спал рядом с ней, находился с ней, когда Салима,  уходила на работу.Жумаш постоянно просила невестку отдать ей сына:
- Вы молоды, у вас ещё будут дети, а нам  с Сундетом бог не дал детей.
Она представила картину перед глазами, как Жумаш смотрит на  её пустую постель, и про себя улыбнулась:
- Если   кто и  рад моему отъезду, то только Жумаш. С ней Амантаю будет хорошо, - и эта мысль как-то успокоила  Салиму. Она вытерла мокрые глаза. Благо ночь, мужчины не видят её слез.
Тем временем лодка все ближе и ближе подходила к берегу. Ещё немного и они пристали к песчаному берегу.
***
          Турак крепко пожал другу руку, затем, обняв его тихо, словно пугаясь нарушить устоявшуюся тишину, сказал:
- Рахмет, Караке! Присмотри за моей семьей. Мои дети ещё не знают, а когда узнают, думаю, что простят меня. Как устроюсь на новом месте, я перевезу их в Алма-Ату, буду им помогать. И ещё, скажи Кубаису, пусть он продаст мой скот, коз, овец и вышлет деньги.
         - Счастливой дороги вам, будьте счастливы! Не забывайте нас, -  сказав, Карагойшы пожал руки Тураку и Салиме, а затем крепко обнял Салиму, постоял несколько секунд, повернулся и пошел к лодке. Он по-своему жалел Салиму. Знал её еще ребенком. Она росла на глазах, но главное -  у неё дома остался сын. Он не знал, радоваться их союзу или нет? Турак его друг, курдас,  а она -  девочка, выросшая на его глазах в статную женщину.
          - Рахмет, -  чуть слышно произнесла Салима слово благодарности. Карагойшы заметил в голосе смущение. Обычно она обращалась к нему – Ага, агай, а тутеё избранник -  его ровесник. Поэтому она не знала, как обратиться к Карагойшы, и от этого смутилась.
          - Будьте счастливы, -  повторил Карагойшы и сел на лодку. Он отплыл от берега, и совсем скоро его уже не стало видно.
Салима, мысленно успокаивала себя: «Вот уедем далеко, в Алма-Ату, где никто не знает их историю и будет все хорошо».
***
             Турак и Салима пошли в сторону леса. Этот берег, эти места для них были не знакомы. Они спешили, будто за ними гнались, но погони не было. От этой спешки и бегства учащенно бились сердца, и ко всему они, то и дело натыкались на кусты. Они уходили всё дальше, как им казалось, от реки. Ночь стояла тихой. Изредка где-то подавала звуки ночная птица. Шурша, пробегали прямо под ногами то ли мыши, то ли ежи. Мутно сквозь пелену ночного неба светила луна. Шли они молча, чувствуя тяжесть в ногах, преодолевающих песчаные гряды. Беглецы остановились. Немного отдышавшись, они поняли, что спешат по инерции. Теперь уже всё позади, погони нет. Можно немного отдохнуть и идти не спеша. Где-то должна быть дорога, но ночью вряд ли её найдешь.
***
          - Ты не замерзла? -спросил  Турак Салиму, накидывая на её плечи свой пиджак. Турак обнял любимую  и прижал к себе. Всем телом, кожей он почувствовал трепетное, упругое, желанное тело Салимы. В один миг в нем проснулся инстинкт мужчины, без ума влюбленного в свою возлюбленную. Кровь ударила неимоверной силой по сердцу, по вискам, по мозгам. Казалось, что все клетки тела, в миг, словно по какой-то команде, стали по стойке смирно, ожидая дальнейшей команды.
- Нет, не замерзла, - тихо проговорила, Салима, чувствуя через тонкое ситцевое платье сильные руки и тело Турака. Пиджак, накинутый на плечи, соскользнул на землю. Она ранее, со своим мужем Лукпаном, не ощущала такого трепета, и от этого ещё больше прижималась к  Тураку. Какое-то мгновенье, и они, упоенные любовью, в страстном объятий, падают на землю, на мягкое ложе из песка…
         Заря, сочным, красно-оранжевым цветом, растекалась по опушке леса, создавая удивительный пейзаж небывалой красоты. Утренний рассвет, пробивался сквозь верхушки деревьев, набирая теплоту. Опушка дальнего леса, песчаный берег на Самарской стороне, ночь и луна засвидетельствовали зарождение семьи и благословили на счастливую жизнь. Было это летом, в июле 1953 года.
После приезда в Алма-Ату Турака назначили председателем колхоза в Каскелене, что под Алма-Атой. Через год он перевезет семью, в Алма- Ату, но они будут жить отдельно, на окраине города. Амантай вырастет в семье Жумаш и Лукпана. Он переедет к Салиме уже взрослым мужчиной, со своей семьей. У Турака и Салимы родились три дочери и два сына.
28 марта 2018 г.                Мурзагалиев Максут.