Первая попытка

(заметки опытного читателя)

     «Первая попытка» - так охарактеризовал «Альманах новой северной прозы» его составитель и автор Дмитрий Новиков, имея в виду, что это - первая попытка собрать  в одном сборнике писателей Русского Севера, известных мастеров и молодых талантов, тяготеющих к своим корням и драгоценному наследию родного языка.
     Давно не испытывала я такого удовольствия от чтения современной литературы.  И не только потому, что в «Альманахе новой северной прозы» я нашла несколько глубокоуважаемых мною авторов - Натальи Мелёхиной, Дмитрия Новикова и Нины Веселовой.  Зная их творчество, я обратила особое внимание на новые для себя имена.  И словно припала к чистому роднику, бьющему в лесах Карелии, Вологодчины, Поморья, Ленинградской области и северного Урала, столько нашлось в них искренности, чистоты, свежести, глубины мысли и не выдуманных переживаний.  Я не могла оторваться от чтения, пока не закрыла последнюю страницу. 
     Дмитрий Новиков, выступает здесь в двух лицах, как современный русский прозаик первого ряда, широко известный в своей стране и за рубежом и, как составитель альманаха.  И как составитель он вызывает не меньшее уважение за цельность структуры этой книги, за основательность, продуманность и строгий отбор авторов и текстов.  Мне кажется, что он руководствовался в этом, прежде всего глубокой любовью к родному краю, ощущением недооценки качества и важности творчества литераторов-северян для всей современной русской литературы, желанием показать, а может быть и открыть его более широкому кругу читателей.  Составитель отбирал тексты в соответствии со своими принципами отношения к литературе – правдивости, талантливости и использования «полноценного русского языка во всём его многообразии, красоте и точности».  Ему самому чужды легковесность, поверхностность и грубость, он ищет и находит в текстах своих авторов любовь ко всему русскому: к природе и людям, к их активности, способности преодолевать жизненные трудности и достигать поставленные цели. 
     Несмотря на почти равное количество мужчин и женщин среди авторов, создаётся общее впечатление качественного преобладания мужского начала во всей отобранной прозе. В этом тоже видятся предпочтения составителя. 
     Что ни говорите, а мужская и женская проза существуют и имеют отличительные особенности.  Я приведу различия между ними в упрощённом варианте. Мужской, обычно считается проза о философском и физическом мироустройстве, о мужчине-отце семьи, рода и вообще рода человеческого, о суровой мужской жизни, о поиске смыслов и себя, о преодолении препятствий и тягот, о мудрости, смекалке, о войне и мире, и тому подобных высоких материях.  Мужской прозе соответствуют чисто мужские занятия – война, охота, рыбалка, стройка, работа в поле, на заводе и в лесу и сопутствующие им  дружба, застолья и питие «горькой» у костров и на привалах.  Уважающий себя автор-мужчина не опускается до описания сантиментов и слёз, чувства в его произведениях подняты им на порядок выше, чем те, которыми полнится женская проза.  Кстати, женскую прозу в отдельное литературное направление выделили мужчины.  Ею считается проза о тяжёлой женской  доле, о любви, семье, детях, со всеми атрибутами чувств – бурями эмоций и океанами слёз, борьбой с непониманием, отстаиванием себя, как личности.  А поскольку в советские времена женщин и мужчин уравняли в труде и в ответственности за всё происходящее, то и женская проза у нас: о матери семейства, о девице-красавице с мужским характером, о поиске своего места в мужской жизни, о любви и дружбе, о работе на производстве и дома.  Поэтому мужские занятия и увлечения нашей женщине не чужды.  Не буду, однако, вдаваться в подробности, ибо писать об этом можно бесконечно. 
     Недавно учёные сделали удивительное открытие, установив, что мужчины и женщины – разные виды  homo sapiens!  Вот откуда ноги всех проблем растут!  Вот почему мужчины и женщины с таким трудом понимают друг друга.  Но самые умные особи обоих видов ищут и находят взаимопонимание, хотя и остаются привержены своему виду навсегда.  И создаётся впечатление, что некоторым людям просто комфортнее пребывать внутри своей видовой группы: меньше хлопот.  Этот длинный пассаж я написала для Д. Новикова, который в своём выборе авторов-женщин, вольно или невольно, обращал внимание на их некоторые маскулинные качества: кроме ума и таланта он выбирал среди писательниц «своего парня».

Дмитрий Новиков

     В прозу Д. Новикова затягивает сразу, столько там интересного.  С первых же страниц повестей «Муки-муки» и «Змей» мне захотелось отождествить автора с рассказчиком и представить, что он наполовину русский, наполовину карел.  На самом деле я ничего о Д. Новикове, как жителе Республики Карелия не знаю и могу лишь строить догадки.  Рассказчик-то об этом прямо заявляет, и в его речи присутствует удивительный сплав двух культур и двух языков: в этом - своеобразие, красота и главное отличие текстов автора.    Двойная культура и двуязычие (пусть даже неполное) значительно обогащают повести Д. Новикова, а упоминания о карельском эпосе, о народных обычаях, поверьях, цитирование песен, слов и выражений карельского языка сообщают им дополнительную глубину и силу, обеспечивают некий мифологизированный подтекст.   Всё это существует в речи трёх героев повести «Муки – муки»: рассказчика, карельского строителя, Лёхи и друга рассказчика Буковского, в котором легко угадывается друг самого автора, А. Бушковский.  И мир в повести как бы поделён на три части, где с одной стороны – Лёхин карельский мир, с другой – русский мир Буковского, а посередине, между ними, пограничный мир рассказчика, который, то склоняется в сторону русского, то в сторону карельского бытописания.  Автор наделяет рассказчика ролью, объединяющего эти два мира и две культуры звена. Таким образом, вырисовывается стройная сюжетная модель – поиск места рассказчика, в создаваемом им пространстве, внутри карельского мира.  В рамках этой модели развиваются действия персонажей, их взаимоотношения и отношения с внешним миром. 
     Текст повести «Муки - муки» написан стильно, красиво и образно.  Благодаря тому, что он выстроен как разговор, беседа автора с читателем - тексту сообщается особенная доверительность, искренность, простота и чистота мысли.  Общее полотно повести – рассказ о строительстве бревенчатого деревенского дома и бани, с включением нескольких небольших «рассказов в рассказе» - о рыбалке на озере, о походе за грибами в сосновый бор, о знакомстве и общении с местным населением и о местных характерах. Но какие используются языковые и литературные приёмы, слова-образы, портреты персонажей (Лёхи, карельских стариков, рабочих) и пейзажи, какое любовное, чуткое отношение ко всему, с чем соприкасается автор!   
     Сразу напрашивается сравнение с нашими вологодскими пейзажами и характерами, особенно в дальних деревнях Вологодской области, они такие же, как у Д. Новикова!  Наши деревенские старики тоже себе на уме, они осторожны с чужаками, недоверчивы до тех пор, пока не узнают человека по его делам. 
     Автор – мастер пейзажа.  Чего стоит его короткое, точное, описание зимнего леса, когда «дорогу метелью переметёт, сугробы кругом, минус тридцать мороз.  Идёшь на лыжах по лесу, деревья трещат.  Низкие тучи висят, снег сыплет – страсть».  И снег у него «рыхлая субстанция», а о страхах одинокого путника в зимнем лесу замечено – «ворона каркнет, ветка треснет – оглядываешься в испуге.  Того и гляди волк выскочит или медведь-шатун».  Динамизм этому описанию и выдвижение на первый план,  сближение его с читателем, сообщает повтор глагольных форм в настоящем времени, первого и второго лица в единственном и множественном числе – идёшь, трещат, висят, сыплется, каркнет, треснет, оглядываешься.  Или ничем не примечательное описание озера – «гладкое голубое», вдруг, одушевляется наречиями – «лежало томно и вольготно», и это столкновение в одном предложении обычного и поэтического создаёт метафорический, но живой образ.  В деревне «серые домики, словно кошки, свернулись на берегу» - яркое, авторское сравнение передаёт ощущение теплоты, уюта и мирной жизни.  Д. Новиков любит природу и деревню, поэтому они у него живые, как люди.   
     С неподдельной любовью автор повествует о деревенской избе - «Приятно спать в деревенском доме.  От горячей печки брёвна быстро набирают тепло и потом отдают его с какой-то ласковой готовностью. Светлой негой несёт тогда от грубых на вид стен. Да и дышится здесь замечательно: запах дерева, смолы, лёгкий привкус дыма дают такую сложную и одновременно простую, родную, сладкую смесь, что при пробуждении чувствуешь себя сильным и весёлым, словно деревенский пёс на нагретой солнцем обочине лесной дороги».  Д. Новиков знает, о чём пишет и эти строки попадают в сердце читателю, (а это самое главное в искусстве письма), который тоже когда-то жил в деревенском доме и ему знакомы и дороги эти ощущения.  Описание деревенского дома украшают и завершают такие разноплановые детали, как жучки-златки и фраза «муки-муки».  Эти слова карельского языка, означающие «вертись-вертись», «танцуй-танцуй», озаглавливают текст повести, встречаются в его середине и в конце, пронизывая всё повествование мыслью – больше работай, старайся и будешь жить, обретёшь смысл жизни и будешь счастлив.
     Интересно, как в рассказчике, городском жителе, с покупкой участка земли и строительством собственного дома просыпается чувство «хозяина», какое-то древнее стремление «пометить» свою территорию, оплыть её и отгородиться забором от окружающего мира.  Как растёт в нём понимание характера Лёхи, поэтическое восприятие его труда, возводящее простого рабочего на уровень творца.  Плотник не просто берёт первую попавшуюся доску, он «покрутит её так и эдак...  А она в его руках, то, как рыбина, только что вытащенная, задрожит, то, как женщина красивая изогнётся.  Любовный акт какой-то, а не просто рабочий момент».  Рассказчик видит «суровую красоту» в создании фундамента дома и сравнивает, погружающиеся в жидкий бетон камни разного размера, плотности и окраски, с разными народами нашей страны, которые она «вместе крепит, превращает в монолит», словно «русский дух, который такую огромную и разную страну собрал, слил воедино». 
     Постепенно, наблюдая строительство дома и бани, человеческого жилища, рассказчик через своих героев обретает смысл жизни и главную идею – «строить!  Постоянно, упрямо, упорно, несмотря ни на что.   Строить, чтобы не пасть в пропасть».   А читатель понимает эту идею шире – строить, значит делать своё дело, оправдывать дар своего пребывания на земле. 
     Смысл жизни.  Как хорошо в одном из последних интервью сказал об этом Даниил Гранин: «Смысл жизни лежит где-то в окрестностях любви».  Любви к Родине большой и малой, к соотечественникам, к родным и близким, к своей работе.  «В окрестностях любви» и Д. Новиков искал смысл жизни, там обрёл его и нам показал, где искать. 
     А теперь о творчестве новых для меня авторов.  Заранее прошу прощения, если что-нибудь не пойму или прочту по-своему.  Ведь автор пишет своё и о своём, а читатель ищет в его произведениях себя и своё, чутко вслушиваясь, на что  сердце отзовётся.         
     Здесь я буду говорить о том, что увидела у этих авторов, что почерпнула для себя в их произведениях.  И если у Дмитрия Новикова эта книга - первая попытка собрать близких по духу людей под одной обложкой, то у меня - это первая встреча с ними, на которую я пришла с открытым сердцем и чистым взглядом.
 
Илья Кочергин

     Короткий рассказ «Рахат» при первом прочтении прошёл мимо меня: всё внимание захватил второй – «Крещение кукушки».  Однако лишь внимательное чтение, сотворчество, способно раскрыть тайнопись автора, и чем короче его произведение, тем плотнее коды, тем сложнее его расшифровать.  (Люблю я эти трудности, люблю короткие рассказы читать и писать!)  Я прочитала рассказ снова и обнаружила за простотой сюжета и простотой изложения мысль о том, что человек, этот венец природы часто губит прекрасные и беззащитные перед его недосмотром и легкомыслием существа.  Этот посыл автора тонко передаётся языковыми средствами - их присутствием или отсутствием (нулевым приёмом). 
     На протяжении всего рассказа три молодых метеоролога, повинных в гибели рабочего коня, совершенно безлики, они никак не описаны, не охарактеризованы, и проявляются лишь в коротких фразах, передающих старания каждого переложить вину с одного на другого.  Они лишь «выделываются» друг перед другом, стараясь скрыть страх и вину за случившееся.  В рассказе важна авторская речь, описывающая коня, который становится истинным трагическим героем повествования.  Конь медленно гибнет на глазах персонажей рассказа и даже в своей гибели он прекрасен: «Рахат шёл туда, где его застрелят, и был очень красив.  Копыта стаканчиками, твёрдые, тёмные, идёт, как девушка на носочках», «почему я никогда не видел, какая красивая шея, рыжая лебединая, нет, оленья шея у этого коня».  Автор сопоставляет своих персонажей и коня, меняет их местами в парадигме человек - животное.   Конь у него олицетворяет красоту и благородство, он ведёт себя, как должен  был бы в такой ситуации вести себя человек - с достоинством, без страха и упрёка.  А поведение человека в критический момент описывается словом «понуро», которое обычно употребляется в сочетании со словом «конь».
      В замечательной, напряжённой концовке рассказа, эта парадигма фиксируется.  Человек даже убить раненое животное не может, не причинив ему дополнительных страданий, а животное уходит в иной мир необычайно гармонично, красиво и достойно.
     Рассказ Ильи Кочергина «Крещение кукушки» кажется доступнее, (но лишь, кажется).  В нём описывается один герой Дима и вся его «взрослая» жизнь, с момента рождения сына и до сорока лет, критического возраста  мужчины.  В этот период времени Дима славный парень, любящий муж и отец ищет смысл жизни, отмечая важные события вехами, выраженными просторечным, жаргонным словом «торкнуло», которое становится в тексте ключевым.  На протяжении рассказа таких вех шесть, в пяти из них  Диму «не торкнуло», то есть он не счёл их судьбоносными, и лишь шестое событие изменило его жизнь: он нашёл себя.  Что же это за события?  Первое событие – рождение сына, второе – тяжёлая болезнь любимой жены, третье - её выздоровление, четвёртое – пьянство из-за безрадостности жизни, пятое – обращение к православной вере и ни одно из них не спасает Диму.  И, наконец, шестое – героя «торкнуло», когда он обратился к земле, когда вдруг увидел и удивился, «как незаметно, но быстро живут растения», какие с ними происходят чудесные превращения.  И жизнь Димы переменилась, он уже совсем не думал о прошлом, не ждал ничего от будущего, он узнал, что жизнь проста и величественна в своей простоте, и надо жить и радоваться каждому новому дню.  Может быть, в моём изложении эта мысль звучит несколько пафосно,  у Ильи Кочергина, какой бы то ни было, пафос отсутствует, и это здорово.   

Александр Бушковский

     Я с восторгом прочла все повести и рассказы Александра Бушковского, опубликованные в этом альманахе, наслаждаясь его ярким языком, находками типа «серая пакля облаков» и «короткие куски радуги», иностранными понятиями и словами, заимствованными из скандинавского эпоса, например, «берсерки», «драккары» и «валькирии».  Они звучат странно и немного забавно в устах его персонажей - малых детей и молодых мальчиков, обожжённых, искалеченных физически и душевно чеченскими войнами: в них парадоксально продолжает жить детская чистота, наивность, любовь и преданность друзьям.  Рассказы о ребятах прошедших войну лишены описательности - тексты написаны в диалоговом режиме.  Персонажи всё время говорят друг с другом, по одному и попарно.  Автор выделяет эту парность даже в заголовках частей текста, подчёркивая тесную связь между друзьями.  Он складывает речь персонажей из кусочков, из коротких отрывочных замечаний, преобразует её в сложную мозаику смыслового полотна текста, шаг за шагом наращивает информацию о них и усиливает смысл написанного, делая это без напряжения, без нажима, на одном дыхании.  Таким способом, ему удаётся избегать лобовой подачи информации о самых тяжёлых событиях из жизни своих героев.  В этом прослеживается стиль писателя, его собственный почерк. 
     Под стилем я подразумеваю особое, сознательное выстраивание языковых средств, направленное на наиболее точную, смысловую и эмоциональную передачу сообщения, послания, которое автор отправляет своим читателям.
     Как стилистический приём на сюжетном уровне, видится мне вставка в текст короткой зарисовки «Ваха и Рамзан», о двух чеченских мальчишках шестнадцати и восемнадцати лет, направленных опытной рукой так называемого «воина ислама», дяди Абу, на теракт против наших военных. Приём, который позволяет кратко, ёмко и честно сообщить о страданиях людей с обеих сторон конфликта.
     Александр Бушковский – писатель с выраженным мужским характером и стилем. Интересно, что даже несколько матерных слов, использованных им в рассказах, в суровом мужском мире его персонажей не вызывают отторжения, теряют скабрёзность, приобретая другую функцию – передачи эмоционального состояния героя, усиления смысла того, о чём он пишет.      
     Повесть-метафора, «Индейские сказки», стала для меня подлинным открытием.  Это повесть о нас, обо всех северянах,  городских нищих провинциалах, оторвавшихся когда-то от деревни («метисах»), и особенно о настоящих «индейцах» - об обычных деревенских мужиках из глухомани. «Индейцы» Бушковского – брошенные государством люди, без работы и без средств к существованию.  Они не в обиде на государство, но раз оно живёт отдельно от них, то и они живут отдельно от него, вне системы по своим законам. И часто эти законы справедливее и человечнее, чем законы государства.  Им негде работать: колхозы развалились, механизированная заготовка леса, которой они жили раньше, не нуждается больше в их труде, а в рабство к современным нуворишам, большим и мелким, они идти не хотят.  Главное в их жизни не умереть с голода, поэтому в тёплое время года мужчины промышляют охотой и рыбалкой, а «индейцы» женщины держат огороды, птицу и домашнюю скотину.  И, конечно, все пьют горькую, деньги на «огненную воду» добывают на трассах, продавая собранные на болотах и в лесу ягоды и грибы.  Лес, реки и озёра для них кормильцы и Воля! 

Об умирающих деревнях, о, годами, сидящих без работы и дичающих людях, автор сумел рассказать светло, с иронией и юмором потому, что, несмотря на горькую правду, писал о них с огромной любовью, с уважением к их способности даже в таких условиях в большинстве своём оставаться людьми.  Он сумел показать норму жизни там, где её почти не осталось, найти в деградации достоинство.  Устами главного героя повести дядюшки Хука автор передаёт читателям отношение «индейцев» к «принципам жизни».  Выглядят эти принципы странно, но они есть и яснее всего видны в его байках.  «Индейский бог у него конкретный, как рыбнадзор»! А заповеди у него простые и ясные: «не делай пакостей другим и не позволяй себе их делать». 
     Перед А. Бушковским стояла нелёгкая задача – на относительно малом пространстве текста разметить несколько глубоких и ёмких по содержанию историй.  Ему блестяще это удалось,  благодаря умению создать особенную многослойную структуру текста, где объединяющим стержнем служит главный герой дядюшка Хук - самый старый и опытный «индеец».  Он герой и рассказчик, он связующее звено между прошлым и настоящим, он защитник и наставник более молодых «индейцев» и оригинальный философ.  Над ним стоит лишь сам автор, который сначала помещает всю эту историю в свою «обёртку», в собственный рассказ о том, кто такие «индейцы» и кто такой дядюшка Хук.  Вторую «обёртку» он создаёт уже с точки зрения этого героя и зашивает в неё все рассказы о других персонажах «индейской» жизни, внутри которых они действуют.  И каждый рассказ тоже имеет свою оболочку и вмещает свою историю.  Автор увязывает эти рассказы в единое гармоничное целое с помощью собственных впечатлений и воспоминаний. 
      Интересно отношение дядюшки Хука, а значит и автора к животным, лесным зверям и собакам.  Они находятся на одном уровне с «индейцам» и к ним с одинаковой симпатией относятся герои рассказов – к очаровательной собачке Моте и непуганым зайцам, которые едят чернику, сидя на пне с «синими рожами» и  к «деревенскому дворянину» псу Кузе - ловкому, верному и умному.  «Мы с ним неймолча разговариваем», - говорит о Кузе Хук.
     Дядюшка Хук – рупор всех местных «индейцев».  При всей своей внешней простоте он не чужд политике, прекрасно понимает,  что происходило в стране во время перестройки и говорит: «В конце прошлого века несколько лет не было власти, и люди жили, кто во что горазд...  Старая власть тогда уже сдулась, а новая ещё не вздулась.  Пьяницы и воры верховодили и что не украли, то пропивали.  Коллектив распался, стал народ в стаи сбиваться.  Всё легче, чем по одному.  Кто не торгует, тот бандитствует.  Работать и индействовать никто не хочет».   
     Яркая, запоминающаяся и своеобразная речь характеризует героев А. Бушковского.  Дядюшка Хук называет молодых мужиков односельчан «Свинету и Чингачгуком», переделывает Оцеолу вождя Семинолов на «Овцеолу вождя семиногов», объясняет значение слова «шевелёж», образованное от слова «шевелиться», как смысл деревенской жизни.  В его речи проскальзывают местные словечки и прибаутки – «Вот и живут два брата, топор да лопата, волчий нос да заячья лапа».  Кузя у него «ноги явил» - сбежал, значит.  Или, собачка Мотя, «вся дрожит, как за растрату»!
     Особое место автор отводит кратким и ёмким портретам «индейцев».  Со злобной пьяницей Дианкой по кличке Принцесса он разделывается одним предложением: «Здорова пить, рожа рябая, кулаки, как булыжники».  Или, вот, портрет Марфушки жены ещё одного «индейца» Ерша: «А Марфушка, ...как с юности видная росла, так в красавицы и определилась.  Сама высока, задница широка, грудь пуговицы рвёт, коса, как медная катушка, рыжая и толстая.  Брови – куньими хвостами и меж зубов щёлочка – врёт много, видать».  О ней же, когда Марфушка от мужа к полюбовнику ушла, пишет – «она, как баржа с мели сошла, и понесло её течением, волнами с кормой накрывая».  Не могу не показать ещё один женский портрет - короткий и точный.  Это портрет Ангелины студентки театрального института, которая по глупой своей прихоти вздумала на лошади с ветерком прокатиться, свалилась с неё и «пропахала полпокоса спиной, руками и головой».  Через полгода после лечения приехала в деревню и заявилась к знакомым – «голова бритая, на лбу шрам, глаза в кучу и слюни до подбородка»!
     Все рассказы у А. Бушковского хороши, но он расположил их таким образом, что каждый последующий ярче и интересней, чем предыдущий.  Так, последний рассказ о «предпринимателе» Кононове по кличке «Конь», обирающем и обманывающем своих же односельчан становится кульминацией всей повести об «индейцах».  И хочется отметить ещё два впечатляющих штриха в этой истории –  рассказ Хука о девизах и философские рассуждения священника, старичка Дамиана.
     В конторе Коня Хук видит на стенке портрет восьмого президента, а под ним девиз: «Патриот, не спрашивай страну, что она может сделать для тебя.  Спроси себя, что ТЫ можешь сделать для страны?»  Почти у всех наших бюрократов разного ранга и нечистых на руку предпринимателей до сих пор висит на стенках такой портрет с девизом, только они своими действиями давно обесценили сам девиз, повредили восьмому президенту и вызвали презрение к себе «индейцев» всея Руси.  Для меня интереснее девиз дядюшки Хука, предваряющий его последний рассказ: «Чтобы сделать что-то стоящее, надо хотеть, уметь и не бояться»!  С этим я, совершенно согласна.
     На протяжении всей повести, автор держит читателя в напряжении, в хорошем смысле, не даёт ему расслабиться и утратить нить истории.  Он завершает повесть маленьким рассказом о том, как один «индеец» по имени Ёрш посещает в больнице православного батюшку, чтоб попросить у него совета и наставления на путь истинный.  Ёрш, как старый, многоопытный, жизнью битый и больной «индеец», и сам знает ответы на все свои вопросы, но надеется услышать что-нибудь утешительное.  И слышит: «Недолго тебе мучиться осталось.  Ведь все мы на этом свете мучаемся.  Жизнь свою ты правильно прожил, греха большого не натворил.  В чудо только никогда не верил, а теперь под конец хочешь его увидеть...  Чтобы чудо увидеть, смириться надо...  Как смиришься, всё вокруг чудом покажется... Прости всех, кого можешь, а кого не можешь, тоже попробуй простить...  И себя тоже... И Бога прости, не злись на него».   

Роман Сенчин

     Рассказ Романа Сенчина «За сюжетами» посвящён одной из серьёзных проблем - утрате таланта, внутреннего огня, без которого невозможен творческий акт в любом деле.  Герои рассказа, относительно молодые, но уже известные писатели Илья и Роман - оба родом из дальней провинции, в юности много путешествовали, много повидали.  Яркие, талантливые, они много работали и оправдали своё плавное восхождение к успеху: живя в течение последних пятнадцати лет в Москве, получили высшее образование, обзавелись жёнами, детьми, квартирами и работой в редакциях еженедельных газет. 
     Вроде бы, всё у них хорошо и идёт по накатанному пути: «они писали, как и подобает серьёзным русским писателям, мало и долго, раз-два в год в журналах появлялись их рассказы и небольшие повести, иногда удавалось выпустить книгу».  Апофеозом были поездки за границу и публичные чтения произведений.  А теперь всё как-то сразу прекратилось и они уже три года, сидя над картами, мечтали под пиво с сухариками о поездках за сюжетами в глубинку.  Мечтали вяло на самом деле, страшась менять уютную обывательскую жизнь на настоящий поиск с разъездами и бытовыми неудобствами.
     Может быть, злую шутку с ними сыграло именно это плавное восхождение без проблем и особых трудностей, большой город, предоставивший массу возможностей и давший им признание. 
     Но главной их ошибкой мне кажется то, что они собираются ехать и едут не к людям, а за сюжетами.  В названии рассказа и закодирована эта мысль.  В творческом сознании Романа и Ильи произошёл сдвиг: в молодости в поездках их интересовали события и живые люди с их проблемами и перипетиями, теперь же – какие-то безликие сюжеты.   Конечно, жизнь тоже предоставляет нам свои сюжеты, но для этого необходимо погрузиться в эту жизнь.  Как говорил великий художник Иван Айвазовский: «Чтобы изображать, надо в этом принимать участие!»  А они уже давно не принимали участие в том, о чём писали. 
     И всё же писатели поехали в город Галич и далее в Чухлому, руководствуясь не знаниями об этих местах и о людях, а оригинальными названиями, особенно Чухломы.  И увидели глухую провинцию такой, какой они её когда-то покинули - серую, грязную и бедную.  И стало им страшно и тоскливо.  Не помогло посещение местного музея с его бедной экспозицией и нищими смотрительницами.  Творческая поездка свелась к банальной пьянке и закончилась «пустотой» и отсутствием «хоть каких-нибудь» мыслей.  Напоследок в подпитии они отправились в школу на танцы, где начали приставать к девушкам и чуть было не получили по заслугам от местных парней.  Всё кончилось тем, что местные ребята, во избежание конфликта, мирно, но настойчиво  посадили их в автобус и отправили домой.  От драки спасло их то, что они постоянно бравировали своим писательским статусом.  Вполне символично их возвращение в Москву - слияние с толпой у метро.  Ведь в толпе нет места индивидуальности и таланту.  Столичная суета и сытая жизнь стёрли в них и то и другое, а также стремление видеть, узнавать и творить.  Грустная история.

Алёна Зорина, Сергей Могулов, Юрий Лугин, Виталий Богомолов, Мария Каменецкая и Нина Веселова

     Этих совершенно разных авторов объединяют общие черты – краткость текстов, оригинальность, нетривиальность мышления и письма.

Алёна Зорина мне интересна и понятна: она моя коллега - филолог.  В коротком рассказе «Холодное топливо» автор использует разноуровневые стилистические приёмы.  Уже само название, представляет собой оксюморон, «атрибутивное сочетание слов, члены которого как бы насильно связываются в одно понятие несмотря на то, что в них заметна скорее тенденция к отталкиванию друг от друга, чем к соединению».   На протяжении всего текста А. Зорина неоднократно использует этот приём.  Её короткий рассказ разбит на ещё более мелкие части, разделённые пробелами. В каждой части сталкиваются несопоставимые слова, идеи, мысли, образуя оксюмороны на текстовом уровне и придавая рассказу иронический оттенок.  Например: «проезжаешь дома русские, резные, а справа человек коньяк пьёт и говорит: «Хорошо-то как на земле русской жить».  Север, в который она рвётся и хочет вернуться - «бытовой, одомашненный, ежедневный», он не даёт ей покоя, как «хлебные крошки, запутавшиеся в шерстяной кофте».
     Интересны образы-перевёртыши – «снег греет спину», «небо бескрайнее цвета речной воды», а не наоборот, что было бы привычнее, а значит скучнее. 
     Курсивом выделены строки с ключевым словом «любовь».  В этих строках и беспокойство, а имеет ли она право со своим отсутствием опыта говорить о любви и вопросы: опыт – это плохо,  а расставание и есть то плохое, что необходимо «проглотить» ради любви?
     Проза А. Зориной – умная, талантливая и своеобразная.  По-моему, она первая догадалась использовать свои профессиональные знания иностранных языков, грамматики, стилистики и литературы в литературном творчестве.  Текст рассказа организован так, что его короткие части содержат и отдельные мысли, и сливаются в «поток сознания» на общую тему: «Еду в поезде на нижней полке, смотрю в окно и думаю».  И здесь автор сразу объявляет, каким образом она, не имея большого жизненного опыта будет писать для нас своё послание – «лучше вспомнить несколько вещей и через них пропустить мой Север, так и получится моё холодное топливо». 
     И потрясающая концовка – «ни один поезд не сможет уместить всё то, что я каждый раз увожу обратно», читай - с Севера в чужие края.  В ней русская тоска по родной стороне, которую:

Ни уложить спать,
Ни залить водой,
Ни выпустить погулять,
Ни поломать, ни отдать, ни потерять.

Остаётся к автору одно пожелание – хочу такого же ещё.

     «Прощание на крыше» Сергея Могулова – короткий рассказ-фантазия на тему, что было бы, если бы постаревший Карлсон встретился на крыше с взрослым Малышом.  Грустная история о том, что детство кончается - всё проходит, что дружба и любовь не только объединяет, но при смене векторов может разлучить.  Взрослый Малыш направил любовь на свою семью, на ординарную человеческую жизнь.  Карлсон разочарован: он ждал, что чудеса, которым он учил Малыша в детстве помогут ему во взрослой жизни совершить что-нибудь необыкновенное, а вышла – «СКУКОТА»!            
     Забавно, неординарно и профессионально хорошо написано.

     Короткий рассказ «Отец» об отношениях отца с сыном-подростком и о том, как сын в дороге спасает отца от внезапной смерти написан профессионально хорошо, что не удивительно, так как Юрий Лугин по образованию – учитель русского языка и литературы.  Текст чистый, ни на одном слове, ни на одном предложении не споткнёшься, кажется, что будет скучно.  Ничего подобного. В малом пространстве короткой прозы стилистические изыски не помещаются физически, поэтому автор нашёл другой способ передать как можно больше информации фактической и эмоциональной.  Он по-особенному организовал текст - структура  рассказа похожа на подъём по ступенчатой лестнице.  По мере подъёма, развивающееся в нём действие набирает эмоциональное напряжение, за которым следует катарсис и разрядка.  Такой строй можно заметить, если перечислить начала каждого абзаца текста:
1 - Отца я увидел сразу;
2 - В глаза, будто соринка попала;
3 - Хорошо папка себя правильно повёл;
4 - Попрощались (с друзьями);
5 - Напоследок  с Вовчиком (попрощались с лучшим другом;)
6 - На отца эта песня (передаётся по радио в машине) сильно действует;
7 - Вроде обошлось;
8 - Из города выехали;
9 - Почти не разговаривали;
10 - За переездом... отец меня за руль пустил;
11 - Погнал я уазик;
12 - Останови, Степан;
13 - Я – по тормозам;
14 - Папка, папка, не умирай!
15 - Ни о чём не думал... отца родного вдарил;
16 - Ткнулся в сугроб с папкой рядом;
17 - Откормили бугая, - слышу;
18 - Поднялись, отряхнулись.
     С первого по тринадцатый абзац эмоциональное напряжение набирает силу, четырнадцатый абзац – наивысшая точка напряжения, а дальше разрядка.  Напряжение снимается кратким поэтическим описанием природы: «А снег, как шёл, так и идёт огромными пушистыми хлопьями.  Свет от фар уазика обыкновенные ёлки под серебристые маскирует.  Луна плывёт масленичным блином, изредка, как балерина пачкой, в облака снизу укутываясь».

     Рассказ Виталия Богомолова «Лысый» - ещё более лаконичный, чем рассказ предыдущего автора.  Телеграфным стилем он напомнил мне произведения Эрнста Хемингуэя тридцатых-сороковых годов прошлого века.  Содержание его текста также сжато до крайности и за счёт этой сжатости автор достигает необычайно высокого напряжения эмоций, особенно страха, в решающие моменты жизни героя рассказа.

     Короткая психологическая зарисовка под названием «Дно.  Стоянка одна минута» Марии Каменецкой написана добротно и привлекает внимание читателя.  Мне было интересно читать эту миниатюру потому, что она напомнила мне собственные «бывальщины» - рассказики о том, что когда-либо случилось со мной или моими респондентами.  Кажется, я поняла, что было побудительным моментом написания этого текста – необычное название станции, всколыхнувшее в авторе рой мыслей и ассоциаций.   

     Этот ряд авторов завершает Нина Веселова, поразившая меня  изящным парафразом под названием «История одного предложения».  Нина вообще в последнее время ищет новые формы самовыражения, в прозе и в стихах.  А здесь в каскаде повторов одного и того же высказывания - «Мама мыла раму» с небольшими вариациями, она на одной странице текста закодировала превратности жизни и судьбы матери и дочери, все перипетии их отношений на протяжении большого отрезка времени, почти всей жизни.  Этот рассказ просто - апофеоз краткости и сжатости мысли.

      Прочтение текстов этой группы писателей навело меня на мысль о появлении новой тенденции в развитии прозы последних лет – массового увлечения короткими рассказами, миниатюрами.  Такая тенденция возникла не на пустом месте это – ответ на запрос современного общества, молодёжь не желает читать длинные тексты.  Под влиянием развития новых коммуникативных технологий молодые читатели стремятся к максимальной краткости выражения мыслей и эмоций.  Другой вопрос, к чему это приведёт и сможет ли неначитанный человек понять, что авторы коротких рассказов зашифровывают в своих текстах?

     Заголовок рассказа Игоря Пузырёва,  «Вертлявая ворга в щебнях», пару дней после прочтения, словно заговор повторяла память.  Саамские слова своей новизной и необычностью не давали покоя. А рассказ, что ж рассказ чётко вписался в мужскую компанию альманаха.  По содержанию и по исполнению он очень близок творчеству Д. Новикова и А. Бушковского.  Он о том, что настоящему мужчине необходимы «выгулы», отвлечение от рутинности жизни и работы, необходим адреналин, который получают, преодолевая трудности, возвращаясь к полу первобытному существованию.  Как в случае с лаечным кобелём Боем, вывалявшемся, как я подозреваю в экскрементах, а после вытершегося обо всех участников «выгула» и сообщившего им всем одинаковое природное «благоухание»!  Чем больше трудностей, тем лучше.  И ещё больше адреналина, если на борьбу с трудностями идут вместе с друзьями, единомышленниками и всё это происходит в процессе любимых мужских занятий – рыбалки, охоты, приготовления и поглощения пищи и пития «огненной воды», в данном случае, водки и спирта. 
     Но главное, что рассказ написан удивительно легко, весело и энергично, с самоиронией – именно этим он мне импонирует.   Автор – жизнелюб, когда он пишет о рыбалке и ухе, читатель видит его глазами окружающие пейзажи и только что выловленных рыб,  чувствует запах и вкус сваренной ухи.  У него слюнки текут от запаха похлёбки с куропатками.  Вместе с рассказчиком и персонажами читатель ощущает силу саамских сейдов, верит, что тундра живая: она спит и видит сны.  И так же, как у Д. Новикова и А. Бушковского, история И. Пузырёва пронизана любовью к Северу, красоте северной природы и её первозданности.
     Интересно, что этот рассказ структурно тяготеет к компании авторов-мастеров короткого рассказа.  И. Пузырёв дробит его на более мелкие части, подчёркнуто разделяя их звёздочками, как отдельные единицы целого, более тесно связанные друг с другом, чем, скажем, главы в повести или в романе.  А далее он  переходит к собственно коротким рассказам: «Жду здесь», «Среда» и «Птичка». 
     Первая история интересна, но не оригинальна.  С точки зрения животных и, в частности собак, писали и другие авторы, не только прошлого, но и настоящего времени.  В целом – грустный рассказ о собачьей преданности и человеческом, предательском равнодушии.
     Вторая история написана необычно - от имени единственного героя в форме внутренней и прямой речи, которая передаётся автором короткими абзацами, разделёнными пробелами, что делает речь героя отрывочной, а мысли неоформленными.  Необычен и сам герой – неудачник, пьяница и приживал, таким его сделала современная жизнь.  Этот человек дезориентирован и выброшен мошенниками в пустоту в прямом и  в переносном смысле. Они воспользовались его неграмотностью в предпринимательских делах, глупостью и доверчивостью. 
     В речи героя автор сочетает не сочетаемое, использует авторские неологизмы, и получается сочный, ироничный язык – «хлебнул всей душой» спиртного, «пожалели меня или цемента», «отчалил восвояси.  Свояси и тогда стояли на том же месте», «и на работе ещё что-то делает в свободное от домашней движухи время». 
     Интересно сопоставление провинциального города Зима и Москвы.  Зима – «Городок, вцепившийся зубами в единственный рельс среди тайги», а Москва – «жаркая давка людей, возможностей, денег и радостей на них выменянных». 
     «Птичка» - третий, талантливо написанный рассказ о бессодержательной жизни мелких клерков одного из множества бизнес-центров, читай, обо всей несчастной братии бесчисленных бизнес-центров и других подобных им заведений.  Клерки пишут никому ненужные бумажки и все, как один, готовы целыми днями заниматься чем угодно, хотя бы полумёртвой птичкой, только не пустой работой.  Этот рассказ останется в истории, и когда-нибудь другие поколения наших соотечественников смогут узнать, что такое настоящее безвременье, когда оно бывает и как выглядит.

Ирина Мамаева и Наталья Мелёхина

     О рассказах Н. Мелёхиной, опубликованных в этом альманахе я уже писала, поэтому здесь отмечу только, что она - одна из лучших новых писателей в современной России.  Н. Мелёхина прекрасно образованный, талантливый, умный и непрестанно работающий над собой литератор.  Её большой журналистский опыт, постоянное изучение жизни людей, любовное отношение к деревне и деревенским жителям, среды, из которой она вышла и знает не понаслышке, помогли ей определиться в жанровых предпочтениях, в поисках и  оттачивании собственного стиля.  Я вижу её рядом с И. Мамаевой потому, что обе они пишут на классическом русском языке.   
      Очень сильный, психологически тонкий рассказ И. Мамаевой «Клубничка» повествует о нищенской жизни и об униженном состоянии отечественной интеллигенции в девяностых годах прошлого столетия и в нулевых годах начала нынешнего века, когда многим, чтобы выжить приходилось работать в двух, трёх местах и хорошо, если по специальности.  (Мне самой это хорошо знакомо).  А в собственный отпуск, если повезёт, наниматься на работу к фермерам за границу.  В рассказе говорится о том, что немолодая врач-терапевт высшей категории вынуждена заниматься рабским трудом на сборе клубники у финских фермеров, чтобы иметь возможность платить по кредиту за квартиру и не умереть с голоду, живя на мизерную зарплату.   
     Текст написан безупречно чистым русским языком, талантливо и ярко, без надрыва, пафоса и обвинений, в чей бы то ни было адрес.  Человек обычно любит искать виноватого в своих бедах и неудачах, но героиня этого рассказа, щедрая душой русская женщина в самых тяжких обстоятельствах, когда вокруг царит несправедливость и жестокость, говорит: «Бог есть.  Он есть и по ту и по эту сторону границы.  И никто ни в чём не виноват».   

Валентина Кузнецова

     В статье «Поморский краевед И.М. Дуров и его забытая рукопись» Валентина Кузнецова погрузила меня в мир науки.  Её сугубо научный текст написан неравнодушным человеком, патриотом своей страны и родного края.  Хочется поблагодарить Валентину Павловну за то, что она нашла, способствовала публикации и спасла для нас и грядущих поколений бесценный труд И. М. Дурова - «Словарь живого поморского языка в его бытовом и этнографическом применении».  Но это не просто словарь, а многолетний труд языковеда и этнографа, включивший в себя исследования фольклора, северорусских обрядов и обрядовой поэзии, духовных стихов и тому подобного.  И «поморы хранят эту книгу как драгоценное послание предыдущих поколений и подарок от их земляка, великого труженика и настоящего учёного Ивана Матвеевича Дурова».

      Здесь публикуются и два небольших текста Ивана Дурова под общим названием «Очерки Кемского Поморья».  Оба текста «Полтам-Корга» и «На пути в Сороку» являются описанием одного и того же водного путешествия автора по сёлам Поморья и Кемскому уезду в самом начале двадцатого века.  Они написаны так лирично, с такой любовью, что от них невозможно оторваться, и читаются, как художественные произведения.  И. Дуров соединил в своих текстах огромные научные знания с талантом рассказчика.  Автор описывает всё, что встречает по пути в два больших селения.  Он путешествует на парусном карбасе, большой парусной лодке, в тихую погоду, идущую на вёслах.  Карбас «тихо скользит по зеркальной поверхности Белого моря, ловко лавируя среди целого лабиринта «ладушек» (небольших островков в заливе около Кеми)».  И рассказ его плывёт также плавно и тихо, постепенно набирая силу и разворачивая перед читателем прекрасные картины окружающего мира.  Современный человек почерпнёт для себя много нового, незнакомого, в этих рассказах, новых знаний, старинных слов и понятий.  Удивительно, что гребцы и кормщик в первом рассказе женщины - «жёнки-гребцы».  Автор описывает женский труд, обычаи и их низкое положение в семье.  В текстах упоминается интересная деталь, как и почему появилась на севере частушка и вытеснила, заменила характерные русские народные мотивы.  Частушка полюбилась «жёнкам» за веселье и возможность самим их сочинять.
     А сколько местных, давно вышедших из употребления слов, встречается в этих текстах, например: «корга» – небольшой островок, поросший растительностью; «няша» – топкий илистый грунт; «бар» – бухта и т.п.  Особое внимание уделяется поморскому говору, который «имеет мягко цокающие оттенки», например: цяй, дельниця, виця, цяшка, цёго, цюдо».  Это очень похоже на говоры в остаточном виде до сих пор существующие в северо-восточных районах Вологодской области, там сохранились не только говоры, но и их носители - староверы.  Думается, что поморами стали многие вологодские староверы, во множестве ушедшие на север в прошлом веке от гонений новой власти. 
     Необыкновенно интересно старинное предание, записанное автором «О мёртвой деве, сидящей на прялке» и притча о сотворении мира, значительно отличающаяся от канонического евангельского текста на ту же тему. 
     Ещё раз спасибо Валентине Павловне Кузнецовой за этот познавательный экскурс в прошлое нашей культуры и страны. 

Жаль расставаться с «Альманахом новой северной прозы», он, несомненно, удался, заслуживает похвал и всяческого внимания.  Хочется, чтобы «первая попытка» Дмитрия Новикова обрела статус  постоянного знакомства с новыми талантливыми авторами Русского Севера.

20.08.2017